Наталия Журавликова
Я и это переживу
Пётр посмотрел на дочь, погрозил пальцем:
– Ай-яй-яй! Вот мама сейчас ата-та тебе сделает!
Ульяна гордо оглядела причинённый ущерб, и вдруг радостно засмеялась, захлопав в ладошки:
– Игоська, игоюска! – повторяла девочка.
– Что там за «игоська»? Хоть узнать наконец! – Петя заинтересованно слез с дивана, поспешил к дочке, которая уже сидела на корточках, проворно разрывая напополам какую-то фотографию. Один фрагмент она отбросила, а второй прижала к сердечку.
Ира, привлеченная шумом, зашла в комнату. Прямо ей под ноги, причудливо закручиваясь, как кленовый «вертолётик», спланировал кусок фотоснимка с её первой регистрации брака. Она в платье невесты.
– Ты чего это хулиганишь? – строго спросил Пётр, аккуратно забирая у девочки остаток карточки. Посмотрев, изменился в лице:
– Игоюска? Ира, как ты это, твою мать, объяснишь? Почему наша дочь мало того, что знает твоего бывшего перца, так ещё и любит его, судя по всему? Сколько у неё этот грёбаный «игоська» с языка не сходит? Месяца три?
Как среди старых квитанций и всякой архивной и в основном, не очень нужной документации, затесалась совместная фотография Ирины и Егора, она и сама не знала. У неё не было цели вымарать первого мужа из своей жизни так, чтобы ничего о нём не напоминало. Да и Пётр этого не требовал. Но тот факт, что малышка испытывает столь тёплое чувство к дяденьке, о существовании которого и знать не должна, оказался для него непростительным.
– У меня сразу всё на свои места встало, – заявил Петя. – Вот почему ты и на дочку всё время раздражена, и ко мне никакой страсти не проявляешь. Тебе он нужен, и ты жалеешь, что Уля – моя.
Девочка начала хныкать, колотить ладошкой отцу по коленке.
– Что, маленькая, испугалась? Папа же не на тебя сердится, – наклонился Пётр к Ульяну.
– Игоюську мне отдай! – потребовала кроха.
Пётр испепелил взглядом Ирину, накинул на себя какую-то ветровку, и прямо в домашних шортах ушёл на улицу. Благо стоял тёплый августовский вечер.
А Ира не знала, что делать дальше. Она боялась подойти к собственному ребёнку, который сейчас пугал её до жути. И понятия не имела, как объяснить мужу то, что он видел. Она и сама не знала, что это. Если до этого какие-то странности в общении с дочкой казались ей надуманными, мол, это всё послеродовая депрессия, нервишки шалят, это я себе нагнетаю, то теперь-то, теперь как? Ведь Пётр видел то же, что и она.
Что ему сказать? Знаешь, дорогой, мне кажется, душа моей бывшей свекрови вселилась в нашу дочь? Или нет, как там правильно? Реинкарнировала? Ведь это же бред! Пётр ни на секунду ей не поверит, решит, что она в его отсутствие вместе с ребёнком бегает на свидания к Егору, а теперь придумывает совершенно тупые отмазки. И это в лучшем случае. В худшем – отправится она в психиатрическую лечебницу. Как ни крути, с Петром нормально ситуацию разрулить не выйдет.
Ночевать муж домой не пришёл, на звонки не отвечал. Ирина отправила ему сообщение: «Петя, не знаю, как тебе объяснить то, что случилось. Клянусь, с Егором я не встречалась, тем более Ульяна его никогда не видела. Как-то разбирала при ней старые фотографии, сказала, что это Егор, как Егорушка, которого мы в мультике видели».
Так себе объяснение. Условно-достоверное, поскольку, даже если бы это было правдой, неясно, почему один раз увиденное изображение настолько поразило детское воображение, что девочка постоянно звала этого самого «Егорушку». И что за мультфильм такой? И почему тогда Ирина не догадалась, что «игоська» – это и есть Егорушка, если они и правда про него сказку видели? Словом, очень шаткая теория с кучей слабых мест. Поверить в неё можно, только если очень этого возжелать.
Написав мужу, хоть как-то успокоив этим самым нервы, Ирина глубоко вздохнула и посмотрела на дочь. Ульяна спокойно сидела на полу, перебирая рассыпанные бумажки. Давно их выкинуть пора. В квартире и так дефицит места, а они хранят столько ненужного мусора.
– Уля! – позвала Ирина. – Ты кто, Уля?
Девочка посмотрела на мать не самым осмысленным взглядом, посасывая кулачок вместе с зажатой в него фотографией Егора. Потом вдруг показала ей язык. Ирина решилась, взяла ребёнка на руки. Сходит она с ума или нет, но за малышкой нужен уход, и неважно, почему происходит вся эта чертовщина, ребёнок есть ребёнок.
На послание Пётр не ответил, но утром домой всё же вернулся.
– Хочу тебе верить, – сказал он. – Но это всё очень странно. Ульяна же моя дочь, правда?
Ира отшатнулась, как от удара в лицо.
– Ну, вот только не надо строить из себя оскорблённую невинность! – повысил Пётр голос. – Что я должен думать?
– Ладно, – Ира постаралась говорить спокойно. – Мы сделаем тест на отцовство, ты сам лично его проконтролируешь. А потом мы мирно разъедемся. Иначе я с ума сойду.
– Ты меня шантажом сейчас взять пытаешься, чтобы я отказался проверять подозрения? Понимаешь, что после этого ещё сильнее хочется такой тест сделать?
– Я тебя не шантажирую, – Ирина чувствовала, что вот-вот взорвётся. – Ты просто меня сейчас фактически называешь шлюхой. И если решишь довести дело до конца, значит по-настоящему меня такой считаешь, независимо от результатов анализа.
Пётр твёрдо уверовал, что дело нечисто, взял среди недели выходной и сам съездил с дочкой сдать ДНК-тест. Результат ожидаемо для Ирины показал его отцовство. Видно было, что муж теперь не знает, как быть. Дочь – его. Но ведь что-то всё же нечисто. В объяснение с мультфильмом поверить очень хотелось, но он не смог в интернете найти что-то, подходящее по описанию (дурында-Ира, хоть бы легенду придумала более убедительную, а то брякнула наобум).
Пока Пётр думал, как ему урегулировать ситуацию, Ирина искала пути для самостоятельного выживания. Уле уже было полтора года, то есть выплаты на неё теперь составляли около 50 рублей в месяц. Этого даже на один проезд в автобусе не хватит.
– Гена, привет! – позвонила Ира своему начальнику. – А есть ли у нас в компании такой зверь, как удалённая работа? На полный день, и даже неполный, я пока выйти не могу. Но с ноутбуком вполне могла бы…
– Что за формат такой, удалёнка? – было даже по телефону слышно, как Геннадий скривился. – Это уже фриланс какой-то. Разве работают так серьезные предприятия?
Но пробить почву пообещал. И слов на ветер не бросил, оказалось, что сейчас как раз внедряется проект, в котором соображалка Ирины пригодится, «если она у тебя целиком в лактацию и подгузники не ушла», но работать придётся часов по 8 в день, можно по своему гибкому графику.
Ира напомнила Петру, что тот обещал её мирно отпустить. Зачем ей это было? Она и сама не очень понимала. Просто задыхалась уже в этом замкнутом пространстве со странным, будто чужим ребенком. Словно ждала она одного младенца, и тут прямо «на выходе» ей подсунули кого-то другого. При этом приходилось изображать, что не происходит ничего из ряда вон выходящего, и даже придумывать логичные объяснения всей этой мистической чепухе. В глубине души Ирина чувствовала, что если бы Пётр стал настаивать на проживании девочки с ним, она бы согласилась, и даже с некоторым облегчением. Но при всём недоверии жене, становиться отцом-одиночкой Петя не планировал. Он поиграл желваками, пропал из дома на пару дней (что стало в последнее время уже привычным делом, даже работой уже не прикрывался), а потом сообщил Ире, что нашёл через друзей съёмную квартиру на хороших условиях, готов оплатить её на год вперёд и лично перевезти их туда вместе с Ульяной. Где взял столько денег на оплату? Им контракт выгодный прилетел, на целый многоквартирный дом, тендер выиграли.
– Разводиться будем? – буднично спросила Ирина, выслушав предложение.
– Тебе надо? – как-то даже ощетинился Петя. – Вот всё равно нечисто у тебя с бывшим. И развестись теперь хочешь вот. Зачем бы ещё, как не для этого.
– Дурак ты, – беззлобно бросила Ира. Она чувствовала, будто во рту у неё вата, в голове – поролон, или ещё какая-то мягкая и не проводящая нервные импульсы синтетика. – Конечно, я выгляжу исключительно как женщина, которая востребована у любовников и живёт только страстью. С метёлкой на башке, остатками лишнего веса, который я сбрасывала, да не добросила. Я тебе-то в таком виде не нужна, а у остальных мужиков – да, нарасхват.
Петя немного смутился. Ирка, конечно, всегда мудрёно говорит, не сразу её поймёшь. Но так-то, права, на вид она сейчас ни разу не секси, а если бы с этим своим айтишником шуры-муры крутила, хотя бы в парикмахерскую сходила, это точно.
– Извини. Тогда я вообще ничего не понимаю. Но давай, торопиться не будем.
– Хорошо, посмотрим, – кивнула Ира. И пошла собирать вещи. Вот так рушился второй её брак менее чем за три года. Она уже начала привыкать к своему женскому несчастью. Ещё бы материнское фиаско как-то принять. С этим сложнее.
***
Ульяна росла, училась всему, в том числе, говорить. И это обстоятельство Ирину не особенно радовало. Какой же она оказалась ужасной матерью. Срывалась то и дело на маленьком ребенке, боялась её присутствия, вздрагивала от прикосновений. Будто рядом с ней находился громила-рецидивист, а не ребенок полутора лет от роду. Пару-тройку раз в месяц Ира общалась с родителями по видеосвязи. Как сознательная (тут горькая ухмылка) мать, она не собиралась таскать малышку по поездам – автобусом, и в путешествия с девочкой планировала пускаться не ранее её двух лет. А сейчас и подавно ей никуда ехать не хотелось. Но бабушка-дедушка имели право видеть далёкую внучку, такую возможность и давали современные средства связи. Переехав в новое жильё, Ирина старалась максимально отсрочить момент, когда они в очередной раз созвонятся с «картинкой» и мама с папой увидят, что интерьер как-то сильно поменялся.
Нет, квартирка была вполне милая. Такая же маленькая, как у Петра, и детская кроватка туда неплохо поместилась. Но всё же факт переезда был налицо. Начать с того, что у мужнина жилья окна выходили на солнце, здесь они смотрели во двор. Часто свет хотелось включить даже днём. С одной стороны, неплохо. В прежнем жилье Ира то и дело пыталась укрыться от пронзительных лучей, которые в особо яркие дни казались ей лазерными. В квартире был диван, даже совсем неплохой и не сказать, чтобы старый. Днём его можно было складывать, чтобы экономить пространство. В первый же день Ира хорошенько прошлась по нему отпаривателем, какая-никакая, а дезинфекция. Мало ли, кто тут до них жил. Да, обои были слегка облезлые. На одном из кухонных шкафчиков, казалось дверца вот-вот отлетит, хоть каждый день её подкручивай. Стиральная машинка излишне трясётся при отжиме, можно на ней ещё и масло сбивать. Но в целом, жить можно, всё необходимое присутствует.
В первый месяц избегать видеозвонков ей помогла работа. Да и вообще, она Ирину буквально спасла. При первой возможности молодая мать погружалась в проект, получая зыбкое ощущение иной, более нормальной реальности, где нет переселения душ или сумасшествия, странного ребёнка с обвиняющим взглядом и, самое главное, осознания её полной нереализованности во всех выбранных ипостасях. Мать, жена, любимая женщина. Сидит одна, с ребенком, в съемной квартире, в спальном районе.
Ирина теперь работала в связке с маркетинговым отделом, сидела, изучала показатели целевой аудитории и лопатила кучи цифр. Выполняла то, что с чем комфортно справляться и без офисного стола с компьютером. И вся эта умственная деятельность очень её бодрила. Даже интерес появился. «Мамские форумы» с их животворящей укропной водой она давно уже забросила. Хвастаться-то нечем было, собственных заветов Ирина не исполнила.
Иногда ей казалось, что Ульяна ей целенаправленно пакостит. Но она тут же одёргивала себя, повторяя: «Нет, нет. Это невозможно. Так не бывает». Подумывала пойти к психологу. Но что она ему скажет? «Моя покойная свекровь возродилась в моей дочке и старается свести меня с ума. Вчера она толкнула табуретку, когда я развешивала бельё». Нет, в дурдом ей ещё рановато, однозначно. Тем более, что всяческая реинкарнация – это бред полный.
Она никому не могла рассказать о том, что её беспокоит. Как убегает в работу, чтобы не видеть дочь. А та всё равно в ней нуждается в это время. Подходит, хнычет, пытается забраться на колени. Ира берёт девочку на руки, та впивается в лицо жадным, ищущим взглядом, не находит чего-то важного, или наоборот, видит что-то не то, и начинает кричать. А порой – и колотить её по щекам маленькими, но сильными кулачками. Так, что синяки иногда остаются.
А временами Ира случайно выхватывала фигурку дочери не глазами, сердцем, и начинала неудержимо рыдать от нежности к ней, потому что это был её ребёнок, сладкий до малейшего миллиметрика кожи. Эти два состояния плохо соседствовали в голове Ирины, доводя её до безумия.
Что делать? Учиться жить с тем, что есть? Или пытаться разобраться? Как? В год и восемь сон Ульяны начал налаживаться. Она всё реже «путала день с ночью», и даже когда ей явно снилось что-то дурное, не просыпалась с плачем. Вошел в их обиход и полноценный дневной сон. У Иры появилось больше времени на себя и на работу. Вместо интернет-сообществ счастливых мамочек ей открылись совсем другие родительские излияния. Однажды, ругая сама себя и внутренне содрогаясь, набрала в поисковике запрос, которого сама боялась. Смешно, но при этом она ещё и оглядывалась, не видит ли Ульяна. Будто даже если в неё каким-то непостижимым образом вселилась вздорная пожилая женщина, она сумела прихватить своё образование и умение читать.
«Я боюсь своего ребенка» – вбила Ира в строку браузера. И пораженно застыла, глядя на огромное количество выданных результатов.
– Господи, женщины, – обратилась она вслух к авторам всех отображенных заголовков. – У меня дома чертовщина происходит. А вы-то чего боитесь?
Оказалось, большая часть статей была посвящена материнской ответственности, боязни что-то сделать не так, причинить вред хрупкому ребенку и выглядеть во всевидящих глазах общества плохой матерью. Но были тексты, которые показались Ире очень созвучными. Женщины анонимно признавались в том, как не могут принять собственного ребёнка: его жесты, запах, привычки. Раздражаются на его поведение и даже просто присутствие. Испытывают отвращение к своему малышу.
Ирина погрузилась в чтение и чуть не забыла, что пора идти с дочкой на прогулку. «Опять я мать года» – подумала она.
В их новом дворе была недурная детская площадка, куда Ирина и Ульяна ходили каждый день. Всё-таки материнский минимум она выполняла. Другие мамы с детьми казались ей воплощением несбывшихся желаний, и оттого наблюдать за ними было больно. Ирина раньше всегда легко сходилась с людьми (Анна Викторовна не в счёт), но сейчас не особенно рвалась заводить новые знакомства. Беседовать о прикормах, раннем развитии и лучших детских книжках ей не очень хотелось. Она прилагала усилия, чтобы не смотреть на своего ребёнка букой и не орать чуть что, какие уж тут светские разговоры.
Какую стратегию выбрать с Ульяной? Ирина думала об этом постоянно. Верит ли она, что с её дочерью происходит нечто аномальное? Скорее, нет. Должно быть какое-то объяснение. Скорее всего, роль сыграли её ночные кошмары до и во время беременности, неотвязное чувство вины за причастность к чужой смерти. Говорят же, что ребенок и мать незримо связаны, первые месяцы и даже годы жизни они единое целое. Вот и передался девчушке весь этот «ментальный и эмоциональный мусор» прямиком от мамочки. Беда в том, что, разложив так удачно всё по полочкам, Ирина почувствовала себя ещё большей сволочью. Выходит, она вообще полностью сама повинна в странностях, происходящих с девочкой. Можно сказать, внушила ей на подсознательном уровне бредовую идею своей ответственности за жизнь, а точнее смерть чужой ей женщины. А теперь ещё и раздражается на ребенка, орёт и придирается к малышке, которой и двух лет нет. Как ни крути, ей помощь нужна. Профессиональная. Которую почему-то так страшно просить.
Ира привыкала к новому району на окраине города, к другим стенам. В квартире до них явно жила семья с ребенком. В тайных уголках кое-где попадались детские рисунки на обоях, а как-то за стиральной машинкой отыскались два солдатика. Почти через два месяца отдельного проживания мама всё-таки что-то заподозрила, и сама позвонила ей по видеосвязи, несмотря на все отговорки дочери «занята, работа, ребёнок, поликлиника».
И, конечно, почти сразу разобралась, что к чему. Пары минут хватило, чтобы увидеть не те обои и шкаф.
– Вы переехали? – обеспокоенно поинтересовалась мама. – А Петя?
Ира пожала плечами и вздохнула. Придумывать историю о благополучной жизни семейства ей не хотелось. Тем более, и Петя-то за это время не появился ни разу. Пришлось говорить, как есть.
– Разъехались мы, мам.
Позади мамы показалось обескураженное лицо папы. Вот здорово-то. Оба родителя присутствуют при очередном признании доченьки в своей никчемности. Папа помахал ей рукой, сказал что-то нежное и ободряющее. В «бабские проблемы» он вникать был не мастак, но всегда старался успокоить. Только вот девочка выросла, и подуть на коленку, чтобы всё прошло, уже недостаточно.
Ничего, и это пережили. Ирина жила в каком-то липком болоте. По ночам – за компьютером работала, в свободные минуты читала истории о плохих матерях (это успокаивало), засыпала под утро, днём – спала после обеда вместе с Ульяной, вела жизнь биоробота и биоматери. Старалась не думать о жизни, забивая сознание видеокормом типа сериалов. Читала с Ульяной книжки, хвалила её каляки-маляки, старалась не замечать очередные откровенно вражеские действия в свою сторону. Благо, ребёнок маленький совсем, что она сделает-то взрослой женщине? Кто-то же должен в их паре быть взрослым. Она сама об этом так мудро рассуждала во время беременности, разве нет?
Как ни странно, семейная жизнь без мужа складывалась даже спокойней, чем с ним. До этого она постоянно себе говорила, насколько важен надёжный тыл. А в разлуке оказалось, что линии фронта никакой нет, обычный быт. Да, сложности бывают, но у кого их нет. Зато не приходится ему доказывать, что она не видится с первым мужем. Да, собственно, зачем доказывать, если он всё равно уверен обратно и его не переубедить.
Вот так, неспешно, подобрались они к очередному предновогодью. 25 декабря случился нежданный сюрприз. За пару недель до этого мама спрашивала её почтовый адрес, сказала, хочет внучке подарок прислать к празднику. Но немного слукавила. Этот подарок она решила привезти лично, заранее не сообщив. Открыла Ирина дверь, а на пороге – мамуля с чемоданом.
– Привет, дочура! Решила вот с вами Новый год встретить. Или у вас другие планы?
Ирина чуть ли не села у порога.
– А как же ты без папы будешь встречать-то? – только и смогла спросить.
– Да как-нибудь разберёмся тут, на троих.
Новый год всегда был для их семьи особым праздником. Когда Ира жила в родном городе, только вместе, только со своими. Да и пока с Егором не встретилась, даже из столицы каждый раз приезжала дома праздник провести. Это же святое! Воссоединение, детские переживания в любом возрасте. Оплот, каменные стены, домашний очаг и всё такое. То, что мама решила изменить традицию и упорхнуть из надёжного семейного гнезда, сбило Ирину с толку не меньше, чем внезапно вспыхнувшая любовь Ульяны к Егору. Всё равно, что Антей бы решил полететь в космос. Или Самсон подстригся под «нолик». Да, мифологию Ира знала очень хорошо, в детстве читала много.
В прихожую прибежала Ульяна, и бабушка пришла в восторг. Следующие пару часов оторвать её от ребёнка было невозможно. Похоже, и девочка вполне приняла гостью. Ей вообще все остальные люди нравились куда больше, чем мать родная. Ира пожала плечами и решила воспользоваться ситуацией, поработать немного. Тем более надо было сдавать предновогодний проект.
– Ну, рассказывай, – потребовала Ирина вечером, когда они с мамой сели пить чай в кухне. Ульяна играла в комнате, и время от времени кто-то из них двоих бегал проверять, всё ли в порядке. Это, впрочем, было излишней мерой, поскольку в квартире вся мебель была со скруглёнными углами, а мелких удушающих предметов на полу точно не валялось.
– Как так вышло, что ты перед Новым годом к нам приехала? Неужели с папой что-то не поделили?
– Ирусь, – мама виновато улыбнулась. – С папой твоим мы ещё два года назад всё поделили. Разъехались и спокойно живём каждый сам по себе.
Вот это поворот. Идеальному браку конец? Ира была совершенно ошарашена. Как ребёнок, увидевший, как Дед Мороз снимает бороду и оказывается двоюродным дядей.
– Но вы ведь мне звоните вместе. По видео, – не могла взять она в толк.
– Мы договариваемся, он приходит, исключительно ради картинки. Ты же знаешь, что мне от дедушки квартира досталась?
Ира кивнула.
– Мы договорились, что папа в ней живёт, на него её записали, а я остаюсь, где и была. Мы не хотели тебе рассказывать. Ты же так всегда восхищалась, как мы живём.
– Да, вы мой образец для подражания, – растерянно призналась Ирина.
– Как говорится: «Не сотвори себе кумира», – вздохнула мама.
– Что же у вас случилось?
– Надоело нам притворяться. Поверь, тебе лучше всего не знать. Но жизнь наша никогда не была такой идеальной, как тебе казалось.
– Лучше не знать? Чего? – Ира уже была готова к любой информации. – Папа тебя бил?
– Нет, что ты, – отмахнулась мама. – Я бы тогда ни дня с ним не жила. Ладно, чтобы ты не придумала чего страшнее, скажу. Но я тебя предупреждала. В изменах причина. Постоянных. Не моих. На протяжении многих лет. И не уходила я от него, чтобы семью сохранить и тебе травму не наносить. А его такое положение вещей просто устраивало. Всё, дальше лучше не расспрашивай.
Ира всё равно хотела что-то спросить, но не смогла. Из комнаты донёсся непонятный шум, а потом отчаянный детский вопль.
Обе женщины подскочили. Надо же, увлеклись беседой, да о ребёнке забыли. Поистине, у семи нянек дитя без глазу.
Одним прыжком одолев расстояние от кухни до комнаты, Ира увидела дочку, прижавшуюся к кровати спиной. Она истерически визжала, закрыв глаза ладошками. Неподалёку от неё валялся пульт дистанционного управления (откуда взялся, не понятно), а рядом конвульсивно содрогалась маленькая машинка. Она лежала кверху брюхом, а колёсики игрушки жужжали и вертелись.
К внучке кинулась бабушка, подхватила на руки, начала успокаивать. Ира окинула комнату взглядом, и примерно поняла, что случилось. Дверь небольшого шкафчика была открыта, а хранившаяся в нём картонная коробка (от прежних жильцов осталась, Ира в неё никогда не заглядывала) валялась на боку, содержимое разбросано тут же. Это были какие-то мелочи. Видимо, и машинка оттуда же. Скорее всего, Ульяна решила обследовать шкаф, она это любит, нашла пульт управления, надавила первую попавшуюся кнопку, и на неё понеслась машинка.
– Да, наверное, так и было, – согласилась мама. – Но почему она настолько испугалась? Дети обычно радуются таким игрушкам. Ну, наехала на неё машинка… Она что, автомобилей боится?
– Нет… вроде бы.
С автомобилями в своей пока ещё коротенькой жизни Ульяна сталкивалась не то, чтобы часто. Петя их несколько возил в поликлинику до того, как разбежались. На такси иногда передвигались. Без истерик, без испуга. Почему Ульяну перепугал наехавший на неё детский автомобильчик? Объяснение у Ирины было. Правда, снова безумное и неправдоподобное, маме его говорить было категорически нельзя.
Игрушка была того же цвета и примерно той же модели, что и настоящее полноразмерное авто, отправившее на тот свет Анну Викторовну ровно три года назад, день в день.
Хорошо, мама успокаивала Ульяну и не увидела, как изменилось лицо Ирины. Проклятье! Она столько усилий приложила в последние месяцы, чтобы не замечать странности, чтобы просто жить. Оказывается, никуда эта мистическая тема у них с дочерью не делась, сама собой не рассосалась. А ещё – разрушился совершенный, надёжный островок семейного родительского счастья. Оказалось, уже много лет она дышит иллюзией. Всё благополучие, взаимопонимание, уважение к партнёру, рай, который казался ей достижимым, стоит лишь повзрослеть, стать более мудрой, найти своего человека, как мама с папой… всё это, выходит, наведённый морок. Мамину голову, как выяснялось, уже много лет украшает не корона любимой женщины, а ветвистые рога. А папа только изображает заботливого мужа и отца, но стоит дочурке отвернуться, лечь спать, уехать на учёбу, влюбиться – и театр одного зрителя объявляет антракт.
Да ладно! Не слишком ли много для одного простого вечера в узеньком кругу родных людей? Но если уж судьба взялась делать сюрпризы, то так быстро не остановится. Успокоив внучку, Елизавета, мама Иры, решила убрать рассыпанные вещички обратно в коробку.
– Почему у вас вообще этот чужой хлам стоит? – спросила она у дочери.
– Ну, выкидывать как-то жалко, да и копаться в вещах не хотелось, а вдруг там что нужное, потом как позвонят хозяевам, попросят вернуть. Я бы отправила доставкой какой-нибудь, но адреса не знаю.
– А я тебе с этим могу помочь, – неожиданно сказала мама. – Вот тут футболка детская с пришитой биркой: «Симонов Стёпа». Как считаешь, это совпадение, что ребёнок прежних квартирантов – твой однофамилец? И, как понимаю, полный тёзка Петиного сына.
– Это не жизнь, а какая-то мыльная опера, – беспомощно ответила Ира.
Стало понятно, куда отлучался с ночёвками Пётр в последние месяцы их брака. Не к понимающим друзьям, а в запасную семью. И квартиру эту он для Даши со Стёпкой снимал, чтоб у родителей их не навещать. Куда они съехали, освободив это жильё? Вариантов очень мало. Один, практически.
– Надо на развод подавать, – вздохнула Ирина.
– С чего это? – не поняла мама.
– А пусть подёргается. Сейчас, поди Дашке говорит, что не разведён, и поэтому на ней не женится. Может сочиняет, что это я ему свободы не даю. Посмотрим, как он потом запоёт.
– Тебе это точно надо? – Елизавета Семёновна сомневалась. – Сейчас он тебе деньги переводит как жене, квартиру вот оплатил пока. А потом достанутся голые алименты с минималки. Подожди, не руби сгоряча.
Ира пообещала подумать. Действительно, тот ещё денёк у неё выдался, явно не до принятия решений сейчас. Нужно было насущными делами заниматься. Ульяну ужином кормить, да маму на ночь устраивать, надувать гостевой матрас, который та предусмотрительно с собой привезла. Даже сейчас мамуля продолжает быть идеальной, не просто свалилась без предупреждения на голову дочери, а прибыла со своим спальным местом и поучительной житейской историей.
Новый год они встречали втроём. Вечером 31 декабря позвонил Петя, поздравить с наступающим.
– Даше привет передавай, – мимоходом обронила Ира.
– Передам, спасибо, – ответил Петя и неловко замолк.
– Коробку с вещами можешь приехать, забрать. Там машинка Стёпкина, работающая. Он её потерял, наверное.
– Ага, – выдавил Пётр и спешно начал прощаться.
– Вот так кажется, с детства человека знаешь, а он полон неожиданностей. Таких же, детских. – язвительно прокомментировала Елизавета.
– Это не только его касается, – сказала Ирина. – Я от вас с папой тоже нехилый инсайт словила.
– Что за словечки у вас нынче, – поморщилась мама. – Даже собственные дети и то закрытая книга на иностранном языке. Не поймёшь, что думают, что говорят.
– Согласна, – Ире вдруг захотелось пооткровенничать. – Мам, мне иногда кажется, что я не понимаю, кто такая Ульяна. Будто она чужой человек, который не по своей воле со мной оказался. И мы вынуждены жить вместе.
– Это к тебе неожиданно в раннем возрасте зрелая мудрость снизошла, – совершенно серьёзно сообщила Елизавета Семёновна. – Знаешь, если подумать, всё именно так и есть. Дети – это совершенно отдельные люди, которых не стоит воспринимать частью себя. И уж точно в них не прорастать, как твоя первая свекровь, земля ей пухом.
Ира вздрогнула при упоминании Анны Викторовны.
– Мама, а ты в загробную жизнь веришь?
– Сама не знаю. Иногда кажется – не может жизнь вот просто так заканчиваться. Такой опыт приобретён, столько эмоций пережито. И всё – в сплошное чёрное пятно уходит? А с другой стороны… что там ещё может быть? Ой, что-то не о том мы с тобой за три часа до Нового года заговорили, нехорошо это.
И они принялись хлопотать, накрывать на стол, будто ждали гостей. А Ульяна простодушно пыталась помогать: несла, да не донесла салфетки, уронив их по пути в собственный горшок. Странностей в поведении она не проявляла, и Ирина даже расслабилась. Пожалуй, это был самый милый Новый год за последние лет этак пять. Не осталось никаких (ну, почти) недомолвок, все идеалы благополучно разрушились и можно было строить на их месте нечто новое.
Нет, Ирина не превратилась с двенадцатым ударов курантов в идеальную любящую мать. Но ко многим вещам начала относиться проще. Да, она всё ещё не чувствовала эйфорической любви к Ульяне, не купала её в лучах нежности с утра до вечера. Порой, вздрагивала от её прикосновений и глухо рычала от очередного каприза. Но ощущение нарастающего сумасшествия её отпустило. В конце концов, речь девочки ещё была ограничена, особо пугающих вещей та не сообщала. А капризы? Ну, они у всех детей бывают. Права мама, надо к ребёнку относиться как к другому человеку, с которым вас свела судьба. Вон, Анна Викторовна жила интересами сына, и что вышло? Может, и не плохая женщина была без этой судорожной, иссушающей любви (хотя нет, это смешно, она-то в любом случае ведьма).
