Игорь Фомин
Свистопляска
– Слушай, племяш, а давай к твоим слетаем! – предложил дядя Гриша в обед. – Ты сына сколько уже не видел?
– Давно…– вздохнул Кирилл.
– Нельзя так! Скучает же по тебе, пацан. Он-то в чём провинился?
– Да я «эту» не хочу видеть…
– Брось, она всё-таки тебе жена. Съездим на часок-другой.
– Правильно, Григорий – встряла в разговор мать. – Мириться вам надо. Съездили бы, в самом деле. Гордый какой…
– Ну, ты же не знаешь всего! – взъелся Кирилл на мать. – Всё у тебя просто. Поссорились-помирились. Здесь принципиальный вопрос!
– Ладно, шут с тобой! – махнул рукой дядя Гриша. – Сам съезжу, повидаюсь с твоими, мальцу хоть игрушку куплю. Как туда проехать?
Мать объяснила. Дядя Гриша стал собираться, придирчиво оглядел себя в зеркале.
– Кирюха, галстук у тебя есть?
– Какой именно?
– Да любой, только не желтый.
– Галстук под рубаху надо выбирать – посоветовала мать. – У тебя она синяя, значит, галстук нужен синий, в полоску или в крапинку.
– Скажи, ещё в горошек – съязвил Кирилл откуда-то из спальни. Вскоре он вынес целую армаду галстуков всех расцветок.
– У тебя, как в магазине – посмеялся дядя Гриша. – Ну-ка, дай этот примерю…
Через полчаса он уже ходил по гипермаркету, присматривал игрушку. Выбрал футбольный мяч. «С отцом будут гонять во дворе» – подумал дядя Гриша. На такси подъехал к дому, где жила семья Кирилла. Присел на лавочку, закурил не спеша.
Чуток волновался. Всё-таки, это не дрова колоть. «Тут людская разладица. Здесь нужно проявить, как её? Деловитость…Нет, не то…Деликатность!». Он закурил «вторую», мысленно прикидывая, как зайдёт в квартиру, что скажет.
Затем пешком поднялся на третий этаж, осторожно постучал в дверь. Никто не открывал. «Дома что ли никого? Может, не одна она. А с этим милуется…Вот и сходил в гости, японский городовой!». Дядя Гриша нажал на звонок несколько раз – сильно, с чувством. Вдруг за дверью заслышались торопливые шаги.
– Кто? – спросил женский голос.
– От Кирилла это…Дядька его. Григорий Семенович.
Дверь открылась. Юлька в домашнем халатике вопросительно уставилась на дядю Гришу:
– В дом пустите? – спросил он.
– Да, конечно, заходите…У меня тут уборка вовсю. Прошу прощения за бардак. Скоро закончу, подождите немного.
– Ничего, я привыкший. Сам виноват – пришёл без спроса. Я на пять минут заскочил, не бойтесь.
Дядя Гриша демонстративно вытер ноги об коврик, но обувь снимать не стал. Всё-таки, в комнаты не приглашали. Вдруг откуда-то из-за стенки выглянул мальчик, и внимательно стал рассматривать гостя.
– Здорово! Как звать? – улыбнулся дядя Гриша. – Давай знакомиться!
– Данил, поздоровайся с дядей! – сказала мать.
Мальчик вышел из-за стены и подошёл к дяде Грише.
– Здравствуйте …
– Дай пять! Будем знакомы – дядя Гриша. Тебя, стало быть, Данилом звать? На, держи, подарок! Будете с отцом играть…
Юлька включила пылесос.
– Вы бы прошли пока в зал – закричала она из спальни. – Данил, покажи дяде свои игрушки. Телевизор включи.
Через десять минут Юлька поскорее закончила уборку, и пригласила дядю Гришу на кухню.
– Пойдёмте, чай попьём с печеньями!
– Можно…
– Данил сиди здесь, играй. Потом в «Макдональдс» сходим, поедим чизбургеров.
Прошли на кухню. Юлька разлила чай.
– Берите сахар, не стесняйтесь!
– Спасибо…
– У вас, как я понимаю, ко мне разговор какой-то есть?
– Что ж, верно…– дядя Гриша сделал пару глотков. – Хорош чаёк!
– Лимон дать?
– Нет, спасибо, Юлия…как вас, по-батюшке?
– Сергеевна. Можно просто Юля.
– Пришёл я поговорить с вами, Юлия Сергеевна. Кириллу – я не чужой. Отца-то у него нет, помер лет десять назад. Ну вот, я навроде отца что ли, сейчас. В том смысле, что отвечаю за Кирилла, перед матерью его, Надеждой Ивановной. Брат я ей старший. За всех них отвечаю, пред отцом его покойным, Фёдором…– дядя Гриша понял, что говорит бессвязно, бесстолково. Он заметно волновался, нужные слова всё никак не приходили на язык.
– Может, рюмочку? – вдруг предложила Юлька.– Тут подруга коньяк принесла хороший…Ещё осталось.
– Да неудобно как-то… – замялся дядя Гриша.
Юлька вскочила и достала из холодильника бутылку «Арарата», порезала сыр, лимончик.
– Ну, за знакомство! – поднял тост дядя Гриша. «А, неплохая она баба!» – отметил про себя.
– Пейте ещё. Не стесняйтесь.
– Это успеется…Ну, разве ещё рюмочку. Для тонуса, так сказать.
– Вы говорите, говорите…Я слушаю.
– Что я хотел сказать, Юлия Сергеевна – дядя Гриша глянул ей прямо в глаза. – Любит он вас, Кирилл-то…Крепко любит. Вот мы говорим здесь, а он ходит, переживает. Места себе не находит. Мать его тоже извелась, не спит по ночам. Разве это дело? Семья у вас дружная, хорошая семья. Кирюха показывал фотографии. Где только не бывали. За границей, на море… Санатории всякие объездили. Мне вот не довелось побывать на курортах-то. Другие были курорты…да ладно, сейчас не обо мне речь. Так вот – к чему я? Помириться бы вам. Небось, самой тоже несладко? Сколько лет прожили вместе…
Юлька встала и отвернулась к окну. Всхлипнула. Дядя Гриша плеснул себе «полную», хлопнул без закуси. Помолчали.
– Почему он сам не пришёл? – спросила, наконец, Юлька.
– Обидела ты его, крепко – незаметно для себя, дядя Гриша перешёл на «ты». – Другой бы на его месте запил по-черному, или чего доброго, за нож схватился, пошел бы махать. А твой себя поедом ест. Переживаю я за парня. Всяко может случиться…Как бы в петлю не полез.
Юлька испуганно взглянула на дядю Гришу.
– А он что, пытался?
– К счастью, нет пока. Но кто знает, что у него на уме? Интеллигенция – сложный народ. Молчит себе, страдает потихоньку. А потом – раз! – и нет человека. Проглядели! Вон, Есенин…
– Мы с Кириллом отдалились друг от друга – перебила его Юлька. – Последний месяц жили, как чужие. Я чувствовала, что всё идёт к разрыву…
– Да чего вам не жилось-то? – воскликнул дядя Гриша. – Оба молодые, здоровые! Квартира, вон какая! Пацан у вас растёт. Деньжата есть. Живи-радуйся!
– Дело не в деньгах….
– А в чём?
– Это трудно объяснить. Каждая женщина нуждается в любви. Кирилл, безусловно, любил меня. Носил на руках все эти годы. Однако я не испытывала к нему такого же чувства. То есть я его ценила, уважала, заботилась…Но вот чтоб любить. Недавно я встретила одного человека…студенческую любовь, отца Данила. И поняла, что сердце не обманешь.
– Ясно, понятно…– дядя Гриша потянулся за бутылкой. – Ты мне только скажи: мужу твоему, что сейчас делать? Как дальше жить?
– Я не вправе ему давать советы…
– Нет, вправе! – дядя Гриша шарахнул кулаком по столу, и зло закинул в глотку коньяк. – Ты – его жена, была, есть, и будешь!
– Послушайте, какое вы имеете право указывать мне…
– А такое, милая, что я ему-за отца сейчас! И уж ты меня послушай, девонька, потерпи чуток…Пожил я на белом свете немало, людей повидал всяких-разных. Свои университеты за уральским хребтом кончал, на лесоповале. То мороз под пятьдесят, то жарища, как в парной. Ещё гнус лютует, не даёт скучать. И вот что я тебе скажу: таких, как твой Кирилл по пальцам пересчитать. Он за тебя – в огонь, и в воду. Хорошего люда – его мало, его беречь надо. Думаешь, нашла другого, получше? Как звать-то того?
– Неважно…
– Проехали. Вот тебе кажется, он – твоя судьба. Старая любовь не ржавеет, и всё такое. А кто он, по сути, этот «деятель»? Папенькин сынок, избалованный сопляк. Привык, на всём готовеньком. Хозяин жизни…Девочки вокруг него вертятся, глазки строят. Денег куры не клюют. Такой предаст – глазом не моргнёт. Ещё посмеётся над тобой. Любовь …Один раз эта любовь тебя чуть в могилу не свела. А Кирюха тебя спас! Помни об этом, девка…
– Вы закончили?
– Всё, пошёл я. Провожать не надо. Спасибо за угощение!
Дядя Гриша заглянул в зал.
– Пока, Данилка!
– До свиданья!
Юлька открыла дверь:
– До свиданья…Спасибо за компанию, Григорий…ммм…
– Семенович… Ну, прощевай!…Приезжайте ко мне в гости, в Горно-Алтайск. Всем семейством. Тут ехать-то…
По дороге дядя Гриша заскочил в «разливашку», накатил холодненького пивка с рыбкой. Походил по городу. Приехал домой уже поздним вечером, на такси. Кирилл с матерью встретили его во дворе. Видно, давно ждали, дома им не сиделось.
– Ну как там? – спросили они хором.
– Поговорили! – дядю Гришу слегка штормило. – Ты это, Кирюха, завтра съезди к своим! Не тяни!
– Да ты сядь, расскажи по-человечески! – осадила его мать. – Мы тут извелись, пока тебя ждали.
Дядя Гриша закурил на лавочке, принялся рассказывать. Вдруг у Кирилла зазвонил мобильный.
– Привет! – сказал знакомый голос. – Не спишь ещё? Я соскучилась…
НАГРАДА
Ближе к «полтиннику» стала заедать Генку Пичугина одна мысля. Вот народятся у него внуки, подрастут маленько да спросят:
– Дед, а ты чем прославился? Что ты сделал в жизни такого, чтобы мы тобой гордились?
Не только внуки, а сам Генка взыскует на старость лет:
– Как жил, Геннадий Иваныч? Рассказывай! Хвастай!
А рассказывать-то особо и нечего. Так – одна мелочевка. Всю биографию можно описать в два-три слова. Учился, женился, работал. Ну, сына они вырастили с Тонькой. Что еще? В «сороковник» приобрел дачный участок, шесть соток. Там домишко построил уютный. Правда, не своими руками – частников нанимал, ну а деньги-то чьи были, кто заработал? Он, Генка! Его заслуга! Правда, тесть немного «подмогнул» в этом вопросе, подбросил чего-то там в общий котёл. Двадцать что ли тысяч…Пустяковина. Но по факту если смотреть, дача – это генкин мегапроект. Только оценят ли потомки? Сына-то на дачу не загонишь, сидит день и ночь в компьютере, умник. А уж внуки тем более закапризничают – им, небось, коттедж подавай, как на Рублёвке!
Если «по-чесноку», никаких особых заслуг у Генки не было. Вон дед у него – фронтовик, штурмовал Будапешт, вся грудь в орденах и медалях. Отец тоже человеком стал – почётный металлург, куча грамот и благодарностей. Батя скромняга, не любил хвастать «регалиями», но иногда, придёт домой «навеселе» и аккуратно раскладывает их на столе:
– Смотри, сын, как папку на работе ценят…
А у Генки – ни одной грамоты! В «девяностые» закончил ПТУ по специальности «слесарь-инструментальщик», и сразу сбежал со своего вагоностроительного, где проходил стажировку. Друзья поманили к «частнику» – там и в самом деле можно было недурно заработать даже новичку. Потом, мыкался по другим «шарашкам», когда страна погружалась в капиталистический рай. Ну, и Генка зашибал деньгу, как мог. Ни о каких там грамотах не думал. Еще орал вслед за мужиками чью-то бородатую присказку:
– Этими грамотами только задницу подтереть. Ты мне бабки дай! Бабки!!!
Чего греха таить, посмеивался Генка по-молодости и над отцовыми «бумажками». Мол, задурили коммунисты народ. Какие-то соцсоревнования, значки, вымпелы, переходящее знамя, грамоты. Бред…С высоты своего мелкобуржуазного опыта, Генка посматривал на отцовы награды снисходительно. И даже закинул их куда-то подальше в шкаф, во время генеральной уборки, по весне.
– Лучшая награда – деньги! – всё твердил он родителям, любовно пересчитывая рублики.
И получилось: дед – ветеран, отец – почётный металлург, а Генка – отставной козы барабанщик. Учился, женился, работал. Домишко построил. Ну и всё…кажись. Катится жизнь колобком, идут годики. Вот уже скоро пятьдесят стукнет, юбилей на носу – а похвастать нечем перед гостями. Ах, хорошо бы на большом застолье, перед всей родней, друзьями, соседями козырнуть:
– Мне тут медаль вручили за заслуги…Директор пробивал через Москву.
– Вот это новость! Что ж ты молчал, паразит?! А, ну-показывай! – наперебой потребуют гостеньки, бурно обсуждая юбиляра.
– Да лежит где-то, сейчас найду…
Эх, как бы это организовать-то? Ну хоть какую-нибудь медаль или почётный значок! Грамоты маловато будя, не пацан всё-таки. Отпахал ого-сколько! Стаж, опыт, объём работ…
Думал Генка, кумекал и решил сделать ход конём. Ближе к обеду заявился в отдел кадров, на фирме.
– Добрый день! Можно, на пару минут? У меня к вам маленький вопросик.
Кадровичка, у которой уже грелся плов в микроволновке, раздраженно взглянула на посетителя:
– Ну если только на пару минут…
– Да я так, поинтересоваться только. Как у нас поставлен вопрос о поощрении работников к юбилею?
– В смысле?
– Ну там, всякие грамоты, благодарности, медали…они вообще предусмотрены?
Кадровичка достала горячий обед, нервно хлопнув дверкой микроволновки.
– Зачем вам это? Вы сами с какого участка?
– Я-то? С инструментального.
– А фамилия ваша?
– Пичугин.
– Понятно… – дама что-то записала в свой блокнотик, на столе. – У нас этот вопрос находится сейчас на проработке. Разумеется, наряду с материальными стимулами, моральное поощрение – значимый инструмент мотивации персонала.
– Каво? – не сразу врубился Генка.
– Мы вас услышали, спасибо за обратную связь. А сейчас у нас обед, извините – отфутболила кадровичка.
Генка ушёл не солоно хлебавши. Так и не понял – можно ли через предприятие пробить награду или нет? Спросить бы у мужиков, но те еще засмеют. Профкома на фирмёшке отродясь не было. Ладно, когда ребята будут базланить на перекуре, можно как бы шутя ввернуть свой вопрос. Глядишь, прояснится ситуация.
И прояснилось! После обеда, к Генке подошёл начальник участка Бутко:
– Пичугин, тебе что, больше всех надо?
– Чего такое?
– Тут из кадров звонили Лопухину, спрашивали про тебя. Думаешь, начальнику цеха делать не хрен, как твоими «хотелками» заниматься?
– Чего звонили-то, ёлки-палки?
– Спрашивали насчёт твоей персоны. Ну там, пьющий-непьющий. Бузотёр али как? Подробностей не знаю, но суть уловил – награду ты себе выпрашиваешь за заслуги. И премию! Ты что, мужик, совсем охренел?
Генка даже вспотел от такой новости.
– Вон оно как бы всё перевернули! Я ж просто спросить. На будущее, мало ли? Про деньги – не заикался! За грамоту да, был разговор. А что такого? При коммунистах давали, не жалели.
Бутко строго оглядел работника, и произнёс коронную фразочку, которую любил повторять директор фирмы:
– У нас здесь коммерческое предприятие, а не богадельня!
– Ну ребята, я не знаю…– только и сказал Генка, разведя руками.
В общем, побрили его даже с грамотой. А он размечтался – медаль! Ещё орден скажи, Героя соцтруда. Ладно, чёрт с ней, с этой фирмёшкой! Давно оттуда хотел смыться. Найдёт что-нибудь поприличнее. Он – мужик с руками, не пропадёт!
Ну а всё-таки, как быть с наградой? Да разве ж такие вопросы решишь наскоком? Тут надо подумать, крепко подумать. По дороге с работы, Генка взял бутылочку, кой-какой закусон и направился в гараж. Там тихо, спокойно, можно поразмыслить не спеша.
На верстаке Генка накрыл нехитрый ужин: огурчики, килечка, солёная капустка. Ну и «пузырёк» само собой. Налил первую рюмку, помедлил. Не любил он в этом деле пороть горячку. Куда торопиться-то? Вон она стоит, дожидается, етить! Сядь, похрусти огурчиком, мил человек. А уж потом приступай.
– С почином! – довольно хрякнул Генка, опрокинув рюмаху и подцепляя кильку за хвостик.
Процесс пошёл, и мысля заработала. Итак, в октябре – юбилей. Осталось каких-то пять месяцев. Праздновать будет в ресторане. Стол накроет королевский, не пожадничает. Полсотни гостей, шутка ли? Да он такой стол забабахает, что на всю жизнь запомнят генкины именины. С этим вопросом разобрались. Теперь по медали.
Генка опрокинул еще рюмку и вскочил со стула, как ошпаренный:
– Ну вот что, парень, бери быка за рога! Надо в Москву писать! Там наверху в два счёта решат. Главное, письмо составить толковое.
Он бросился искать бумагу. Нашёл старую общую тетрадь, выдрал сдвоенный лист и положил его на газетку, подальше от жратвы, чтоб не запачкать. Отыскал ручку, присел поудобнее, стал думать. Закурил по случаю.
«Министру промышленности Христенко…» – важно написал Генка, порадовшись за себя, что вспомнил фамилию министра. Башка-то соображает!
«От Геннадия Пичугина, слесаря-инструментальщика» – продолжил он заполнять необходимые формальности. Добавил свой домашний адрес. Им же надо знать, куда ответ из министерства присылать. Так?
«Заявление» – размашисто вывел посреди листа. Даже как-то небрежно, словно подчёркивая лишний раз свою простоту и непосредственность. Мол, такой уж он уродился Генка, малость грубоват, не отёсан, а душа на распашку. Из народа, одним словом. Наш мужик, костромской, рязанский ли…Делай с ним что хошь – он, знай, своё гнёт.
Тут Генка сделал паузу и пропустил еще рюмочку, закусывая огурчиком. Слова сами полились на бумагу. Лёгкие, простые, искренние. Будто не официальное письмо составлял, а исповедовался дальнему другу. Там, в министерских кабинетах небось ахнут, как прочтут. Привыкли к своей казенной тарабарщине, забыли, что есть живой русский язык. Да захотят так написать – не смогут. Всё орут – где «наш великий и могучий»? Потеряли, мол. А вот он – рядом. Учитесь, мямли!
Генка уже представлял, как его заявление заносит министру какой-нибудь помощник:
– Здесь одно письмо интересное поступило…Всем министерством читали – уж так написано душевно. А ведь автор – простой работяга. Шестой разряд, многолетний опыт… И ни одной медали. Честно говоря, намаялся мужик. Неужто откажем?
– Дааа, как воды из родника напился – скажет министр, после прочтения генкиного письма. – Крепко написано. Человечище! Вы там с награждением не тяните резину. Знаю я вас… Готовьте бумаги – и сразу мне на подпись!
Генка исписал три листа, хотел было дальше продолжить, но вовремя остановился. Краткость-сестра таланта. Чего воду лить? Изложил дело, ну и хорош. Там, в министерстве еще «спасибо» скажут, что такой толковый ходатай попался. Устали они от длиннющих прошений, которыми заваливают их пенсионеры со всей необъятной России. Когда читать эти россказни? Иное дело его письмо – вкратце описал ситуацию, раз-раз, а там уж сами решайте: награждать или нет, достоин-не достоин?
Довольный собой Генка аккуратно сложил письмецо пополам и запрятал в куртку. Дело сделано! Теперь можно и выпить нормально. Любовно пережёвывая вместе с килечкой каждое слово из того письма. Как там? «Всю жизнь на ответственных участках». Сильно! Или вот это: «Сам от сохи, из рабочей династии, пошёл по стопам отца». Пробирает! Генку аж на слезу прошибло. Да там каждое слово на вес золота! Всё нужное, к месту. Песня, а не письмо. Ладно, теперь слово за министерством.
Прошёл месяц…Министерство упорно молчало, будто и не было никакого письма. Генка нервничал и искал причины, почему тянут с ответом. Эх, надо было к тому заявлению еще и фотографии засунуть с работы. Только где взять такие фото? Каких только нет: разные там пьянки, застолья, дни рождения, рыбалка…Хоть бы одна из цеха, бляха-муха! Небось министру любопытно взглянуть на автора заявления. Генка даже невольно улыбнулся, будто уже позировал перед фотографом: у тисков, с напильником.
– Таким я его и представлял – скажет министр. – Лицом прост, а потолкуешь с ним – глыба, Лев Толстой!
Генка то и дело заглядывал в почтовый ящик. Но кроме ненужных рекламных листовок, ничего не было. Он со злости швырял маркетинговый мусор по лестничной площадке, а однажды вечером написал фломастером на ящике «Рекламу и всякую херню не совать! Штраф – 10000 руб». И почти уже отчаялся получить желанную весточку, как вдруг жена вечером заявила:
– Тут тебе письмо какое-то из Москвы пришло…
Генка только что пришёл с работы, готовился принять душ.
– Где? – выбежал в одних трусах из ванной. – Чё ж ты сразу не сказала, дурында?
Жена Тонька обиделась.
– Тут не знаешь, за что хвататься. И пожрать ему подай, и телевизор включи, и полотенце принеси. Весь день готовишь, готовишь…чтобы вечером матюки твои слушать.
– Дай письмо-то! – заорал Генка, добавив пару крепких выражений и шарахнув ногой по сетке с луком, валявшейся на полу, в кухне.
– На, паразит! – Тонька злобно сунула ему конверт. – Сам себе жрать накладывай, скотина неблагодарная!
Генка заперся с письмом в ванной. Включил воду, чтобы не было слышно раздражающих звуков за дверью. И в этом уютном тесном мирке, вдали от всего суетного, принялся рассматривать конверт. Затем аккуратно распечатал его, стараясь не повредить бумагу (сгодиться для истории!). Вынул письмо и стал читать:
– Министерство промышленности и торговли Российской федерации…– прошептал Генка, зачем-то рассматривая двуглавого орла на гербе России. Серьезная бумага, государственная. А этой стерве (имелась ввиду Тонька) – по фигу! Только бы кастрюлями греметь.
С чего-то задрожали руки.
– Уважаемый Геннадий Иванович! – доверительно и торжественно начиналось письмо. Меж тем, «уважаемый» сидел в трусах на стиральной машине, свесив ножки и выкатив пузо.
Текст был написан сухим казенным языком, со ссылками на разные приказы и постановления, выдержками из документов. Генка отчаянно продирался сквозь эти дебри, пытаясь уловить суть:
– Представление о награждении работника инициируется руководителем организации… Одновременно оформляется наградной лист на работника, представляемого к награждению…Наградной лист подписывается руководителем…и заверяется печатью организации.
Приехали! Выкусите, Геннадий Иванович! И тут побрили! Ну почему, почему министр в Москве не может сам принять решение о награждении? Зачем ему нужна писулька какого-то директора из Мухосранска? Не проще ли министру позвонить в его фирмёшку и рявкнуть в трубку перепуганному директору – чего, мол, мужика маринуете? Давайте там мозги не е…Награждайте Пичугина – и баста.
У Генки мигом испортилось настроение. С бабой еще поскандалил. В общем, полный набор удовольствий. Вышел из ванный хмурный, смурной. Ужинать не стал. Скоренько оделся и выскочил на улицу. Ноги сами понесли за бутылкой.
– Переночую в гараже – решил Генка. Там у него есть славный лежак из фуфаечек. Включит старую радиолу, организует музыку. Сегодня надо хорошо выпить. Настроение – дрянь.
Через неделю Генка оклемался. Плюнул на всю эту затею, и стал жить-поживать, как прежде. Но однажды в субботу пошли они с супругой на рынок, покупать набор посуды. Прохаживались по торговым рядам, присматривались к разному товару. Тут вдруг Генка увидел магазинчик с надписью «Мade in USSR». Пока жена кудахтала с продавщицей, двинул туда посмотреть, что за диковина.
На полках хранился всякий антиквариат из советских времен. А главное – целых четыре стеклянных шкафа со значками! Ё-маё! Генка прилип к шкафам и смотрел на это великолепие влюбленными глазами. Чего тут только нет! Ордена, медали, значки…Советские, иностранные, российские. Выбирай! А он, дурак, у министерства клянчил. Генка вспомнил своё жалостливое письмо и скорчил рожу. Эх, чудо-юдо! Нашёл кому жалиться…Потом целый месяц ждал ответ, психовал чё-то. А решение – вот оно, под носом. Как же всё просто, оказывается! Вне себя от счастья, вышел курнуть на свежий воздух.
Жена завидела пропавшего муженька и крикнула назидательно:
– Ну ты где там болтаешься? Ищи его, обормота, по всему рынку.
Красивая продавщица засмеялась и уставилась на пристыженного Генку.
– Ну, зараза… – процедил он, склоняя Тоньку последними словами.
После обеда Генка смылся на дачу. К счастью, жена обещалась приехать только завтра. И вот вечерком, сидя на балкончике, смакуя пиво с корюшкой, стал думать. Ввиду новых чрезвычайных обстоятельств (а именно – ларёк со значками) открываются широкие перспективы. Итак…Уже тридцать лет, без малого, трудится он на благо отечественной промышленности. Одни фирмёшки, где работал Генка были связаны с пищевой промышленностью, другие – с машиностроением, третьи – с металлургией. Спрашивается: он «Почётный» кто? Пищевик, машиностроитель, металлург? А это уж, как изволите, Геннадий Иванович! Как вашей душе угодно! Решай сам, министр!
– Хммм…– довольно усмехнулся Генка, макая рыбку в пиво. – Так, так…
Пожалуй, лучше будет «Почётный машиностроитель». Фирма, в которой он сейчас работает, делает запчасти для грузовиков. По крайней мере, можно объяснить людям, откуда ноги растут. К такой награде, конечно, полагается удостоверение или еще какая бумага…Иные попросят – докажи, мол, что не «липа»! Чужим можно показать козью морду, а если свои будут допытываться – скажешь, в отдел кадров сдал на хранение. Кто там вспомнит через месяц про это удостоверение? На работе он медаль не покажет, понятно. Если всё же какая-то ворона донесёт, можно сказать мужикам из бригады: дескать, это еще на прошлом месте вручили. Чего ж молчал? А выделяться не хотел!
– Красиво придумано! – похвалил себя Генка. – Головастый ты всё-таки, мужик, Иваныч! Тебе бы…в контрразведку.
Вдруг он увидел Мишку Рябова, соседа по даче. Тот прибыл вечерним автобусом, и топал к себе на участок.
– Здорово, сосед! – крикнул Генка. – Чё-то ты припозднился сегодня? Смотри, засохнут твои огурцы без поливу.
– А ты я смотрю – уже заливаешься.
– Так повод есть! Медаль вчера вручили. Почётный машиностроитель.
– Ну!!
– От тебе и ну!
– Поздравляю! С тебя причитается.
Генка нервно усмехнулся. Эх, дёрнул черт за язык! Куда летишь, залётный? Ну теперь всё, обратной дороги нет. Мишка разнесёт по округе. Это уж, будь спокоен. А посему в ближайшие дни надо смотаться за наградой. Живо представил медаль у себя на пиджаке. Только…маловато будя одной-то медали. Куцевато смотрится. Что ж, за всю жизнь – всего и заслуг? По молодости, он служил в рядах Советской армии. Мотострелковые войска. В общем-то, ничем не отличался от других. Обычный рядовой, срочник. Хотя…как посмотреть. Генка хорошо помнил, сколько тягот тогда хлебнул. Гоняли – будь здоров! А поощрений никаких. Но ежели по совести, Генка – отличник боевой и политической подготовки. Факт.
А до армии сколько мотался по секциям: плавание, бокс, лыжи…С турника не слезал, кроссы наматывал, нормы ГТО сдавал. Хоть бы значок дали! Опять пожадничали.
Помнится, вот еще что. В «девяностые», когда было туго с деньгами, чтобы добыть лишнюю копейку, Генка ходил сдавать кровь в местную клинику. Всего год, правда. Так и тут – зажали награду.
На работе ни одна зараза не сподобилась, чтобы поощрить слесаря шестого разряда. Только заикнулся – отфутболили.
«Намаялся, мужик…» – вспомнил он свою сакраментальную фразу. Доколе?
В следующие выходные Генка решительно зашёл в магазин с наградами и отвел душу. Купил десяток разных значков и медалек. Чего тут только не было: «ВЛКСМ», «Воин-спортсмен», «Отличник Советской армии», «Мотострелковые войска», ГТО, «Почётный донор», «Победитель соцсоревнований», «Отличник качества», «Дружинник» и т.д. Ну и вишенка на торте – «Заслуженный машиностроитель».
Из дома уволок на дачу свой парадный костюм (одевал-то его всего раз в жизни). Прицепил награды. И робко подошёл к зеркалу:
– Бляха-муха! Вот это орёл!
Захотелось Генке похвастать перед кем-нибудь своими наградами. Разделить радость, обменяться впечатлениями… По соседству жил Сашка Дымов, большой любитель «посиделок». Вообще-то, мировой мужик. Его и позвал Генка «на рюмочку-другую».
– Заходи, присаживайся! Не стесняйся!
– Хорошо тут у тебя, уютно…Давно не был.
– Стараемся! Да ты к столу садись, двигай табуретку!
Генка засуетился в холодильнике.
– Сейчас всё организуем! Сижу тут как сыч. Ни то, ни сё…Выпить не с кем.
Скоренько накрыл «поляну», разлил по рюмкам.
– Давай за встречу!
Опрокинули, закусили.
– Смотрю, крышу латаешь – начал Генка издалека. – Могу подсказать, где достать новый профнастил по дешевке. Есть один знакомый.
– Да вроде пока не к спеху. У меня шифер еще нас переживёт.
– Промаешься ты со своим шифером. Вон у Гавриловых была история…
Стали обсуждать строительные дела. Затем перебрали любимые темы дачников: погода, урожай, соседи. Генка щедро подливал гостю. Постепенно разговор перешёл на большую политику. А там начали вспоминать славные советские времена. Молодость, армия…
– А у меня ведь медали есть! – воскликнул Генка. – Хошь покажу!
– Спрашиваешь!
– Обожди-ка!
Генка метнулся на второй этаж. Надел костюм, рубашку, галстук. Погляделся в зеркало, причесал волосы пятернёй.
– Ну, гляди! – сказал он, спускаясь вниз по лестнице, в гостиную.
Сашка хлопнул в ладоши от удивления.
– Ты смотри! Прям генерал! Генералиссимус!
– Да ну тебя…Ты дело говори – как я смотрюсь в этом костюмчике? К юбилею готовлюсь. Полтинник у меня скоро. Люди не скажут: чё-то он вырядился, как павлин?
– Да не…Всё на уровне, достойно! Ох, Иваныч! Сколько у тебя наград! Даже не верится, что твои… – Сашка одобрительно покачал головой.
– Мои! Армейка, производство, общественная жизнь. Наш пострел везде поспел. От работы не бегал. За медалями не гнался. Ну, если отмечали когда, кто ж откажется?
– Само собой! Эх, красавец ты! Атаман! Тебе бы еще фуражку надеть иль папаху.
– Боюсь, не засмеют ли…Люди-то, сам знаешь какие нонче. Главное – вкалываешь, всем по барабану, а получишь там медаль или грамоту, они скорчат рожу…
– Плюнь! Пусть зубоскалят. Они тебе – кто?
– То-то и оно. Прав Сашок. Мне на их базары глубоко…
– Ну давай, за твои медали выпьем, что ли?! Наливай, хозяин!
– Тут осталось-то…– Генка жалостливо посмотрел на бутылку. – Вот что, земеля…Давай эту допиваем и смотаемся в город за добавкой. На такси. Не боись, угощаю!
Вызвали такси – и полетели по трассе довольные, хмельные. Генка так и остался при параде, с медалями. Водитель с любопытством косился на него.
– Нравится? – снисходительно усмехнулся Генка. – А вот поработай с моё! Тебе сколько годков-то будет?
– Двадцать шесть…
– Ну, молодой еще! Хотя в твои лета я уже на доске почёта красовался. Слесарь пятого разряда. Шутка ли…
Приехали в город. Генка снял деньги в банкомате, почти всю зарплату. Уж больно настроение было хорошее! Весело светило июньское солнышко.
– Пошли в ресторан! – предложил он Сашке. – Посидим, как люди.
– Куда? Глянь на меня! Ты-то вон какой франт, в костюме, с медалями. А я – хуже бомжа. Джинсы в краске. Рубаха мятая-перемятая. Небритый…
– А мы в уголке где-нибудь присядем. Там тебя никто не увидит. Ну, идешь, нет, елки-палки?! Смотри, обижусь!
– Айда!
Генка шёл по улице, сверкая медалями – и люди оглядывались. Особенно мужики. Оно понятно! Поди, сами не прочь вот так пройтись по центру города.
– У солдата в выходной пуговицы в ряд…– запел Генка, весело поглядывая на Сашку.
– Ярче солнечного дня золотом горят! – заорали уже вместе.
Пришли в ресторан весёлые, запыхавшиеся. В фойе их встретил мордатый охранник.
– У нас здесь фейс-контроль – сухо промолвил он, обращаясь к Сашке. – К сожалению, мы вас не можем пропустить в таком виде.
– А кто ты есть, чтоб решать? – встрял Генка. – Зови директора сваво!
– Я действую по инструкции. Если не устраивает – в городе есть…
– Ты глянь внимательно, с кем говоришь-то, милай? С самим Пичугиным! Геннадий Иванычем…Не слыхал? Надо телевизор смотреть чаще. У меня одних орденов больше, чем…Ну-ка, скажи фамилию директора? Сейчас губернатору позвоню, он вам тут устроит шухер.
