Игорь Фомин
Свистопляска
СВИСТУН
Дед Игнат проснулся с утра в дурном настроении. Нонче суббота, а выпить не моги. Нет, он, конечно, замахнул бы с радостью в обед стакан холодного самогона, а нельзя. Зарок дал. Три месяца назад, после затяжного запоя, с дракой в деревенском «супермаркете», после мытарств в полиции и больничке, решил твердо – завязываю! И каждый день вымученной трезвости хвастал по деревне своим волевым решением. Да не просто хвастал, а еще по-стариковски поучал юнцов, осваивая роль наставника молодежи. Как водится, малость привирая:
– Пацанва вы ещё. Вам лишь бы напиться, да похмелиться, вот и вся радость. Эх, робяты…Я молодой такой же был дурак. Шарохался туда-сюда. Ладно, за ум вовремя взялся. Профессор один из Москвы мне посоветовал: «А ты вместо бутылки – лучше за книгу!». Ну, записался я в нашу сельскую библиотеку. Книг перечёл – вагон. В основном, технического направления. Устройства комбайна. Работы на электропилах. Справочник монтажника. Интересная, в общем, литературка. Иной раз сядешь вечерком и зачитаешься до самого утра. Пометки разные делаешь карандашиком, навроде Ленина. Одну такую книгу с моими пометками у меня инженер залетный свистнул.
Со старшим поколением, Игнат вел другие беседы:
– Всё, Степан, отпил своё, хватит! Проснулся утром с бодуна – бабка стопку тащит: «Похмелись, мол, старый, а то помрешь сдуру, что я батюшке Андрею скажу? Что по пьянке сгорел? Как отпевать тебя будем, поганка? Не стыди ты меня, паразит! Выпей рюмку и ложись, и больше не проси, окаянный!». А я ей так спокойно: «Да пошла ты, дура, со своей водкой! Завязал я! Даю зарок. Ты мне лучше парного молочка поднеси, да борщеца горяченького, со сметанкой. Новая жизнь у меня начинается, Марья. Стопи-ка по этому случаю баньку, да рубаху чистую достань. Великое это событие – с пьянкой прощаться.
– Неужто «всё»? – удивлялись деревенские. – Так сразу-то, наверно, опасно бросать. Постепенно надо. Мельчи и мельчи, пока не отвыкнешь.
– Э, нет! – строго заявлял Игнат. – Дал слово – держи! Буду я еще наперстками баловаться. Пацан я что ли?
– Ну, молодец! Нашел в себе силы с этой заразой покончить. Живи-радуйся!
– Сейчас у меня планов громадьё. Иной раз, извиняюсь – поссать некогда.
В общем, ходил Игнат по деревне, хвастая своей трезвостью, будто уже двадцать лет к стакану не прикасался. И так он увлекся, этой своей ролью, что чувствовал себя неким древним старцем, который бродит с посохом по деревням-селам, и учит людей уму-разуму. А бабы с детьми и старухи при виде его крестятся, и просят благословения.
Жена Игната – Марья, отмечала в супруге позитивные перемены, и жила надеждой, что на этот раз муженек завязал, если не навсегда, то надолго. То-то была радость старухе, когда увидела она, что Игнат с батюшкой Андреем об чем-то гутарят возле церкви. Хотела уж встрять в ихнюю беседу, да вовремя спохватилась – не след ей встревать в мужской разговор. Там без неё разберутся.
Начиналась счастливая трезвая жизнь…Дед Игнат наладился по утрам делать зарядку. Возьмет лопату и давай с ней по двору шустрить – навроде, как в штыковую атаку идёт на врага. На мировую буржуазию. Апосля – водные процедуры. Ведро холодной воды на башку, весело, с матерком – и как заново родился!
Но вот незадача. Уже через неделю воздержания, стала Игната подмывать блудливая мыслишка: «Оно те надо, трезвость эта?». Особенно тягостно было под вечер, когда бабка собирала ужин с борщём и салом. Еще огурчики солёные с капусткой достанет. Разложит художественно по тарелочкам. Игнату становилось совсем худо – при таком великолепии да не выпить? А нельзя – зарок дал. Сидел в томительном ожидании, надеялся, что старуха вдруг скажет: «Ну, ладно, возьми уж себе чекушку. Выпей маленько с устатку». Но бабка молчала, радуясь трезвому мужику – больно работящий стал, не то, что раньше.
Наступала ночь. И блудливая мыслишка начинала подъедать с новой силой: «Ну ты учудил, дуралей! Живи, радуйся! Да какая тут радость…Тоска болотная! А, всё – заднюю уже не дашь. Сам же раззвонил по деревне про свою трезвость. Сжег мосты…Теперь мучайся, свистун!». Ворочался Игнат в кровати, а сна все не шло. Чудились ему разные застолья. То на рыбалке, по весне, с мужиками «пузырь» раздавили, то Новый год где-то в гостях встречают, а там выпивки – какой хошь. То втихушку от бабки, Игнат в своей слесарной мастерской разливают со соседом по случаю субботы – и вся закусь у них, зеленый лучок с грядки. Романтика!
Вот и эта ночь прошла рвано, с бессоницей и алкогольными «похождениями». Проснулся Игнат в девять утра с тяжелой головой, будто и впрямь всю ночь кутил. Влез в тапки, протяжно зевая, с заунывным воем-напевом. В доме было пусто – бабка ушла в магазин. Кошки лежали посреди горницы, на полу, нежась в лучах летнего солнца. Из окна хорошо поддувал ветерок на них.
– Кыссс, кыссс… – покликал Игнат потехи ради, но кошки даже головы не подняли. Знали они, что толку от него мало – кормить, не кормит, зато орать горазд. Не любили они его.
В кухне, по радио Киркоров истошно пел о безумной страсти к какой-то «афродите». Мухи весело кружили над банкой с вареньем, словно для них надрывался «король российской эстрады». Под полотенчиком лежали бутерброды с сыром. Чайник был еще горячий.
Пока Игнат плескался в ванной, пришла Марья, с полной сумкой.
– Проснулся уже? – весело спросила старуха, бойко выгружая продукты на стол. – Ну давай чаёвничать. Я колбасу взяла свежую. Ну эту, нашу любимую, молочную. Клавдия хотела урвать, да я бойчей оказалась. Я с молодости хваткая. Сваво не отдам.
– Чего она там, одна что ли была? – равнодушно спросил Игнат, ожидая, когда старуха накроет завтрак.
– Кто она?
– Колбаса…
– Одна такая. Другие я не беру – воняет от них. Собака и то есть не станет, побрезгует. А они людям скармливают. Жрите!
– Бизнесмены, мать их.
Дед Игнат любил смотреть, как жена накрывает на стол. Сам он в этом не участвовал, считая, что кухня – это бабье дело. Марья порезала кружками колбасу и принялась заваривать чай, как вдруг зазвонил мобильный телефон.
– Кому там приспичило? – спросил недовольно Игнат, дорвавшийся было до колбасы. А теперь завтрак сдвигался на неопределенное время.
Но Мария схватила телефон и убежала в гостинку. Пока она там безланила с кем-то, старик весь извёлся. Сидел как на гвоздях, накручивал себя, и уже хотел шарахнуть эту тарелку с колбасой об стену, как жена ворвалась в кухню с радостной вестью:
– Танька замуж выходит! На свадьбу нас приглашает через три месяца.
Танька – это внучка, которая жила в городе. Гостила она у них почти каждое лето. Потом, когда в старшие классы пошла, забывать стала. Раз в год приедет, на денек-другой…Хоть и училась она уже в институте – а всё одно, для стариков, оставалась такой же девчонкой, с веснушками. И вдруг на тебе – невеста.
– Жених-то завидный попался! С деньгами! – принялась оживлённо рассказывать бабка, собирая на стол. – Отец у него – какой-то городской шишка. Люди, в общем, непростые, богатенькие. Праздновать собрались в большом ресторане, много народу наприглашали. Танька говорит – двести человек.
– Куды столько? – усмехнулся Игнат. – Это ж сколько денег надо, прокормить такую ораву? Всем налей, уважь. Небось, народишко-то избалованный, не чета нам, голодранцам. Аристократы, ёб…
– Да ладно тебе! – махнула рукой бабка. – Мы тоже – не голь перекатная. Свой дом у нас, сад вон какой! Баня, парник…В город съездим, купим тебе белую рубаху, костюм с галстуком. Людка тебе прическу сделает, модельную. Будешь как Рыбников. Я тоже подготовлюсь. Не такие уж мы с тобой и старые – подумаешь, шестьдесят годков. Нас помой, причеши – нам и сорок не дашь.
– Дела… – промолвил дед Игнат, чувствуя в душе приятное волнение. – Давненько я на свадьбе не гулял.
– Только одно условие! – Марья строго зыркнула на мужа. – Пить будешь только сок. А то как начнешь заливаться – себя опозоришь, меня, Таньку! Ты же не можешь культурно, как другие. Устроишь там концерт, люди скажут: кто этого баламута пригласил?
– Оно как! – Игнат злобно смахнул какие-то крошки со стола. – Значит, рылом не вышел, с культурными сидеть за одним столом. С господами!
– Ну валенком-то не прикидывайся! – осадила Марья.
– Значит, пускай там все пьют, гуляют, а я сиди как пришибленный, помалкивай, ни то прогонят. Всем коньяки разливать будут, а я с компотом на отшибе, навроде деревенского дурака. Веселая, получается, свадебка….
– Кто тебе мешает там веселиться? Гуляй, пляши. Обязательно пить что ли? Я вон рюмку выпью, так лучше бы и не пила. Голова кругом, давление 160. Ну эту водку проклятую! Вот наливка яблочная иль вишнёвая еще куда ни шло. Иной раз можно побаловаться, после баньки, в охотку. Ой, ты меня не слушай дуру старую! Дал зарок – держи! Вся деревня уж знает, что ты теперь не пьющий. Бабы тебя в пример своим мужикам ставят. Герой!
– Ладно, хватит трепаться – сухо отрезал Игнат. – Работы невпроворот, она тут чаи гоняет. Всё, пошёл.
– Чего ты, куда? Обиделся что ли? Для кого колбасы порезала? Успеешь еще, с работой-то…Сядь, поешь по человечьи.
– Наелся!
Игнат вышел во двор и уныло побрел в «слесарку». Зажал доску в тиски, начал строгать рубаночком. Не то чтобы уж эта доска больно нужна была ему, а так чтобы отвлечься, забыть неприятный разговор с Марьей. Но словно чертик из табакерки, выскочила всё та же мыслишка: «Оно те надо, трезвость эта?». Ведь ежели подумать – великие события намечаются. Свадьба внучки, ресторан в городе, двести человек народу! Самый что ни на есть законный повод. Какая тут, на хрен, трезвость? Что деревенские не поймут, если от зарока своего – на время – отступится? Последней сволочью надо быть, чтобы попрекнуть этим.
Работа сегодня не шла. Новость о свадьбе взбаламутила Игната, хотелось поделиться радостной вестью с кем-то из соседей. А там глядишь…
В растревоженных чувствах, подался горемыка к соседям Филимоновым.
– Здорово, Матвевна! Твой-то дома?
– Здорово, Игнат! Да, дома, в гараже копошиться, как обычно. Жигуль всё чинит. Чего-то там опять сломалось. Мордуется день и ночь, всё без толку. Продать пора уже этот хлам, да кто возьмет?
– Понятно…Зайду на минуту? Тут новостишка есть у меня обалденная.
Соседка открыла калитку.
– Айда, заходи, чаёк попьем! Варенья моего клубничного отведаешь. А то его никто есть не хочет. Внукам не надо – им гамбургеры подавай из Макдоналса. Говорила я своей Настюхе: испортишь детей. Не слушала мать-дуру, умная шибко стала, а сейчас аукнулось. У Витьки – диатез, у Машеньки – изжога.
Игнат прошёл в дом, расположился за хозяйским столом, на котором стоял старинный самовар. Матвеевна повернула краник, и горячая струйка, похрюкивая, захлюпала по кружкам.
– Ну, что за новость такая, рассказывай.
– Да новость грандиозная…– Игнат сделал робкий глоток, выдерживая паузу. – Вот прям не знаю, как и быть. Авось чего посоветуешь.
– Чего такое? – всполошилась Матвеевна. – Говори же, ну, не томи.
– Внучка Татьяна замуж выходит…За богача одного городского.
– Ой, мамочка родная! Повезло девке, ой Танька, ой Танька! Молодец, бойкая она у вас, вся в Марью. Когда свадьба-то?
– Да через два месяца, уж скоро. Вот, приглашают на свадьбу. За это и сцепились с бабой. Она мне говорит: дескать, пить не будешь, дескать, дал зарок – теперь держись. Рассуди, Матвевна: права моя баба, нет? Ведь, повод какой – свадьба внучки. Случай, прямо скажем, не рядовой. Событие!
– Ой, не знаю, Игнат. И ты прав, и она права. Может не ехать тебе совсем, чем так вот сидеть, на застолье, чудиком. Это ж мученье одно: все пьют – а ты молчи, глазами хлопай. Пальцем будут тыкать. Людям-то всем не объяснишь: скажут, больной он у них, или даже придурковатый. Чего, мол, привезли такого? Сидел бы дома, шибанутый.
– А я, Матвевна, так считаю: на свадьбе гулять надо – на то она и свадьба.
– Верно, сосед! Не пить на свадьбе – дурная примета. Чай, не поминки.
– Вооо! В самую суть! – Игнат оживился, повесел, вооружившись железным аргументом для будущего обстоятельного разговора с Марьей. – Эх, умная ты баба, Матвевна! Мне б такую. И чего мы не сошлись по молодости.
– Так ты ж за Машкой еще со школы увивался, на других не глядел…
– Так это, еще до армии. Потом уж, умнеть начал, да поздно – Марья на сносях была… – и тут Игнат решил сделать ход конём. – А хошь правду? Нравилась ты мне, Матвевна. Чего скрывать? Хотел к тебе посвататься, а бабу свою бросить, с дитем.
– Да ну!
– Вот и ну…Больную ты тему задела, Наталья. Даже сердце защемило. Плесни-ка настойку малеха, какое-никакое лекарство.
Матвеевна открыла шкафчик и налила рюмашку.
– Да ты, графин ты поставь на стол, чего там прятать, от кого? – засуетился Игнат. – Давай, вместе выпьем, за здоровье молодых! Никак суббота сегодня. В субботу можно рюмку-другую.
– Да с утра, кто ж пьёт? У меня тыща дел, все хозяйство на мне, куры, огород. Уборка, готовка, стирка…Мой привык на всём готовом. А ты успевай поворачивайся. Дал Бог муженька.
– Ну, смотри. А я чутка выпью – разбередила, понимаешь, меня эта новость. Шутка ли? Внучку Танюху замуж выдаю. Событие, прямо скажем, не рядовое.
Игнат налил полную рюмку, выпил махом, и тут же налил другую. Соскучился он после месячного обета по этому делу. Даже хрякнул от удовольствия.
– Закусывай огурчиками – Матвеевна услужливо пододвинула тарелку с малосольными. Её и в самом деле ждала куча дел, но она поддалась праздничному настрою соседа, и хотела подольше продлить это чувство.
– Так где свадьбу собрались они справлять?
– В том и вопрос…– Игнат закинул в глотку вторую рюмку, погружаясь в приятное опьянение. Вообще, он уютно здесь устроился. Был рад гостеприимной хозяйке и никуда не торопился, крайне заинтересованный в том, чтобы остаться тут подольше. Поближе к графинчику с наливкой.
– В том и вопрос. Жених то её – миллионер. Свадьбу хотят гулять в дорогом ресторане. Соберутся, значит, там все эти богатеи. Чиновники разные, олигархи, ворье разное…Пугачеву даже пригласили.
– С Галкиным что ли?
– Шут его знает. Вообще, артистов там много будет из Москвы. Пожрать на халяву все любят. Но главное в чем? Подарки «молодые» принимают только в долларах. Такое условие поставили. А у нас с бабкой только рубли. Я вот думаю, ежели мы рублями подарим – неужто побрезгуют.
– Вот люди с жиру бесятся! Всё им мало, всё им не так. Сволочи!
Игнат плеснул третью рюмку, выпил и хотел продолжить вольный рассказ, упиваясь вниманием хозяйки…как вдруг в кухню заскочил Василь – муж Матвеевны. По всему было видно, что раннему гостю он не очень-то рад.
– Здорово, Игнат! Чего это ты с утра наливаешь? Развязался что ли?
– Да, понимаешь событие у меня – внучка замуж выходит.
– Ну? Поздравляю. Наталья, ты растворитель куда убрала? Весь гараж перерыл.
– Да не брала я его. Ищи лучше. Сам сунул куда-то…у тебя там, черт ногу сломит.
– Вот баба! Кругом я у неё виноватый…
Началась семейная перепалка, в ходе которой заскучавший Игнат прошмыгнул на крыльцо, и скорей – за калитку. Не хотел он этот радостный день омрачать разным мелким срачем. Противно. Жалко, только наливочку на столе у Матвевны – больна хороша наливочка. Но графин в кармане не спрячешь.
Немного подумав Игнат, пошел к Степановым. Здесь ему были рады. Хозяева, Лизавета и Антип пригласили гостя за стол.
– Где это ты, дядя Игнат успел похмелиться? – спросила соседка, угощая гостя настойкой из черноплодной рябины.
– Да, Филимоновы заставили. Пей да пей! Я ни в какую. Ну, те как насели – прям до скандала. Пришлось пару рюмок оформить, чисто символически. Новость у меня, Лизавета. Сногсшибательная!
– Чего такое?
– Внучку Танюху замуж выдаем! Дождались.
– Нууу!! За кого же? – удивились Степановы.
– За фраера одного городского. Миллионера. Да вот только не гулять нам с бабкой на свадьбе-то. Пролетаем.
– Чего так?
– Значитца, свадьба будет на пароходе, на Волге, с цыганами. Но жених условие поставил: подарки от гостей принимать только золотом. Иначе не пустят.
– Да они чо там, совсем оборзели? – разозлился Антип. – Неужто родную бабку с дедом вытолкают?
– А чо нет? Там у них охрана с автоматами. Куда я против них, с голыми руками? Одного бы еще заломал, ну двух. Так там их – целая кодла.
– Ты пей, дядя Игнат, не стесняйся! – привечала Лизавета, взволнованная новостями. – Да закусывай рыбкой-то, вот тебе с укропчик с грядки. Рассказывай, чего надумали с Марьей? Где же вы золото возьмете? Кредит что ли оформите?
– Вот, гадаем…– Игнат оприходовал очередную рюмку. – А толку? Никакого золота у нас сроду не было. По моей линии, все голодранцы. С её стороны, тоже одна беднота. Штанов-то лишних никогда не было, шили-перешивали, а тут кусок золота им положь!
– Ну, купите в кредит колечко небольшое, тысяч за десять-пятнадцать. Каждый уж – по своим возможностям. С пенсионеров-то какой спрос?
– Да они, буржуи, на твоё колечко и не взглянут. Посмеются разве что над старыми пердунами…Эх, хоть бы издали глазком поглядеть на этот белый теплоход, как они там веселятся.
Игнат шаркнул ладонью по лицу, смахивая слезы:
– Вот так, ребята…Не смогу я у чужого счастья погреться. Я уж грешным делом думаю: а не бабка ли Танюху взбаламутила? Может, решили тайком – деда на свадьбу не приглашать. Он, мол, пьющий, а как выпьет – дурной. Только праздник всем испортит. Вот и придумали сказочку про золото, чтобы отвадить. А я только так скажу: помру я ребята, ни сегодня-завтра. Вот им радость будет. Никто и не вспомнит про Игната-столяра на этой свадьбе. Еще пуще будут гулять, без деда-дурака.
– Ну эт врёшь! – вскочил со стула Антип, который тоже замахнул пару стопок. – Вот что дед, сейчас покушаем еще маленько – и в город! Купишь внучке букетик, повидаетесь где-нибудь на лавочке. Поговорите душевно, с глазу на глаз.
– Правильно! – поддержала Лизавета, которая всей душой радела за Игната. – Сходите в парк, погуляйте…Потом твоя Танька будет всю жизнь вспоминать, как дед первый поздравил. Да и про свадьбу замолвишь словечко. Чего, мол, чудите там? Коли на то пошло, пусть сами сюда приезжают, всей оравой городской. Мы им тут такую свадьбу отгрохаем! У нас в деревне – благодать! Воздух, речка, лес. На что им рестораны эти? Три дня гулять будем!
– Ну, давай, дед, банкуй! – Антип принялся разливать по рюмкам. – Говори слово…Так мол так, внучку скоро выдаю замуж, а посему изволю сказать…
– Чего говорить-то? – почесал репу Игнат. – Ну, давай, за здоровье молодых, что ли…
– О, вот это правильно! Поехали!
Через полчаса Антип покликал сына Петруху, который вечерами таксовал в городе, так и не найдя себе применение в совхозе. Не тянуло его работать на дядю – он гордо называл себя ИП, хвастаясь перед друзьями, что сам себе хозяин, никакого начальства.
– Петруха, собирайся в город! – скомандовал отец.
– Чего такое? Я к Женьке собрался, «винду» хотели переустановить.
– Отставить! К Женьке ты всегда успеешь, не велика птица. Тут дед Игнат себе места не находит, мается старик. Ну я тебе по дороге обрисую ситуацию. Заводи мотор!
Через полчаса приехали в город, шумные, суетливые, полные энтузиазма. Всю дорогу обсуждали план, искря идеями. Первым делом решили навести марафет. Вломились заполошные в салон красоты, что подвернулся по дороге.
– С мытьем или без? – поинтересовалась хорошенькая парикмахерша, оглядывая нечесаную голову деда Игната, ёрзавшего в кресле.
– Оно ясно… – деловито сказал Антип. – Башку ему помойте, подстригите, причешите. Всё как положено, по высшему разряду. Не бойтесь, деньги есть, уплотим. Хорошо бы еще морду побрить, чтобы дед совсем симпатишный стал. Эх, в баньку бы тебя поросенка! Уж там бы я тебя уважил веничком. Ладно, приедем домой, отмоемся, напаримся. Сперва – дело.
Пока Игнат сгорал от стыда в парикмахерской, Антип рванул в магазин, где купил белую рубаху, «сообразно случаю».
– Да чо вы придумали, акробаты? – сокрушался Петруха, которому не терпелось скорее поехать в деревню. Там его дожидался вовсе не дружок Женька, а разведенка Катька, с которой крутил тайную любовь.
– Знай, помалкивай – урезонил отец. – Деда выручить – святое дело.
Сияющий, словно новенькая копеечка, вышел Игнат из салона красоты, поглядывая на людей, на солнышко. На дворе стоял май. И так хотелось радоваться жизни.
– Ну дед, тебя не узнать! – хлопнул по плечу Антип. – Годков двадцать сбросил. Молодой, интересный! Хоть в ЗАГС веди. А вот футболка у тебя – самое что ни на есть тряпьё. Куда в таком виде к «молодым»?
– Она у меня навроде спецовки, в слесарне в ней колупаюсь. Выбросить жалко, привык я ней. Как вторая кожа стала.
– Чудак-человек! Да нельзя же в ней по городу щеголять. Засмеют же люди. На тебе, рубаху, дарю! Нукк, смерь по-быстрому.
Антип всучил деду сверток, всё более вживаясь в роль благодетеля. Игнат снял любимую растянутую футболку, и скептически оглядывая обнову, нехотя влез в рубашку – постылую, будто с чужого плеча.
– Больно колючая! – запричитал Игнат. – Дерюга, а не рубаха. Шоркая! Такой только доски шкурить.
– Новые все колючие! Постираешь, погладишь. Обвыкнуть надо.
– Ну её в баню эту рубаху! Кожа зудит, будто в мешок тебя завернули.
– Чо-то ты больно дерганый, дед! – заметил Антип. – Выпить тебе надо. Почитай уже два часа, как не принимали – с самого обеда. Пока ехали сколько, пока в парикмахерской мордовались – успели протрезветь.
– Оно не помешало бы – согласился Игнат. – Твоя Лизавета своими чаями весь хмель согнала. Какой же дурак, после наливки чай пьёт? Не хотела же я, нет ведь, заставила баба. Теперь маюсь. И не пьяный, и не трезвый. Муть какая-то в башке.
– Пошли, похмелимся! Была здесь одна кафешка, у фонтана. А по дороге букетик купим. Сообразно случаю.
С охапкой белых роз, зашли они в летнее кафе, под зонтик. Заказали по сто грамм коньяку, чтобы снять «нервяк», который случается при всяком важном деле, особливо в романтическом порыве. Поглядывая на холеного деда Игната, утопающего в цветах, мудрый Антип стал рассуждать:
– Да не, букетом тут не отделаешься. Завянет через три дня, никто и не вспомнит. Давай-ка, мил человек, купим твоей внучке…ручные часики! Так сказать, на долгую память. Потом детишкам своим будет показывать: дедушка Игнат, мол, подарил, берегите пацанва.
– Оно, конечно…идея хорошая. Да вот с наличностью у меня хреново, Антип. Часы-то денег стоят. Ни эти с рынка, китайские, дешевые, а которые в нормальных магазинах торгуют. Сколько они по деньгам встанут?
– Тыщ десять-двадцать, приближенно.
– Уж больно цены у них кусучие. Наша с бабкой пенсия за месяц. Нам ишо на свадьбу чо то дарить надо. В общем, не потяну я.
– Могу одолжить – предложил благородный Антип, залезая в карман пиджака. – Давеча получку дали, еще не успели потратить. Нонче я дюже богатый.
– А с чего отдавать буду? Ты мои доходы знаешь, курам на смех.
– Принимай заказ, столяр! Матери моей, Анне Егоровне мебелишка нужна кой-какая, в хибару. Ну там, стол кухонный, табуретки, этажерка для кастрюлей…Хватит ей старьём утешаться. Гниль одна, а ей всё жалко выбросить. Приросла она к этим развалюхам, глядеть тошно. Комод еще нужен добрый, с золотыми ручками, побогаче. Шкаф для одёжы, большой, с зеркалом. Пусть хоть на старость лет поживет мать как барыня. Ведь в дом зайти страшно. По деньгам обрешаем апосля, на неделе. А пока вот тебе аванс – пятнадцать тысяч. На, считай!
– Сделаю в лучшем виде! – Игнат разлил по рюмкам. – Не буду трепаться лишний раз, но людям за свою работу не совестно в глаза глядеть. Матрена, вдовая Петра, кажыный раз хвалит мою скамейку. Сделал я ей, понимаешь, скамейку на могилу Петра. Ну столик еще там, малехонький сколотил, посидеть, помянуть культурно. Как встречаюсь с Матреной – так она заводится, айда расхваливать на все лады. Перед людями неудобно слухать её – стою, со стыда сгораю. Скажут: подговорил бабу, чтоб по деревне слава пошла, заказики потянулись, рублем обжился.
– Народ у нас – только бы сплетни по дворам носить… – Антип злобно махнул рукой, да так неудачно, что смахнул тарелку с селедкой со стола. Под ноги толстой тетки, восседавшей рядом, с зашуганным мужем-подкаблучником.
– Вы чего там, творите, глаза ваши пьяные! – заорала толстомордая, оглядывая свои красные туфли и такие же красные колготки.
– Извиняйте, случайно вышло – усмехнулся Антип. – Мы вообще, кофе пьем.
– Валенки деревенские! – тетка ощетинилась и приготовилась к эпической битве. – Приехали в город, а вести себя не умеют. Привыкли в свинарнике жить, и сюда лезут со своими порядками. Пьянь! А я вот полицию сейчас вызову. Пора уже вас отваживать от нашего столичного райцентра. Не для вас строились хоромы.
– Пошли отседа – шепнул Игнат приятелю. – Ишо не хватало, чтобы в обезьянник загребли. Ну её, эту дуру психованную.
Веселым шагом потопали в торговый центр. Здесь отыскали часовой бутик, и долго рядились, выбирая подходящую модель. Антип сходу заявил продавщице, что им нужно «только золотые», и та, сходу оценив состояние и «прикид» клиентов, принялась ездить по ушам деревенским простофилям:
– У нас очень большой выбор, вы какой суммой располагаете, мужчины?
Наконец, сошлись на прелестных часиках за двенадцать тысяч. На циферблате красовалась неведомая TISSOT.
– Золотые? – строго переспросил Антип, стараясь уверенно держаться на ногах. – Или китайские? Что за Тиссот? Не слыхал такие…
– А вы разве не видите, что они из Европы? – удивленно переспросила продавщица, даже слегка обидевшись за такой нелепый вопрос. При этом, правда, умолчав, что корпус часов из нержавеющей стали с покрытием цвета желтого золота.
– Ладно, берем – согласился Игнат, который сроду не любил возню у прилавков. Это Марья у него любила торговаться. – Хороши часики! Уж больно видные – как бы не стащили, ворьё-то.
Вдохновлённые удачной покупкой, направились они в фитнесс-центр, где внучка Татьяна работала инструктором. Приезжали они как-то разок с бабкой к ней на работу – в порядке экскурсии, «поглазеть». Но на этот раз усталых путников ждало разочарование. Татьяны на работе не было. Выручила одна смазливая девица, которая выслушав скомканный рассказ Антипа, полный эмоций, чиркнула адресок, где проживали влюблённые голубки:
– Вот на этой улице увидите элитную высотку, на вахте скажите, что к Ивановым, а номер квартиры не помните. Там им позвонят, и кто-нибудь вас встретит. Дэн или сама Танька. Уже полгода как вместе живут.
– Да ну? А разве до свадьбы положено? – нахмурился Игнат. – Поперек обычаев всё норовите, молодежь. Грамотные шибко стали.
– Я в чужую личную жизнь не вмешиваюсь – пожала плечами девица. – Сейчас все так живут. Мы не в 15 веке.
…Узнав, что придется ехать в дом жениха, Игнат слегка струхнул. Ни то, чтобы струхнул, но стало не по себе. Буржуев он презирал, и расшаркиваться перед ними – последнее дело. Все эти «па-де-де», «культур-мультур»…Да вот – деваться-то некуда. Уже наладились ехать, вернее, уже приехали в город. Мотались сколько…парикмахерская, цветы, часы. И всё – напрасно? Ладно бы один был, а то с Антипом. Ведь старается мужик, на машине подвез, деньгой подмогнул. Сейчас ежели вертаться назад, в деревню – как в душу плюнуть человеку. Нет, надо завершать дело, коли начал.
И помчались соколики к элитной высотке, смутно чувствуя, как душа опять просит «микстуры». Игнат, в белой рубахе-дерюге, обливался потом, утопая в охапке белых роз, задыхаясь от их сладко-приторного аромата.
– Долго ишо ехать? – спрашивал он то и дело Петруху, который сам измучился от этого романтического путешествия.
…И вот – трудности позади. Игнат с Антипом стояли посреди роскошного вестибюля, который скорее напоминал холл гостиницы, чем жилого дома. Ждали, когда из лифта покажется хозяин апартаментов на шестнадцатом этаже. Мордатый чоповец-охранник тупил в смартфоне, искоса посматривая на захожалых. Разумеется, он вкусил своими бычьими ноздрями характерный запашок от посетителей. Где-нибудь, на заводе или другом режимном объекте он бы мигом скрутил пьяную кодлу. Составили бы протокол – и ага! – этих бы – уволили «по статье», а ему – премия, за бдительность. Так сказать, обезвредил «рецидивистов». А здесь, в жилом доме – прав у него с гулькин нос. Сиди, улыбайся. Здесь живут не простые люди, элита.
Двери лифта распахнулись и оттуда вышел надменный губошлеп-очкарик, похожий на популярного певца Галкина.
– Чем обязан? – холодно поинтересовался интеллигент с кислой гримасой.
– Мы – родственники Татьяны, из деревни – сказал Игнат. – Приехали вот, повидаться.
– Это дед её… – пояснил Антип. – Давно уж с внучкой не виделся. Не ровен час.
– Очень приятно, Дэн…– очкарик вежливо протянул пухлую ладошку и выдавил змеиную улыбку. На самом деле, он испытывал дикое раздражение.
– Прошу следовать за мной – не то сказал, не то приказал чинно-церемониально, как заправский дворецкий.
Собственно, никакой это был не Дэн, и уж тем более не Дэниел. А наш русский Даниил, но величать себя на «англицкий» манер было тому «по-кайфу». Он злился, когда кто-то из приятелей забывал его благородное имя, и «включал Кострому», называя друга Данилом. Он и мать с отцом приучил к своему иностранному имени, и будь его воля сменил бы ненавистную фамилию Иванов – на Веллингтон или Монтгомери. А российский паспорт охотно бы поменял на британский аналог. Лорд Веллингтон местного пошиба хотел и из своей невесты – Татьяны – вытравить эту дурь, мелкую страстишку к полям, ромашкам, березкам, балалайкам. Впрочем, новоявленный лорд при всей нелюбви с исконному, русскому охотно употреблял – или даже злоупотреблял – матерными словечками, который сыпались из него, как горох из дырявого мешка. Избавиться от этого проклятого наследия он пока еще был не в силах, мучаясь в своей эстетствующей злобе.
Поглядывая на непрошенных гостей, Дэн ломал голову, за каким хреном эти деревенские клоуны нагрянули к нему без приглашения, вот так – наобум, на-авось, чисто по-русски. Танька ему не сообщала о предстоящем визите. С какого перепугу эти две оленя решили, что их здесь ждут, им здесь рады? Без них делов докуче. После вчерашней бурной пьянки, Дэн провалялся в постели до обеда. Насилу продрав глаза, влез в пушистые бабьи тапки и выкурил на балконе первую сигарету, попивая ароматный кофеёк. Потом понежился в ванной с морской солью и лавандой. Стало чуть лучше, но головная боль всё не отпускала. Тогда он решил прибегнуть к эффективному средству, замутил себе освежающий коктейль – виски с свежевыжатым лимонным соком, бросив туда щепотку сахара, добавив яичный белок. Взбил всё это дело в шейкере, и процедив через сито в бокал, принялся смаковать легендарный «виски-сауэр». Он развалился в кресле, обдумывая как бы убить время до вечера, когда начнется новая пьянка – друзья опять их пригласили на сейшн, на дачу. Собственно, никаких дел лорд Веллингтон не планировал, хотелось просто валяться в кровати, тупо палясь то в айфон, то в телевизор. И вдруг…гости. Конечно, можно их было отшить, но Танька обидится. Как никак, родной дедуля пожаловал. Мда-ссс, ситуация. Особенно было досадно, что Танька час назад ускакала на SPA-процедуры, и все хлопоты, связанные с приёмом гостей, легли на хрупкие плечи Дэна.
