Иван Сирфидов
Поцелуй феи. Книга1. Часть 3
– Рун, у меня ножки устали, – произнесла Лала, очень жалостливо, с безупречной правдоподобностью, однако комизм происходящего заключался в том, что вообще-то она летела, а не шла.
– Может всё же крылышки? – с иронией посмотрел на неё Рун.
– Ой, ну да, крылышки, – озорно поправилась Лала.
– Ну иди, иди ко мне, красавица моя, – рассмеялся он, притянув её к себе.
Лала лишь счастливо вздохнула.
– Только давай минутку, не больше. Идти надо, – попросил Рун.
– Минутку не получится, суженый мой, – улыбнулась Лала. – Если ты меня отпустишь, я упаду. Мне нужно сколько-то времени, чтобы прийти в себя.
– Ох, Лала, – мягко пожурил её он. – Коли так всё и будет дальше, боюсь мы и за месяц никуда не дойдём.
– Ну и что, – ответствовала она умиротворённо. – Я никуда не тороплюсь, любимый. Я уже смирилась, что надолго тут.
– Что, и домой уже не хочешь? – усмехнулся Рун.
– Почему же не хочу. Хочу, – честно поведала Лала. – Но если до другого лорда долог путь. Неделей больше иль неделей меньше мы будем добираться до него. Как будто всё одно, и так и этак долго. Зачем же и спешить тогда, мой зайка? Раз нам столь хорошо вдвоём сейчас. В неторопливости значительно приятней моментом наслаждаться.
– Пожалуй так, – кивнул Рун.
– Вот придём мы к лорду, поселит он меня в своём замке. И кем ты себя мне объявишь? И как мы будем обниматься? – озабоченно поинтересовалась Лала.
– И что ж теперь, в лесу остаться жить? – пожал Рун плечами. – Я не знаю, солнышко моё, что с этим делать. Даже если невестой и женихом снова назваться, это ж не в собственной избе, где хоть заобнимайся. У лорда так не выйдет.
– Ты, котик мой, желания свои развеять попросил меня прилюдно. Молва об этом всё равно дойдёт, куда бы мы с тобою не явились. Не назовёшься сужеными боле, – посетовала Лала.
– Скажешь, полюбила. Такого раскрасавца. Сама, без всяких пожеланий, – с юмором предложил Рун. – А я не устоял перед твоими чарами. Что тут сделаешь. Это даже не будет неправдой.
– Феи не влюбляются в людей, заинька. Вашим учёным мужам сие должно быть известно. Без волшебства тут никак. Нас разоблачат, и скоро, – ответила Лала, улыбаясь.
– Может и нет, – поделился соображением Рун. – Не думаю, что много есть учёных, кто сильно просвещён в вопросах фей. Увидят, как ты счастлива со мной, засомневаются, начнут предполагать, что в книгах их допущены ошибки. Да и народ простой, на нас взирая, наверняка в их знаньях усомнится.
– Рун, что феи не влюбляются в людей, это непреложная истина. Тут не в чем сомневаться, – добродушно объяснила Лала. – И нам важно не что народ простой подумает, а как воспримет наши отношенья лорд. А лорды просвещённые мужи, не глупые.
– Ну, у нас ещё есть несколько недель, чтобы что-то придумать. Будем думать, – сказал Рун.
– Лично я планирую другое на эти недели, милый, – весело посмотрела на него Лала. – Не мыслям предаваться, а объятьям. И наслаждаться ими. Вряд ли мне удастся слишком много размышлять, когда ты рядом, и вокруг нет никого, кто мог бы помешать нам хоть немножко. Тебе придётся думать за двоих.
– Я постараюсь, славная моя, – заверил Рун без всякой шуточности. – Знаешь Лала. Возможно ты зря переживаешь. Вдруг в тех краях маги посильнее будут. А сильнее они будут наверняка. У нас тут глушь, и то свой маг, довольно неплохой, барону служит. Может вернёшься ты к себе в свой мир, вот и всё. И не нужно будет ничего изобретать для оправданья наших отношений.
– Может и так, Рун. А может и нет.
– Так или иначе мы расстанемся когда-то. Рано или поздно, – с сожалением молвил Рун. – Раз ты не хочешь замуж за меня. Всё равно наши объятия прекратятся. Так что если мы у лорда не сможем их продолжать, что поделать. Знать пришло для этого время, знать так суждено.
– Не суждено! – горячо возразила Лала. – Это будет просто означать, что мы недостаточно стараний приложили, чтоб сохранить сие чудесное меж нами. И ещё, что я буду несчастна теперь. Ты этого желаешь для меня, жених мой ненаглядный? Я нет.
– Я хочу, чтобы ты всегда была счастлива, – рассмеялся Рун. – Я постараюсь что-нибудь придумать, любимая невеста.
– Главное, Рун, не упускать то счастье, которое у нас сейчас. Не пропустить его в заботах о грядущем. Давай наслаждаться им, – попросила Лала.
– Я только за, солнышко моё, – ласково ответил он.
***
Приближался вечер. Рун подуспокоился. Они ушли уже довольно далеко от города, пусть и не настолько далеко, как хотелось бы, но всё же. Прилично отдалились, значительно снизив вероятность наткнуться на кого-то. Как известно, большинство грибников, хворостособирателей и им подобных предпочитают ночевать дома, соответственно не уходят от него далее чем на пол дня пешего пути. Превысь чуть-чуть это расстояние, и их количество на единицу лесной площади сильно поубавится. Плюс, и сама сия площадь с каждой новой проделанной от города верстой существенно прирастает, позволяя легче затеряться в ней. Недаром давно уж всё стихло вокруг. За последние часов шесть ни разу не почуял Рун и намёка на дым от костров, постепенно перестали тревожить собой воздух производимые людьми звуки. Хорошо было в лесу. Лала кажется совсем оправилась от своих недобрых чар. Тот налёт грусти, что был у неё в глазах после наказания барона, полностью исчез. К тому же с ней случилось одно чрезвычайно приятное происшествие, весьма поспособствовав улучшению её настроения. В какой-то момент к ней, неожиданно вынырнув из-за кустов, подбежала лиса. Упитанная и очень весёлая. Лала склонилась к ней, чтобы погладить, а та и лапками обнимет, и лизнёт в лицо. Радовалась безмерно, пробуждая в Лале ответную столь же бурную радость. Рун видел лис крайне редко, и живём лишь издали, животное хитрое, осторожное, мех её ценится, но изловить сложно, а мясо годится в пищу если только в голод. Тем, кто не занимается профессионально заготовкой пушнины, не имеет капканов, особых ловушек, собачьей своры, и т.д., связей со скупщиками шкур и скорняками, нет смысла тратить время и силы, гоняясь за единичными экземплярами. Он наблюдал за лисой с огромным интересом, потом решился тоже попробовать погладить, а она и ему была не менее рада. Доверяла полностью. Вот когда начинаешь испытывать сожаление и чувство вины от того, что ты охотник. Как можно отнять жизнь у такого жизнелюбивого и доброго существа? Правда существо-то само охотник. Зайчиков и мышек с удовольствием слопает. И если в курятник проберётся, плохо будет курам. И горестно хозяевам. Но всё же жаль, что в мире всё так устроено. Ещё долго после того, как лисичка убежала от них по свои делам, Лала прямо светилась от этой встречи. Да и Руну было веселее на сердце.
За день свою жажду объятий Лала вроде бы более-менее утолила. Летела, бесконечно счастливая, сияя личиком. Остановки у них стали происходить пореже. Они передвигались меж вековых деревьев, держась за руки, иногда говорили о разных пустяках, иногда молчали, потому что и молча вдвоём было очень хорошо. Сейчас, в очередной из таких периодов безмолвия, Лала начала тихо напевать, как делала обычно, когда ей было особенно приятно на душе. Ту незатейливую мелодию, которая так нравилась Руну, эти свои милые «ла-лала-лала». Напевала, и бросала на него взгляды, полные приязненного очарования.
– Чего это ты на меня так загадочно поглядываешь всё время? – со смехом поинтересовался он, в конце концов обратив внимание на это её странное поведение.
– А то ты прям не знаешь, Рун, – довольно ответила Лала.
– Не знаю, – улыбаясь, чистосердечно признался он.
– Ну, мы же в лесу.
– И?
– Скоро ночь.
Рун продолжал смотреть на неё с искренним добродушным непониманием.
– Какой ты недогадливый, – чуть осуждающе подивилась Лала. – Ну тут же нет бабулечки твоей. Скоро ночечка. Наконец-то будем спать вдвоём. Столько мечтала об этом. И вот дождалась. Уже почти. Ла-лала-лала.
– Ах, это, – рассмеялся Рун.
– Это.
– Вот не думал. Что ты этого так ждёшь, – с теплотой поведал он.
– А что ты подумал? – полюбопытствовала Лала, буравя его весёлыми глазками.
– Ничего, – пожал Рун плечами.
– А тебе прям всё равно, Рун? Что мы будем вместе сегодня ночью.
– Лала, мы же с тобой всё-таки разные, – беззлобно произнёс он. – Ты, чем я ближе, тем счастливее. А я счастлив одинаково от твоего присутствия. Чуть ближе, чуть дальше, не важно. Когда чуть дальше, можно на тебя полюбоваться. Тоже счастье. Если бы мне было запрещено тебя обнимать, думаю, любое прикосновение к тебе было бы особенным счастьем. А раз не запрещено, это… просто становится частью одного большого счастья, от того, что ты со мной. Когда ты рядом, когда улыбаешься мне, для меня сие в точности то же самое, как если бы мы обнимались.
– Так ты счастлив, Рун? От того, что мы вместе?
– А то ты не видишь.
– Я тоже очень счастлива. Даже когда мы не обнимаемся.
– Потому что знаешь, что мы всё равно скоро будем. Это делать, – усмехнулся Рун.
Лала вдруг подлетела к нему вплотную.
– Соскучилась? – с юмором спросил он.
Она кивнула, приветливо и очаровательно глядя на него. Он обхватил её руками.
– Счастье моё голубоглазое.
– Милый, что если мы на ночлег уже остановимся? Я немножко устала. Правда, – мягко попросила Лала.
– Конечно, – сразу согласился Рун. – Только давай костра не разводить. А то вдруг дым учует или заметит кто. Не охота на ночь так своё положение всем выдавать. Близковато ещё к городу. Лучше поберечься. Еда у меня есть, готовая, из дома. Варить её не надо. Обойдёмся без костра, не зябко тебе будет?
– Я от тебя погреюсь, возлюбленный мой, – разулыбалась Лала.
– Ну, отлично.
Они как раз вышли на довольно просторную полянку, на ней Рун и решил разбить лагерь, если это так можно назвать. Малость примял низкую лесную травку, постелил Лале свою куртку, достал из сумки кусок серой материи, расстелил подле, разложил на нём их нехитрую снедь. Усадил Лалу отдыхать, сам немного пособирал ягоды земляники, которые обнаружились прямо здесь же, на полянке. Ягод было мало, но сколько там нужно Лале, чтобы насытиться, горсти вполне достаточно. На этом все его действия по обустройству лагеря и закончились. Погода стояла замечательная, ясное небо, безветрие, шалаш от ненастья мастерить нет нужды, ветки для костра собирать тоже не надо, воды во фляге ещё полно, то есть и пытаться отыскать ручей отсутствует необходимость. Лала, пока он собирал землянику, поглядывала на него, так и напевая тихонько, с сияющим личиком, словно само воплощение радости бытия. Рун вернулся к ней.
– Всё предвкушаешь? Нашу ночь, – весело поинтересовался он, усаживаясь подле неё.
– Да. Ла-лала-лала.
– Вот, держи, любимая, – он протянул ей землянику.
– Спасибо, мой рыцарь, – с благодарностью отозвалась она. Поднесла ягоды к лицу, вдохнула аромат, улыбнулась восторженно. – Как пахнут!
Рун взял картофелину, отломил чуть хлеба.
– Ты, Лала, пахнешь лучше, – сказал он. – Я словно на поляне из цветов весенних всегда, когда ты рядом. Соскучился по этому. По тебе, и даже по твоему благоуханию. Так приятно снова это чувствовать.
– Феям объятий многое дано, милый, что касаемо способности нравиться, – добродушно объяснила Лала. – Всё в нас направленно, чтобы пробуждать к себе чувства у мужчин. Не будет магии, исчезнет постепенно и благоухание.
– Прям источник жизни какой-то эта ваша магия. Как еда для человека. Силы телу даёт.
– Это скорее источник нашей сущности, Рун. Без магии мы почти подобны людям.
– А почему люди и феи так похожи?
– Откуда же мне знать, суженый мой, – улыбнулась Лала. – Боги так захотели.
– Зачем богам делать нас столь схожими, но не позволять вам любить нас? Как-то несправедливо, – задумчиво посетовал Рун.
– Всё хочешь меня в жёны?
– Хочу.
– Ну, будешь в храме в следующий раз, Рун, вопроси у идолов, почему феям не дано в тебя влюбляться. Вдруг да ответят, – лукаво посоветовала Лала.
– Помолюсь, чтобы ты в меня влюбилась, – с юмором посмотрел на неё Рун. – Боги ко мне благосклонны, удачей одаривают, тебя например послали. Исполнят моё пожелание, влюбишься, а я тебя в жёны-то и не возьму. Вот и поймёшь тогда, каково мне.
Лала рассмеялась звонко от всей души.
– Сколь изощрённое ты наказание придумал для бедной беззащитной феи, – подивилась она сквозь переливы своего дивного смеха. – Какой жестокий и мстительный у меня кавалер.
– Какой есть. Ты ещё не знаешь всей глубины моего коварства. В деревне-то знают. Неспроста же меня сторонятся, – не унимался Рун.
– Да уж, – только и смогла вымолвить Лала, безудержно сияя.
Рун вздохнул, тоже чувствуя себя очень счастливым.
– Как же хорошо с тобой, Лала, – произнёс он расслабленно. – До сих пор не верится, что мы снова вместе. Ко мне всё же боги и правда очень благосклонны.
– Мне тоже очень хорошо. Поёт сердечко, – призналась Лала. – И облегчение большое. Не страшно. Долго было страшно, когда барон стал ко мне другим. А сейчас легко на душе. Знаешь, Рун, в твоём домике, у вас с бабушкой Идой, мне тоже было очень хорошо. Вспоминаю теперь наши деньки, нашу милую лавочку. Как мы закаты на ней встречали, обнимаясь. Чем-то похоже на тихую семейную идиллию. Если бы мы женаты были, то наверное так и проводили наши вечера. После дня дел и забот шли бы на нашу лавочку, обнимались, любовались бы на алое зарево в небесах, наслаждаясь счастьем и друг другом. Вели бы тихие приятные беседы. Даже скучаю уже по той жизни.
– Ну, теоретически мы возможно могли бы вернуться, – поделился мыслью Рун. – Вряд ли после жабы барон рискнёт тебя снова обидеть.
– Ах, заинька, после того, что произошло, никак мне нельзя возвращаться в деревню. Это его земли. Я тут в гостях. И гость я ныне нежеланный. Да и сама тут не хочу быть.
– Насчёт нежеланной я бы поспорил, – возразил Рун. – Признает, что был неправ, прощенье вымолит с великою охотой, как мне кажется, помиритесь, и будет снова перед тобою расстилаться в любезностях, и радоваться этому.
– Может и так. Но я его боюсь. Я ему больше не верю, Рун, – с сожалением сказала Лала. – Он непорядочный. И за тебя опасаюсь. Вдруг он тебе худое причинит. И люди ваши тебе зла желали. Увидят нас снова вместе, что если опять гневаться на тебя станут? И как обниматься теперь при них, когда ты по их мнению уже мне не жених?
– Тяжело тебе будет, солнышко моё, по лесам неделями летать, – заметил Рун.
– Не тяжело. Если будет к кому прижаться на ночь, – горячо заверила Лала.
– Это сколько хочешь, – улыбнулся он.
– Милый, ты уже покушал? – поинтересовалась Лала многозначительно.
– Ага.
– Тогда давай ложиться.
– Да рано же ещё. Не заснуть, – весело отозвался Рун.
– Я очень-очень устала, мой котик, – поведала Лала чуть иронично, но всё же с нотками мягкой искренности в голосе.
– Сейчас.
Рун убрал остатки еды в сумку, отряхнул кусок материи от крошек.
– Ложись, моя красавица, – молвил он ласково.
Крылышки Лалы сразу опали, она улеглась на куртке. Рун укрыл её материей и сам лёг рядом. Лала прижалась к нему.
– Ла-лала-лала, – замурлыкала она тихонько.
И столько было светлой радости на её личике, и столько счастья простодушного, и бесконечность теплоты, и приязни, и трогательной доверчивости. Много всего. Словно ребёнок, у которого осуществилась самая заветная самая бесхитростная и добрая мечта. Ну вот что-то такое.
– Странные вы всё же существа, – усмехнулся Рун. – Феи объятий.
– Что-то у тебя опять сердечко зачастило, как в наши первые дни, заинька, – невинно побуравила его Лала сияющими глазками.
– Волнительно, – вздохнул он. – Отвык.
– И что же тебя так волнует, суженый мой?
– А вот догадайся, – с юмором ответил он.
Лала долго смотрела на него приветливо, ничего не говоря, а потом вдруг её взгляд стал каким-то особенно беззащитным.
– Любимый.
– Что, голубка моя?
– Ты никогда не хотел… прикоснуться ко мне… там где нельзя. Пока я сплю? – спросила она мягко, продолжая глядеть ему в глаза.
– Вот те раз. С чего такие вопросы? – удивился Рун. – Тоже отвыкла?
– Ну, ты же парень. Мужчин влекут… женские тела, – пояснила она извиняющимся тоном.
– Я и раньше был парнем, не впервые вместе ложимся. Чего вдруг сейчас этим озаботилась? – продолжал излучать недоумение Рун. – Я дал тебе какой-то повод?
– Нет, нет, мой славный, – заверила она по-доброму. – Просто… раньше, когда мы спали вдвоём… это происходило ещё до деревни, в лесу. У нас были несколько иные отношения. Однако я и тогда чуточку опасалась. Ты хороший, но что как в тебе проснётся твоя мужская природа, и ты не удержишься?
– Лала, я никогда не причиню тебе обид, – с чувством произнёс Рун. – Ради чего мне это делать?! В чём выгода?! Одним прикосновеньем разрушить всё, что было между нами? Пойми, ты мне очень нравишься. Мне нравится любоваться, как ты лучишься счастьем. И будет горестно видеть, как ты грустишь. И будет мерзко, если я тебя расстрою. Обижу столь ужасно.
– Но если я сплю и не узнаю, Рун? Тогда ведь не обижусь.
– Ну и что. Я-то буду знать. Лала! Как мне потом оставаться подле тебя, ощущая себя подлецом и ничтожеством? Неужели ты не чувствуешь, насколько ты дорога мне? Я скорее отрежу себе руку, чем прикоснусь к тебе с желаньем оскорбить. Или сделать дурно. Ты меня влечёшь гораздо больше, Лала. Чем твоё тело.
– Я верю тебе, мой рыцарь, – очень серьёзно сказала Лала. – Я больше никогда не буду сомневаться в тебе. Даже на ноготок. Даже на капельку. Никогда не подумаю про тебя худого. Я и раньше не думала. Но немножко было боязно. Всё же ты парень.
– А ты моя кошечка, – улыбнулся он.
– Мяу, – умиротворённо поговорила Лала. – Так уютно, Рун. С тобой. У барона я спала на мягкой кроватке. На пуховой перинке. Но здесь сейчас уютней и теплей. Спасибо, милый.
– Лала, ты такая доверчивая, – порадовался Рун. – Что если я тебе наврал с три короба? А сам только и мечтаю… прикасаться, прикасаться.
Его наполненный шутливыми интонациями голос не оставлял ей сомнений, что он это не всерьёз.
– Я не настолько доверчивая, как тебе кажется, Рун, – весело ответила она. – Например сейчас я тебе не верю.
– Знаешь, Лала, – молвил Рун уже без всякой шуточности. – Я всегда боялся, когда мы вместе спали, что могу тебе случайно худое причинить. И до сих пор этого побаиваюсь. Вдруг выйдет так, что стану во сне ворочаться, и навалюсь сильно, или ударю ненароком, или пихну больно, или… ну…. рука попадёт куда-то не туда. Куда нельзя. И тем тебя обижу страшно.
– Рун, руками-то ты двигаешь порой. Что делать, у всего есть недостатки. Отодвинешь, да спишь дальше. Я не обижаюсь, – очень мягко поведала Лала.– Обижает, когда намеренно это делают.
– Спасибо за веру в меня, что я не нарочно. Но вдруг глубоко внутри всё равно сомневаешься? Что притворяюсь, будто сплю, дабы остаться безнаказанным.
Лала рассмеялась.
– Наивный ты, Рун. Когда б ты притворяясь это делал, то волновался бы, сердечко б у тебя стучало быстро, дыхание бы было учащённым. От меня бы это никак не укрылось. Сразу бы поняла, что не спишь. Ты не нарочно, я это точно знаю, не сомневайся. Я в тебя верю, заинька, но тут мне вера не нужна. Потому что всё слишком очевидно.
– Вот чёрт, ничего от тебя не утаишь, – покачал головой Рун в деланном сожалении.
– Ничего, – подтвердила Лала, улыбаясь. – Феи объятий хорошо разбираются в таких вещах. Ты у меня как на ладони, Рун.
– А вот и нет.
– А вот и да.
– Я тебя люблю, а ты считаешь, это просто дружеские чувства.
– Это и есть дружеские чувства, жених мой дорогой.
– А может быть дружеская любовь между парнем и девушкой?
– Между парнем и девушкой может и нет. А между парнем и проклятой феей объятий вполне себе да.
– Или тебе просто удобно так считать. Мучаешь меня, а совесть чиста, – не без иронии укорил её Рун.
– Бедняжечка, весь измучился, – добродушно посочувствовала Лала. – Значит сегодня тебе, Рун, предстоит очень-очень мучительная ночечка.
Она сладко зевнула.
– Смотри-ка, и правда спать хочешь, – подивился Рун.
– Притомилась за денёк, – кивнула Лала умиротворённо. – И прошлую ночь почти не спала.
– Ну, тогда засыпай, милая. А я ещё немножко полюбуюсь на твою красоту. Соскучился по этому дивному зрелищу, – ласково произнёс Рун.
Она закрыла глазки, продолжая безудержно сиять счастьем.
– Ты такой хороший, мой котик, – проговорила она сонно. – Знаешь ты это?
– Завтра мне об этом расскажешь поподробней, – усмехнулся Рун.
***
Пробудился Рун не так чтобы очень рано, но и не слишком поздно. Уже полностью рассвело. Повсюду весело перекликались лесные певички птички, было немного холодно, пахло лесом и свежестью. Лала спала рядом. Он поглядел на неё и разулыбался. Столько счастья отражалось на её личике, ну прямо светится. Умели бы люди так счастливо спать, кто бы захотел просыпаться. Хотя проснуться рядом с ней тоже счастье. Огромное, бесконечное. Полюбоваться на это сияние. Словно окунаешься в море радости жизни, когда лицезришь. Лала видимо всё же замёрзла, очень плотно к нему прильнула во сне. Рун почувствовал себя виноватым пред ней. Не развёл огонь. Правда кто ж знал, что ночь будет такой, одна из самых прохладных за последние месяца полтора. Но всё ж таки стыдно. С перебором подстраховался. Вряд ли бы кого-то привлёк их костёр, у всех есть свои. Он решил разжечь хотя бы сейчас, заодно похлёбку сварить, накормить Лалу горячим. В похлёбку к грибам да кореньям можно сыру добавить, будет сырная похлёбка, прямо роскошь для леса. Как говорится, когда вкусно, и жить не грустно. Ещё больше порадует невесту свою. Есть только одна проблема – чтобы готовить, нужно как-то подняться. Он очень осторожно попытался отстраниться от Лалы, но лишь меж их телами возник небольшой просвет, она тут же снова придвинулась плотно, и открыла глаза. Смотрела на него своими огромными чудесными очами, продолжая ослепительно сиять.
– Доброе утро, суженый мой, – приветливо молвила она.
– И тебе доброе, красавица, – улыбнулся Рун. – Прости, что разбудил.
– Да ничего. А ты что, куда-то уходишь? Как будто собирался меня оставить, – полюбопытствовала Лала.
– Костёр надо разжечь. Да похлёбку сварить, – объяснил он.
– Милый, давай ещё поспим, – ласково-ласково попросила Лала. – Так хорошо. Не хочется вставать.
– Конечно поспи, а я пока всё сделаю, – кивнул Рун.
– Нет, мне хорошо с тобой, а не одной. Побудь ещё со мной. Немножко, – произнесла она. Её голосок был полон нежных трогательных ноток.
– Ну ладно, – с охотой согласился Рун. – Тоже не хочу от тебя отходить. Наскучался за дни разлуки.
Лала радостно разулыбалась.
– Рун, – сказала она, излучая на него всё своё девичье обаяние. Её зрачки вдруг заблестели, словно озарившись озорным добрым светом.
– Что, любимая?
– Я тоже наскучалась. Давай сегодня никуда не пойдём. Помнишь, как мы провели целый денёк на бережку. В объятьях друг дружку согревая. Давай и сегодня так. Пожалуйста.
– Солнышко моё, я бы сам этого очень хотел. Очень, – поведал Рун мягко. – Только мы всё же довольно близко к замку, к городу. Вот представь, обнимаемся мы. В лесу, средь древ, словно укрывшись ото всех. А тут какой-нибудь охотник. И что же он подумает? Стыдно это будет. Испортит нам всё. Ещё люди начнут сплетничать да судачить. Додумывать то, чего и в помине не было. Или вдруг всё ещё погоня за тобой есть? Тебе придётся опять наказывать. Ты расстроишься, станешь переживать, вот это праздник будет у нас.
Лала молчала, явно разочарованная.
– Мы же всё равно в дальний путь отправляемся, – продолжил Рун. – Так к чему подобные риски? Коли у нас будет полно возможностей для безопасного уединения. Давай, как отойдём далеко, на сколько-то дней от города. Тут и устроим. День объятий.
– Правда-правда?! – с затаённым восторгом и надеждой выдохнула Лала.
– Да, – тепло улыбнулся он.
– Ой, спасибо, мой славный! – воодушевилась Лала. – Ты очень добрый! Жаль столько ждать придётся. Прямо умру от нетерпения теперь. Как выдержать несколько денёчков ожиданий?
– Ночами буду охлаждать твоё нетерпение, – усмехнулся Рун.
– Ну да, – кивнула Лала. – Это поможет. Ой-ёй-ёй, какая я счастливая! Ла-лала-лала.
– Рад, что смог угодить. Столь распрекрасной деве, – довольно заметил Рун.
– Рун, – посмотрела на него Лала с ласковым невинным очарованием.
– Что, красавица моя?
– А нельзя два… дня? Объятий. Раз уж придётся столько терпеть.
– Какая ты хитренькая, – покачал он головой весело. – Ладно, давай уж три дня. Для ровного счёта.
– Честно-честно? – недоверчиво спросила Лала.
– Лала, ну я ведь тоже этого хочу, – чистосердечно ответил он. – Когда ещё так выйдет. Просто побыть вдвоём. Чтоб никаких дел, только ради друг друга. Там есть места. Очень красивые. Озеро огромное, высокие холмы за ним. Остановимся на берегу. И целых три дня. Ты будешь моя.
– Ой-ёй-ёй! – только и смогла вымолвить Лала в безмерном восхищении. – Спасибо, мой хороший! Ты самый лучший у меня.
– Боюсь, надоем тебе за три дня, – с юмором посетовал Рун.
– Так не бывает, жених мой ненаглядный, – радушно улыбаясь, заверила Лала. – Ох, Рун, это ведь очень романтично! Словно дивное свидание. В красивом месте. Дарить тепло сердец друг другу. Обнимать. Три дня. Похоже чем-то на свадебное путешествие.
– Лала, тебе не кажется, что это немного странно? Для тех кто не влюблён и не планирует пожениться? – аккуратно поинтересовался Рун.
– Для двоих людей быть может, Рун. Для человека и феи объятий наверное всё же нет, – возразила Лала. – Не нужно искать плохое в таком хорошем, любимый. Послушай своё сердце, оно же шепчет тебе, что это что-то очень-очень хорошее, разве нет?
– Лала, оно не шепчет. Оно поёт. Во весь свой голос. От счастья, что будет те три дня с тобой.
– Моё тоже поёт, Рун. Ла-лала-лала. Ла-лала-лала. Теперь бы только дождаться. Нужно скорее идти, – вдруг заторопилась она.
– Рад твоему энтузиазму, – рассмеялся Рун добродушно. – Но прежде озера надо к ведунье всё-таки заглянуть. Глупо это не сделать, когда она почти по дороге. А сейчас нам поесть необходимо. Чтобы идти, силы потребны. Полежи ещё, Лала, подремли. Я пока костром да едой займусь.
– Давай я помогу с похлёбочкой, Рун, – предложила Лала.
– Отдохни, чтоб сил больше было на дорогу. Я сам, быстрее выйдет, – мягко произнёс он.
– Ну хорошо, – согласилась Лала.
– Всё, мне можно встать?
– Можно, милый. Раз у нас будет три денёчка, то можно.
Рун поднялся, укрыл её получше материей.
– Поспи ещё, Лала.
– Нет, не уснуть теперь, – поведала она. – Буду лежать и мечтать. Такие сладкие мечты. Ла-лала-лала.
– И что ты не хочешь замуж за меня, – молвил он с полушутливым недоумением. – Ведь всегда бы так быть могло.
– Не могу я за тебя выйти, милый мой заинька, – ответствовала Лала очень ласково. – И родители меня за тебя не отдали бы. Никак. Прости. Но ведь это не важно, когда у нас есть наше сейчас. У многих и дня такого счастья не бывает за всю жизнь, какое мы переживаем, и можем будем ещё переживать долго-долго, пока я здесь в вашем мире.
– Для меня важно, – улыбнулся Рун. – Я хочу всю жизнь. Ну да ладно. Так тоже неплохо. Отдыхай, Лала.
– Рун, можно мне одеялко наколдовать? Я сейчас смогу. Холодно без тебя, – попросила Лала.
– Ну конечно да. Разумеется без штрафов, – кивнул он. – Ты, Лала, такие вещи можешь не спрашивать. Это всегда необходимость, всегда без штрафов.
– Спасибо, любимый! – обрадовалась Лала. – Только я не всегда такое могу. К сожалению. Сейчас кажется смогу.
Она взмахнула рукой, и тут же кусок материи преобразовался в большое толстое расшитое цветными узорами одеяло. Рун лишь покачал головой, дивясь на это чудо.
– Ой, как тёпленько! – Лала тут же укрылась вся, снаружи осталось только её довольное личико. – Не хочешь ко мне, суженый мой?
– Хочу, но лучше займусь огнём и едой, – добродушно ответил Рун.
Он принялся готовить место для костра, слушая как Лала тихонько напевает. Снял ножом слой почвы с травой на небольшом пяточке земли, быстро собрал ветки поблизости, разломал, сложил, умело разжёг. Заострил и вбил колышки, положил на них толстую ветку, повесил на неё котелок, налил туда воды из фляжки. Пусть пока закипает. Потом углубился в лес, с мыслью и веток ещё найти, и может грибов, кореньев, а то и душистых травок для приправы. Сам улыбался всё время. Счастье испытывал. И удивлялся ему. Ну почему оно такое, почему всегда от неё? Сияет она, приветлива, и всё, и на душе царит рай. А коли отвернётся, как в тот день, когда они расстались у барона, то в мрак кромешный, горький и тоскливый, мгновенно переходит бытие. Ну вот же странно. Лишь она всегда. Определят состоянье сердца. Другие люди счастливы бывают от множества причин: от денег, от вещей. От славы, от побед, от достижений. Но в чём тут счастье? Разве это можно с девицею пытаться сопоставить, которой дорог ты, которая тебе безмерно радуется, счастлива с тобою? Безумие и сравнивать. Бесспорно, бывает в жизни разное. Допустим… у человека есть семья и он стремится заработать денег. Чтоб деток и супругу накормить. Когда он заработает, и пищу им принесёт, то это тоже счастье. Но всё-таки оно от деток, а не от денег. Тут сокрыта суть. Вот были б у него и Лалы детки, их счастье тоже б услаждало душу. От счастья близких истинное счастье испытывает каждый человек. А если кто-то счастлив от себя, единолично, от своих успехов, не радуя родных, не согревая. Возможно, что он просто не знаком со счастьем, принимая за него ошибочно нечто совсем иное.
Внезапно тишину леса нарушил испуганный девичий крик. У Руна словно бритвой по душе резануло. В тревоге бросился на полянку. Ещё из-за деревьев разглядел, что подле Лалы стоят трое мужчин. Вооружённых. Вроде бы просто стоят, ничего не делают. Она села, укрываясь от них за одеялом испуганно. Услышав топот Руна, мужчины сразу обернулись, один положил руку на рукоять меча, но обнажать не стал, другие даже и за рукояти не схватились, лишь внимательно уставились. Не помня себя, Рун подбежал к ним, лихорадочно соображая, что нужно предпринимать, и нужно ли что-то, когда они ведут себя… вот так спокойно, без явной враждебности. Одета вся троица была не то, чтобы плохо, но как-то потрёпанно, и не совсем как охотники, отдельные элементы воинской экипировки на них присутствовали, у одного из-под затасканного кафтана проглядывалась тонкая кольчуга. Непонятные личности, по виду которых сложно сделать хоть какие-то выводы, кто они и чем заняты в лесу.
– Что… – заговорил было Рун, но тут вдруг с удивлением обнаружил, что лежит на земле. Вроде бы только сейчас стоял на ногах. Когда упал и как, даже не заметил. Мысли заметались у него в голове, пытаясь разобраться в происходящем. Он начал подниматься, но почувствовал удар, усадивший его снова наземь, а затем ему в грудь упёрся меч.
– Сиди, не дёргайся, а то ещё раз по башке получишь, – прозвучал невозмутимый мужской голос.
