Умерла Володина бабушка, и мы вместе с маленькой Дариной переехали в ее небольшую квартирку на продуваемый всеми ветрами ВИЗ – жилой район около Верх-Исетского завода.
Володя работал, мы с дочкой занимались домашними делами. Я не знала, куда себя деть. Однажды, спасаясь от скуки, за день переклеила все обои в гостиной, поменяла занавески и покрывала, параллельно нянча грудного ребенка. Муж пришел – удивился, а я затосковала. Полученная мною профессия инженера-металлурга не обнадеживала: заводы стояли, да и что я понимала в металлургических печах – знала о них только в теории… Страстно хотелось выучиться специальности, не связанной с промышленностью.
Тут я и вспомнила про свою голубую мечту стать юристом и подала документы на очное отделение (тогда еще так можно было), устроив Дарину в ясли.
Мысленно возвращаясь в ту непростую пору, когда я вела хозяйство с первенцем на руках, я понимаю, что постоянно мечтала вернуться к тому качественно иному уровню жизни, что был у меня в детстве.
И любое детское воспоминание у меня всегда как-то получалось переворачивать в свою пользу.
В доме родителей, например, мы всей семьей часто играли в настольные игры. Помните, есть почти в каждой игре такая клеточка, лишь встанешь на которую – улетишь обратно на старт. Или в яму упадешь и пропустишь несколько ходов.
Наш с Володей семейный бюджет был небогат и поэтому требовал пристального внимания. Как-то раз мы прожили месяц на четырех пачках «Геркулеса» и овощных котлетках из институтской столовой, и я решила заняться распределением денег более серьезно. Я управляла семейным бюджетом, как главный финансист Всемирного банка: четко и без приема возражений.
У меня было четыре скрепки на четыре недели месяца: ими я сцепляла банкноты, которые будут израсходованы на питание. Еще одной скрепкой были заколоты деньги на оплату коммунальных услуг и домашнего телефона. Шестая скрепка – на особую покупку. Такое приобретение обсуждалось на нашем семейном совете, и к скрепочке присоединялась записочка с названием траты: «шубка Дарине», «куртка Володе», «сапоги Ирине». Седьмая скрепочка – непредвиденные расходы. Про эту статью бюджета знает каждый экономист.
Я строго следила, чтобы денег нам хватало на весь месяц, и пресекала спонтанные траты. Конечно, родители нас тоже подкармливали: делились картошкой, овощами и фруктами со своих огородов; иногда подкидывали деньги молодой семье. Но с деньгами родителей я была крайне осторожна: мы должны были научиться сами себя обеспечивать.
Когда муж приносил зарплату, я раскладывала деньги по кучкам, фиксируя их скрепочками. В такие моменты я чувствовала, будто просто попала на такую вот клетку в настольной игре и скоро все непременно выправится. И всякий раз, когда папа предлагал переехать в Можгу, я отказывалась. Не в родной город я мечтала вернуться, а на свой уровень жизни. Я знала, что справлюсь. Что мы справимся.
Кстати, именно эти скрепочки помогли мне и дальше планово вести свой бюджет и в итоге поменять маленькую полуторку на двухкомнатную квартиру, а ее со временем – на трешку.
Сейчас для учета домашних финансов есть специальные приложения. Многие никак не могут себя к этому приучить. А мне легко. Я начинала со скрепочек.
Сильные теплые вдохновляющие воспоминания нужны нам для того, чтобы опереться на них в трудный момент своей жизни.
На первую годовщину свадьбы у нас на праздничном столе были лишь две мандаринки да две зефиринки. А я была весела и счастлива. Потому что в моей памяти жил один совершенно незабываемый предновогодний вечер из детства.
Фруктов у нас в Можге зимой было не сыскать. В полуподвальных лавках с названием «Фрукты-овощи» зимой можно было найти разве что свеклу, морковь и редьку. Ну и картошку, конечно.
Я любила новогодние подарки, которые нам раздавали в школе. Но еще больше мне нравились подарки с папиной работы. Там всегда были мандарины! Буквально по две штучки в каждом мешочке, но это был настоящий восторг!
И вот однажды звонит папа и говорит: «Спустись. Там Леонид подъедет». Я спускаюсь с нашего третьего этажа во двор, жду. Подъезжает папина служебная голубая «Волга». Улыбающийся, как обычно, дядя Леня открывает багажник, а там – коробка с подарками и… мандарины! Много!
Представьте: полный багажник этих ярких сочных фруктов! Именно так я запомнила тот килограмм мандаринов, который привез папин водитель.
И сейчас, согласитесь, багажник, под завязку набитый цитрусовыми, считался бы нестандартным подарком, а тогда, когда мандаринов в городе вообще не было, нереальным выглядел даже пакетик с ними. Только став взрослой, я узнала магию появления любимых фруктов в мешочках с новогодними подарками. Мандарины приходили перед Новым годом на местную овощебазу и распределялись по государственным учреждениям: по детским домам, школам, передавались рабочим коллективам. И при этом учитывали «утруску» – уменьшение количества или качества товара при перевозке и пересыпке.
Руководителям предприятий доставались вот эти, не успевшие испортиться по нормам фрукты.
Вкупе с волшебным кармашком папиного пиджака, исполняющим просьбы и желания, жизнь в родительской семье меня вдохновляла.
Вот такой я и выросла:
человеком с идеями и вариантами их воплощения в жизнь.
Если вы до сих пор не знаете, с чего начать свой бизнес, поинтересуйтесь у предпринимателей девяностых, как стартовали они. Спросите о мотивации и стимулах, побудивших людей броситься на амбразуры капитализма. Чем бы ни горели изнутри эти смельчаки, мы все пылали идеей жить лучше.
Это сейчас из каждого утюга бизнес-тренеры со всего мира как мантру повторяют: пойми, в чем нуждаются люди, и станешь сказочно богат.
Тогда у наших сограждан не было совсем ничего, и сказочно богатым можно было стать на любом действии. Ключевое слово – «действие».
Нужно было только рискнуть.
Рискнуть всем.
По-крупному.
Всерьез.
И люди рисковали именно так.
Я тоже только и думала о том, как воплотить свои мечты в жизнь.
Я всегда любила цветы, особенно комнатные. Сейчас от избытка цветов ломятся не только прилавки специализированных гипермаркетов типа OBI. Нынче в любом маленьком флористическом магазинчике или киоске выбор растений и различных аксессуаров к ним больше, чем во любом городе в девяностые годы прошлого века. Тогда в продаже не было даже цветочных горшков, не говоря уже о всевозможных подвесных кашпо и всякого рода подставочках и подвесочках, которые превращают дом в цветочный рай.
И поэтому мне очень хотелось открыть именно цветочный магазин. Я просто бредила цветами. Я представляла, как найду гончарные мастерские и заводы и привезу изготовленные там разнообразные и модные, красивые современные горшки и кашпо в наш город. Мечтала, как буду заказывать у мастериц-надомниц подвесные держатели из макраме. Воображала, как в моих магазинах будут продаваться всякие необыкновенные кованые крючки и полочки для домашнего цветоводства. Я хотела возить цветы из Голландии.
Все обдумав, я принялась расспрашивать сведущих людей, как это устроить. Провела, как сейчас бы сказали, статистический опрос и детальный анализ сектора рынка. Вот тут-то я, наивная девочка, хоть и мать уже двоих детей, узнала, что цветочный бизнес в девяностые, бизнес с миллиардными оборотами, что сопоставимо было с финансовыми потоками при обороте наркотиков и оружия в те годы, являлся одним из самых если не криминальных, то теневых. Казалось бы невинный, он первым попал под активный контроль организованной преступности. По данным «Независимой газеты» того времени, цветочный бизнес контролировался азербайджанской и ассирийской преступными группировками.
Так, например, я узнала, что цветочный трафик используют наркоторговцы для перевозки наркотиков из одной страны в другую. Киоски сжигали, собственников и травили, и убивали. Но цветы были нужны всегда. Как однажды рассказывала о своем цветочном бизнесе Алла Тяжельникова, хозяйка салона «Цветы от Аллы», могло быть так, что в один вечер приезжали «братки» забирать цветы для своих девушек (многие из бандитов за цветы не платили), а на следующий день наведывались другие – покупать цветы на похороны тех, первых. Так вышло, что и дочь самой Аллы травили: жива она осталась только чудом.
У меня были две маленькие дочки. И, конечно, я не собиралась ввязываться в такие дела: могли пострадать дети.
Я отказалась от идеи цветочного бизнеса, но не отказалась от мечты быть снова на коне.
Я мало работала по найму, но вот что удивительно: каждый этот непродолжительный эпизод позволил мне сделать глубокий вывод и дал огромный опыт.
Одним летом мы с одноклассниками в средне-школьном возрасте подрабатывали в совхозе на сборе ягод. Собирали смородину. Это было невкусно, муторно и принесло очень мало денег.
Но запомнила я отношение. Те, кто принимал у нас ягоды… им было все равно. Это лишало нас энергии и обесценивало наш труд. Он никого не радовал.
Позже, уже в своем бизнесе, я всегда старалась избавляться от таких сотрудников. Человеку, особенно руководителю, пусть на самой маленькой руководящей должности не должно быть безразлично то, чем занимается он сам, его люди и компания в целом.
Равнодушие, как и энтузиазм, заразно.
Чем заражаешь своих людей ты?
Другим летом мы с подружками работали на сборке счетных палочек на деревообрабатывающей фабрике «Красная Звезда». Из красильного цеха приносили партии только что окрашенных и высушенных изделий. Мы должны были собирать в коробочки определенное количество палочек разного цвета, параллельно отбраковывая неровные и плохо окрашенные. Работа была сдельная и мне она нравилась ровно до того момента, когда очередная партия палочек заканчивалась, а новую никак не приносили. Вставал вопрос: отбраковывать по стандарту качества и сидеть потом часы без дела, а значит, и без денег или самовольно снизить стандарт и не так придирчиво отбраковывать то, что выдали в работу. Это был очень тяжелый душевный выбор для честного усердного ребенка, коим я являлась. Я предпочитала работать качественно, несмотря на проблемы, до самого нижнего порога совести. Но на всю жизнь запомнила два своих состояния: в период, когда палочек было много, меня переполняла радость от того, что хорошо и честно могу выполнять свою работу. И не давало покоя щемящее чувство горечи тогда, когда приходилось идти на компромисс со своим перфекционизмом из-за того, что нам вовремя не поставили работу.
У моих швей оплата труда всегда была сдельная. И мне с детства понятны их чувства, переживания и страхи по поводу того, хватит ли им работы, будет ли у них возможность выполнять ее хорошо и радостно.
В четырнадцать лет меня взяли нянечкой в новенький детский сад. Я должна была мыть посуду, накрывать на столы, помогать детям одеваться на прогулку. Ребята были совсем малышами: им было по три-четыре года. Мне очень нравилось с ними возиться, и я просто обожала садиковские клецки в сливочном соусе! Я уставала от ранних подъемов и тяжелых кастрюль, но дети приводили меня в восторг. Еще тогда я заметила, что каждый из них – уже личность со своим характером и предпочтениями. Был в группе малышок, который ни за что не хотел спать днем. Ну не заставлять же человека только потому, что в его возрасте так положено. Я разрешала ему помогать мне в тихий час мыть посуду, и он был счастлив.
Много лет спустя в соцсети «Одноклассники» мне написала красивая девушка. Она была в той самой группе малышей, запомнила меня и нашла. Это было удивительно! Такая кроха и всего одно лето, а запомнила! Я ее тоже помнила: смешливая девчушка с кудряшками-локонами и слегка раскосыми глазками-огоньками.
Больше всего мы нуждаемся в любви и заботе.
Работа тоже может стать счастливым местом, где ты их сможешь и получать, и дарить.
В УПИ (сейчас это университет УГТУ) я училась хорошо. Не потому, что мне это нравилось или мне было легко. Наоборот. По природе своей я гуманитарий, и все эти высшие математики, теплотехники, детали машин и тепломассопереносы давались мне очень тяжело! Но если обычная стипендия студента была тридцать рублей, то отличники получали пятьдесят пять. Планка эта для меня была совершенно нереальной, потому что формулы и технические тексты я не понимала и просто учила наизусть. Но вот стипендию хорошиста, свои сорок пять рублей, я вполне могла заработать и зарабатывала.
Позже, получая второе высшее в юридической академии и наслаждаясь изучением логики, психологии, истории и права, я поняла, что
лучше поискать дело по душе, чем умирать за небольшую денежку там, откуда страшно уйти.
Хоть я и получала в первом вузе повышенную стипендию, денег все равно не хватало. В стране разворачивался кризис, родители присылали мне какие-то суммы в помощь, но я видела, как им самим непросто. Младший брат оканчивал школу, надо было заниматься им, у отца «отжали» его строительный бизнес, а мамин коллектив не смог выкупить свою швейку на устроенном по новым правилам тендере.
В это время на кафедре как раз одному научному сотруднику понадобилась помощница – перепечатывать на машинке его рукописные труды.
Нехитрым этим навыкам я научилась еще в старших классах. Была в советской школе такая практика – обучение простым специальностям.
Девочкам предлагалось на выбор овладеть профессией библиотекаря или секретаря-машинистки, а мальчикам – водителя или столяра.
Я училась на секретаря. У меня была корочка об окончании курсов, и меня вполне законно взяли на эту должность.
Деньги были легкие, но мне не хватило внимательности. Если кто еще помнит, работа на печатной машинке требовала сосредоточенности и сама по себе была кропотливой: допустил орфографическую ошибку, забил не ту букву, соскользнул палец и литера встала криво или лента исчерпала свой ресурс, а ты не заменил ее вовремя – начинай сначала. Перепечатывай снова. Платили за лист или количество печатных знаков.
В общем, через пару месяцев я от такой работы отказалась. И мне глубоко внутри почему-то до сих пор стыдно, что я оказалась неидеальна.
Я делала работу с ошибками, а считала, что это мой работодатель придирается. Я даже обижалась на него за то, что он замечает мои недочеты и не платит мне денег «просто так».
Как часто мы обвиняем в своих бедах других только потому, что не хотим видеть в этом свою ответственность!
Корзина, картина, картонка…
Карьера консультанта в мебельном салоне была в моей жизни самая короткая и стремительная. Взяли меня туда по знакомству. Задача была простая – продавать мебель в зале. И соблазнять клиентов презентами, которые к некоторым товарам шли по разного рода акциям. Я так радовалась каждой сделке, что дарить подарок покупателю за его приобретение было отдельным удовольствием.
Однако очень быстро я выяснила, что мой энтузиазм неуместен и подарки покупателям остальные консультанты и руководитель отдела дарят неохотно. Точнее, «забывают» их дарить.
Я про законные бонусы не только не забывала, но и напоминала про них вслух беспамятным другим консультантам. Те, бросая на меня злые взгляды, молчали, но подарки клиентам отдавали.
Вскоре меня вызвала начальник отдела и уволила гениальной фразой, которую я сама использую иногда до сих пор.
Запоминайте.
Если вы хотите уволить нового человека без видимых причин, просто потому, что он не вписывается в ваш мир, скажите ему следующее: «С сожалением сообщаю, что мы расстаемся. Вы человек большого будущего. Мы вам совсем не подходим».
То ли сотрудники мебельного салона перепродавали потом эти подарки, не отданные покупателям: корзиночки и картиночки, то ли домой себе забирали. Но в любом случае моя честность им сильно мешала. А уволили меня красиво. Этой фразой будто путевку в большое будущее дали. За что и спасибо!
…Хоть консультантом в мебельном салоне я трудилась уже во взрослой жизни и при наличии двух детей, пожалуй, это все-таки последнее место работы, где я была все еще ребенком.
Повзрослеть мне помог мой юридический опыт.
…Вся сжавшись от колючего страха, я сидела под столом директора какого-то областного завода. Тени быстро наступившей зимней ночи причудливо ухмылялись мне с молчаливых офисных стен.
«Господи, обещаю тебе, если я выберусь отсюда живой – никогда больше не буду работать юристом!» – поклялась я, отодвигаясь от проема вглубь так, чтобы в случае стрельбы меня случайно не зацепило рикошетом.
Под этот стол меня привела моя голубая мечта.
Едва моей первой дочке исполнилось полтора года и появилась возможность устроить ее в ясли, я принялась за реализацию своей давней мечты – стать адвокатом. Я решилась получить второе высшее и даже рискнула поступать на очное отделение.
Малышку Дарину отдали на месяц свекрови, жившей на соседней улице, а я круглосуточно стала готовиться к поступлению в юридическую академию, вспоминая правила русского языка и десятками часов читая книги, о которых были вопросы в билетах по сдаче литературы. Интернета тогда не было. Брошюр с кратким содержанием произведений тоже. И сами вступительные экзамены в те времена были еще живые: приходишь с паспортом, тянешь билет, садишься за парту, готовишься и тут же демонстрируешь комиссии свои знания.
Трудовая книжка пусть с небольшим, но трудовым стажем в прокуратуре родного города вселяла надежду на снисхождение приемной комиссии.
Надо отдать должное Нине Дмитриевне Макрушиной – моему школьному учителю словесности[2]: благодаря ей знания по этому предмету у меня были на высоком уровне и мне оставалось их лишь немного освежить.
Сдача экзаменов превзошла все мои ожидания. Меня не просто зачислили. Меня приняли в УрГЮА[3] с радостью. Члены комиссии не только выслушали мои ответы по билету. Минут десять мы говорили на разные темы. Уставшие лица экзаменаторов разгладились и светились неподдельным любопытством: «А вы, девушка, откуда? А где этот город? А кто вас учил? Как зовут вашего учителя? Передавайте ей наш большой привет и восхищение». Конечно, я передала потом этот пламенный и живой привет любимой Нине Дмитриевне. Вы бы видели ее горящие в сто солнц глаза!
…Училась я с упоением! Это было не сравнить с техническим вузом! Там я ничего толком не соображала – все заучивала наизусть, зазубривала. Здесь понимала все. Мне ХОТЕЛОСЬ разобраться со всем! Уже на первом курсе мне прочили аспирантуру и международную стажировку.
Но той же зимой Дарина сильно простыла в яслях. Детки там были разновозрастные: от полутора лет до трех. Трехлетки на прогулках много бегали, толкали малышей, а у тех не хватало мощи вставать после очередного падения. Мешали высокие валенки и увесистые советские шубки из толстого искусственного меха. Так бедолаги и сидели на снегу от прогулки к прогулке.
Это вообще была тяжелая зима, во всех отношениях. По утрам Володя отправлялся на работу, а я брала дочь и ехала с ней на другой конец города в садик и затем в свою академию. Это было по пути, поэтому ребенка в громоздкой шубе, ее вещи для садика, санки и мои учебники приходилось из трамвая волочь на себе. Однажды, когда особенно порывистый ветер сбивал с ног и дул в лицо так, что мы обе захлебывались от слез, я от бессилия и обиды готова была сдаться и вернуться домой, к родителям. Железнодорожный вокзал, по меркам большого города, был близко, но у меня в кармане не было ни копейки, чтобы до него добраться, не говоря уже о покупке билета до родительского гнездышка. Я в отчаянии сидела и рыдала прямо в сугробе, одной рукой вытирая свои замерзающие на ветру слезы, а другой согревая Даринины щечки и успокаивая бедняжку тем, что мы скоро доберемся до ее детского сада и будет тепло. Невозможно поверить: мне было всего двадцать пять лет!
От переохлаждения на прогулках у дочки начался отит. Да такой непростой, что врач нам дал медицинский отвод от садика и постановил минимум год, а то и два сидеть дома.
Это означало конец очному обучению. Но здоровье Дарины было для меня важнее.
Нянь и денег на них не было. Бабушки-дедушки были еще молоды и продолжали работать, поднимать младших детей. Присматривать за моей девочкой было некому. Поэтому с середины второго курса я перевелась на заочное отделение и предложила мужу… завести второго ребенка. Рассуждала я так: раз мне придется сидеть дома, а еще одного малыша мы с Володей все равно рано или поздно захотим завести (мы это обсуждали перед свадьбой), то, значит, сейчас – самое выгодное для этого время. Я же просто – мисс Эффективность, господа! Муж к такому повороту событий был не готов.
– Я не готов, – так и сказал он.
– Ничего страшного, – тут же парировала я, – беременность длится девять месяцев. Успеешь подготовиться.