Имперский гражданский правовой кодекс определяет коррекцию поведения, как необходимое условие безопасного цивилизованного гуманного копиевладения. Согласно закону, копий запрещено лишать корректирования за исключением случаев, когда владельцу удаётся получить на это официальное разрешение от властей. Получить таковое крайне сложно, дорого и связано с прохождением множества процедур бюрократического и иного характера, наиболее трудновыполнимой из которых представляется успешное преодоление копируемым лицом специальных психологических тестов, доказывающих его повышенную психологическую и эмоциональную устойчивость с целью гарантировать, что оное лицо, оказавшись в роли пожизненного невольника, не будет слишком страдать и представлять угрозу для окружающих. Нескорректированная копия регулярно раз в пол года обязана проходить освидетельствование у психиатра, налог на неё, как на собственность, на порядок выше, чем у скорректированных собратьев, а если она совершает акт невынужденной агрессии по отношению к кому-либо, ответственность за это она разделяет со своим владельцем. Легко догадаться, нескорректированная копия – большая редкость.
Приблизительно у 0,89% людей наблюдается нестандартная реакция на приём стандартных видов корректирующих препаратов для копий, что проявляется либо в повышенной либо в пониженной чувствительности к препарату. Как правило нестандартная реакция слабло выражена, но у каждого десятого из указанного процента её отмечают, как сверхчувствительность или сверхнечувствительность. В первом случае у скорректированного лица любая отрицательная эмоция очень быстро трансформируется чуть ли не в эйфорию, в ощущение большого счастья. Во втором приём корректоров практически совсем не отражается на состоянии и поведении человека. И там и там выход находят в индивидуальном подборе корректирующих средств и их дозировки. Подбор обойдётся гораздо дороже стандартных препаратов, что владельцев копий естественно не вдохновляет, при этом если случай выявленной сверхчувствительности они могут оставить без внимания, поступить так же со сверхнечувствительностью им не позволяет закон – они обязаны как минимум поставить о ней в известность местные органы по надзору за копиями. Те в свою очередь должны провести разовое бесплатное психиатрическое освидетельствование дубликата и вынести вердикт о вариантах его дальнейшего содержания: допускается ли его эксплуатация в слабо скорректированном состоянии, или его надлежит немедленно доскорректировать, иначе он будет изъят и изолирован. Часто торговые компании бесплатно заменяют копию, если та неожиданно для приобретателя оказалась с ярко выраженной нестандартной реакцией, а большинство из них стараются выявлять «нестандартников» ещё до копирования или хотя бы в процессе подготовки своего живого товара к продаже.
Наиболее распространены следующие способы осуществления коррекции дубликатов:
• Через пищу. Пропитанную или насыщенную корректирующими веществами. Привлекательность данного способа – простота, негативная сторона – слабая общая контролируемость. Трудно управлять дозировкой, сложно обеспечить надёжность приёма, затруднительно гарантировать, что еда «для копий» не попадёт ненароком кому-то ещё.
• Через инъекции. Способ всем хорош за исключением необходимости контроля. Кто-то должен либо собственноручно делать копиям инъекции, либо следить, чтобы они сами производили те себе с достаточной регулярностью.
• Приёмом таблеток. Таблетки – слишком привычный элемент бытия, чтобы не обрести популярность и для коррекции, они просты и необременительны в употреблении, удобны, позволяют достаточно гибко управлять дозировкой. Основной недостаток у них тот же что и у инъекций – необходимость контроля. Кроме того здесь имеется вероятность и намеренного саботажа – копия может притвориться принимающей препарат, в реальности же оставить его во рту и в последствии выплюнуть. Впрочем, уровень корректоров в крови легко проверяется бытовой медицинской техникой (см. подраздел о медсканерах раздела о современном городе), что позволяет без труда выявлять саботажников.
• Посредством персонального корректирующего прибора. Небольшое малогабаритное устройство, предназначенное для постоянного ношения на теле, например, выполненное в виде кольца. Автоматически контролирует и регулирует уровень препарата в крови. Очень эффективный способ, и хотя в целом он заметно дороже приёма корректоров через пищу, инъекции или таблетки, стоимость его не настолько высока, чтобы сделать его недоступным для массового потребителя.
• С помощью симбиота или биочипа. И тот и другой в данном случае по сути такой же корректирующий прибор, с той лишь разницей, что они живые, состоят из органики и иногда могут быть внедрены непосредственно внутрь организма. Их достоинства: живые устройства гораздо реже полностью выходят из строя, так как способны самовосстанавливаться при повреждениях, они практически не нуждаются в техобслуживании и нередко умеют синтезировать корректирующий препарат, избавляя от необходимости регулярно его закупать, а значит повышают экономичность и рентабельность копиевладения. Производятся обычным размножением, благодаря чему стоят очень дёшево. Правда и недостатки у них достаточно существенны: они могут страдать заболеваниями и физиологическими расстройствами, а их точность и стабильность работы снижается в периоды геомагнитных бурь, при перепадах давления или температур.
• Внедрением электронного чипа в мозг. Обеспечивает высокое качество коррекции и контроля за ней. Чип автономен, работает пожизненно без необходимости технического обслуживания и затрат на расходные материалы – последних попросту нет, он осуществляет коррекцию воздействием на мозг, вообще не используя никаких химических веществ. Однако операция его внедрения либо дорогостояща, либо имеет некоторую степень риска для жизни, к тому же чип затруднительно удалить, а значит, если он выходит из строя, нельзя простыми средствами его починить или заменить. Такой вид коррекции часто применяют к копиям на государственной тяжёлой работе (на шахтах, рудниках, в условиях слабо освоенных адаптируемых планет, и т.д.) и к пожизненным заключённым.
Какому из способов коррекции в каких случаях отдаётся предпочтение, определяется конкретными обстоятельствами – в первую очередь экономической целесообразностью, но так же и личными предпочтениями надзирателей или хозяев.
Вследствие мощнейшего воздействия, оказываемого корректорами деструкторного типа на психическую деятельность, очень скоро к ним развивается исключительно сильное привыкание, принимающих их становится деструкторнозависимым. Это значит, прекращение коррекции гарантирует ему длительную жесточайшую глубокую депрессию, сочетающуюся с приступами раздражительности, и иногда ярости, возможны нервные срывы, неадекватное поведение и попытки суицида. Крайне обостряется реакция на негативные проявления внешней среды, каждую мелкую неудачу человек переживает как личную трагедию. Требуется около месяца, чтобы психическое состояние приблизилось к норме, и до полугода для полного восстановления. Вот почему контроль за регулярностью приёма копиями корректоров высок, а ненадлежащие исполнение своих обязанностей по обеспечению их скорректированности грозит хозяевам серьёзными санкциями или даже конфискацией подопечных. Впрочем, особых проблем в данном аспекте копиевладения не наблюдается. В компаниях, где практикуется использование труда дубликатов, регулярность корректирования – часть производственного процесса, мелкая рядовая процедура, вменённая в обязанности определённого работника или службы безопасности в целом, её незамысловатость в сочетании с простотой внешнего контроля за её исполнением и масштабом возможных последствий при халатном отношении к ней выступают гарантами отсутствия здесь каких-либо нарушений. Лица, содержащие копий в частном порядке, легко могут следить за уровнем препарата в крови последних посредством обычного мед-сканера, благо он есть практически в каждом доме. Да и сами дубликаты – надёжные контролёры своей скорректированности, психоэмоциональная ломка от её прерывания слишком мучительна, чтобы дела обстояли иначе. Саботаж в приёме корректоров среди них крайне редок.
В официальном представлении копия носит название «биосинтет», или в более вычурном развёрнутом варианте «биосинтезированный гражданин». Так же на сухом языке бюрократии её порой именуют «продуктом биокопирования». Однако и «копия» с «дубликатом» тоже общепринятые выражения, просто они несколько контекстны, вне разговора о биокопировальной индустрии могут означать что угодно другое. Но они общеупотребимы – как самостоятельные термины, а не уточнения к неким другим существительным, они всегда подразумевают именно созданного посредством биокопирования человека – когда вы говорите «копия», и не поясняете, копия чего, всякий современник описываемого периода поймёт, что речь идёт об искусственно произведённом на свет биосинтезированном лице. В дополнение к этому в письменном виде нормы официального языка допускают обозначать копию аббревиатурно как «W» (во множественном числе «Ws»). Будучи добавлена в написании перед именем, буква W позволяет указывать на неоригинальность конкретного индивидуума, например «W Петров» или «Ws Иванов и Сидоров». Вот пожалуй и весь список терминов, применяемых согласно устоявшимся языковым канонам – в деловых документах, на официальных переговорах, в имперских новостных ресурсах вы не найдёте ничего иного. Однако есть ещё жаргонные выражения, к которым люди тяготеют в быту или узкопрофессиональной сфере.
За свою особенность быть всегда и всем довольными к копиям в народе пристало наименование «плиздман» (от английского «pleased-man»). Поначалу так называли лишь те из них, кто скорректирован, но процент нескорректированных в их общей массе столь несущественен, столь микроскопичен, что очень скоро обыватель перестал придавать ему хоть какое-то значение. Ныне понятия «плиздман» и «копия» считаются полными синонимами. Отношение к слову «плиздман» разнится в разных регионах, где-то оно применяется в качестве рядового обозначения, где-то считается излишне грубым, презрительной кличкой, в иных даже имеет статус неприличного выражения, неприемлемого в порядочном обществе. В любом случае оно исключительно бытовой разговорный термин, в официальном обращении не употребляемый. Культурные люди предпочитают «плиздману» слова «биосинтет», «копия» и «дубликат», не озабоченные своей культурой наряду с этим пользуются так же вариантами «дубль», «дуб», «клон», лица, склонные к грубости, частенько опускаются до совсем уж сомнительных эпитетов вроде «смерд» или «тварь», и даже до таких, которые автор не может привести здесь из цензурных соображений. Работающие в копировальном бизнесе специалисты, профессионально привыкшие чётко различать скорректированных и нескорректированных дубликатов, при общении между собой первых называют PM (аббревиатура от «Pleased-Man», говорят «пиэм» или «пим»), вторых же обозначают как NPM (от «non-pleased-man», или в русской транскрипции «нанплиздман»), ещё не успевшие обрести коррекцию на их языке SNPM («still-non-pleased-man»), а если стадия коррекции неизвестна или подчёркнуто не важна в контексте разговора, говорят о копии «Double» («дабл»). В гражданской среде слово «пим» так же вошло в массовый обиход, как наиболее пристойная и информативная из бытовых форм наименования неоригинальных собратьев. При этом учёные-языковеды отмечают, указанное слово активно вытесняет все прочие синонимичные названия именно в тех регионах, где дубликаты широко применяются – на периферийных планетах. Жители центральных секторов склонны в данном случае к языковому консерватизму, отдавая предпочтение привычным традиционным «копии», «дубликату», «плиздману» и «биосинтету».
Безусловно, копировальная индустрия породила не только наименования для своего конечного продукта. Пополнился словарный состав граждан и некоторыми иными понятиями. Например, слово «ремы» ныне употребляется повсеместно как краткое название препаратов ремодуляции поведения. Его используют для абсолютно любых ремодуляторов, не только тех, что предназначены для коррекции копий. Однако появилось оно именно благодаря массовому распространению дубликатов, сделавшему массовой и потребность в модифицирующих поведение медикаментах. Наряду с термином «коррекция» в отношении копий часто применяют многие другие бытовые и жаргонные синонимичные выражения, например «деструкция», «глушение», «ремодуляция», «модификация» и т.д., правда столь широкое речевое разнообразие всё же характерно в основном лишь для работников сферы копировального бизнеса. На периферии про дубликатов чаще всего говорят «ремнутый» или «реманутый» – первое более констатация скорректированности, чем что-то ещё, второе придаёт этой констатации уничижительно-оскорбительный оттенок. Само копирование, как процесс, граждане нередко называют «пимизацией», иногда обыгрывая это слово с разнообразными приставками – говорят, «его распимизировали» или «отпимизировали», и т.д.
Имеется своё собственное наименование и у оригинальных людей, используемое в случаях, когда нужно чётко обозначить их оригинальность. В пику «биосинтезированным» копиям они маркируются как «бионатуральные», или в сокращении «бионаты», либо синонимичным выражением «nomade» (в русской транскрипции «ноумэйд»), которое допускается использовать и как приставку (nomade-Вася, ноумэйд-гражданин). Ещё в быту «nomade» часто сокращают до жаргонного «nomad», с определённым шутливым намёком, что оригинал не «mad», т.е. адекватен, так как не находится под действием деструкторной коррекции поведения. Ну и конечно слово «оригинал» тоже в ходу, просто как и «копия», оно контекстное, вне разговора о копировальной индустрии может означать что-нибудь другое. Добавим, и «бионат» и «оригинал» в биокопировальной терминологии имеют два смысловых оттенка. В первом они указывают на натуральность («бионат» – тот кто порождён матерью, а не копировальным агрегатом, «оригинал» – «первоисточник», исходный экземпляр человека). Тогда как во втором подчеркивают гражданский статус, подразумевают полноправного гражданина империи. В настоящее время оба они используются в прежде всего именно для указания статуса – и в быту и в официальном языке их применяют только в этом значении, в отрыве от первого.
Как известно, копия – не искусственное существо, а лишь искусственно созданное. Пусть она и создаётся с единственной целью – служить человеку, и в оном качестве вполне равнозначна для него таким безусловно искусственным созданиям или псевдосозданиям как робот и фантом, в отличие от них про неё никто не говорит, что она не жива, не разумна, не способна чувствовать. Всем ясно, с биологических позиций это такой же Homo Sapiens, хоть вследствие коррекции чувствует он несомненно меньше, чем нерукотворные его собратья. Вот почему дубликаты, по сути приравненные в представлении имперского общества к служебному инструментарию или ресурсу, тем не менее наделены правами, во многом подобными гражданским. Фактически государство признаёт их как своих граждан с особым статусом. На них не распространяется право на личную свободу, избирательное право, ограничены их права на неприкосновенность, на медицинское обслуживание, на обращение в судебные и иные инстанции. В остальном для империи они ничем не отличаются от бионатов. Кажется, в чём же заключено это «остальное», если они столь многого лишены? И всё же так или иначе и бесправными их не назовёшь, просто у них с гражданским правом несколько более сложный формат взаимоотношений. Они не свободные, но они граждане, закон защищает их в рамках их правового статуса.
Как и для всякого живого существа, главным для копий считается право на жизнь. Которым они тоже наделены – их нельзя безосновательно лишить жизни, основанием для лишения может стать только решение судебных органов. Однако здесь есть парочка характерных моментов. Во-первых, утрата дееспособности, серьёзная болезнь или просьба владельца, обусловленная причинами неразглашения конфиденциальной информации, вполне достаточные причины для вынесения им смертного приговора. Во-вторых, за уголовные преступления судят их намного строже, чем обычных граждан, и при обвинительном вердикте пути у них практически всего два – либо каторжные работы, либо поездка в один конец в дезинтеграторий (т.е. опять же смерть) в случае, если осуждённый признан опасным для окружающих, способным причинять людям физический вред. Плюс ко всему, решения по ним принимает как правило не гражданский суд, а трибунал при местном имперском органе по надзору за копиями. Трибунал отличается от суда тем, что ему не нужна чёткая доказательная база для вынесения приговора – если судья уверен в виновности неоригинального подсудимого, он может признать того виновным даже на основании этой своей внутренней уверенности. Присяжные для заседаний трибунала не привлекаются, как и адвокаты защиты. Лишь когда копиевладелец ценит свою собственность достаточно, чтобы начать судиться за неё самолично, дело будет рассматриваться по всем правилам в гражданской судебной инстанции с адвокатской защитой и присяжными.
Безусловно, список прав дубликатов не ограничивается лишь единственным пунктом. В действительности он довольно обширен. У них есть право на пищу, воду, одежду, воздушную смесь для дыхания и сон в количествах, достаточных для поддержания нормальной жизнедеятельности. Необеспечение им этих основополагающих нужд грозит хозяину серьёзными уголовными неприятностями. Так же запрещено истязать их, подвергать пыткам, применять к ним физическое насилие любого характера за исключением видов наказаний, задекларированных в имперском правовом кодексе. Наказания запрещается производить лицам, не обладающим подтверждённой дипломом экзекуционной подготовкой (для копиевладельцев) или лицензией на экзекуторскую деятельность (для тех, кто осуществляет таковую за деньги в отношении копий, не являющихся его личной собственностью), не допускается подвергать дубликатов телесным воспитательным процедурам безосновательно, безо всякой причины, правда причины для «процедур» определяются самим копиевладельцем. Всякая копия, считающая свои права серьёзно ущемлёнными или нарушенными, имеет право обратиться в органы по надзору с жалобой на хозяина, препятствовать подобному её обращению строго возбраняется, однако если изложенные ей факты будут признаны несостоятельными, её накажут, совершенно бесплатно и с таким пристрастием, что ей навсегда расхочется беспокоить государственных чиновников своими пустячными надуманными проблемами. Страдающие от физических недугов и не получающие должной медицинской помощи дубликаты могут подать в органы по надзору прошение о своей дезинтеграции. Предоставлять им медпомощь или нет – вопрос, в теории зависящий всецело от воли копиевладельца (исключением являются случаи инфекционных и передающихся паразитических заболеваний, здесь непринятие лечебных и карантинных мер чревато для собственника разнообразными последствиями от штрафа до тюремных нар – чем опаснее и заразнее болезнь, тем жёстче наказание). Вот только на практике, если страдания копии столь сильны, что деструкторы не в состоянии нейтрализовать их, неоказание медицинской помощи может быть интерпретировано властями как истязание или жестокое обращение, грозя перспективой отправиться за решётку, посему разумный хозяин в меру лечит своих подопечных, а когда лечение слишком накладно, ничто не мешает ему добровольно отказаться от прав собственности на них, передав те имперским надзорным органам. Ещё у дубликатов есть право на регулярное, не реже одного раза в месяц, мытьё, на не менее двух часов праздного времени в сутки, на достаточное пространство для проживания и сна – хотя достаточными для них считаются объёмы заметно более скромные, чем к примеру для тюремных заключённых. На медицинское освидетельствование не реже одного раза в год. И т.д. и т.п.
Из всех прав копий наиболее любопытным представляется их право на реоригинализацию. Суть его в том, что у каждой из них теоретически существует шанс вернуться к нормальной жизни, снова стать имперским гражданином и оригиналом. Определено четыре условия, при выполнении которых в отношении конкретного биосинтезированного индивидуума он в глазах закона перестаёт быть дубликатом, обретая статус полноценного члена имперского общества:
1) Его исходная матрица скончалась от неестественных причин, т.е. не от старости и не от недуга, приобретённого ещё до копирования. При этом, если смерть была насильственной, должно быть установлено, что он не вступал в сговор с преступником и никак не связан с организацией преступления.
2) У него имеется хотя бы один близкий родственник, желающий его реоригинализации. Близкими в данном случае считаются: дети, супруга (при условии обручения до копирования), родители, родители родителей (дедушки и бабушки), кровные братья и сёстры. Процедура реоригинализации всегда инициируется через суд, и по закону никто кроме перечисленных лиц не может выступить в роли её инициатора.
3) С момента его копирования прошло не более трёх стандартных имперских лет. Допускается возвращение копии и позже этого срока, но уже только с согласия её владельца, с которым придётся как-то договариваться, тогда как до прошествия трёх лет его мнения никто не спрашивает, необходимо лишь в точности компенсировать ему затраты на приобретение дубликата, и тот немедленно будет признан оригиналом и гражданином.
4) Его семья готова и в состоянии оплатить ему курс реабилитации, который несомненно потребуется из-за прекращения коррекции поведения. Дело в том, что при реоригинализации не восстанавливаются имущественные права, проще говоря, всё имущество оригинала после его смерти переходит его наследникам, и копия никаких юридических оснований требовать оное себе не имеет. То есть у неё нет ни единого гроша за душой, и сама она ничего оплатить не может.
Сложнее всего из перечисленных выполним пункт 2 (считаем, что пункт 1 не подлежит выполнению, он всецело в ведении проведения). К дубликатам оригинальные имперские граждане относятся по большей части с презрением, посему родственники редко испытывают потребность в возвращении мертвеца столь сомнительным образом, тем более, когда сами присутствовали на похоронах и хорошо осознают, что возвращенец совсем иной человек, так как «не иной» лежит в могиле. Но даже если они всё же готовы искренне принять его, далеко не всегда к этому готовы их друзья, коллеги, знакомые. За их спинами наверняка начнут шептаться, шушукаться, возможно их станут сторониться, избегать, не будут приглашать в гости, на празднества и вечеринки. Перспективы превратиться в изгоев не добавляют энтузиазма в принятии решения о реоригинализации. И всё же… Известны случаи, когда опасающийся гибели человек намеренно шёл копироваться, чтобы у семьи была возможность снова обрести надёжного кормильца или защитника, если страшное всё-таки случится. Или даже для гарантии безопасности – не всякий недоброжелатель рискнёт уничтожить врага, зная что тот вернётся в виде копии и обязательно отомстит. Трудно сказать, насколько часто факты подобных мщений имели место в действительности, но в литературе и фильмах они избитая тема, произведений, где они взяты за основу сюжетной линии, достаточно, чтобы мстящий реоригинал воспринимался обывателем не иначе, как вполне реалистичный персонаж. В целом число вернувшихся к нормальной жизни через реоригинализацию копий исключительно микроскопично, статистические данные показывают, в среднем за год во всей империи их не набирается и десятка. Поэтому реоригинализация хорошо известна обывателю именно благодаря популярности её, как темы художественных произведений, в жизни пресечься с реоригиналом шансов не намного больше, чем повстречать снежного человека – разговоров про них сколько хочешь, а видеть никто не видел.
В неформальном общении термин «реоригинализация» люди предпочитают замещать более простыми для вербального воспроизведения выражениями. Например, словом «репиминг» или его аббревиатурой «РПМ». Массовая культура в качестве синонима реоригинализации привычно эксплуатирует образ воскрешения, дополняя его уточняющим «из копий» – то есть в фильмах про реоригиналов говорят не иначе как «воскрес из копий». Из фильмов же пришло бытовое название реоригинала – «ванбин». Известно, что сериал, впервые использовавший идею возвращения погибшего главного героя через реоригинализацию, снискал в своё время большую популярность у зрителя, а звали этого героя в этом сериале Ванг Бин, отсюда и берёт начало наименование «ванбин», как нарицательное имя для всякого реоригинала. Буква «г», изначально присутствовавшая в русском его варианте, со временем исчезла; считается, виной тому влияние английского языка, в котором «g» пишется в слове «vangbin», но не слышна в произношении.
Наряду с реоригинализацией есть у копий и ещё одно достаточно неординарное право, заслуживающее упоминания. Это право на незамедлительное возвращение в исходное до копирования состояние, иначе говоря, на полную дезинтеграцию на атомы, если пожелание подвергнуться таковому будет высказано ими не позднее, чем через 6 минут после окончания процедуры своего синтеза. Считается, так дубликатам обеспечивается свобода выбора, им позволяют самим решить, находят ли они для себя возможным существовать в своём новом статусе или это для них неприемлемо. При всей кажущейся сомнительности подобной альтернативы, выглядящей с позиций логики пустой формальностью и жестокой насмешкой над бедными биосинтетами – ведь копия живого создания вместе с жизнью обретает и инстинкт выживания, всему живому присущий – в действительности неоригинальные экземпляры гордых имперских граждан регулярно предпочитают смерть унизительному подневольному бытию. Характерно, что наиболее склонны к этому дубликаты людей, копирующихся впервые, то есть ещё не имеющих опыта копирования. Если последующие копии выбирают дезинтеграцию лишь в 0,95% случаев – менее чем в одном из ста, для первой копии цифра на порядок выше, достигая значения в почти в 8%. По мнению психологов причина такого феномена кроется в посткопировальном шоке – житель центральных секторов, не сталкивающийся с дубликатами вживую, привыкший относиться к ним с пренебрежительной брезгливостью, оказывается не готов принять реальность, где сам он есть объект своего презрения, слишком уж неожиданной та для него становится. Только что он был бионатом и предвкушал, как получит дармовые деньги за совершенно пустячную процедуру, и вдруг обнаруживается, получить-то он получит, причём по полной, но это будут вовсе не деньги, а лишь ужасная судьба невольника и жизнь в теле ущербного искусственного существа. Для повторной копии факт своей неоригинальности уже не является столь неожиданным. Благодаря непосредственному присутствию при синтезе в качестве исходной матрицы оригинал имеет возможность наблюдать своего двойника, видеть его шоковое состояние, хоть сколько-то осознавать, что тот чувствует. К тому же картина с другим собой в напуганном лишённом воли сломленном состоянии слишком болезненна для мужского самолюбия. Она не может не отложиться накрепко в памяти. В сумме это становится достаточным опытом, чтобы уже начиная со второго экземпляра дубликаты в шок не впадали, относились к происходящему более здраво и в ситуации «быть или не быть» выбирали всё-таки первое.