Ирина Калитина
Тюльпан и Анютины глазки
– А-а-а, зыыыы… зы… здравствуй, сестрёнка, пыыы…пы..посиди с нами, – Саша заикается с детства, говорит радушно, приветливо, не торопясь, будто здесь лёгкая вечеринка, приятная компания, и не лежит, который день, тело в морге, не пропил он накопленное на похороны и не умирает в соседних комнатах родная тётя, поддерживающая его многие годы. Саша хвастает перед друзьями: сестра – кандидат наук, учёная.
Алкаши кивают головами.
– Мне некогда! Отдай документы Григория Ивановича!
– Пы…пы… пожалуйста,– продолжается неспешная песня, – но я об– обещал тётке с-с-сам его п-п-похоронить, она и…и денег дала…
– Где же деньги?
Саша разводит руками, поднимает их вверх, ладони смотрят в разные стороны, и застывает так, как изображают на рисунках тюльпан, голова – пестик на дряблой шее. Лоб пересекает кривой, гноящийся шрам от одного виска до другого. Лицо счастливое.
– Ладно, у меня есть, поехали в бюро ритуальных услуг.
– Ты-ты-та-тогда, зы-зы-зы-зачем я тебе т-т-там ну– ну – нужен? – следующий куплет.
Уговорить Сашу заняться каким-нибудь делом невозможно, но Вику подстёгивает злость. Чтобы похоронить дядю в ближайшие день-два и не «разориться», должна «предъявить» наследника.
Через полчаса в похоронном бюро Вика, один на один, с женщиной-агентом. Недоброжелательный взгляд, девятый день о покойнике не вспоминают.
– Очень жаль, – оправдывается Вика, – была в командировке, вернулась, как только узнала о несчастье. Помогите, пожалуйста, ускорить погребение, у жены Григория Ивановича нет денег, отдала племяннику, он их пропил. В сберкассу, пока, идти не может. Я наскребла дома…
– Не знаю…, как это возможно сделать быстро, – дама намекает на доплату за «срочность».
– Подождите, – Вика выбегает за Сашей на улицу, вышел покурить, ему «западло болтаться в конторе», за руку она подводит его к менеджеру.
– Посмотрите…
– Кы-кы-кы.. Как-к-кая интересная женщина! – перебивает Саша немного заплетающимся языком, он в восторге от дамы, лет сорока пяти, крашеной блондинки. У неё, на чёрном платье, обилие золота, как и в ушах, и на пальцах. Металл сверкает, глаза мужчины соловеют. Забыл, зачем пришёл.
– Вы можете оплатить похороны, деньги есть? – возвращает ему память «красавица».
Саша делает «тюльпан». Вика снимает с его головы кепку, предъявляет изуродованный лоб.
«В этом случае лучше не «замахиваться» на прибыль», – соображает мастер ритуальных услуг, опустив глаза, и соглашается на скромные предложения родственницы усопшего.
На обратном пути Саша «зависает» около гастронома, Вика спешит к тётушке.
– Всё в порядке, дорогая моя Анюточка, сейчас потихоньку оденемся, я вызову такси и поедем ко мне. Здесь тебе нельзя оставаться.
– Делай, как считаешь нужным, я на тебя положусь, – отвечает женщина, привыкшая к тому, что, прежде, родственники полагались на них с Гришенькой.
Вика снимает с вдовы чёрное «оперенье» причёсывает, надевает летний костюм, плащ, панамку, вызывает машину, поддерживая, спускает по лестнице вниз.
В комнате Викиной мамы раскладывают диван, это будет постель для Анюты.
Покормив, помыв в ванной обессиленную женщину, Вика укладывает её. Тётя спит сутки. Просыпается.
– Где я? – спрашивает, оглядываясь. В течение многих лет, едва ли не каждую неделю, она навещала сестру.
Приносят поесть.
– Как вкусно. Где Гришенька?
– Он умер.
Женщина вздрагивает и вспоминает.
– А Саша?
– У себя дома.
– Мне нужно туда!
– Ты больна.
– Он умрёт от голода!
– Я поеду, – вступает в разговор мать Вики. Она с трудом выходит на улицу: боли в тазобедренном суставе. Прежде сводку о здоровье племянника ежедневно получала от сестры по телефону. Для того, чтобы покормить его, готова пожертвовать собой.
– Не волнуйтесь, – говорит Вика, – буду забирать тётину одежду и обувь, отвезу брату котлеты.
Телефон оповещает: пришла смс. Начальник экспедиции сообщает, что её ждут на озере.
«Приехать не смогу, тётя едва жива, завтра выхожу на работу в институт, буду искать себе замену» – рисует пальцами ответ Вика.
– Ты слышишь нас или нет? – бабушки сердятся, – котлеты нужно поджарить, он не может есть сырые. Мама смотрит на дочь недоброжелательно, могла бы сама догадаться.
Вика, снова, в комнатах тёти. Нет больше посуды из чешского фарфора, Мейсенского чайного сервиза, немецкого хрустального графинчика со стопочками – украшения интерьера, заметно уменьшилось количество книг. Холодильник раскрыт, лёд морозилки плавится, течёт по паркету. Там, где стоял телевизор, пустая тумба.
– Отдай графинчик со стопками.
Для Вики этот набор – часть детства, маленький Эрмитаж.
Брат показывает «тюльпан».
– Неужели за три дня ты всё продал?
– Ны-ны… нет, жду подходящего покупателя.
– Сколько просишь? – вздыхает Вика, брат называет цену.
– Хватит с тебя и половины, – понимает, что идти торговать для брата «в лом». Жарит котлеты, вытирает пол, высушивает холодильник, собирает вещи, и, нагруженная, отправляется домой.
Когда едет домой в метро, замечает, что по коробке из комнаты брата, в которой лежит графинчик со стопками, ползёт клоп. Сбрасывает его и оглядывается по сторонам.
«Срочно провести дезинсекцию дома», – стучит в голове.
Вернулся муж из Беларуси, был в командировке по делам фирмы. Раздражён пополнением семейства.
