– Какой ужас! – впечатлилась Лала.
– Ага. Но он с улыбкой про это рассказывал. Ты уж прости меня, Лала, что я видел что-то, чего не должен был. Это не нарочно и не специально. И я тебя очень люблю. Поэтому будь хорошей невестой и прости меня, а я за это буду тебя много-много обнимать. Ещё больше, ещё нежнее.
– Ну, коли так, то ладно. Прощу, – буркнула Лала с довольным личиком. А затем вдруг добавила смущённо: – Тебе хоть… показалось красивым… то, что ты видел?
– Малышка, конечно, как может быть иначе, – горячо заверил Рун. – В тебе всё прекрасно, вот даже каждый пальчик, каждый ноготок, всё совершенство, глаз не оторвать, заставляет сердце трепетать взволновано.
– Какой подлиза, – весело подивилась Лала, успокоившись.
– Нет, я очень честно говорю. Даже… когда всё случилось… Я, Лала, умею ничего не хотеть. Этому легко научиться, коли беден. Но когда всё случилось… я прямо боролся с собой, чтоб ты знала, может целую секунду, так хотелось на тебя смотреть. Вот же странно, – поведал Рун. – Просто заставил себя отвернуться, словно руками взял свою шею силой воли, и отвернул. Всё потому, что ты очень красивая.
– Ну, познакомься со своей мужской природой, мой дорогой, – умиротворённо сообщила Лала, снова безудержно воссияв. – Это она в тебе сеи желанья пробуждает.
– Думаешь дело в природе? Это было мощно, – покачал головой Рун. – Но я переборол и отвернулся. Потому что знал, что иначе очень обижу тебя.
Лала вздохнула счастливо.
– Я, Рун, прощаю тебя, – произнесла она с теплотой. – И ты меня прости, что сержусь на то, в чём ты наверное совсем не виноват.
– Да ничего, любимая, – добродушно отозвался он.
Наступила тишина. Лала закрыла глазки. Рун смотрел на неё, любуясь её сиянием, и радуясь, что она рядом и снова доверяет.
– Лала, – промолвил он тихим голосом. – Я больше никогда не скажу, что хочу расстаться. Никогда. А если вдруг скажу, ты знай, что это всё неправда. Я бы хотел, чтоб ты всегда была со мной. Всю жизнь. Знай это, ладно?
– Хорошо, – ласково улыбнулась она.
***
За ягодой они пошли ещё нескоро. Утро у них несколько затянулось, они и подремали ещё с часок, потом лежали и говорили о том да о сём, оба наслаждаясь этими приятными мгновениями. В шалашике было уютно – тенёк, ощущение уединённости, пахнет листвой. Рун про себя порадовался, что всё же соорудил его. Далее у них был завтрак, с продолжительными объятьями на десерт, после Рун отмыл котелок, и вот тогда они отправились в лес. Поиск не потребовал от них чрезмерных усилий – у озера деревья росли не слишком плотно, много прогалин, полянок, лужков – то есть самых ягодных мест. На одной из полянок было красным красно, тут они и остановились. Лала сдержала слово, стоически не позволяя себе обнимательных перерывов. Рун, правда, сам пару раз не выдержал, она довольна была, но по своей инициативе не подходила. Так что дело у них продвигалось быстро. Вскоре же пошло ещё быстрее, так как у Лалы неожиданно проявились помощники. Сначала несколько мышек возникли словно из ниоткуда, засуетившись подле неё – срывали ягодки передними лапками и приносили. Лала, светясь от умиления, похвалила их, сорвала большой лист какого-то растения, положила рядом с собой, мышки стали складывать ягодки на него. Чуть погодя к мышкам присоединились и птички, штук с десяток разнообразных мелких пичуг – эти бросали ягоду прямо в котелок. Рун дивился на происходящее, на творящуюся вокруг деловитую суету живности, Лала поглядывала на него озорно.
– По-моему я наконец кого-то заштрафую, – проронил он не без иронии в ответ на эти её взгляды.
– А вот и нет, – разулыбалась она. – Я не колдовала. Ты мало знаешь о феях, мой дорогой. Когда фея занята какой-то кропотливой или сложной для неё работой, зверюшки часто сами приходят на помощь. Так же и в беде, бывает, выручают сами, без всяких просьб. Я бы не стала их просить сейчас о помощи, это было бы эгоистично, вдруг у них свои важные дела, а они же не откажут фее. Здесь только те, кто ничем не занят – не кормит деток, не голоден, не строит гнёздышко или норку, кто сам хочет помогать, и имеет время на это.
– Да, здорово вам, – беззлобно позавидовал Рун. – Если бы у нас мыши помогали, вместо того чтобы портить в амбарах запасы, и птицы помогали, а не выклёвывали колосья. Побеззаботнее жизнь бы у всех была.
– У нас, мой львёнок, ничем не лучше, чем у вас, в этом отношении, – поведала Лала. – Мышка, ежели в амбар заберётся, она же не понимает, что кто-то много трудился, чтобы урожай вырастить да собрать. Она просто обрадуется, что столько вкусненького нашла, и всё. Станет считать, что это её, раз нашла. Фея может мышек попросить не лазать в амбар. Но это другое. И не всегда честно. Мышка на то и мышка, чем же ей питаться? Феей быть немножко сложно, Рун, поможешь одному – обидишь этим другого. Гусеничек когда мы с твоего огорода уносили, я их спасала, потому там было всё честно и без обид, хорошее для всех. Это было хорошее волшебство.
– Надо же, – покачал головой Рун. – Я думал, феям легче всех живётся. А тут… нужно прям ум весь напрягать, я смотрю, чтобы понять, как поступить. Даже из-за мышей каких-то.
– Да, милый. У всякого свои житейские проблемы. У фей их тоже хватает, – подтвердила Лала. – Бывает, фея наколдует, а потом понимает, что кому-то плохо сделала, и страдает от этого, сердечко болит, а если отменишь чары, расстроишь того, для кого колдовала. Надо очень всё взвешивать. Иногда лучше совсем не колдовать, чем колдовать безответственно. Иногда колдовство не получается, хоть и кажется невинным, потому что по наитию фея чувствует опасность сделать дурное. Иногда приходится смиряться, что всем угодить не выйдет, и выбирать меньшее из зол. Феи всё же не учёные мужи, мы в первую очередь руководствуемся наитием. Это сильно выручает, помогая поступать правильно. Но порой подводит и оно.
– Ну, хорошо что ты мне это рассказала, – весело воззрился на неё Рун. – Я теперь стану тебя жалеть, что у тебя столь непростая наполненная трудностями жизнь, и буду ещё ласковее обнимать.
– Скорей бы набрать эту ягодку, истомилась вся уже, – вздохнула Лала с грустной улыбкой.
– Да скоро уж и наберём, – приободрил её Рун. – Только давай не здесь тебя от томления избавлять. Не хочу, чтобы по мне мыши прыгали, пока обнимаемся.
– Ты уже и мышек стал стесняться, суженый мой? – рассмеялась Лала.
– Нет. Боюсь придавить ненароком в порыве страсти, – парировал он.
Так, с шутками, с разговорами, они незаметно добрали котелок до верха. Лала от души поблагодарила своих помощничков, погладила каждого, одна мышка после неё подбежала и к Руну. Замерла перед ним в ожидании, глядя глазками-бусинками. В деревне мыши были другими, тёмным и довольно неприятными на вид, а эта казалась весьма симпатичной – серенькая, с усатой смешной мордочкой, аккуратными кругленькими ушками, Рун с удовольствием осторожно погладил её пальцем, и она убежала. От общения с живностью радости на сердце только прибавилось. Когда счастлив, всё доброе пробуждает радость. Они вернулись на бережок, сколько-то времени сидели рядышком, любуясь на спокойную водную гладь. Но было жарко, и чтобы ягода не портилась, следовало отдать её побыстрее.
– Ты, Рун, не подходи со мной к бережку, когда я Мияну позову, ладно? – Лала, безудержно сияя, чуть отстранилась, с намереньем встать.
– Ладно, – кивнул он, и улыбнулся. – Боишься, что отобьёт меня у тебя?
– Боюсь, что водичка слишком прозрачная, а Мияна недогадлива. Не понимает, что надо хотя бы ручками прикрывать себя, – посетовала Лала благодушно.
– Понято. А как мы ей ягоду передадим?
– В котелочке. Попрошу её вернуть к вечеру.
– Просыплется из котелка ягода в воде-то. Или всплывёт, – озаботился Рун. – Крышку бы. Да нету. Ты не можешь наколдовать крышку? Без штрафов, само собой.
– Крышечку не смогу сейчас, – ответствовала Лала, и призадумалась. – Могу другое.
Она прикоснулась к котелку пальчиками, озарившимися на мгновение синим светом. Взяла котелок, наклонила слегка. Отдельные ягоды покатились к краю и там вдруг остановились, словно упёрлись в невидимую преграду. Лала наклонила котелок ещё сильнее. Рун с изумлением наблюдал, как ягоды уже горкой насыпались на край, но так ни одна и не вывалилась. Лала поставила котелок наземь.
– Вот, – произнесла она довольным голоском. – Зачаровала котелочек, теперь он до вечера будет непросыпливающийся. Ничто из него вывалиться само не сможет.
– Чудно ты колдуешь всегда, Лала, – подивился Рун уважительно. – Всё у тебя… не так, как в сказках обычно. В сказке, людьми продуманной, фея наколдовала бы крышку, и всего делов. А у тебя то дорожка из цветов, то свин летающий, то котелок непросыпливающийся.
– Я слабой феей всегда была, заинька, – объяснила Лала. – Это сейчас у меня много магии. Раньше совсем капельку имела. Поэтому все феи колдуют, как научились. А я как получится. Бытовое волшебство удобно, позволяет легче справляться с какими-то ежедневными заботами. Но в нём надо практиковаться. А мне было нечем. Я бы не стала на создание посуды магию тратить.
– Ну, иди зови Мияну, моя красавица, – ласково сказал Рун. – Можешь заодно предложить ей искупаться сегодня. Помни, что я не обижусь. Если ты бросишь меня совсем-совсем одного.
Лала рассмеялась.
– У меня немножко другие планы на сегодня, милый, – лукаво промолвила она.
Она улетела к воде, и вскоре над озером зазвучал её звонкий голосок, призывающий подружку. Рун предполагал, ожидание Мияны займёт немало времени, но та примчалась буквально в считанные минуты. Лала передала ей котелок, они о чём-то долго беседовали, до Руна доносился временами весёлый девичий смех. Но вот Мияна скрылась под водой, плеснув хвостом, а Лала воротилась назад с блестящими от восторга глазками.
– Ох, Рун, так обрадовалась, так обрадовалась Мияна! – сообщила она, прижавшись. – Говорит, пир сегодня будет. И малышня хоть попробует. Благодарила тебя и меня. И знаешь что ещё Рун, новость какая?! Ты не поверишь!
– Какая же новость может быть от русалок? – состроил недоумённую физиономию Рун. – Они в озере сидят, ничего не ведают, что творится вокруг.
– Ах, мой хороший, им ведомо гораздо больше, чем ты думаешь, – покачала головой Лала. – Но дело не в этом. Их королева приглашает нас к себе. В их гнездовище под водой. Она обладает магическими чарами, способными сделать водичку для нас словно та воздух густой, ходить сможем по дну и дышать, правда плавать не сможем. Представляешь!?
– Королева? – озадачился Рун, не разделив её восторгов. – Лала, я не хочу к королеве. Ты что?! Мне и барона хватило с лихвой. Тот терпел кое-как. А тут королева. Ты сходи одна.
– Рун, – разулыбалась Лала добродушно. – Это же не такая королева, милый. Она не знатная, у русалочек нету знати. Это как у пчёлок матка. Так и тут. Русалочка, которая рождается другой, выглядит чуть иначе и обладает особыми чарами. У неё нет войска, она не казнит и не милует, ей не служат и не прислуживают, не кланяются. Она как все, просто её слушаются в важных вещах, потому что она рождена с особыми способностями, позволяющими ей лучше организовывать житие русалочек и управлять ими на благо для них всех. Вот. Ежели ты пред ней благоговеешь, тебе придётся и перед каждой маткой пчёл почтительно склоняться, чтобы не обидеть.
– Ну если так, то ладно, – успокоился Рун.
– Ты хоть знаешь, что Мияна принцесса этого озера? – посмотрела на него вопросительно Лала. – Когда-нибудь она станет королевой здесь. Потому что и она родилась королевой. Иной, чем обычные русалочки. Но она не знатная. Тоже просто русалочка. И родилась не от королевы. У них нет династий.
– Я понял, – кивнул Рун.
– Тут другая проблема, котик, – перешла на озабоченный тон Лала. – Как я с тобой отправлюсь к русалочкам, когда они все неприкрыты, все нагие?
Рун призадумался, и покраснел.
– Нет, я никак не могу туда пойти, – негромко поделился он результатом своих размышлений.
– Если я что-нибудь не придумаю, то не сможешь, – подтвердила Лала. – Тогда мне одной из уважения придётся ненадолго заглянуть, и сразу назад. Но мне бы хотелось вдвоём и наподольше. Это такое приключение, Рун! Удивительное! Побывать на глубоком дне у русалочек в гостях. У фей нет подобных чар – позволяющих быть под водичкой как на суше. И у королев русалочек редко бывают. У каждой королевы свои чары, у этой такие. У Мияны таких нет.
– Ну да, приключение так приключение, – признал Рун.
– И даже штраф не с кого взять, если только с королевы не попросишь, – весело заметила Лала. – Я буду думать, мой львёнок. Но это непросто. Как-то прикрыть десятки русалочек. Или сотни. Я не знаю, сколько их тут. И согласятся ли они. Они добрые, и любопытные, им хочется, чтобы мы пришли, наверное согласятся. Но как их всех прикрыть, я пока ума не приложу.
– Мне нравится, как ты воодушевилась, солнышко моё, – улыбнулся Рун. – Надеюсь, придумаешь, и тогда у нас случится ещё что-то особенное здесь, на этом свидании.
– Именно так, – просияла Лала, и вдруг стала серьёзной и взволнованной. – А сейчас, любимый, пришло время для другого особенного.
– Для… жертвы? – проронил Рун с осторожной надеждой.
Лала покрылась краской.
– Нет, заинька, – мягко сказала она. – Для другого другого. Дай мне свою рубашку.
Рун воззрился было на неё с недоумением, но тут сообразил.
– Решилась? – по-доброму спросил он.
Она кивнула.
– Мне куртку надевать?
Она отрицательно покачала головой всё с тем же взволнованным видом.
Рун встал.
– Только ты не пугайся, Лала, – молвил он смущённо. – У меня там шрамы, на спине. Когда-то высекли здорово.
Он стянул с себя рубаху. Лала уставилась на него с любопытством. Разглядывала.
– Ну что, захотелось замуж? – усмехнулся он.
– Может быть, – улыбнулась она сдержанно. – Насколько вы всё же другие. Поразительно. А спину покажи. Что там за шрамы, ты говорил?
Рун повернулся, и Лала ахнула. Вся его спина был испещрена заросшими следами от плети.
– Ой-ёй-ёй, да кто же это тебя так? – голосок Лалы наполнился растерянностью и жалостью.
– Палач, как и положено, – спокойно поведал Рун. – Не дедушка же. Это давно было, уже и не болит, и не чешется, и на погоду не реагирует. Наоборот, как бы чувствительность меньше стала. Если по спине ударить меня, боль слабо чувствую теперь.
– И за что же тебя так жестоко?
– За дело, Лала. Всё справедливо. Когда мне было десять, в гостях у дяди находился, в замке. Стал баловаться с огнём. И чуть пожар не устроил. Еле успели потушить. Ещё легко отделался, в принципе.
– Такого маленького так избили?
– Да какой же это маленький? – возразил Рун. – Уже большой лоб, должен понимать был. А если бы не потушили? Много горя бы мог принести. Многим. Навсегда запомнил этот урок. За дело наказали. Не переживай, солнышко.
Лала подошла, прикоснулась к шрамам ладошкой.
– Бедненький мой.
– Лала, мне конечно приятно, что ты меня жалеешь, – рассмеялся Рун. – Но я даже и не помню уже толком, что было тогда, как секли. Просто странно выглядит. Кто увидит, подумает невесть что. Или что каторжник какой. Или как ты, что бедняжечка несчастный. А я счастливый очень. Потому что ты со мной. Но ты жалей меня, всё верно. Вдруг замуж надумаешь, чтоб меня утешить. Или хотя бы обнимать станешь понежнее. Всё какая-то выгода. Надевай скорее рубашку, страх как хочется узнать, какова ты в ней.
– Не оборачивайся, Рун, пока не скажу, – аккуратно напомнила Лала. – И если я пойму, что не могу в ней быть, я обратно переоденусь, не обижайся.
– Конечно.
Рун сел к ней спиной. Слушал, как шуршит её платье, как стрекочет кузнечик. Чувствовал тёплые лучи на коже. И настроение было светлее светлого. А в душе радостное ожидание чего-то. Так прошло минут пять.
– Можешь глядеть, Рун, – раздался позади робкий голосок.
Рун обернулся. Рубахи в здешних краях носят длинные, без пуговиц, расстёгивание в них не предусмотрено, их надевают через голову. На девице выходит словно платье. Для обычных девиц не подошло бы, потому что коротко, неприлично будет, но для феи почти в самый раз. Тем более, Рун был выше ростом, на Лале ещё длиннее казалось. Неожиданным откровением для него стало то, что на ней обычная мужская рубаха смотрелась очень красиво. Почему-то восхищала.
– Тебе страх как идёт! – чистосердечно сообщил он.
– Крылышек не видно, – с сомнением произнесла Лала смущённо.
– Всё равно. Как всегда, ты прекрасна! – пылко заверил Рун.
Лала улыбнулась ему, не без капельки иронии. Подобрала рукава, чтобы не спадали ниже кистей.
– Помоги мне волосы вытащить, милый.
Он осторожно вытянул сзади из-за ворота её золотистые пряди, расправил.
– Вроде всё.
Она обернулась, уставившись на него своими огромными глазищами загадочно и взволнованно. А он глядел на неё, тоже волнуясь.
– Ну вот, теперь разувайся, бери меня на ручки и неси в водичку, – ласково молвила она.
Как и в прошлый раз, она была очень лёгкой. Невесома, словно пёрышко. Как и в прошлый раз, сначала смотрела ему в глаза серьёзно и доверчиво, а потом разулыбалась счастливо. Рун остановился, зайдя в воду чуть менее чем по пояс.
– Готова? Отпускать? – спросил он мягким тоном.
Она кивнула.
– Только если вдруг случатся какие-то накладки, Лала, давай не обижаться друг на друга. Пожалуйста! – взмолился он вдруг жалостливо. – Я не переживу, если ты снова станешь не мила со мной.
– Хорошо, любимый, – ответила она, сияя.
– Ты меня с ума сводишь, – вздохнул он с улыбкой. – И непонятно, зачем.
– Потому что мне это нравится, глупенький, – весело поведала Лала.
Он осторожно поставил её на ножки, отступил. Какое-то время они стояли, глядя друг на друга. Затем Лала опустилась в воду, похлюпалась чуть-чуть с удовольствием, нырнула. Рун окунулся тоже. Они снова встали. Лала осмотрела себя:
– Не просвечивает?
– Нисколько не просвечивает, – отрицательно покачал он головой, любуясь ей.
– Кажется, я тебе нравлюсь мокренькая, – заметила Лала с невинным очарованием.
– Это чума как красиво! – горячо подтвердил Рун.
– Ну вот, теперь обнимай меня, – тихо позвала она.
Он шагнул, ощущая, как колотится сердце, отдаваясь внутри глухими ударами. Прижал её к себе. И вдруг она слово обмякла, повиснув на нём.
– Держи меня, Рун. Пожалуйста, – услышал он её ласковый растерянный шёпот. – А то я утону.
– Держу, держу, – с нежностью проговорил он.
Они ещё долго не выходили на берег. Сначала стояли, окружённые безбрежностью неба и водного простора, согревая друг друга. Потом много плескались, купались, брызгались, смеялись, и снова много-много обнимались. Рун совсем потерял счёт времени, позабыв обо всём на свете. Просто чувствовал, что лето, что солнце, что знойно, что тёплая приятная освежающая вода. Что любимая девушка рядом. И что он очень-очень счастлив. Бесконечно счастлив.
***
После купания Рун с Лалой ушли в шалашик подремать. Состояние счастливой усталости довольно странное, для Руна было внове, но очень приятное. Вроде бы и сил полно, а тело жаждет отдыха. Оба свалились, как были, в чём были, мокрыми. И на часа два буквально вырубило. Однако сон для феи объятий это же не просто сон. Когда он с её человеком. Это очередная порция упоительной светлой радости. Которой она делится с ним, освещая его сиянием своей улыбки. Так что и это было волшебством, чудесным времяпрепровождением. Ну а после того, как они встали, Руна ждал ещё один замечательный сюрприз. Теперь, когда ситуация с купаниями прояснилась, Лала решилась наколдовать новое платье. Уже не стала переодеваться в своё прежнее, а сразу посадила его спиной, вернула рубаху, и занялась сотворением наряда. Рун терпеливо ждал, долго, очень долго, но был сполна вознаграждён, так и застыл оторопело в немом восхищении. Лала осталась довольна его реакцией. Сразу попросилась в объятья, чтобы насладиться этим его восторженным пылом, который даёт столько счастья и магии, что подкашиваются ножки. Позже, когда они, весьма нескоро, смогли оторваться друг от дружки, Рун предложил перекусить. Правда тут же спохватился, что котелка-то нет, не вернули его им ещё, но Лала стала упрашивать его поколдовать еду, вкладывая в просьбу всё своё девичье очарование, и он не устоял, сдался, руководствуясь мыслью, что день у них всё же особенный, в свидания кавалер должен уступать даме, дабы ей было приятно. Несмотря на энтузиазм, у Лалы достаточно долго ничего не получалось. Она немножко расстраивалась и мрачнела, он как мог подбадривал её, обнимал, и наконец это всё же произошло – пред ними появилось диковинное яство – блюдечко из источающего аромат крупного листа неизвестного в мире людей растения, наполненное лежащими в тёмном соусе маленькими продолговатыми плодами, с виду напоминающими бобы, но на вкус совсем не бобы, а нечто вроде тонкой оболочки душистого ореха, фаршированного безумно вкусной начинкой из чего-то совершенно неведомого Руну. Лала была очень воодушевлена успехом – и потому что получилась сложная для неё магия, и потому что смогла угостить жениха удивительной для него пищей, пробудившей в нём радость, и не в последнюю очередь из-за возможности самой вкусить знакомое кушанье из своих краёв, по которому и по которым соскучилась. Словно прикоснулась к дому. Будь она не феей объятий на свидании, или не столь счастлива, может она и затосковала бы. Но ей сейчас было не до тоски. Особенно в объятьях находясь.
– Сытый кавалер это счастливый кавалер, – добродушно поиронизировала она, глядя на сияющую физиономию Руна. – А кавалер, накушавшийся вкусненького, дважды счастливее. Тогда он думает лишь о даме, не отвлекаясь на иное. На мысли о животике своём.
– Любимая, если кавалер помрёт от голода, он навсегда отвлечётся от дамы, – парировал Рун с юмором. – Так что когда я ем, я как бы о тебе забочусь. Чтоб ты одна не осталась.
– Смотри ты, какой философ, – рассмеялась Лала.
– Ну что, не придумала, как посетить королеву? – осведомился Рун. – А то сейчас можно было бы и сходить к ней.
– Думаю над этим, милый, – поведала Лала. – Кое-какие идеи уже есть, но мне они не очень нравятся. Платьице я не смогу каждой русалочке наколдовать. Это никак. Но им и не надо платьица. Вот что я поняла. Им достаточно лишь… верх прикрыть. Можно попробовать наколдовать для каждой просто полосочку материи красивой, они обвяжутся, и всё. Только и это непросто. На сотню русалочек наколдовать длинную-длинную полосу ткани. Чтобы нарезать её потом. И ткань не из шёлка должна быть. Мне непривычно не из шёлка. У меня есть очень интересная мысль. Попробовать наколдовать не ткань, а волшебный станочек ткацкий, чтобы сам ткал. Но это тоже тяжело. К тому же ему, чтобы достаточно наткать, понадобится время, возможно дни. Моя магия не настолько долгая. Есть и ещё одна проблема, Рун. Русалочки не привыкли прикрываться. С кого-то наверняка спадёт полосочка при плавании, сползёт вверх или вниз. А они и не заметят, не обратят внимания. Прямо и не знаю, что делать.
– Одна сходи к королеве, если что. Я потерплю без тебя. Стоически, – улыбнулся Рун.
– Подумаю ещё, заинька. Сегодня неохота разлучаться. Вдруг осенит. Хотя как будто других вариантов и нет. Или ткань, или станочек колдовать. И надеяться, что не спадёт ни с кого. Завтра, ежели не придумаю ничего, тогда одна на ненадолго. Русалочки хорошие, не хочется их обидеть отказом. Только знаешь, Рун. Ты для них столь же диковинный, как и я. Им бы было приятно нас вдвоём принять.
– Мне бы тоже хотелось к ним на дно сходить. Это страх как любопытно. Но что делать, – пожал плечами Рун. – Иногда бывает не судьба. Пусть приплывают к берегу да дивятся на меня, коли им надо.
– Может я что-нибудь и придумаю ещё, мой славный, – промолвила Лала, сияя личиком. – Порой бывает, осеняет совершенно неожиданным образом. Чего, кажется, и в голову не пришло бы.
– Ага, как со свином, – усмехнулся Рун. – Ну, чем займёмся, малышка? Раз визит к королеве откладывается. У меня есть несколько предложений. Во-первых, волосы твои расчесать. Могу я тебе. Или ты сама, а я буду любоваться на это. Или обнимать тебя при этом. Меня всё устроит.
– После купания волосы надо бы расчесать, – кивнула Лала благодушно.
– Ну вот. Потом танцам меня поучишь. Плохая ты учительница, скажу я, не учишь никак, умолять приходится. А я может мечтаю научиться, – с комичной горестью посетовал он. – Потом предлагаю по грибы сходить. Будем искать их, как хворост искали. Вряд ли много соберем, зато… мне очень понравилось, как мы собирали.
– Мне тоже, – рассмеялась Лала.
– Ну вот. А дальше… можно цветов для тебя пособирать. С утра я этого не могу, не встать так, чтобы тебя не потревожить, будем гулять и собирать. Или можно искупаться ещё. Или там решим.
– Рун, можно тебя попросить? – тихо произнесла вдруг Лала, глядя на него как-то по-особенному, с трогательной доверчивостью и надеждой.
– Всё, что хочешь.
– Давай сегодня уже ничего не делать. Только обниматься. Оставим на завтра и танцы, и грибочки, и волосы, и всё-всё. А сегодня прям вот боле не отпустим друг дружку. Мне очень этого хочется. Буду вспоминать потом сей денёк. Хочу весь-весь денёчек прообниматься. Это праздник сердечка для меня.
– Ладно, – улыбнулся Рун с теплотой. – Тогда наверное лучше в шалаше, чтоб не на солнце?
– Да, милый, в шалашике лучше всего. Только мне надо, чтобы ты нежный был, – добавила она мягко, включив в голосок всё своё невинное девичье обаяние. – Не просто лежал, а говорил приятное, и чтоб смотрел и любовался. Вот как сейчас. И так весь оставшийся денёчек. До самой ночечки.
– Да где ж я столько слов найду? – подивился Рун полушутливо. – Чтоб аж до вечера хватило. Вряд ли ты хочешь слушать одно и то же задперёд.
– Если не хватит нежных слов, можно приласкать друг дружку, – поведала Лала. – Или расскажешь мне что-нибудь ещё о своём мире. Мне интересно. А я тебе о своём ещё расскажу.
– Годится, – порадовался он. А потом с подозрением прищурился. – А «не отрываться» означает, что мы не будем ужинать?
– Ну что ты, мой хороший, я не стану тебя морить, – заверила Лала весело. – И сама кушать захочу.
– Тогда ладно. Но на закат-то полюбуемся? Этого никак нельзя пропустить.
– На закат обязательно будем любоваться, – разулыбалась Лала. – В объятьях.
– Ну, раз так, я весь твой, – добродушно отозвался он.
***
Был поздний вечер. Двое сидели рядышком на берегу огромного лесного озера, наблюдая последние краски затухающего зарева заката. Юноша-человек и девушка-фея. Рун и Лала.
– Ну что, отогрелась? Или ещё нет? Хватило тебе объятий, солнышко моё? – с ласковой улыбкой спросил он.
– Отогрелась, любимый, – ответствовала она, сияя безудержно. – Ещё ночечка будет. Тоже погреюсь. Тогда наверное хватит.
– Да уж, – рассмеялся Рун. – Если хочешь, можно завтра повторить. Опять не отрываться друг от дружки.
– Разные дела тоже приятно вместе делать, котик, – источая безмерную глубокую приязнь, поделилась Лала своим мнением. – К тому же мне хочется и завтра купаться. И обниматься в водичке. Аж снова в животике холодеет, как подумала. И к королеве надо. Немножко будем отрываться.
– Ну ладно.
Лала вздохнула счастливо.
– Спасибо тебе, мой рыцарь. За всё. Денёк был… Это был самый лучший мой денёк за всю жизнь. Невыносимо приятный. Вот.
– Довольно странно благодарить меня за это, – усмехнулся Рун. – То же самое, как благодарить мышку, что она съела сыр. Это был и мой самый лучший день.
– Всё равно, спасибо, – она прижалась к нему ещё сильнее, лучась чувствами светлыми.
– А вот вышла бы за меня, всегда могло бы так быть, – проронил он с юмором.
– Всё мечтаешь взять меня в супруги, заинька?
– Мечтаю.
– Ах, Рун, так не будет даже в замужестве, – улыбнулась Лала. – Появятся детки, станет много хлопот. Да и жить всё время только для себя, только наслаждаясь друг дружкой, когда ты фея и можешь творить добро, эгоистично. Но, конечно, счастья у нас всё равно… была бы бесконечность и ещё маленькая капелька.
– Ну, хоть признаёшь, – утешился Рун не без доли иронии.
Лала лишь снова вздохнула, сияя личиком. Они замолчали, глядя на небо и воду. Рядом с ними пролетела узорчатая бабочка, попорхала немного над травой и уселась на беленький цветочек.
– Лала, – позвал вдруг Рун тихо.
– Что, мой смелый лев?
– А ты уверена, что мы не поступаем дурно? – произнёс он. В его вопросе слышалось немного сожаления, немного неуверенности, немного грусти.
– Дурно? Ты про наше свидание? – умиротворённо поинтересовалась Лала.
– Про него, – кивнул он. – Ну и про остальное.
– Не знаю, милый, – поведала она спокойным тоном. – Быть феей объятий вообще дурно. По-моему. Никогда я не хотела ей быть. Обнимать того, кто не суженый. Но для феи объятий это, кажется, не дурно. А раз нет, то ничего плохого мы не делаем. Если можно обниматься стоя, почему нельзя лёжа? Если можно днём, почему нельзя ночью? Феи же безгрешны, а в самом сне вместе греха нет. Если можно на суше, почему нельзя в водичке? Если можно в платьице, почему нельзя в рубашке? Если можно приласкать кошечку, почему нельзя фею? Феи тоже любят ласку. Я как будто проклята дважды, Рун. Во-первых, потому что фея объятий, и во-вторых, потому что меня кто-то проклял. В одном я убеждена точно – если бы он меня не проклял, ничего бы этого не было. Того, в чём ты сомневаешься, не дурно ли это. Я не виновата, что меня прокляли. Но может я даже и не жалею. Само по себе оно прекрасно. То, что сейчас меж нами. Если бы ты был мой настоящий суженый, я даже и не знаю… Вынесла бы столько счастья, месяц за месяцем, год за годом, или сошла бы с ума. Наверное это всё же хорошо, что феи не могут выходить за людей.
– Тут я не согласен, – полушутливо вставил своё слово Рун.
– Я думаю, феи объятий не поступают так, как я, – чистосердечно поведала Лала. – Не поступали до меня. Но это потому, что они не были прокляты. Если бы не проклятье, ты бы влюбился в меня за несколько дней, Рун. Я бы получила могущество. И дело даже не в том, что вернулась бы домой. Я не привязалась бы к тебе. Так сильно. Мне всё это было бы не надо, что сейчас меж нами. Я была бы поглощена могуществом. А его нет. В результате меня поглотили твои объятья. Или может моя природа, настойчиво пытающаяся тебя влюбить, жаждущая твоей любви. Или и то и другое вместе. Может мы и делаем что-то предосудительное, мой котик. Если судить по меркам грешников. Но я ни в чём не виновата. В этом я уверена. Я лишь следую своему сердечку. И своей природе.
– Я просто думаю, может тут моя вина, – посетовал Рун. – Возможно, как бы причиняю ущерб твоей чести. Идя у тебя на поводу.
– Наивный, – разулыбалась Лала. – Ты полагаешь, ты был бы способен сопротивляться моим чарам? Смирись, мой дорогой. Ни у тебя, ни у меня нет ни чуточки возможности воспротивиться этому. Тому, что происходит. У меня, потому что я верю своему сердечку. У тебя, потому что ты мужчина, вернее даже, юноша простодушный. Не переживай Рун насчёт своей вины. Виноватым можно быть, только если выбираешь что-то неправильное, как поступить, у тебя же выбора нет вовсе. Ведь ты хороший, ты тоже следуешь своему сердечку. А оно не хочет быть со мной жестоко. А лишить меня всего этого – жестоко. Я стану горевать. Итак проклята, колдовать нельзя под страхом жертв, ещё и без… Вот уж нетушки.