Иван Сирфидов
Поцелуй феи. Книга1. Часть 3
– Может всё же отменить чары, заинька? – сочувственно предложила Лала. – Лицезреть своё тело обезглавленным. Это кошмар какой-то! Я не представляла, что так будет.
– В кошмарах ты думаешь, что всё по правде. А там я точно знаю, что нет, вот что занятно. Поэтому не страшно, – успокоил её Рун. – Странно, немного неприятно. И только. Начнёт утомлять, развею сам, ты же мне дала такую возможность. Просто мне кажется, всё это мало что даёт. Ну как научиться, когда не помнишь ничего? Крупицы малые. Эх, жаль! Хотелось бы ратное дело разуметь. Зато эльфов вижу. Они же похожи на настоящих? Они так и выглядят?
– К тебе, Рун, являются эльфы, которые жили на самом деле. В их истинном обличии, какое у них было. С их истинными характерами. Они не похожи на настоящих, они всамделишные. В точности такие, какими были при жизни. Если моя магия правильно сработала.
– Выходит, я единственный из людей, быть может во всём нашем мире, кто видел настоящих эльфов и даже говорил с ними, – промолвил Рун задумчиво.
– Быть может так и есть, милый, – кивнула Лала.
– Это дорогого стоит, – оценил он её волшебство. – Ещё один твой дивный дар. О котором многие не помыслят и мечтать. Лала, а какие они вообще? Эльфы. Тебе известно что-нибудь о них? Мне дедушка рассказывал когда-то, что вычитал из книг, но правда ли это или нет, он и сам не был уверен, да и многое уж забылось с тех пор. Знаю, что их кажется несколько рас есть, и живут страх как долго, и ещё стреляют метко очень, никто с ними в этом не сравнится.
– Я эльфов мало встречала, Рун, – поведала Лала. – У нас в стране их… побаиваются, не очень пускают, послы, купцы, учёные. Мастера различных искусств. Вот только их, и то под присмотром. У эльфов иммунитет к магии, она на них почти не действует, потому их трудно наказать, коли они зло против нас учинят. А феей обладать всякий хочет, эльфы пытаются похищать фей порой. Против эльфа только физическая магия поможет. В этом смысле они подобны демонам, у демонов полный иммунитет, а у эльфов очень сильный, но всё же не полный. Так или иначе их почти нельзя проклясть, наложить на них чары, ни злые ни добрые. Например, если призвать магией настоящее копьё, и бросить в них магией, оно их пронзит, а если попытаться жабу наколдовать на голову, как барону, то шансы микроскопические, что выйдет, да и в случае успеха вполне возможно будет действовать гораздо меньше времени, и вместо жабы явится махонький едва заметный головастик.
– А у вас там и демоны есть? – заинтересовался Рун.
– Демоны живут в своих землях, где-то очень далеко, не то за морями, не то ещё дальше. Сами они попасть к нам не могут, но бывает, злые волшебники открывают порталы в их края, и так позволяют им проникать в наш мир. В нашем королевстве нет злых волшебников, но в соседних всякое возможно. В далёком прошлом, тысячелетия назад, у нас бывали войны с демонами, когда целые их орды являлись к нам. Сейчас давно уже такого нет. Демонов нельзя контролировать, они неуправляемы. Безумные завоеватели, пытающиеся с их помощью порабощать страны, как-то перевелись. Я не хочу больше говорить о демонах, Рун, это страшно.
– Ну ладно.
– Эльфы, Рун… они живут очень долго. Целую тысячу лет. В этом их главная особенность, из которой, как все знают, проистекают почти все их прочие особенности. Они мастера во всём, их искусства и науки самые развитые, никто с ними и близко не сравнится. Благо, у них иммунитет к магии, а то их маги захватили бы мир. Эльфы пренебрежительно относятся к прочим существам, кто живёт по сравнению с ними мало. Люди для них просто что-то… не заслуживающее особого внимания. Низшее. К гномам относятся чуть лучше, всё же гномы и живут по 300 лет. Но по большому счёту эльфы снобы, считающие все остальные расы ниже себя. У них самые умелые воины, которые один на один победят любого. Вот только эльфы совсем не хотят рисковать своей долгой тысячелетней жизнью, они стремятся всячески избегать войн и опасных схваток, любят привлекать другие существа в качестве наёмников в войска, ежели война неизбежна, и страсть их к лукам тоже имеет те же корни – с расстояния воевать безопаснее, особенно когда ты эльф, оттачивавший мастерство стрельбы веками, а по ту сторону опять же какие-нибудь наёмники из совсем не столь долгоживущих и натренированных созданий. Они большие искусные интриганы, всегда стараются ссорить соседние страны меж собой и заставлять воевать их друг с дружкой, дабы так ослабить их и исключить вероятность вторжения к себе. Зато их женщины самые добрые и заботливые, у них детки растут очень долго, становясь взрослыми годам к восьмидесяти, и вот их мамы столько и заботятся, с удовольствием, вся жизнь их и проходит в материнстве фактически.
– Восемьдесят лет! – изумился Рун. – Ничего себе! Как они не перемёрли тогда, непонятно. За столько лет всяко и мор какой-нибудь случится, и голод, и ещё что-нибудь плохое. Пока станешь взрослым, уже и помрёшь, и некому будет оставить наследников.
– Они не подвержены болезням, Рун, – объяснила Лала. – Очень редко болеют. Эпидемий у них не бывает. Кроме того, они же живут долго, ты уж не забывай об этом. Да, восемьдесят лет, это длинный срок. Зато потом лет 500 их женщины способны к деторождению, а рожать они могут при желании каждый год. И очень любят деток. Они довольно многочисленное племя, милый. В их традициях женить отпрысков ещё подростками, немало уж в 60 становятся обвенчаны. Вот такие они существа. Они любят точность и выверенность во всём. У них всё основано на личных связях и знакомствах, хоть куда трудно пробиться иначе чем по рекомендации, это считается большим благом для других стран, потому что подобное устройство общества замедляет их развитие, как нации, они передают накопленные за 1000 лет знания и мастерство далеко не самым талантливым последователям, а иногда совсем бесталанным родственникам или детям друзей, или тем кто более заплатит за обучение. Иначе они наверное тоже давно захватили бы все миры. Так считается, и они сами так считают, но не хотят ничего менять. Они вообще не очень любят перемены.
– Много ты знаешь об эльфах, – уважительно заметил Рун.
– Ну да, я же в столице живу. Там кого только не встретишь, – пожала плечиками Лала.
– Эльфы, которые ко мне во снах являются, кажется не снобы, – поделился он наблюдением. – Обучают меня с охотой. Позволяют себе конечно как бы насмехаться над моей неумелостью. Вот этот особенно, который голову с плеч любит снимать. Но обучают как-то… старательно очень, ну, рьяно, с желанием. Это слышно даже по голосу. Чувствуется, что прямо хотят научить.
– Они призваны моей магией. Я думаю, она заставляет их желать тебя научить. Ты хоть понимаешь, Рун, кто это?
– Нет. А кто?
– Это должны быть самые величайшие из воинов за всё время. Самые великие из великих, легенды, правда возможно столь древние, что уж и не помнит никто.
– Правда?
– Да. Так должно быть. Если моя магия правильно сработала.
– Интересно было бы их расспросить про их жизнь, – задумчиво молвил Рун. – Только наверное я не смогу. Это как бы всё равно сон. Я там не совсем управляю ни своими мыслями, ни происходящим. Ну что, встаём, любимая?
– Нет, Рун, хочу ещё полежать с тобой. Приятно.
– Не належалась за столько времени? – рассмеялся он.
– Ещё нет, – разулыбалась она.
– Когда же тебе хватит?
– Не знаю. Это свидание, хочу им наслаждаться.
– Ну ладно, – сказал он добродушно. – Последний день у нас. Завтра идти уже надо будет. Снова в путь. Далёкий, долгий. Можно и понаслаждаться. Отдыхом и тобой, раз такое дело.
– Рун, – произнесла вдруг Лала как-то особенно тепло.
– Что, солнышко?
– Давай тут ещё останемся. Пожалуйста! – очень ласково попросила она. – Хоть на денёчек.
Рун вздохнул.
– Да насколько хочешь, Лала, – с любящей улыбкой посмотрел он на неё.
– Правда?! – безмерно удивилась она, засияв глазками.
– Да, – кивнул он. – Лала, я-то никуда не тороплюсь. Мне некуда. Просто о тебе беспокоюсь. Чтоб ты домой вернулась. А так. Это рай. Быть здесь с тобой. Не думал, что при жизни попаду в него. А вот попал. Сколько хочешь, столько здесь и будем. Хоть неделю, хоть месяц. Ты просто должна понимать, что лето не бесконечно. Навсегда мы тут не сможем остаться. Но сколько-то времени у нас есть.
– Спасибо, Рун! – растроганным голоском проговорила Лала, ослепительно лучась счастьем. – Я тебя как-нибудь очень-очень отблагодарю за это. Очень-очень! Спасибо, мой хороший.
– За что же благодарить, если я сам этого хочу? – развеселился он, тоже ощущая себя чрезвычайно счастливым. – Но вообще ты отблагодари меня, всё верно. Я уже весь в предвкушении.
***
Утро было в самом разгаре. Ярко сияло солнце, приподнявшись над водой, по которой тёплый ветерок гнал небольшие волны. Двое лежали в шалашике, снова забывшись в дрёме. Оба со счастливыми улыбками на устах. Рун и Лала. Минута шла за минутой, уж и час миновал, а они всё мирно почивали. В утреннее время спиться слаще всего.
– Рун, – пробормотала Лала сквозь сон.
Он не ответил, и снова всё затихло. Лишь плеск воды доносился снаружи.
– Как будто звал меня кто, – слегка озаботился Рун.
Он сидел на берегу реки в резной расписной деревянной беседке, диковинной и очень красивой, вокруг цвели жёлтенькими цветами странные деревья, над цветами вились пчёлки.
– Не отвлекайся, – произнёс сидящий напротив эльф. – Слушай внимательно. Умение быть внимательным и собранным тоже одно из наиважнейших для бойца.
Эльф был смуглокожий, немного повыше Руна, немного пошире в плечах, благородные черты лица, на теле искусная тонкая кольчуга поверх рубахи дворянина изящного покроя. В нескольких шагах от беседки эльф-слуга оттирал от крови латы невидной конструкции, состоящие из безумного множества скреплённых меж собой пластин. Такие латы потрясли бы любого воина человеческого мира своей безупречностью, продуманностью и эстетикой, невообразимое оружейное мастерство на грани гениальности.
– В бою мыслят не так, как обычно, не словами, а чувствами и ощущениями, – продолжил свою речь эльф. – Нужно это осознать и научиться чётко думать ощущениями. Представь, ты что-то понял и хочешь это высказать. Ты понял в миг, а словами будешь выражать секунды или даже минуты. В бою ты понял и действуешь, не пытаясь осознать или осмыслить, облечь в слова, в образы. У тебя на каждое активное действие или противодействие таковому лишь мгновения. Ты словно зверь, полагающийся на звериные инстинкты. Но что такое инстинкты? У зверей нет слов, нет сознания, они мыслят ощущениями. Боец в активную фазу боя мыслит так же. Нет ни страха, ни сомнения, потому что они якорь, заставляющий тебя искать пути выйти из боя, замедляющий. Они тебя погубят. Они вынуждают твой ум работать в неправильном направлении. Действуешь инстинктивно, а инстинкты зиждутся на интуиции, а она на опыте. Страх это в определённой степени хорошо, благодаря ему ты не хочешь умереть. Но он должен наличествовать у тебя не в ощущении, а в понимании, что умирать неприемлемо, и только. Ум нельзя забавить неправильными задачами, он у нас так слаб, так ограничен в возможности анализа, лишняя задача, или не дай бог противоречивая – уклониться от боя и победить в оном, и всё, и он уж в шоке, в смятении, и ты замедлишься, начнёшь действовать неуверенно, скованно, и погибнешь. Только не путай уверенность и самоуверенность. Дураки думают, что уверенность это вера в себя. Но уверенность – это чёткое понимание чего ты хочешь, и знание, как этого достичь. Если неумелый дурак уверенно вступит в бой, ничего хорошего его не ждёт. Ну и ещё есть уверенность тела. Чтобы выполнять фехтовальные приёмы, ты должен так безупречно их помнить, чтобы тело выполняло их само без задействования внимания и памяти – и потому, что это будет быстрее и точнее, и дабы освободить ум для иной деятельности. Твоё тело должно выполнять приёмы выверено и чётко. Уверенность – она всегда в том, что ты делаешь, в необременённости сомнениями в конкретном действии, которое уже начал делать, потому что сомнения – это якорь, загружающий ум ненужными противоречивыми задачами, сомнения заставляют тебя искать иной выход и просчитывать иные варианты. В бою он тебя потопит.
– Я как-то слегка запутался, – виновато признался Рун.
– В чём?
– Насчёт уверенности. Сомневаться нельзя, раз это якорь, но если не сомневаешься, значит веришь, а верить вроде как тоже неразумно по вашим словам.
– Ну вот смотри. Ты вступил в бой. Фехтовальный, очень интенсивный, без пауз, может быть с несколькими противниками сразу, мечи звенят, враг напирает, не даёт ни мгновенья передышки. Здесь на первый план выходят только инстинкты. Каковы они у тебя, уже не важно, других-то нет, если ты в них сомневаешься, как это тебе поможет? Никак. Тебе надо уклониться от удара, а ты не уверен, не показалось ли тебе, что надо, тогда ты потратишь долю мгновения на осмысление, надо или не надо, и что делать дальше, если не надо, какое действие всё же выполнить. Твой ум начнёт искать другой выход и просчитывать другие варианты. Хочешь ты того или нет, он этим займется, потому что когда ты не уверен, ты этим ощущением неуверенности ставишь ему задачу по поиску решения, которое не пробуждает ощущения неуверенности. Но за тот миг, что у него есть на уклонение, ничего он не найдёт, просто не успеет, а твоё тело неизбежно замедлится, так как ум немного отвлечётся от его контроля. Ты будешь выполнять уклонение дольше, скованнее, менее точно и сосредоточенно. Вот и весь твой «выигрыш» от сомнений. Однако не допускать их совсем не то же, что верить в себя. Знаешь, сколько я встречал глуповатых бойцов, которые считали, что уверенность есть отсутствие сомнений в своей победе? Много. Всегда удивлялся, откуда они берут эту философию. От таких же глуповатых учителей, вероятно. Вступая в бой, ты должен быть готов, что проиграешь. Вот в чём суть. Потому что если ты не готов, и бой пойдёт по неблагоприятному сценарию, когда ты отчётливо видишь, что противник сильнее и ты за ним не успеваешь, у тебя начнётся ступор из-за вступления твоей веры в себя в противоречие с наблюдаемой действительностью. Она станет якорем, замедляющим тебя из-за загрузки ума противоречивыми задачами. Ещё одним якорем станет гордыня, тебя начнёт уязвлять самолюбие, что ты слабее, чем мнил. Надо слушать интуицию, а у тебя во весь голос будет саднить боль самолюбия, страдающего от осознания твоей никчёмности, и вопить страх, что оказывается сейчас ты можешь и скончаться. Когда ты вступил в бой, всё кроме него должно стать неважно. Неважно, проиграешь ты или нет, умрёшь ты, или нет, слаб ты или нет, потому что если это всё для тебя важно, мысли и чувства об этом будут тебя отвлекать, заглушая интуицию, ты будешь слышать её гораздо хуже, а сама она будет тебе подсказывать гораздо менее явно. Твой ум не должен быть этим занят. Вот в чём уверенность. Вступил в бой, отбрось все сомнения. Видишь, что проигрываешь, убеги, если имеется такая возможность. А не имеется, дерись до конца на максимуме сил и способностей. Боишься ты смерти или нет, она не спросит у тебя разрешения, когда противник проткнёт тебя мечом. Так чем же твой страх тебе поможет? Будет отягощать ум и внимание, и всё. Если ты плохой воин, или совсем никакой, как сейчас, учитывай сие, что ты плох, не лезь на рожон, используй хитрость. Когда ты веришь в себя безосновательно или принижением силы врагов, ты начнёшь действовать необдуманно, неосмотрительно, чрезмерно самоуверенно. И тебе быстро придёт конец. Быстрее, чем мог бы прийти в ином случае. Бывает, враги не ожидают от тебя наглости, ты лезешь, куда они не верят, что ты полезешь, считая это самоубийством. У меня так было. Но это приемлемо только когда нет иных вариантов. Эдакое спланированное безрассудство.
– Значит всё дело в уме? Как бы выходит. Всё время надо следить, чем он загружен, – задумчиво спросил Рун.
– Дело всегда в уме, – усмехнулся эльф. – Умный боец не вступит в схватку, в которой высоки шансы проиграть. Умный боец сразу заметит все недостатки и слабости противника, все окружающие предметы и элементы окружающей обстановки, пригодные для использования в бою. Умный боец всегда имеет аналитический склад ума, обладает знаниями и внимательностью. Великим бойцом без этого не стать.
– А вы были очень великим? – уважительно поинтересовался Рун.
– Не было в близлежащих странах никого, кто рискнул бы бросить мне вызов один на один, – спокойно сообщил эльф. – Были те, кто теоретически мог одержать надо мной верх. При определённом везении. Но я умело внушал им, что я гораздо сильнее их.
– Мне наверное великим не стать, – с сожалением поделился Рун своим соображением.
– О, тут даже не сомневайся, – весело посмотрел на него эльф. – Но нам этого и не нужно. Будет достаточно, если ты станешь хотя бы неплохим бойцом.
– А вы думаете, есть шанс? Стать им.
– Знаешь, способ обучения, который придумала твоя фея, довольно любопытный, – отозвался эльф. – Поначалу мне казалось, перспектив ноль. Ты же не помнишь ничерта. Из того что я говорю. Я вот перед тобой распинаюсь, а завтра ты будешь взирать на меня глазами младенца. Но вот что занятно. Твоё поведение в бою меняется. Ты сознанием не помнишь, а в инстинкты что-то откладывается. Так что для меня это довольно увлекательный и познавательный эксперимент. Поглядим, чем дело закончится. Для бойца в ратном ремесле самое главное – опыт. Он руководит инстинктами, интуицией. И боевой опыт ничто не заменит, он бесценен. А он приходит лишь в бою. Этому нельзя научить словами, это крайне трудно освоить на тренировке. Потому что на тренировке нельзя работать ни в полную силу, ни даже в пол силы. Иначе боец просто не выживет. Одна ошибка, одна оплошность, и всё. Как получить опыт ошибок, когда тебе сносят голову? Чтобы успеть остановить клинок перед шеей, каждый должен действовать крайне осторожно – и учитель, и ученик. Вместо инстинктов тут работает совсем другое. В результате на учёбу уходят годы. Здесь я тебе могу отрубать голову. Доспехи, конечно, жалко, хоть рубаху мне кровью сегодня не забрызгал, и на том спасибо. Но главное, что могу. Мы оба можем позволить себе опираться на инстинкты, биться по-настоящему. В полную силу. В результате ты схватываешь за дни то, что другие осваивают годы. Да, сыро, неосознанно, да, ты плохо умеешь слушать свои инстинкты. И всё же. Так что это всё очень любопытно. Надежда стать бойцом у тебя есть определённо. Хотя имеется и вероятность, что ты им не станешь. Посмотрим.
Рун призадумался, переваривая услышанное. Вздохнул.
– Чего вздыхаешь так тяжко, парень? – с юмором осведомился эльф.
– Мне кое-что непонятно. Из того, что вы объясняли, – признался Рун смущённо.
– В непонимании нет ничего плохого, если ты жаждешь понять и не сдаёшься, – благодушно заметил эльф. – Что конкретно тебе не ясно?
– Про страх. Мне дедушка сказывал, что когда люди боятся потерять близких и защищают их, это придаёт им силы, они на гораздо большее становятся способны в бою. А по вашему получается, в бою вообще ни о чем помимо него самого нельзя ни думать, ни переживать. Мне… ну…
Рун замялся, замолчав.
– Говори как есть, иначе как мы в этом разберёмся? – приободрил его эльф.
– Мне кажется, дедушка прав, а не вы.
– Ох, юноша, – рассмеялся эльф наивности ученика. – Твой дедушка безусловно прав. Но ты вспомни, кто он. Крестьянин, как и ты, не боец. Что делать крестьянину на поле брани? Он будет там робеть, его скуёт страх. Ему войны не надо. И только когда действительно есть за что умирать, он страх отринет. Он будет готов умереть, примет свою смерть как допустимую цену, и так избавится от якоря. Он сам станет для себя не важен. Если ты хочешь быть бойцом, ты всегда должен быть в этом состоянии, когда обнажаешь меч. А если на тебя в тёмном переулке нападут, когда ты один, вдали от родных, и защищать их тебе не требуется, что тогда? Ты сам себе сейчас доказал мою правоту. Тебе нужны основания, за что драться, чтобы драться? Более веские, чем сохранение твоей собственной жизни? Что ты за боец в этом случае? Плохой ты боец. Если тебя убьют, чем это поможет близким? Это их спасёт? Нет. Сражаясь за себя ты защищаешь и их. А если ты собой их прикрываешь в бою, и тебя сковывает страх за них, тебе это поможет их защитить? Паника потерять их поможет тебе как-то? Беспокойство или страх за их жизни станет твоим якорем, и погубит тебя, и их тоже, раз ты их защитник. Когда бойцу нельзя проиграть, у него могут поменяться задачи в бою. Например, он поступит бесчестно, пойдёт против чести ради спасения детей и супруги. Или пойдёт на риск, так как согласен поставить на кон свою жизнь, лишь бы победить. Или даже на предательство соратников. Но это всё аспекты боя, стратегия и тактика, осмысление своих задач. Ежели тебе нельзя проиграть, что если ты начнёшь прятаться за спины товарищей? Так тоже может быть. Я даже не говорю, что это плохо, или подло, или пятнает честь. Я о другом. Ты должен чётко понимать свои задачи, максимально точно. Ты должен их осознать, и действовать, следуя им. Если не осознаешь, у тебя могут возникнуть противоречия – например, пойти против чести ради выживания и не запятнать честь. И это станет твоим якорем. Или, изъясняясь менее образно, твоей смертью. Осознай, ради чего ты идёшь в бой и чем готов пожертвовать. Ещё до боя. Это можно переосмысливать и в бою, если у тебя есть на это время. Суть в том, что ежели мы ведём речь о бое не как о поле брани, где нужно ещё добраться до врага, где ты не один и не против одного. А именно как о схватке, когда ты уже вступил в обмен ударами и не имеешь возможности отступить или взять паузу, никаких якорей быть не должно. Ни страха, ни мыслей о близких, ни нужды в поиске ответов, зачем ты здесь и чем готов жертвовать, ни веры в себя. Ум должен быть занят только одним – стремлением победить. Тебя вообще не существует в этот момент. Как личности, как Руна. Есть только твоё стремление победить. Есть только поиск решения, как этого добиться. И всё. Сосредоточенность только на этом. Всё внимание только на этом. Если тебя нет как личности, то у тебя нет страха гибели, нет самолюбия, нет близких, ты становишься сам словно меч, стремящийся разить врагов. Мечу нужно только это. Но сразив их, ты добьёшься и всего остального, важного для тебя, как личности, как Руна – спасёшься сам, спасёшь близких, не запятнаешь честь бегством из боя. Изучай врага, ищи его слабые стороны, понимай его состояние по выражению его лица, следи за полем боя, за тактической обстановкой, всё внимание только на это. Никаких лишних мыслей, образов и чувств. Потому что ум наш слаб и возможности его ограничены. Представь, ты ищешь пути к победе в схватке, и в то же время боишься, держишь мысли о жене и детях, борешься с самолюбием, цепляешься за веру. Это то же самое, как если ты одновременно сражаешься, готовишь обед, ухаживаешь за конём, ухлёстываешь за дамой… делаешь десять несвязанных дел. Насколько эффективно ты можешь делать это одновременно? Вот и весь ответ. Ничего лишнего в бою твой ум занимать не должно. Понимаешь ты меня, юный отрок?
– Вы хорошо объясняете, – кивнул Рун. – Только если я ничего не знаю, как мой ум мне поможет? Я не знаю, как искать слабые места противника и понимать его состояние по лицу.
– В каком-то смысле ты прав, но и неправ тоже, – поведал эльф. – У каждого есть интуиция, инстинкты. Они всегда работают. Даже если ты не знаешь, вообще ничего, они тебе подсказывают, нашёптывают, у них всегда есть какое-то решение. Нужно только уметь слышать их и подчиняться им. Но. Они могут тебя обманывать и ошибаться. Чем меньше ты знаешь, чем меньше твой опыт, тем чаще они тебе врут. Однако корме них у тебя всё равно ничего нет, когда ты вступил в схватку. Если не будешь слушать их, ты тем более проиграешь. Они умнее, они быстрее соображают. Просто неосознанно. Они могут идти против воли сознания, если считают её неправильной. И часто бывают правы. Человек может заблуждаться, сам себя обманывая, питая ложные надежды, основываясь на ложной вере и ложных знаниях. А им нет до твоей веры никакого дела. Они ориентируются на весь твой опыт, включая и веру, и знания, и память. Если опыт больше ложной веры, в инстинктах он её пересилит. Сознание это часть ума, но та, которой ты управляешь. Они же – весь твой ум, и осознанная и неосознанная его части, сознание малая часть, а они большое целое, весь он. Сознание это один палец, а весь ум – кулак. Вот разница масштаба. Надеюсь, ты меня понял. Мы сейчас нарабатываем твой опыт. Гигантскими темпами. Потому что ты тренируешься в полную силу и со мной. Повезло тебе с учителем, прямо скажем. Что касается осознанных знаний, во снах с ними дело обстоит туго, это надо признать, не запоминаешь ты их. Но они тоже откладываются у тебя в опыте. В неосознанной части ума. Это смешно, но это так. Самое главное, что ты должен уяснить, это что инстинкты нашёптывают всякому исключительно в соответствии с тем, какие задачи он себе поставил – не только осознанно, но и неосознанно, в чувствах, страхах, образах близких. Поставишь задачи неправильно, или противоречивые, или переполненные якорями. И ты проиграешь. Быстро и неизбежно.
– Надо быть очень умным, чтобы быть хорошим бойцом. Это я понял, – немного рассеянно произнёс Рун, ощущая, что мозг прямо кипит, не в силах переварить за раз столько информации.
– Ты удивишься, но совсем необязательно, – возразил эльф не без доли иронии. – Ты просто путаешь великих бойцов и хороших. Иногда дураки очень чётко следуют инстинктам. Ум у нас связывают с осознанностью. Но они могут быть умны иначе – умением инстинктивно находить ответы. Подобно животным. Вроде заговоришь с таким, он дурак дураком, а в бою он тебе покажет. Некоторым ум даже мешает. Ведёт по ложному пути. Заставляет цепляться за якоря вроде веры в себя. Дураку в этом плане проще. У него якорей мало.
– Рун, – тихим-тихим эхом пронёс ветер девичий голосок.
– Кажется, я просыпаюсь, – извиняющимся тоном промолвил Рун, улыбнувшись нахлынувшим в сердце тёплым чувствам к Лале. – Спасибо вам за всё, дяденька Неамид. До свидания. Простите, что забрызгал доспехи.
– До встречи, юный отрок, – весело посмотрел на него эльф.
Рун растворился в воздухе. Мир вокруг начал понемногу блёкнуть, его границы стали расплываться вдали, словно окутываемые туманом. Слуга подошёл к Неамиду, сидевшему в задумчивости, протянул очищенные доспехи.
– Положи рядом, – спокойно велел Неамид.
Слуга послушался.
– С таким рвением вы его учите, господин, – сказал он с почтительным удивлением. – Прославленнейший воин всех времён, великий завоеватель, император всея эльфийских земель. Учёный муж, стоявший у истоков создания боевых наук эльфов. Столь много сил и усердия вкладываете в обучение человека-простолюдина. Это… производит впечатление. Знал бы он кто вы. В штаны бы наделал.
– Да, забавно, – согласился Неамид. – Сам счёл бы умалишённым того, кто предсказал бы мне такое, когда я был жив. И пожалуй распнул бы за столь дерзкую насмешку. А погляди-ка ты. Но. Я заинтересован в том, чтобы он жил как можно дольше. Вот в чём злая ирония положения. Пока он жив, живу и я, в его снах. Мудрый не поставит гордыню выше своего пребывания на свете. Я пил собственную мочу когда-то, плутая по пустыне. И не стыжусь сего. Главное потом казнить всех свидетелей. Когда нет свидетелей, нет и позора. Умелому воину легче выживать. Я должен обучить этого человечка по максимуму его низкородных человеческих способностей. Потому что он теперь мой сосуд. К тому же у меня есть планы на него. Я хочу снова обрести плоть. Пусть хоть человеческую. Вернуться в мир, вкусить сладость бытия… Эх! Надо как-то завладеть его телом. Задачка не из лёгких будет. С учётом, что никаких способов взаимодействия с реальностью у меня нет, кроме слов, вкладываемых во сне в уши сего деревенского олуха. Но… посмотрим.
– Довольно странно, что вы раскрываете мне вот так свои недобрые намеренья, – честно признался слуга.
– Так чего мне от тебя таиться? – равнодушно пожал плечами Неамид. – Я собственно не с тобой говорю. Так, озвучиваю свои мысли. Ты всего лишь часть сна, иллюзия. Исчезнешь скоро, и всё. А я-то теперь существую.
Конец третьей части.
Послесловие
1) Будет ли продолжение. Затрудняюсь сказать. Эта история о фее Лале по сути бесконечна, чтобы её закончить, нужно написать ещё частей 6-20 (не слабо, правда? Ничего себе многотомничек). На одну часть надо 3-10 месяцев весьма непростого труда. По-моему это нереалистично – найти столько времени и сил. Иными словами, когда-то всё равно придётся остановиться. Возможно, этот момент настал сейчас. Первую часть «Поцелуя Феи» я написал, как вы знаете (если читали послесловие ко второй части), почти против своей воли – вследствие необъяснимо накатившего супервдохновения. Вторую часть я написал, потому что не думал, что она будет такой объёмной и потребует таких трудозатрат. Начал, и потом пришлось доделывать, дабы не пропали труды. Третью часть я уже сомневался, стоит ли писать. Не брался за неё несколько месяцев. Но однажды было свободное время, решил попробовать, посмотреть, как пойдёт. И вскоре понял, что идёт неплохо, и написать я её смогу. Решил всё же доделать, более всего потому, что мне не нравилось, на какой ноте закончилась вторая часть. Слишком уж грустно. Третья часть заканчивается прямо противоположно, эпизодом супер свидания. Вроде терпимо. Если у вас есть большое желание увидеть продолжение «Поцелуя Феи», вы можете поспособствовать его появлению – зайти на мой сайт (http://dvo.my1.ru/help.html), найти там номер яндекс кошелька, и поддержать сей проект финансово. Наберётся достаточная сумма, чтобы писать, не заботясь о хлебе насущном, буду писать. Не наберётся – ну, значит, никому это и не надо. Впрочем, может я пока всё равно не брошу эту историю. Нравится она мне, да и материала уже готового разрозненного суммарно хватит ещё на две части. Жалко, если он просто пропадёт. Но может и остановлюсь. Не знаю. Четвёртую часть написать будет непросто, в силу возникших определённых технических и сюжетных сложностей. Ну, например, я мало знаю о средневековой эпохе, придётся собирать и систематизировать информацию о ней. А ещё у меня есть серьёзные «дыры» в сюжете – пробелы, которые я ещё не решил, чем заполнить. И ещё я до сих пор не продумал толком окружающую героев действительность – мир, в котором они живут, его условия – социальные, геополитические, культурные. Много проблем.
2) Про вдохновение. Вдохновение – вещь странная и загадочная. Я, пока сам с ним не столкнулся, всегда полагал, что оно просто заряжает энтузиазмом – легче думается, легче озаряют идеи. Но это нечто совсем другое, во всяком случае, у меня. Думать не надо вообще. Текст прёт сам, ты его слышишь, он истекает из тебя. Он может генерироваться на такие темы, о которых ты как будто не знаешь совсем ничего, тебе нечем думать, у тебя нет знаний для умственных операций с ними. И в голову бы не пришло, что ты можешь об этом что-то написать. И не попытался бы никогда. Но если текст выходит сам, отчего бы и не записать, вот и пишешь. Зачем я поднял тут эту тему? Чтобы указать, какие места третьей части продукт вдохновения, а какие нет. Всё же вдохновение пишет иначе, чем ум. Оно, как бы там ни было, более талантливо. Может вам будет интересно сопоставить. Итак. Третью часть я писал преимущественно умом. Исключений несколько. Во-первых, это два фрагмента, которые были написаны ещё год назад – сцена ссоры и примирения на озере, и сцена наделения Руна даром учёбы во снах. Во-вторых, подавляющее число диалогов между Лалой и Руном – меня всегда озадачивает, почему эта парочка у меня так много болтает меж собой, я этим процессом практически не управляю. Ну и в-третьих, это финальный эпизод – общение Руна и эльфа. Я знал, что у меня третья часть окончится им, но честно говоря, понятия не имел, как я буду его сочинять, тут надо было породить что-то от лица эльфа, обладающего многовековым ратным опытом, какую-то речь, чтобы и смысл был, и глубина, и философичность хоть какая-то, и всё на тему боевых искусств, о которых я не сказать, что много знаю. Вот это задачка! Но проблема отпала сама собой. Ещё задолго до того, как я дописал до финала, где-то в середине работы над третьей частью, смотрю я как-то вечером фильм на компе, никого не трогаю. И тут вдруг из меня текст пошёл финального эпизода. Поставил я фильм на паузу, и полтора часа не отрываясь записывал. Даже не задумывался ни разу, просто записывал за вдохновением, как секретарь. Потом практически и редактировать не пришлось, чуть-чуть подчистил повторы слов и опечатки, и всё. Всегда бы вдохновение посещало, вот не было бы проблем с сочинительством. Жаль что в моём случае это не так.
