Ирина Калитина
Ни при каких обстоятельствах
Балерина изменила ему с кавказцем, привезшим в Ленинград народный ансамбль, Михаил отпустил её без разговоров, потому что ещё раньше понял, что она глупа и плохо воспитана.
Случались романы, но обзаводиться семьёй в его планы не входило. От бесперспективности и пустоты существования начал выпивать. Упрёки матери не действовали, потому что, так делали многие настоящие мужчины.
Несколько глотков спирта из алюминиевой фляги и война, грохот, грязь, смерть отдалялись.
Теперь он смотрел на женщину из мирной жизни.
«Недавно на фронте, поэтому не понимает во что вляпалась? – спросил себя, – нет, в Ленинграде уже голод, она худая и измождённая, но глаза горят, а «ал-ллоу» в трубке звучит роскошно».
– У вас голос красивый.
– Я знаю, все это говорят.
Мужчина усмехнулся:
«Наверно, боится меня, но держится молодцом, не унижается, не просит, не предлагает ничего в обмен на лояльность».
Начал расспрашивать о семье.
Наташа честно рассказала про мать – домохозяйку, отца – квалифицированного рабочего, умершего перед войной, и про Сейфула. Полагала, что в «органах» досье на него имеется.
Выяснилось, что они с Михаилом жили на параллельных улицах, в школы ходили разные, встречались, наверное, в районной библиотеке, но друг друга не помнят. Обсудили известных учителей в обеих школах и директора дома пионеров, кумира ребят.
В начале лета оба катались на лодках в ЦПКО им. Кирова, с тех пор прошло менее четырёх месяцев…
Поговорили о Кировском театре, о спектаклях Пушкинского. Он вспомнил, что, когда был мальчишкой, в известном клубе их района видел Маяковского, игравшего на биллиарде, а она рассказала, как познакомилась с Утёсовым в саду Аничкова дворца. Потом поделилась впечатлением от «Братьев Карамазовых»: спектакля МХТ, идущего два вечера подряд. После первой части самым страшным ей казалось не дожить до следующего дня и не увидеть продолжения.
Посмеялись. Последние слова звучали наивно в деревенской избе под прицелом врагов, когда даже в следующей минуте нельзя быть уверенным.
– Никогда не любил немецких композиторов, а из трёх иностранных языков, которым меня учила мама, немецкий нравился меньше других, – начал он говорить и осёкся, встретив удивлённый взгляд женщины.
Мать Наташи, бывшая крестьянка, не умела читать, и в эту минуту, в далёком сибирском селе, наверное, умоляла Бога, чтобы сберёг её детей. Ни у кого из Наташиных друзей не было родителей, владеющих иностранными языками, разве что преподаватели и коллеги Сейфула.
Михаил понял, что расслабился и позволил себе лишнее, беседу нужно завершать.
Спросил:
– Вас в город домой отпускают?
– Пока не отпрашивалась.
– Если будут проблемы с этим, позвоните, меня зовут Павлов Михаил Иванович.
Встал, беседа окончена, Наташа поняла, что командиры батареи ему подчиняются.
Помедлив, мужчина взял карандаш и написал на полях газеты, лежащей на столе: «Касьян. Будьте осторожны. Поняли меня?»
Наташа молча кивнула головой.
«Постараюсь перебросить вас отсюда», – продолжил наносить на полях газеты.
Наташа беззвучно показала губами: «Спасибо». Он скомкал лист и бросил в печь.
Вскоре её перевели служить в другое место. Она попыталась найти человека, с которым, почти, породнилась за два-три часа знакомства, но от девушки с первого места службы, которую встретила случайно, узнала про тяжёлое ранение Павлова и отправку в госпиталь.
Многое пришлось пережить за годы войны: гибель друзей, кровь, гной, она уже допускала мат, не привыкла, а только допускала, но ни разу, даже под смертельную песню пикирующего немецкого бомбардировщика, не ощущала такого страха, как в тот день, когда с трясущимися ногами шла на расстрел, а встретила его. У бойца есть шанс выжить на войне, а у приговорённого к казни – нет.
Часто думала, что, именно, с этим красивым умным человеком хотела бы прожить жизнь, если бы он остался жив, если бы отыскал её и предложил руку. Слишком много «если», но редкий день не вспоминала она своего спасителя.
Сейчас он стоял перед ней.
– Вы узнаёте меня? – спросила женщина.
– Я узнал вас ещё не видя, по голосу.
