Жюль Верн
Двадцать тысяч лье под водой
– А, – вскрикнул он, – да он не один! Два, три, десять!.. Двадцать! Это целое стадо! Господи! А я ничего не могу сделать! Я связан по рукам и ногам!
– Послушайте, Нед, – сказал Консейль, – отчего вы не попросите у капитана разрешения поохотиться?
Консейль еще не окончил фразы, а канадец уже побежал к трапу и исчез из виду. Через несколько минут он вернулся вместе с капитаном.
Капитан Немо стал рассматривать китов, которые резвились в миле от «Наутилуса».
– Это южные киты, – сказал он после наблюдения. – Целое стадо, и такое стадо, что могло бы обогатить флотилию китобоев.
– Ну вот я с этим стадом и справлюсь, капитан, – сказал Нед Ленд. – Я еще не совсем забыл, как метать гарпун!
– Странная охота! – ответил капитан Немо. – Нам китовый жир не нужен, значит, придется истреблять животных напрасно.
– Да ведь вы же разрешили в Красном море охотиться за тюленем, капитан! – возразил канадец.
– Тогда надо было достать свежего мяса для экипажа. Я не понимаю, что приятного убивать только для того, чтобы убивать. Человек очень часто присваивает себе это право, но… но я не желал бы допускать подобного варварского времяпровождения. Истребляя китов, безвредных и добрых животных, китобои поступают отвратительно, мистер Ленд. Они уже опустошили весь Баффинов залив и скоро истребят эту породу полезных животных. Оставьте лучше в покое несчастных китов. У них и без вас много врагов: пусть сражаются с кашалотами, с меч-рыбой, с рыбой-пилой.
Можно себе представить, как слушал канадец эту речь! Он во все глаза смотрел на капитана и, казалось, не понимал, о чем идет речь. А между тем капитан был прав: алчные китобои истребят со временем всех китов в океане.
Нед Ленд начал насвистывать какую-то песенку, засунул руки в карманы и повернулся к нам спиной.
Капитан Немо все еще смотрел на стадо китов.
– Я говорил, – сказал он, обращаясь ко мне, – что у этих животных кроме человека достаточно врагов в своей среде. Сейчас произойдет баталия. Посмотрите, Аронакс, видите вы вон там, в восьми милях от нас, как движутся черные точки?
– Вижу, капитан, – ответил я.
– Это кашалоты. С этими животными шутить нельзя. Мне случалось иногда встречать их стадами по двести-триста особей. Вот кашалотов следует истреблять, кашалоты – животные хищные, вредные…
Канадец быстро повернулся к нам.
– Что ж, время еще есть, капитан, – сказал я, – и в интересах китов…
– Зачем бесполезно подвергать себя опасности, профессор? «Наутилус» сам рассеет этих кашалотов. «Наутилус» вооружен стальным тараном, который, я полагаю, не уступит гарпуну мистера Ленда.
Ленд довольно презрительно пожал плечами, как бы не доверяя корабельному тарану.
– Погодите, – продолжал капитан Немо, – мы вам покажем такую охоту, какой вы еще не видели. К этим тварям я не имею ни малейшей жалости. Они представляются мне одной зубастой пастью: зубы и пасть – больше ничего!
Зубастая пасть! Лучше нельзя было обрисовать большеголового кашалота, который иногда достигает в длину более двадцати пяти метров. Громадная голова занимает около третьей части его тела. Кашалот – представитель подотряда зубастых китов. У беззубых китов верхние челюсти усажены только роговыми пластинками, которые называют китовым усом, а у кашалота двадцать пять цилиндрических, вверху заостренных зубов; каждый зуб весит два фунта и имеет высоту до двадцати сантиметров. В верхней части его огромной головы, в больших впадинах, разделенных хрящами, и находится от трехсот до четырехсот килограммов драгоценной маслянистой массы, называемой «спермацет». Кашалот очень неуклюж и безобразен. Он, как справедливо заметил Фредол, больше похож на головастика, чем на рыбу. Он какой-то уродливый, непропорционально сложен и видит только одним правым глазом.
Тем временем чудовищное стадо все приближалось. Кашалоты уже заметили китов и приготовились к нападению. Можно было заранее сказать, что победа останется на стороне кашалотов, потому что кашалоты не только вооружены лучше китов, но они, кроме того, могут дольше оставаться под водой.
Пора было поспешить на помощь китам.
«Наутилус» ушел под воду; Консейль, Нед Ленд и я расположились у иллюминаторов в салоне, а капитан Немо сам встал у руля. Вскоре вращение винта ускорилось, и «Наутилус» пошел быстрее.
Между китами и кашалотами уже произошла стычка, когда «Наутилус» врезался в стадо кашалотов.
Кашалоты сначала не очень встревожились при виде нового врага, но скоро им пришлось почувствовать силу его ударов. Что это была за битва!
Даже Нед Ленд, как бы сердит и огорчен он ни был, не утерпел и хлопал в ладоши.
В руках капитана Немо «Наутилус» превратился в грозный гарпун. Корабль рассекал кашалотов пополам, оставлял за собой трепещущие и окровавленные куски мяса. Страшные удары хвостом сыпались на его борта, но эти удары были ему нипочем. Уничтожив одного кашалота, он летел на другого, поворачивался направо, налево, отступал, погружался, когда кашалот нырял, всплывал за ним снова на поверхность, наносил удары сверху, поражал снизу, резал на части, уничтожал.
– Ну и резня! – говорил Нед Ленд. – Какой шум подняли!
Действительно, обезумевшие животные страшно взбаламутили океанские воды. Из их глоток вырывался пронзительный свист, сменявшийся предсмертным хрипением.
Целый час продолжалось это побоище. Несколько раз сразу десять или двенадцать кашалотов атаковали «Наутилус». Сквозь стекла мы видели их зубастые пасти, их страшные глаза. Они цеплялись за «Наутилус», как собаки за загнанного кабана. Но «Наутилус» то увлекал их вглубь, то поднимал на поверхность, нисколько не обращая внимания ни на тяжесть, ни на мощные удары животных.
Наконец кашалоты были рассеяны. Волны успокоились, и «Наутилус» выплыл на поверхность.
Мы тотчас же выбежали на палубу.
Море было покрыто обезображенными, изуродованными трупами. Самый ужасный взрыв не мог бы так исковеркать, искромсать, выпотрошить мясистые туши. Мы плыли среди огромных трупов.
– Спины у них голубоватые, – говорил Консейль, – брюхо беловатое, и все они покрыты выпуклостями.
Несколько перепуганных кашалотов обратилось в бегство. Вода на несколько миль вокруг окрасилась кровью; казалось, что «Наутилус» плыл по морю крови.
Капитан Немо тоже вышел на палубу.
– Ну как, мистер Ленд? – спросил он.
– Что же это за охота? – ответил канадец, который уже успел успокоиться. – Это и охотой нельзя назвать. Зрелище, конечно, страшное, да ведь я не мясник, я охотник, я китолов!
Это же просто резня, бойня!
– Это истребление вредных животных, мистер Ленд. «Наутилус» не похож на мясницкий нож, вы напрасно его порочите!
– По-моему, гарпун лучше, – сказал Нед Ленд.
– Каждому свое, – ответил капитан, пристально глядя на Ленда.
– Разумеется! – сказал Нед Ленд.
Я уже начинал тревожиться, как бы канадец не сказал какой-нибудь дерзости, но, к счастью, внимание его было отвлечено видом кита, к которому подошел «Наутилус».
Животное не увернулось от зубастых кашалотов. Я тотчас же узнал южного кита, с совершенно черной, плоской, как бы вдавленной головой. Анатомически он отличается от белого и от нордкапского кита сращением семи шейных позвонков и тем, что у него на два ребра больше.
У несчастного кита, лежащего на боку, все брюхо было порвано, и он был мертв. На конце его изуродованного плавника висел маленький китенок, которого он не смог спасти. Из открытой пасти лилась вода, которая шумела в его усах, как в тростнике.
Капитан Немо направил «Наутилус» как раз к трупу животного. Двое матросов взобрались на него и, к великому моему удивлению, принялись доить кита. Они надоили около двух бочек молока.
– Не угодно ли вам попробовать, профессор? – спросил капитан Немо, предлагая мне чашку. Молоко было еще теплое.
– Ох, капитан! – сказал я. – Несмотря на всю мою любознательность…
– Молоко это отличное, Аронакс. Оно ничем не отличается от коровьего.
Я скрепя сердце отведал. Молоко в самом деле было отличное и совершенно могло заменить коровье.
– Можно сбить из него масло, капитан, сделать сыр, что будет приятным прибавлением к вашему столу. Я очень рад, что попробовал китовьего молока!
– А я рад, что дал вам возможность его попробовать, профессор, – ответил капитан.
С этого дня я заметил, что Нед Ленд стал очень косо поглядывать на капитана Немо, и решил наблюдать за канадцем, чтобы не допустить какого-нибудь скандала.
Глава тринадцатая
Сплошные льды
«Наутилус» снова быстро пошел на юг.
Неужели он хочет достигнуть полюса?
Невероятно, чтобы капитан Немо стремился к полюсу, потому что до сих пор все попытки достичь этой точки земного шара оказались безуспешны. К тому же приближалось осеннее время; у нас было 13 марта, что соответствует 13 сентября в Северном полушарии.
14 марта я заметил на широте 55° ледяные глыбы высотой от двадцати до двадцати пяти футов; эти льды образовали небольшие заторы, о которые с шумом разбивались волны.
«Наутилус» шел по поверхности океана.
Нед Ленд плавал в арктических морях, и льды не были для него редкостью, но мы с Консейлем видели их в первый раз и ахали по очереди.
– Что это такое, с позволения их чести? – спросил Консейль, указывая на горизонт.
По небосводу тянулась ослепительно белая блестящая полоса. Английские китоловы называют это «ice blink», то есть ледяной отблеск. Какими бы густыми ни были тучи, они никогда не затмевают этого сияния.
– Почему здесь этот отблеск, с позволения их чести?
– Потому что скоро покажутся ледяные горы, Консейль.
Действительно, скоро показались мощные скопления льдов – настоящие ледяные горы.
– Какая прелесть! – вскрикнул я невольно.
Ледяные горы блистали, сверкали и переливались. Одни были изборождены зелеными прожилками, другие, похожие на громадные аметисты, просвечивали насквозь. Третьи были словно усыпаны ледяными иглами, и в каждой игле отражались солнечные лучи, так что вся гора сверкала как алмаз. Четвертые были матового белого цвета, как будто из мрамора.
Чем дальше мы шли на юг, тем чаще попадались эти плавучие острова, тем больше увеличивались их размеры.
Полярные птицы гнездились на «ледянках», как называл ледяные горы канадец. Буревестники и глупыши оглушали нас своими криками. Иные принимали «Наутилус» за кита, спускались на него отдыхать и долбили клювом звонкую обшивку.
Во время нашего плавания среди льдов капитан Немо очень часто выходил на палубу. Я часто смотрел на него, когда он стоял и внимательно вглядывался в бескрайние ледовые поля. Иногда казалось, что его спокойные глаза словно вспыхивали от внутреннего огня. О чем он думал в это время? Может быть, он чувствовал себя хозяином этих антарктических вод, недоступных другим людям?
Капитан Немо ничего не говорил. Он или стоял неподвижно, или вставал за штурвал «Наутилуса». Правил он с необычайным искусством и ловкостью, «Наутилус» скользил как ни в чем не бывало между ледяными торосами и айсбергами длиной в несколько миль и высотой от семидесяти до восьмидесяти метров.
Вдали, казалось, путь совершенно загромождался льдами, и на широте 60° проход исчез.
– Ну тут встанем! – сказал Ленд.
Я был с ним согласен, но капитан Немо отыскал узкую щель и отважно проскользнул сквозь нее, очень хорошо зная, что вслед за «Наутилусом» льды тотчас же сомкнутся.
«Наутилус», управляемый искусной рукой, прошел все льды, классификация которых по форме и размеру восхищала Консейля: айсберги, или ледяные горы, ледяные поля, дрейфующие льды, пак, кругляки и полосатки.
– Почему это называют их кругляками и полосатками, с позволения их чести? – спросил Консейль.
– Потому что первые имеют круглую форму, Консейль, а вторые – продолговатую.
– А! – сказал Консейль.
– Мудрено? – спросил канадец.
– Нет, я сразу не сообразил, – отвечал простодушный Консейль.
Температура воздуха была довольно низкая. Термометр показывал от 2° до 3° ниже нуля. Но мы не зябли: на нас была одежда из тюленьих шкур, которые отлично защищают от холода. «Наутилус» отапливался электрическими приборами, кроме того, стоило ему только погрузиться на глубину нескольких метров, как на судне устанавливались нормальные температурные условия.
– Плыви мы на этих широтах два месяца ранее, ночей бы не было, – сказал я.
– Почему? – спросил Ленд.
– Солнце не заходило бы, – ответил ученый Консейль. – Круглые сутки стоял бы день.
– А! – произнес канадец.
– Впрочем, и теперь еще ночи короткие, – сказал я, – всего три-четыре часа. А вот после ночь продлится целых шесть месяцев.
15 марта мы перешли широту Южных Шетландских и Южных Оркнейских островов.
Капитан Немо сказал мне, что здесь когда-то водилось множество тюленей, но американские и английские китобои перебили и детенышей, и самок, и самцов, истребив весь тюлений род.
16 марта около восьми часов утра «Наутилус» пересек Южный полярный круг. Льды окружали нас со всех сторон, преграждая нам путь. Но «Наутилус» искусно маневрировал, проскальзывая из прохода в проход, и плыл дальше.
– Куда же это он стремится? – спрашивал я.
– Вперед, с позволения их чести, – отвечал Консейль.
– Да куда?
– Вперед. Впрочем, когда уже нельзя будет плыть дальше, он остановится.
– Я даже и за это не поручусь! – отвечал я.
Мне, признаюсь, очень нравилось это опасное ненадежное плаванье. Невозможно выразить словами, до чего меня восхищала величавая красота этой новой для меня полярной страны.
Как хороши были эти льды! Какие причудливые формы они иногда принимали! То вы видели перед собой какие-то ледяные восточные города с бесчисленными минаретами и мечетями, то разрушенные землетрясением дворцы и храмы. И все это сияло и сверкало под лучами солнца, или заволакивалось, как дымкой, серым туманом, или едва мелькало в снежной пыли урагана. И внезапно со всех сторон слышались гром, треск, шум, визг – льдины сталкивались, рассыпались, ледяные утесы опрокидывались – и декорация сразу менялась.
Если «Наутилус» оказывался под водой в то время, когда падали ледяные утесы, грохот обвалов отдавался очень сильно и отчетливо, и падение ледяных гор вызывало опасные водовороты даже в глубоких слоях океана. Тогда «Наутилус» качался и вертелся, как деревяшка!
Часто я думал, что льды нас запрут окончательно, но капитан все-таки пробирался через ту или другую трещину. Он находил их по тонким струйкам синеватой воды, бороздившим ледяные поля. Иногда эти струйки обозначались как тоненькие ниточки, но капитан Немо не ошибался в выборе дороги.
– «Наутилус», видно, не впервые гуляет по здешним водам! – заметил Нед Ленд.
– Я в этом почти уверен, – сказал я. – Капитан Немо здесь как дома!
Однако 16 марта нас все-таки затерло во льдах.
– Что это, сплошные льды, с позволения их чести? – спросил Консейль.
– Нет, это пока еще обширные, сплотившиеся ледяные поля, – ответил я.
– Что теперь придумает капитан Немо? – сказал Ленд.
Капитан Немо направил «Наутилус» прямо на ледяную массу, корабль врезался в нее, как таран, сам прорубая себе канал среди ледяного поля. Иногда он взлетал на льдину и размалывал ее под собой, иногда, погружаясь в глубину, он просто раскалывал ее килевой качкой. Осколки льда взлетали вверх, а затем градом падали вокруг нас.
Все эти дни бушевал беспрестанный шквал. Иногда туман до того сгущался, что с одного конца палубы не видно было другого. Снег, выпадавший ночью, покрывал «Наутилус» ледяной коркой, которую приходилось скалывать. При температуре 5° ниже нуля все наружные части «Наутилуса» обледеневали. Парусное судно не могло бы двигаться в таких условиях, потому что все тали застряли бы в блоках. Только судно, снабженное электрическим двигателем, могло пуститься в плавание на этих широтах.
Барометр стоял очень низко. Стрелки компаса расте рянно метались по мере приближения судна к магнитному полюсу, который не следует смешивать с Южным полюсом. По Ганстену, этот полюс находится на широте 70° и долготе 130°, а по наблюдениям Дюперре – на долготе 135° и широте 70°30′. Приходилось вести контрольные наблюдения, перенося компас в различные части судна, и определять средние показания.
Наконец 18 марта «Наутилус» окончательно затерло во льдах. Все усилия капитана Немо были напрасны. Это были уже не кругляки, не полосатки, не ледяные поля, а бесконечная и неподвижная цепь сплотившихся ледяных гор.
– Сплошные льды! – сказал Нед Ленд. – Видите, профессор?
– Вижу, Нед.
Около полудня показалось солнце. Капитан Немо установил наши координаты, и оказалось, что мы находимся на 51°30′ долготы и 67°39′ южной широты. Итак, мы уже зашли в глубь Антарктики.
Свободного моря, то есть чистого водного пространства, не было и в помине. Перед «Наутилусом» расстилалась обширная холмистая равнина с хаотическими нагромождениями льдов, напоминавшая поверхность реки перед ледоходом. Несколько остроконечных скал, как обелиски, возвышались на высоту двухсот футов. Далее шли крупные торосы, которые, как зеркала, отражали солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь туман. Повсюду царствовало мрачное ледяное безмолвие, изредка нарушаемое только хлопаньем крыльев буревестников.
– Вот сторонка! – сказал Нед Ленд. – Все замерзло!
И всякий шум замерз.
«Наутилус» вынужден был остановиться.
– Ну, профессор, – сказал Нед Ленд, – если ваш капитан Немо пойдет дальше… – Что же, Нед?
– Он будет молодцом!
– Почему, Нед?
– А потому, что никто еще не переходил сплошные льды и не перейдет! Конечно, капитан Немо силен, но не сильнее природы. Если она сама установила такой предел, дальше которого человеку нельзя ходить, так он и не пойдет!
– Неужели нет? А мне бы очень хотелось посмотреть, что находится за этими сплошными льдами. Терпеть не могу, когда вот так вдруг перед тобой вырастает стена!
– Это их честь справедливо замечают, – сказал Консейль, – стены только раздражают ученых… и не ученых тоже. Лучше, если бы стен нигде не было.
– Да ведь известно, что за этой стеной, то есть за сплошными льдами, – сказал Нед Ленд.
– Что же там такое, Нед? – спросил я.
– Лед, и больше ничего!
– Вы в этом уверены, Нед?
– Уверен, профессор.
– А я нет, и поэтому желал бы преодолеть эту стену и поглядеть.
– Послушайтесь меня, профессор, и выкиньте такие мысли из головы. Вы дошли до сплошных льдов, и будет с вас! Дальше вы не пойдете – ни вы, ни ваш капитан Немо, ни его «Наутилус». Хотите вы или нет, а мы постоим-постоим да и повернем на север!
Я должен был согласиться с Лендом. Пока не изобрели такие корабли, которые могли бы преодолевать сплошные ледяные поля.
Несмотря на все усилия и все ухищрения капитана Немо, «Наутилус» не двигался вперед. Обычно если корабль не может идти вперед, он возвращается назад, но в наших условиях нельзя было ни идти вперед, ни отступать – проходы закрылись за нами. Если мы будем стоять на месте, то «Наутилус» вмерзнет в лед!
– Это еще ничего, что льдины сдвинулись, – сказал Нед Ленд, – а вот когда они начнут напирать на судно, тогда только держись.
Так и случилось. Около двух часов пополудни разводье во круг «Наутилуса» затянулось тонким льдом. Как я ни был пристрастен к капитану Немо, однако пришлось признать, что он действует очень неосторожно.
Я стоял на палубе, когда капитан Немо подошел ко мне и спросил:
– Что вы об этом думаете, профессор?
– Я думаю, что мы затерты льдами, капитан, – ответил я.
– Затерты льдами? Что вы под этим подразумеваете?
– То, что мы не можем двинуться ни вперед, ни назад, ни вправо, ни влево. Это, я полагаю, называется «затерты льдами»?
– Так вы считаете, что «Наутилус» не выберется из льдов?
– Очень трудно выбраться, капитан. Время года теперь такое, что на оттепель нечего рассчитывать.
– Ах, Аронакс, – сказал несколько насмешливо капитан, – вы вечно везде видите преграды и препятствия! Смею вас уверить, что «Наутилус» не только выберется, но и пойдет дальше!
– Дальше на юг? – спросил я, пристально глядя на капитана.
– Да, к югу! Он пойдет к полюсу, профессор!
– К полюсу! – вскрикнул я.
– Да, к полюсу, – ответил капитан, не теряя хладнокровия, – к Южному полюсу, к неизвестной точке, где сходятся все меридианы земного шара. Вы должны бы уже знать, профессор, как я управляю «Наутилусом» и что за судно «Наутилус»!
Да, я хорошо это знал. Но пройти к Южному полюсу! Отважиться на такое мог только безумец. Впрочем, может быть, капитан Немо там уже был?
– Вы уже открыли Южный полюс, капитан? – спросил я.
– Нет, профессор. Мы с вами вместе его откроем. Что не удалось другим, то удастся мне. Я до сих пор еще никогда не заводил «Наутилус» так далеко, но, повторяю вам, я поведу его еще дальше!
– Я хотел бы вам верить, капитан, – сказал я с легкой иронией. – Я вам верю. Двинемся вперед! Для нас не существует никаких препятствий! Расколем эти сплошные льды! Взорвем их! А если они все-таки не поддадутся, так приделаем к «Наутилусу» крылья, и пусть он перелетит через льды!
– Зачем же ему лететь? – спокойно спросил капитан Немо. – Он лучше пройдет под льдами.
– Под льдами? – вскрикнул я.
– Ну да, под льдами.
Я понял, что задумал капитан Немо.
– Я вижу, что мы начинаем понимать друг друга, профессор, – сказал капитан, слегка улыбаясь. – Вы уже не отрицаете возможности попытки, вы даже надеетесь на ее успех! Вы знаете: то, что невозможно для другого корабля, для «Наутилуса» легко осуществимо. Если около полюса обнаружится материк, «Наутилус» остановится, если же океан свободен – мы дойдем до самого полюса!
– Пожалуй, вы правы, капитан, – сказал я. – Если поверхность океана покрыта льдом, то глубинные слои свободны. Если я не ошибаюсь, то надводная часть льда относится к подводной как один к четырем?
– Почти что так, профессор. Ледяные горы, возвышающиеся на один фут над уровнем моря, простираются на три фута вниз. Сплошные льды, перед которыми мы теперь стои́м, не превышают ста метров, следовательно, они имеют не более трехсот метров в глубину. А что значат триста метров для «Наутилуса»?
– Ничего не значат, капитан.
– «Наутилус» может даже спуститься глубже и в нижних слоях нисколько не беспокоиться о том, что на поверхности тридцать-сорок градусов мороза.
– Справедливо, капитан, совершенно справедливо, – ответил я.
Я поддавался искушению!
– Затруднение только в том, – сказал капитан Немо, – что несколько дней нам придется пробыть под льдом, не возобновляя запасов воздуха.
– Какое ж тут затруднение? – возразил я. – У «Наутилу са» огромные запасные резервуары, мы их наполним до отказа, и они будут снабжать нас кислородом.
– Видите, как хорошо вы устраняете затруднение, Аронакс, – сказал, улыбаясь, капитан. – Но, чтобы вы потом не обвинили меня в сумасбродстве, я сразу скажу вам, чего еще можно опасаться.
– Да чего же можно еще опасаться?
– Очень возможно, что до самого полюса море сплошь сковано льдом, и тогда, пожалуй, мы не в состоянии будем выбраться на поверхность.
– Да разве вы забыли, капитан, каков таран у «Наутилуса»? Разве нельзя как-нибудь направить судно по диагонали и пробить тараном отверстие в ледяном потолке?
– Профессор, какие иногда у вас являются светлые мысли!
– Да и зачем предполагать непременно все плохое, – продолжал я, все более увлекаясь. – Очень может быть, что море свободно около Южного полюса точно так же, как оно свободно у Северного. Полюсы вечной мерзлоты и географические полюсы земли не совпадают ни в Южном, ни в Северном полушарии, и пока не доказано обратное, надо допустить, что там находится или материк, или море, совершенно свободное от льдов.
– Я сам думаю так же, Аронакс, – сказал капитан Немо. – Однако позвольте заметить, что вы уже не возражаете против моего проекта, напротив, вы его защищаете!
Капитан был прав: я точно защищал! Теперь уже не он меня, а я его увлекал к полюсу! Капитан Немо подсмеивался надо мной, на что имел полное право.
– Теперь примемся за дело, – сказал капитан Немо. – Нельзя терять ни минуты!
Он вызвал своего помощника. Они начали говорить на своем непонятном наречии. Помощник, по-видимому, считал намерение капитана вполне исполнимым, потому что нисколько ему не возражал и даже не удивлялся.
Но как бы ни был бесстрастен помощник капитана, он не превзошел моего достойного Консейля. Когда я объявил этому безмятежному парню, что мы намерены отправиться к Южному полюсу, он спокойно ответил мне своей обычной фразой:
– Как угодно будет их чести.
Что касается Неда Ленда, то он вздернул плечи так высоко и так презрительно, как, вероятно, еще ни один смертный не делал.
– Знаете что, профессор? – сказал он. – Мне вас жалко!
И вас, и вашего капитана!
– Да ведь мы пойдем к полюсу, Нед!
– Пойдете, слов нет, только назад не вернетесь!
С этими словами Нед Ленд оставил меня, не желая больше разговаривать.
Тем временем начались приготовления.
Около четырех часов капитан Немо объявил мне, что надо задвигать люк и, следовательно, пора уходить с палубы. Я бросил последний взгляд на сверкающие сплошные льды. Погода была ясная, воздух чистый, хотя довольно холодно -12° ниже нуля. Впрочем, ветер стих и мороз был не так чувствителен.
Десять человек из экипажа большими кирками стали разбивать лед вокруг «Наутилуса». После этого все спустились внутрь корабля, люк задраили, и «Наутилус» начал погружение.
Мы с Консейлем пошли в салон, чтобы через открытые иллюминаторы видеть нижние слои океана. Ртуть в термометре поднималась. Стрелка манометра отклонялась вправо. Капитан предсказал верно: опустившись на глубину триста метров, мы очутились под сплошными льдами. «Наутилус» опустился еще ниже. Он достиг глубины восемьсот метров. Температура воды была уже не 12°, как на поверхности моря, а всего 11°.
– Отлично поплывем, с позволения их чести! – сказал Консейль.
– Надеюсь, дружище, – отвечал я, уверенный в этом.
«Наутилус» направился к полюсу. Оставалось пройти от 67°30′ до 90° широты, двадцать два с половиной градуса, то есть около пятисот лье. «Наутилус» шел со скоростью два дцать шесть миль в час, как курьерский поезд.
– Если он постоянно будет идти с такой скоростью, – сказал я, – то через сорок часов дойдет до полюса.
– Это их честь справедливо изволили рассудить, – ответил Консейль.
Мы с Консейлем допоздна сидели около иллюминатора. Вода, освещенная электрическим светом, была пуста: рыбы не обитали в этих закованных льдами водах. Только в определенное время они могли появляться здесь, направляясь в водоемы, свободные от льдов.
Мы шли очень быстро. Это чувствовалось по дрожанию корпуса «Наутилуса».
Около двух часов ночи я пошел спать. Консейль последовал моему примеру. Проходя по корабельным коридорам, я надеялся встретить капитана Немо, но, наверное, он сам стоял у штурвала.
На следующий день, 19 марта, уже в пять часов утра я был в салоне. Электрический лаг показывал, что мы идем с меньшей скоростью. «Наутилус» осторожно поднимался вверх.
Сердце у меня начало страшно биться. Удастся ли нам выйти на поверхность? Неужели мы выплывем, найдем свободное море?
Нет! Меня уведомил об этом довольно сильный толчок. «Наутилус» стукнулся об лед, и, судя по глухому звуку, лед в этом месте был еще очень толстым. Мы находились на глубине тысяча футов, значит, над нами было около двух тысяч футов льда. Здесь льды были, следовательно, гораздо толще, чем в месте погружения.
«Плохо дело!» – подумал я.
В этот день «Наутилус» несколько раз пробовал подниматься, но всегда ударялся о ледяной потолок. Иногда лед встречался даже на глубине девятьсот метров, следовательно, толщина ледяного покрова была тысяча двести метров, считая и те триста метров, которые возвышались над уровнем моря.
Наступил вечер, но никаких перемен не произошло. Толщи на льда колебалась от четырехсот до пятисот метров. Разумеется, это было уже гораздо меньше, но все же от поверхности нас отделял еще очень толстый слой льда.
Было восемь часов. Уже четыре часа назад по принятому распорядку следовало впустить свежий воздух в «Наутилус». Однако я нисколько не страдал от нехватки кислорода, хотя капитан Немо и не прибегал еще к запасам воздуха.
Я очень плохо спал эту ночь: меня то одолевал страх, то волновала надежда. Несколько раз я вскакивал с постели. Время от времени я слышал, как «Наутилус» ударялся о ледяной потолок.
Около трех часов утра приборы в салоне показали мне, что лед находится на глубине всего пятьдесят метров. Значит, около ста шестидесяти футов льда отделяли нас от поверхности моря. Сплошные льды, очевидно, превращались в ледяные поля. Ледяные горы переходили в долины.
Я не отрывал глаз от манометра. Мы поднимались по диагонали, следуя наклонному рельефу подводной части льдов. Льды становились все тоньше.
Наконец в шесть часов утра того памятного дня, 19 марта, дверь салона открылась и капитан Немо сказал: – Открытое море!
