Игорь Чиркунов
Проект Икар. Беглец из Альфа-теста
– Я тоже каталась когда–то.
Мысленно отметил грустную интонацию. Интересно, а у нее–то что?
– Хорошо. Вот и представь: ты решаешь начать заниматься, а склона проще красного нет. Стартовать сразу на красной трассе без выработанных навыков, без закрепленной моторики – это гарантированные травмы, если не хуже. Согласна?
Анахита кивнула.
– Вот и приходится эти навыки сначала закреплять на ровном, там, где нет шансов поломаться.
– А как же… – не выдержал Руслав, – как можно научиться… ну не знаю, плавать, что ли? В сухом бассейне?
– Вот в этом–то и сложность. В принципе, для уверенного и безопасного старта нужно выработать автоматизм как минимум по трем каналам управления: крен, тангаж, скорость бега. После отрыва следить за кренами, тангажем, скоростью подъема–спуска – так называемой вертикальной скоростью, иметь устойчивые навыки посадочных действий. На мой взгляд, это достаточный минимум, чтобы пилот мог слететь с небольшой горочки или подлететь на лебедке на небольшую высоту по прямой, без поворотов.
Посмотрел на ребят. По–моему, не проняло.
– Проблема в том, что, когда ты приходишь учиться, у тебя нет ни одного из перечисленных навыков, к тому же их невозможно развивать и закреплять одновременно – только по одному. Приходишь в клуб, берешь крыло и начинаешь с ним просто бегать по прямой. Бегать в подвеске, пристегнутым к крылу, непривычно. Поначалу оно просто мешает, наминает тебе огромные синяки на плечах: постоянно старается свалиться в крен или задрать нос, превращаясь в огромный аэродинамический тормоз. Или опустит нос, и тогда ты просто не можешь за ним угнаться. В результате ноги отстают, и ты падаешь лицом вниз, получая по голове килевой трубой.
На минуту прервался, провалился в воспоминания. Спутники молчали, как будто что–то почувствовав. Я вынырнул из прошлого, продолжил:
– Сначала ты учишься контролировать крен: кто–то пробежке к десятой, кто–то к сотой более–менее уверенно компенсирует его и может теперь переключить внимание на тангаж, то есть насколько задран нос, – показал ладонью, не хватало еще терминами народ грузить. – Когда ты и это будешь контролировать на автомате, можно уделить внимание быстроте бега.
– А бег–то зачем? Вы же летаете.
– Чтоб разогнать крыло до взлетной скорости – двадцать пять, а у спортивных аппаратов может быть и за тридцать километров в час. Иначе крыло тебя не поднимет. Если стартуешь в горах – площадка старта кончится, крыло еще не набрало скорости, не несет тебя и не рулится. А под тобой уже метров тридцать, иногда сто…
Со значением помолчал. Эльфийка передернула плечами:
– Брр. Страшно, как представлю себе… Феникс, а летать страшно?
Задумался, прислушиваясь к ощущениям. Не то чтобы у меня не было ответа. Нет. На этот вопрос за десять лет я отвечал достаточно. Тут было другое. Мне страшно хотелось, просто горело рассказать им обо всем. И о первом старте как о первой любви. И об Альпах и Кавказе. О роторах и потоках. О том, как выглядит земля с высоты. Я так долго хоронил внутри себя весь этот мир, а теперь он прорвался наружу через вскрытый гнойник и требовал, чтоб им с кем–то поделились. Но я боялся, что загружу ребят избытком информации, и за массой цифр, терминов и правил они не смогут разглядеть это чудо – мир летающих людей.
– Ты что молчишь–то? Извини, если спросила что–то личное…
– Да нет, все нормально. И бояться – тоже. Знаешь, у нас говорят: пилот может быть смелым или старым, но одновременно смелых и старых не бывает. Я, если можно так выразиться, старый пилот, – взглянул в смеющиеся глаза, – расскажу тебе такую историю. Однажды, еще совсем мелкими пацанами, мы забрались на вышку для прыжков на лыжах с трамплина. Было лето, она простаивала и не охранялась. Я тогда представил, что вот сижу на этой лавочке, в лыжах, и сейчас прыгать… Мне стало так страшно! Подумал, что просто обосрался бы. Вцепился в сиденье, и вниз спихнуть меня можно было бы только с этой злосчастной лавочкой.
– Ой, я тоже, как посмотрю на их прыжки, как представлю себя на их месте – я бы на этой лавке просто от разрыва сердца померла!
– Я продолжу. И вот, помню, это было уже на втором году занятий, но не так чтоб задолго от первого полета. Я стоял на старте, встегнутый в аппарат, готовый, и вдруг поймал себя на мысли, что мне не страшно! Вот абсолютно. Нет, есть небольшой предстартовый мандраж, но в основном из–за каких–то рабочих моментов: правильно ли оторвусь, сумею ли выдержать красивый угол, справлюсь ли с учебной задачей. Но я не боюсь, как тогда, на прыжковой вышке. Так поразился этому чувству, что почти проморгал команду «Пошел». Среагировал только на «Пошел, твою так разэдак…» – Саныч у нас был страшный матерщинник. Потом, после приземления, наслушался всякого из–за того, что туплю на старте.
Отложил, наконец, миску, которую держал в руках уже некоторое время, несмотря на то что она давным–давно опустела. Как–то автоматом принял протянутую кружку с чаем. Мимолетно отметил, как Анахита подняла мою миску с явным намереньем после помыть. Продолжил.
– Потом, конечно, бывало страшно. Например, когда я на совершенно новом, более спортивном, а значит, строгом крыле позволил уговорить себя летать с Ай–Петри и долго стоял на старте, будучи не в состоянии справиться с крылом. Я его поднимаю – всё, сейчас два шага, и в воздухе! Но встречные порывы настолько сильные и нестабильные, что я не могу удержать крыло ровно. Его постоянно заваливает то в одну сторону, то в другую. Старт с креном – это сразу циркуль, и врезаешься в склон. А на Ай–Петри под стартом обрыв, и кувыркаться мне вниз далеко.
Или вот еще, летали на равнине, ветер был сильнее, чем я тогда мог справиться, но все равно полетел. И в воздухе вспомнил поговорку: «Лучше быть на земле и жалеть, что ты не в воздухе, чем наоборот», – я даже рассмеялся, вспомнив тот случай, как меня тогда колбасило! И это я еще был на учебном крыле, вот что значит недостаточный налет! – Но ты знаешь, никогда это не был тот парализующий страх, который я испытал в детстве на прыжковом трамплине. Как бы его описать …
Пощелкал пальцами, подыскивая подходящее слово, отхлебнул чаю. Обвел ребят взглядом. Анахита сидела в испуганно–восторженном внимании, прижав мою миску к груди, словно пытаясь загородиться ею от чего–то. Руслав замер с такой же, как у меня, кружкой. Лицо спокойное, но я отметил, как побелели костяшки удерживающей кружку руки.
– Я бы сказал, что это был «рабочий» страх. Скорее даже просто опасение. Я говорил сам себе: «Чего ты трясешься? Ты же все умеешь. Может, не в этих условиях, но ты делал это десятки раз, и у тебя получалось!». А потом делал то, что нужно было. И все получалось.
На несколько секунд над полянкой повисла тишина. Даже не трещал потухший костерок. Только шум ветра фоном, да шелест листвы, да какие–то кузнечики.
Я, наконец, замолчал, обхватил кружку обоими руками и стал пить горячий чай маленькими глоточками. По телу разливалось тепло то ли от чая, то ли оттого, что я хоть немного поделился миром, бывшим для меня когда–то смыслом жизни, с людьми, которые за короткий промежуток времени стали мне не чужими. Шли секунды, складывались в минуты, а я старался впитать этот момент, это чувство, боялся спугнуть его.
Вдруг мир словно слегка изменился: я как будто оказался там, в прошлом, за чертой двухлетней давности, словно и не было ее. На миг показалось, что сижу я не в игре, не у виртуального костра и не с аватарами неизвестных мне в реале людей, а как раньше – в перерыве между полетами, на бивуаке. Где–то рядом дельтапланы, собранные, уже готовые к старту. И сейчас кто–нибудь скажет: «Ну что расселись, летать сегодня кто–нибудь собирается?», и мы пойдем, распределяя на ходу очередность, чтоб оторваться от земли, от ее проблем и суеты в мир, где есть только ветер, высота и свобода.
Глава 25 Дилемма
– Слушай, Фес, я что–то не пойму. Если так любишь летать, почему в игре ты пешеходный травник? Тебе подошел бы, ну не знаю, наездник на драконе какой–нибудь. Или… да разве мало в Фанворде летающих профессий!
– А почему ты не лучник?
Повисла пауза. Парень несколько секунд молча смотрел на меня, потом просто кивнул.
– Ну что, отдохнули? – Руслав обвел взглядом наш небольшой отрядик. – Тогда в путь. Не хочу в темноте по вершине шариться, а нам еще идти.
Что–что царапнуло меня в его словах, однако под сильным впечатлением от произошедшего – еще бы, впервые за два года разговаривал с кем–то о полетах – я просто не обратил внимания. Но что–то, видимо, отразилось на лице, поскольку Рус решил пояснить:
– Нам после спуска все равно двигать к следующему отрогу, останется только восточный. Поэтому сюда возвращаться нерационально. Сделаем временную стоянку под вершиной и оттуда выдвинемся дальше.
Собрались быстро. Закидали остатки костра землей, двинулись в обычном порядке: впереди Рус, нагруженный как ишак; между нами почти налегке Анахита, я замыкал. Судя по карте, до конца отрога было чуть больше двух километров в земных измерениях. Опять траверсили по границе зоны леса. В этом месте, видимо из–за стыка двух текстур – лесной и горной, образовалась как бы небольшая полочка, вполне проходибельная.
Наша скорость могла быть выше, если бы не любопытство эльфы. Она беспрестанно поворачивалась, где можно – шла рядом и засыпала меня вопросами о полетах, об облаках, о горах и всем–всем, что могло быть связано с полетами. Не буду отрицать, мне эта беседа нравилась.
– Феникс, расскажи, а в чем смысл ваших полетов?
– Не понял.
– Вы летаете для чего? Ну там, бросить вызов, преодолеть страх… не знаю, испытать себя наконец…
– А, ты об этом. Вот так вот с ходу и не ответишь…
Я надолго задумался, уткнувшись взглядом под ноги. Какое–то время наш отрядик шагал в молчании, слышно было только скрипение каменной осыпи под тяжкими шагами Руса да буханье моих ножных колодок. Анахита, как и положено эльфам, двигалась почти бесшумно. В такт шагам заплечный мешок постукивал по сложенным под плащом крыльям.
– Знаешь, Аня, полет – это и есть смысл. Я тебе одну историю расскажу, а ты понимай как хочешь.
Помолчал, подбирая слова.
– Мне повезло быть знакомым, хоть и недолго, с удивительной женщиной, одной из основательниц известной дельтапланерной школы. Первый раз мы пересеклись на Юце, я был еще совсем зеленым новичком, только–только научившимся висеть в динамике. Приземлились почти одновременно, оттащили дельты в сторонку, чтоб освободить площадку. Там такой удачный пятачок, защищенный от ветра, не приходится постоянно аппарат контролировать. И стали вместе разбирать крылья. Естественно, разговорились. Татьяна дала несколько советов, мы ведь перед этим почти час у одного склона крутились. То, что я учлет, было очевидно: и по тому как летаю, и по амуниции – учебный крыл, учебная подвесь. Впрочем, никогда не игнорировал советы более опытных пилотов, даже когда начал вполне уверенно летать. А потом она как–то так внезапно спросила, нравится ли мне летать. Что я мог тогда наговорить? Да еще адреналин не отпустил. Она выслушала мою восторженную ахинею, а потом сказала: «Летать – это единственное, ради чего стоит жить».
Я замолчал на некоторое время, вслушиваясь в ритм нашей группы, потом добавил:
– Тогда я еще не знал, что врачи поставили ей диагноз «неоперабельный рак» и отвели полгода. Она прожила целый год и посвятила этот год полетам, – поджал губы, пытаясь изобразить улыбку, – вот такой вот смысл.
Мы продолжили топать, каждый в своих мыслях.
И тут внезапно, как нечаянная зубная боль, наконец–то дошло, что зацепило меня в речи Руслава. Я поднажал и пошел рядом с парнем, благо местность позволяла.
– Рус, погоди. Мне показалось, или ты на самом деле хочешь сам, – я подчеркнул последнее слово, – подниматься за травой?
– Почему сам? – тот пожал плечами. – Пойдем вместе. Подстрахуем друг друга. Всяко получится быстрее, да и надежнее. У меня веревка есть, можем в связке.
Удивленно взглянул на равномерно шагающего парня: да какая на фиг связка?! Он сорвется – мне его не удержать… Впрочем, о чем я думаю? Это же исключено!
Пока еще не веря в происходящее, уточнил:
– Ты предлагаешь подниматься вместе?
Как будто он только что не об этом же самом говорил. Все еще на что–то надеясь, спросил:
– Рус, зачем? Я сам схожу, мне это несложно, вы убедились.
Включилась эльфийка:
– Ага, видели, как несложно, полвечера тебя отхаживать пришлось. Рус дело говорит, сходите вместе, я внизу подожду.
– Ну так это ж… – замолчал. Чуть было не ляпнул, что руку сломал из–за сильного ветра на вершине, а сейчас условия комфортные. Ветерок на северном отроге, конечно, будет, но приземлюсь без проблем. Да уж, не самая подходящая аргументация!
– Слушайте, зачем тащиться наверх вместе? Я, в конце концов, и растение изучил, теперь без проблем опознаю. И поднимаюсь я лучше.
Но Руслав был непреклонен:
– Фес, прекращай ерунду нести. Я верю в то, что ты и один отлично справишься, ты это показал, нет вопросов. Но нам надо торопиться: непонятно еще, сколько времени мы на одну вершину потратим, а потом на переход обратно. Вдвоем быстрее и надежнее.
Я подвис. Блин, парень кругом прав, если не брать мои особые обстоятельства, про которые им знать пока не нужно. И это была проблема! Медленно начало подступать осознание катастрофы. Мозг сопротивлялся, не верил, искал варианты, но сосущее чувство в груди как бы намекало – не выйдет. Да как же так–то?!
Рус уверен, что я имею высокий скилл в Скалолазании. Ну правильно, иначе как бы я добрался до прошлой вершины? Вот только, по здравому размышлению, если у нас,икаров, и есть это умение как расовое, так сказать врожденное, то вряд ли сильно развито. Его же никто целенаправленно не развивает. Так… приземлился, взлетел со скальника. Это не то же самое, что подняться на него ручками–ножками. Я просто уверен, что скилл Руслава выше моего. Вот будет здорово, если пойдем вместе и я буду постоянно срываться, повисая на страховке как бесполезный груз.
– Рус, ты что, предлагаешь Аню оставить внизу одну? Нет, я на это пойти совершенно не могу – кто–то должен остаться с нашим лекарем.
Эльфийка посмотрела с теплотой и каким–то умилением. В другое время я, наверно, испытал бы приятные чувства по этому поводу, но не сейчас.
– Феникс, я тебе так благодарна, что думаешь обо мне. Я, честно говоря, даже стала отвыкать от такого. Но ты не беспокойся: я девочка большая, постоять за себя могу. Тем более вы же быстро?
Ага, вот успокоила так успокоила. Нет, совместный подъем исключен, соглашаться на такое нельзя. Причем это даже не предложение. Да и как? Я же нормально держусь на наклонной поверхности в основном за счет когтистых лап.
Хм, а может, это выход – как–то оправдать лапы? Дескать, это такое проклятье, последствия неудачного колдовства, заболевание, врожденное уродство.
Да, скажу, что когда создавал персонажа в редакторе, перед первым входом в игру, пьяный был, вот и нарисовал себе всякого. А что? Прокатит!
– Фес, или ты не хочешь идти со мной, потому что есть секреты, которые не надо светить?
– Да не, ну какие секреты? – пробормотал на автомате, – никаких секретов нет…
Да, светить лапы не вариант, по любому начнутся вопросы. Все равно, если смотреть в букву договора о неразглашении, это уже будет нарушением. Блин, что делать–то?!
– Рус, а давай тогда соревнование устроим? – я попробовал зайти по–другому. – Ты поднимаешься с одной стороны, я с другой. Посмотрим, кто быстрее?
Ответный взгляд Руслава был разве что не с сожалением. Ну да, так смотрят на слабоумных и недалеких детей.
– Зачем мне с тобой соревноваться? Видно же и так, что победишь. Ты и выносливее, когда не по ровному, и вон даже в сапогах умудряешься подниматься там, где мне разуваться приходится. Нам нужна скорость и надежность, а я заодно у тебя подучусь немного. Ты не переживай, я тебя сильно тормозить не буду, в конце концов не самый полный нуб на вертикальных стенках, у меня и реальный опыт есть, правда–правда.
Ну и утешил! Причины отговорить Руслава у меня кончились. Я видел правильность его аргументов и не находил в себе сил спорить дальше. Значит, не иду я. Но как? Машинально огляделся по сторонам. Может, ногу сломать? Невесело усмехнулся: вот так вот шел, упал, потерял сознание, очнулся – гипс26. Хотя сознание мне терять не резон. Ладно, нога – это слишком радикально. Я не смогу идти, ребята из–за своей совестливости останутся со мной, все равно задержка. А вот сломать руку – это вариант! Со сломанной рукой не много по горам налазишься, зато идти можно. Да это выход!
Итак, ломаю руку. Как? Сейчас придумаю. Предположим, я иду, оступаюсь, а здесь склон, падаю с него, выставляя руку, – хрусь, дело сделано!
Сквозь хаотично мечущиеся мысли медленно проступало холодное, отчетливое осознание бесперспективности всех найденных вариантов. Сломать руку? С чего я решил, что рука обязательно сломается, если я в падении ее неудачно подставлю? Можно подумать, что постоянно так делаю и результат гарантирован. Да и потом, если все же сломаю, – с нами классный лекарь. Учитывая важность восхождения и отводимую мне в нем роль, Анахита восстановит мне руку за считаные минуты.
Все не то! Похоже, благовидного предлога отказаться от совместного восхождения придумать не удастся. Внутри все заныло. Оставался один–единственный вариант, к которому прибегать очень не хотелось, – слинять безо всякого предлога так же, как сбежал в первую нашу встречу. Сейчас дойдем до конца отрога, до того места, с которого надо начинать подъем, и я, как и в тот раз, скажу… Что? Да неважно. Скажу: «Надо», и все. Ребята примут и, наверно, поймут. Они замечательные, лишних вопросов не будет.
Но в том то и дело, что они такие замечательные. Мне до жути, до сосущей пустоты внутри или крика в небеса не хотелось с ними расставаться. Я ведь только нашел людей, которым впервые за столько лет фактически начал приоткрывать душу. Ведь впереди еще так много дней и вечеров у костра. Мой взгляд невольно упал на опять идущую впереди меня эльфийку: на ее волосы, стан, походку. Перед мысленным взором встали ее улыбающиеся глаза, слегка скошенный в усмешке рот. Я не хочу ее терять!
И если я сейчас просто уйду, как я смогу снова как ни в чем не бывало присоединиться к ним через несколько дней? Нельзя просто так без объяснения причин уходить всякий раз, а потом возвращаться. Захотел – ушел, захотел – вернулся. Так неправильно, они тоже люди.
Запоздало мелькнуло сожаление. Надо было не колбаситься с орлом в свое удовольствие, а слетать и сорвать этот злосчастный эдельвейс. Сейчас бы дошли до места, а я как фокусник – раз цветок из кармана, и никуда подниматься не надо! Или нет, начали подъем, ну влез бы я чуть повыше, как–нибудь получилось бы. И тут вроде случайно – опа! – смотрите–ка, в этот раз он низко растет!
Ведь мог же предвидеть такой поворот событий. Не мучался бы сейчас, не искал варианты. Как же мы сильны задним умом!
А может, просто отстать? Задержаться вроде на чуть–чуть, дескать, скоро догоню, погодите немного. Потом быстренько сгонять за растением и дальше по намеченному плану.
Поздно! Лес слева от нас отхлынул как приливная волна, потерявшая инерцию. Перед нами открывался вид на долину. Склон, тянувшийся справа и на протяжении последнего полукилометра постепенно увеличивающий свой наклон, превратился почти в вертикальную стенку. Между ней и крутым склоном на месте леса вилась узенькая тропка, делала петлю и поворачивала за валун. Наш путь приближался к тому месту, откуда мы с Руславом, по идее, должны начать восхождение. Или к той точке, где наши пути неизбежно разойдутся, и скорее всего – навсегда. Тяжкий камень на душе превратился в неподъемный груз, готовый вот–вот сорваться вниз и похоронить под собой все мои надежды и мечты. Я стал набирать воздуха для непоправимых слов, голова закружилась – неужели гипервентиляция?! Пришлось остановиться и опереться рукой о скалу. Анахита начала оборачиваться.
И в этот момент шедший впереди Рус, собираясь обогнуть преграждавший путь валун, внезапно отпрянул.
Как–то удивленно мельком оглянулся на нас и осторожно–осторожно, самым краем глаза, выглянул из–за препятствия снова. Мгновенье, опять быстрый поворот к нам, палец прижат к губам. Вполне понятный жест! Мы с эльфой встали как вкопанные, Анахита – с занесенной ногой.
Я вскинул брови: дескать, что там? Руслав показал жестами: подходи, но тихо.
Очень осторожно ступая под умоляющим взглядом, устремленным на мои сапожищи, я обогнул стоящую соляным столбом Анахиту и приблизился. Аккуратный взгляд за угол – и тут же назад.
Перед глазами застыла картинка небольшой скальной площадки метров десять длиной, и не более двух – двух с половиной шириной, с немного скругленным левым краем, обрывающемся на север: площадка была как раз торцом (или как правильно выразиться?) этого отрога. Правый край ограничен крутым склоном, но не вертикальным, как с нашей стороны, и на мой взгляд вполне «восходибельным». В общем, подниматься можно. Под ним россыпь крупных каменюк: поменьше того валуна, из–за которого я выглядывал, но все же достающих мне где по пояс, где по колено.
Посреди площадки в три четверти оборота к нам стоял крупный…Человек? Ростом метра полтора, зато почти с такой же шириной плеч. До полностью квадратного силуэта не хватило совсем чуть–чуть. Одной рукой субъект прозаически почесывал себе задницу сквозь штаны грубой кожи. Второй, прикрываясь как от солнца (странно, оно же сзади, а мы вообще в тени отрога!), вглядывался куда–то вдаль. Руки, надо сказать, мощные, с бугрящимися мышцами – бодибилдерам на зависть – и выдающейся длины: наверно, когда опускает, достают как раз до колен.
На голое тело накинута безрукавка длинным темно–бурым мехом наружу, грубо состеганная кожаными ремешками. На голове белым пятном бросился в глаза обыкновенный платок, завязанный с четырех углов, как у какого–то дачника, по виду влажный.
Рядом, буквально под рукой, стояли прислоненные к крупному камню большой круглый щит и копье с толстым древком примерно на ладонь выше головы владельца.
Уже после того как отпрянул, до меня дошло, что кожа незнакомца серая, почти под стать цвету камню.
Вопросительно взглянул на Руса. Тот мотнул головой в сторону, откуда пришли: отойдем?
Так же осторожно вернулись назад, туда, где лес еще подступал к тропинке, и даже спустились вниз, за деревья.
– Орки, северные горные орки, – вполголоса выдохнул наш боец – и пожал плечами, – их не может здесь быть!
Мы с Анахитой не сговариваясь выжидательно уставились на парня.
– Я пересекался с ними на Северном хребте. Незадолго до того, Аня, как мы познакомились, —парень взглянул на спутницу. – Бойцы сильные. Я тогда уровнем пониже был, но и сейчас сомневаюсь, что легко справлюсь.
– Почему ты сказал, что их не может здесь быть?
– Это же северные орки!
Я пожал плечами: ну и что?
– Они живут на Северном хребте, в условиях почти что вечной мерзлоты. Отлично переносят холод, живут преимущественно в пещерах. А вот тепла не любят, поэтому встретить их южнее привычного ареала почти невозможно. Кстати, прямые солнечные лучи вызывают на коже сильнейшие ожоги. Как вампир не сгорит, – парень невесело усмехнулся, – но боевую устойчивость понижает.
– Понятно. Гадать о том, откуда они здесь, будем позже. У нас, если помните, сейчас другая задача. Поэтому вопрос у меня простой: с этим, – я мотнул головой в сторону площадки, – справиш… Справимся?
– С этим, – Рус повторил мое движение, – я и один на один справлюсь. Я же не ребенок.
Наш воин развел руками, как бы показывая: вот, мол, я какой.
– Только по одному они вне своих пещер не ходят, по крайней мере не видели ни разу. Поэтому их здесь минимум 9 бойцов плюс походный шаман. Стандартная группа для дальних разведвыходов.
– Настоящий шаман?! – по интонации эльфийки было непонятно, чего в ее голосе больше: интереса или испуга.
– К сожалению. Орки сами по себе магией не владеют. Правда, к заклинаниям стихийной магии, особенно огня и холода, устойчивы. А вот шаманы–стихийники – тот же самый холод, и кажется, еще земля. В общем, артподдержка у бойцов будет. И хорошо, если нам не попадется некромант: тот может своих погибших поднимать. Эти зомби еще тупее и медлительнее, чем живые орки, зато их убить – только если в мелкий фарш порубить.
Меня заинтересовало другое:
– Дальний разведвыход?
– Да, практика известная. Орки постоянно рассылают подобные группы в разные стороны на десяток дневных переходов. Это именно разведка, поэтому стараются в драки не лезть, на поселки и деревни, даже маленькие, не нападают, вообще светятся по минимуму. Разве что не везет «счастливчикам» вроде нас, которые могут их «запалить». Так что если эти поймут, что мы их вскрыли, – плохо.
– Насколько?
– Они же горные жители, здесь их территория. В горах от орка не убежать – настоящие машины убийства: сильные, выносливые, реакция отменная, пониженный болевой порог.
– Да уж, нарисовал ты картину. Как с ними справляются?
– В ближнем бою они страшны и почти непобедимы. Но в этом же их слабое место – луков и другого метательного оружия не знают. Если за такое не считать камни, которые они весьма удачно могут сбрасывать на головы: всегда посылают группу наверх, а скилл скалолазанья у них запредельный – что твои горные козлы. Умудряются проходить там, где без крючьев и гирлянды веревок делать нечего. Поэтому их стараются выманить на открытое место и расстрелять издалека.
– Смотри, Рус, здесь как раз узкая тропка. Если они все же ломанутся на нас, ты будешь сдерживать. Больше чем по одному на этом участке на тебя переть не получится. А мы с Аней дамажить.
– Нет, Фес, не выйдет, – парень посмотрел на меня с сожалением и отрицательно покачал головой. – Извини, но из твоего лука только мух стрелять.
Меня кольнула обида, хотя и понимал, что Рус прав. Тот продолжал:
– Для охоты он, наверно, подходит. Но ты представляешь, с чем придется столкнуться? Орки почти не пользуются железом: в их землях месторождений руды нет – слава всем богам и разработчикам! – поэтому у них нет железных доспехов. Но ты видел на нем безрукавку? – дождался моего кивка. – Она трехслойная, сверху шкура мехом наружу. Это северный горный як. Шерсть длинная и очень–очень набитая. В ней одной, например, вязнет нож. Нижний слой – толстая вываренная кожа буйвола, а между слоями роговые или костяные пластинки, тоже очень прочные. Эдакий бронежилет.
– Бригандина?
– Она самая, только пластины не изнутри, а между слоями. А так очень похоже. Не каждый удар копья пробьет. Мощный арбалет, да еще метров с десяти, конечно, шьет. Но вот с луком, особенно если это не эльфийский лонгбоу, делать нечего. Как, впрочем, и с мечом.
– Понятно.
– Ничего тебе не понятно! – кажется, Рус начал терять свое фирменное хладнокровие. – А стреляешь ты как?
– В птицу на лету попадаю, – меня, если честно, заело: да чего он?
– А сможешь вогнать стрелу в щель между щитами так, чтоб попасть в какое–нибудь уязвимое место? В глаз например? Или подмышку?
– Скъяльборг? – решил я блеснуть знаниями.
– Ну да, классическая викингская стена щитов, вполне логичное построение при таком вооружении и одоспешенности, из–за которой они как швейные машинки тыкают своими копьями. Их даже таранный удар латной кавалерии не всегда берет.
Я внезапно успокоился:
– То есть справиться с несколькими и уж точно со всем отрядом мы не сможем?
– Без вариантов.
– По–тихому снять этого часового? Подождать, посмотреть, когда у них смена, чтоб на развод не попасть?
– Вряд ли. Если, конечно, среди твоих талантов не найдется навыка стелса, чтоб незаметно подкрасться к нему и воткнуть кинжал в ухо. А слышат они будь здоров.
Теперь настала моя очередь качать головой.
– И с одной стрелы, даже если попасть в голову, ты его не снимешь. Уж больно здоровые. Да и шаман, скорее всего, почувствует. Хотя информация непроверенная.
Я даже облегченно выдохнул:
– Ну тогда нам и не нужно с ними воевать, в конце концов не за этим мы здесь! Сейчас отходим назад, где стенка не такая крутая, и я лезу наверх.
Руслав посмотрел на меня с благодарностью, но потом опять закачал головой. Да что у нас сегодня такое? Минутка отрицаний?
– Нет, Фес, не выйдет. Мы когда шли через долину, я специально смотрел. Оконечность как отрезана от остального отрога. Там расселина, так что, по всей видимости, не перебраться поверху, подниматься можно только по торцу.
Парень помолчал немного и добавил:
– Иначе бы давно предложил этот вариант.
Я призадумался. Ну–ка, вспоминай: когда перелетал эту долину, неужели не бросил взгляда на возвышавшийся впереди хребетик? Что–то такое начало всплывать в памяти: понижающийся каменный язык из центрального узла горной системы, его гребнистая спина. Та–а–ак… Ну точно – глыба скальной башни, которой заканчивался отрог, как будто отделенная узкой на таком расстоянии трещиной. Да, Руслав прав, пешком там переправиться невозможно. Но вот только кто сказал, что я это собрался делать пешком?
Ободряюще улыбнувшись обоим, я несильно хлопнул парня по плечу:
– И все же это надо попробовать сделать. Только на восхождение я иду один. Согласен, что оставлять Аню одну, когда здесь по округе шарятся эти серокожие, нельзя?
Руслав медленно кивнул. Выбора, похоже, у него не было.
