Они переписывались всю неделю. Обсуждали разные мелочи, увлечения, делились планами на день. Той игры, когда каждый выжидает время для ответа, между ними не было. Просто уведомление, легкая улыбка, а дальше вопрос-ответ, и темы переливаются в новые, не давая покоя уставшим пальцам. Они, как сумасшедшие, пробегают по клавиатуре, часто спотыкаясь и удаляя текст, набирая его заново.
В такие моменты Кирилл забывал, где находится. Не отдавал себе отчета в том, что его poker face тут же осветлялся нежной улыбкой. На репетициях все быстро заметили перемены в нем.
− Приятель, ты чего такой довольный? Неужели в тот раз Софи тебя так порадовала? – прыснул Эммануэль, переглянувшись с Деном.
Лицо тут же вернуло прежний облик.
− Заткнись, придурок, − поморщился он.
Тогда даже Лео с удивлением взглянул на него.
− Да что с тобой? – не унимался Эм.
Он раскинулся на диване, достав новую сигарету из пачки.
− На выходных я подогнал тебе классную шлюху, а тебе все не нравится. В последнее время ты жесть, какой нервный.
− Да, зависть плохая штука, приятель, − усмехнулся Ден, сидевший рядом с Эммануэлем.
Кирилл тут же вскинул взгляд на него.
− Уймись уже. Я только и жду, что ты свалишь.
Поднявшись, Ден медленно взошел на сцену. Какое-то время он даже не смотрел на него. Рваная челка закрывала его лоб, доходя почти до самых глаз. В ней затерялись две неистовые искорки.
− Конечно. Но только все знают, как ты бесишься от этого. Это ведь ты должен быть на моем месте? Ты годами впахивал, занимался до стертых пальцев, думал только о музыке. Ты так жаждал успеха. Но нет, замечают меня. А ведь я ни дня не задерживался на репетициях. Я тупо жил в кайф и взял от жизни максимум. О, как ты злишься. Ну, давай, вломи мне еще, покрепче, чем в тот раз. Только смотри, ведь ничего не изменится. А когда я уйду, ты не сможешь осилить и половины наших песен. Ты просто не рожден для этого.
Все уже привыкли к стычкам Дена и Кира. Лео и Эммануэль лишь коротко переглянулись. Они уже давно оставили попытки разнимать их. Стены этого зала видели столько побоев. Столько крови вылилось на никому не нужные коробки, пыльные полы и истрепанную мебель. Кажется, даже они подустали от этого.
Кирилл поднялся с места. Слабый свет ламп скользнул по ремням его куртки, резко отделив от желваков скулы.
− Уйди, − отпихнул он фронтмена от микрофона. Лео и Эммануэль заняли свои позиции. Усмехнувшись, Ден спрыгнул со сцены и, достав сигарету, встал прямо перед ним снизу.
Они начали.
Кирилл вовремя вступил. Его голос нравился ему. За спокойным началом последовали шрайки. Он отдал всего себя в гроулинге. И, конечно, все это время не сводил глаз с Дена.
Идеально спев свою часть, Кирилл приближался к самому сложному месту. Вокальную комбинацию, которая не всегда получалась даже у его соперника.
Тот выжидающе покачивался в такт басов. Сигарета истлела в его пальцах, и теперь Ден невозмутимо сложил на груди руки. Самоуверенная улыбка быстро стерлась с его губ.
Кирилл с блеском прошел припев. С такой легкостью ему дались все расщепления и скриминги, с такой точностью тело отразило все эмоции, что Ден невольно повел бровью.
В его голосе было столько дерзости, энергии, драйва, будто перед Кириллом целая толпа фанатов. Эм и Лео частенько переглядывались, потому что никто из них не ожидал этого.
Все это время Кирилл не сводил с Дена насмешливого взгляда, словно точно знал, что ни одна нота, ни одна его связка не подведет его. С отстраненным, деланно безразличным видом тот смотрел на него в ответ.
Но вот все закончилось, и стало тихо. Парни долго не решались что-то сказать ему.
− Увидимся в среду, − невозмутимо прошел Кирилл мимо Дена. Их плечи едва не столкнулись друг с другом.
***
«Представь, твой конкурент успешнее тебя, хотя ты лучше него. Как бы ты поступила, если бы он постоянно пытался тебя высмеять?»
«Даже не знаю) Я никогда не сталкивалась с этим. Возможно, я бы сказала, что мне неприятно. Что успех не должен портить человека».
«Звучит отлично)) Жаль, что в моей ситуации это вряд ли поможет».
«Вы с Деном опять поссорились?»
«У нас так каждый день происходит. О чем бы ни шла речь, разговор выходит на то, что в Америку зовут его, а не меня. Мне с трудом удается не показывать, как я бешусь от этого».
«Ты просто слишком жаждешь успеха. Дена взяли, потому что он не завышал внутренней важности».
«Как-то сложно) Знаешь, я с нетерпением жду нашей поездки».
Таня улыбнулась и тут же закрыла рот рукой. Закрыла глаза. Даша сидела рядом, но, к счастью, внимательно слушала лекцию. Ей не хотелось делиться с ней перепиской. Ни с ней, ни с кем-либо еще. Она знала – все становится слишком шатким, когда хочешь чего-то больше обычного.
Они переписывались с утра до поздней ночи. Темы переходили одна в другую, голосовых сообщений отправлялось все больше. К вечеру никто из них не мог вспомнить, о чем были эти разговоры. Без дрожи уже ничего нельзя было вспомнить. Прошлое куда-то девалось. Лишь настоящий момент имел значение для них обоих.
Тяжелее всего было ложиться спать. Переписка никогда не заканчивалась после «спокойной ночи». Они могли что-то уточнить, и тогда разговор вновь вбрасывалась искра. Никто из них долго не мог потушить ее.
«Спокойной ночи».
«Спокойной ночи».
Так много раз и ничего не меняется. Они все еще говорят о какой-то ерунде и уже не сдерживают улыбку. Идут минуты, часы, пора ложиться спать и вот, наконец, они прощаются. Тогда Таня смотрит в окно, а Кирилл выходит на крышу. Оба смотрят на звезды. Оба счастливы.
Таня еле уснула. Ворочалась в кровати до глубокой ночи, вжимаясь в подушку каждый раз, когда представляла, что ждало ее утром. Каждая мысль, ассоциация с ним взрывалась в ее голове масляными красками. Любой предмет янтарного цвета, любой аромат, похожий на его, все, что окружало их в тот день, всегда вели к нему.
Одна мысль билась пульсом в ее сознании: «Уже завтра. Уже завтра я коснусь его». Шелковистых волос с запахом дрожи, его губ, широких плеч с выпирающими ключицами. Но как? Как не растаять тут же, не упасть от переизбытка чувств? Переставлять ноги по тропинке, держась с ним за руку? Какой изощренной актерской игрой будет ее выдержка. Спокойствие и будничный тон в разговоре. Таня не знала, как ей найти в себе это.
Утром Кирилл подъехал к общежитию. Позвонил ей, и она пулей бросилась вниз по лестнице. Точеные ноги мельтешили сквозь юбку. Столько энергии пробудилось в их едва заметных мышцах, словно и не проспала она всего пару-тройку часов ночью.
У выхода Таня замедлилась. Пригладила кудри каре и вырез оранжевого свитера. На нем подвеска с ирисом. Цвет извилистых лепестков идеально дополняет кобальтовое пальто. Под ним юбка ниже колен скрывает то, как они дрожат на пути к нему.
Кирилл еще раз взглянул на себя в зеркало. Он уже видел, как Таня идет к нему неспешной, грациозной походкой. Чуть выгнутые запястья скользят у ног, пока пальцы собраны в самый утонченный жест − как на «Возвышении Адама» Микеланджело. С самым умиротворенным лицом она смотрит по сторонам. На безоблачное небо, слишком ясное для конца сентября, на полет чаек, на то, как освещает опавшие листья солнце.
Кирилл глубоко вздохнул. Она была уже совсем рядом.
− Привет, − открыла переднюю дверь машины Таня.
Ее веснушчатое лицо, казалось, подсвечивалось изнутри. Лишь на мгновение в нем проявилось смятение. Когда она, протянув к нему руки, безмолвно застыла с растерянной улыбкой.
Он тут же обнял ее. Так они и сидели, не говоря ни слова, прижимаясь друг к другу под утреннее пение птиц и неровное дыхание. В какой-то момент оба ощутили глухие удары. Об одно сердце билось другое, и это очень рассмешило их. Поставило точку в вечности.
− В общем, по навигатору нам ехать часа два. Доберемся за полтора.
Кирилл завел двигатель. Какое-то время он смотрел лишь на дорогу, и Таня могла рассмотреть его в зеркале.
Впервые она видела его не в кожаной куртке. Без изгибов косой челки и цепей у татуированной шеи. На нем было пальто из кашемира с высоким воротником и темно-синий шарф. Он плавно овевал его шею, спускаясь к груди. Все в нем выглядело не так, как обычно. Заостренное лицо словно принадлежало персонажу Тима Бертона, а не питерскому рок-музыканту. Точку в этом образе ставили замшевые перчатки. В них его пальцы приобретали самый аристократичный оттенок.
Всю дорогу они не включали музыку. Они говорили, говорили, но уже не о друг друге, как в переписке. За обсуждением искусства выяснилось, что у них много общего. Что оба любят кинематограф Франции, работы импрессионистов, джаз, классические романы. Таня отдавала предпочтение английской литературе, а Кирилл – американской и русской. Но они оба любили Джека Лондона, Фицджеральда, задерживали дыхание, читая «Камеру обскура», усмехались с острот Элизабет Беннет. Оказалось, «Великий Гэтсби» примерно в одно время лежал у них на прикроватных тумбочках. Это очень удивило их.
− Если честно, я редко встречаю людей, так искренне любящих классику, − призналась Таня, не отводя от Кирилла восторженного взгляда.
− Я тоже. Но, понимаешь, я читал ее не столько для удовольствия, сколько для расширения кругозора. Это необходимо творческим людям. К тому же, песни для «Бенца» в основном пишу я. Иногда еще Лео и Эм. Про Дена даже говорить не буду. Не остановлюсь, если начну.
− Но, по твоим словам, кажется, что любое действие в жизни ведет тебя к твоей мечте. Неужели ты никогда не делаешь что-то для души?
Кирилл задумчиво пожал плечами.
− Иногда бывает. Например, сейчас, − сказал он, устремив взгляд на здешние просторы.
Таня с улыбкой посмотрела туда же. На дорогу, огибающую поля, стремительно идущую вниз со склона. Там, впереди, виднелся лес. Деревья словно полыхали огнем на фоне неба с оттенком синего клейна. Искрились золотом под лучами солнца. Между их кронами виднелся краешек озера. Этот пейзаж надолго захватил внимание Тани. Природа казалась неестественно яркой, словно с наложенным фильтром. Кирилл тоже заметил это.
− Знаешь, я сейчас смотрю на этот лес и думаю, почему никогда не проезжал его раньше? Я всю жизнь живу в Питере и в первый раз еду куда-то сам в область.
− Почему так? − повернулась к нему Таня.
− Ну, казалось, что это подождет. Лес ведь никуда не денется. Как только стану популярным, можно хоть жить в него переехать. Тебе это, наверное, странно слышать, да? − добавил Кирилл, увидев задумчивое удивление во взгляде.
Таня робко пожала плечами.
− Мне кажется, это иллюзия. Твоя жизнь происходит сейчас. Ничего, в сущности, не изменится, когда ты придешь к цели.
Это была самая долгая пауза за всю дорогу. Сердце неприятно екнуло, заставив Кирилла задуматься над Таниными словами. Он хотел было ей возразить, но передумал. Не сегодня, нет. Этот день был посвящен совсем другим мыслям. Ему хотелось смотреть на мир Таниным взглядом. Таким простым и беззаботным. Все отпустить и вверить себя чему-то высшему.
Они стали говорить о картинах, музеях и необычных местах Питера. Об открытках из Зингера, экскурсиях по крышам, о том, что нужно вместе пойти в Севкабель Порт. И Кирилл смеялся вместе с ней, будто и забыв, что ему двадцать два, а не восемнадцать, что сердце уже давно тяготит тоска, и лишь лезвие его осколков позволяет хоть что-то ощутить ему. Звонкий, почти детский смех Тани поселил в него что-то по-весеннему легкое. То, что когда-то давно всегда было в нем.
Они подъехали к Монрепо. Их разговор тут же прервался. Остановившись на парковке, оба смотрели по сторонам. Холод все больше пробирал их пальцы.
***
Под ногами уже шуршат сухие листья, и Кирилл с Таней шагают в такт, держась за руки.
Тихо. Слышен лишь хруст желудей и обломившихся веток. Где-то вдалеке поет птица. Прерывает их лимб, напоминая, что надо говорить, а не только искать в глазах свое чувство. Пальцы уже давно окаменели в слиянии. Прошло столько времени, а слов все нет. Они не нужны им. В тишине происходит самое искреннее общение.
Одновременно остановившись, они смотрят в глаза друг другу. Кирилл целует Таню. Опьянение проходит по телу, и ноги совсем не держат ее. Хорошо, что порыв ветра приносит холод, и Таня хоть немного трезвеет под ним. Уже не так охватывает жар, и сквозь пульс в висках можно услышать свои мысли.
Сколько длился этот поцелуй? Пару секунд, минут, вечность? Их губы разомкнулись, и они тут же отвели взгляд в сторону. Тут же устремили его на другой берег. Туда, где стоит Храм Нептуна. Его колонны − последнее, на чем держится их сознание. Оно все пытается удержать их на ногах, совладать с дрожью в коленях. Пытается придумать, как не сойти с ума и идти по тропинке дальше, но все тщетно.
Тела как магниты. Они вновь порываются друг к другу. Тонут под кронами деревьев, стекают по стволам на холодную землю. «Я не знаю, что делать с этим», − говорят их глаза. Они с облегчением видят в них свое чувство.
***
Восемь часов пролетели как одно мгновение. Словно солнце ушло за горизонт сразу, как они зашли в парк. Время так жестоко.
Зажглись фонари, теплым светом выделяя очертания ее лица. Посиневших губ, сведенных мелкой отрывистой дрожью. Кирилл распахнул пальто, прижав к груди Таню.
Не говоря ни слова, они направились к машине. По пути не встретили других гуляющих. Было тихо. Они вышли из парка, когда небо совсем стемнело, и охранник закрыл вход за ними.
Слов все не было. Словно и не ехали они сюда под шутливые разговоры и обсуждения, кажется, почти всего, что наполняло их жизнь до этой поездки. Куда все исчезло теперь?
Таня смотрела в окно, думая о своем, наблюдая, как серебристые лучи освещают полосы дороги. Иногда она поглядывала на Кирилла. На его сосредоточенное лицо, на глаза, что вели свою жизнь под внешнее безмолвие. Казалось, он не замечал тишины. Совсем забыл, что ее принято глушить музыкой.
Таня знала, о чем он думает. В ее голове были те же мысли. Чем ближе они подъезжали к Питеру, тем отчетливее ощущалось желание бросить все, что ждало ее там. Уйти в их мир, что нашелся под кровом деревьев, и всегда быть рядом.
Никто из них не решался говорить об этом. Лишь иногда их ладони прикасались друг к другу, и тогда машина тут же набирала скорость. В нее вбрасывались все чувства, что уже не могли вместиться в нем.
− Ты как? − спросил Кирилл, когда они въехали в город.
Она лишь покачала головой.
− Ты все знаешь.
− Знаю, − тихо сказал он.
Краски стали мутнеть. Солнечный свет – милосердный жест октября – уже не рисовал в сознании Тани гамму из самых прекрасных моментов этой жизни. Она миновала два этажа, смотря в пол, и пошла по коридору, стены которого сужались все больше до самого выхода к пристройке.
Винтовая узорчатая лестница. Лучи, что ломаются о стекло, распадаясь на бетонном полу тенями всего происходящего за окнами. И тишина. Здесь нет никого, и только ветер носится по этажам, насвистывает в трубы пронзительную сонату со своим тайным смыслом. Закрыв глаза, Таня вняла ей. Впитала всей своей сутью это жуткое эхо, так похожее на отголоски со дна ее души. На страх, что затаился внутри, что пожирал ее уже слишком долго.
Вновь зазвонил телефон. Таня медленно поднесла его к уху.
− Привет, мам. Извини, что не отвечала, я не слышала твоих звонков. Да, я сейчас иду на пару по «Теории рисунка».
− Ничего, у меня как раз завершилась бизнес-встреча. Всю неделю кручусь как белка в колесе, даже не было времени тебе ответить. Но, главное, что все получилось. Я наконец могу свободно вздохнуть.
Такой радостный голос Таня слышала от мамы лишь в двух случаях – удачная сделка после недель круглосуточной работы или творческие успехи ее дочери. Пусть и в деле, которое Анна Николаевна считала не перспективным и почти бессмысленным. Но ее все же обнадеживал тот факт, что Таня поступила учиться на дизайнера в медиаиндустрии, а не на простого художника. Кто знает, может чистым глазам все-таки будет прощена наивность.
− Расскажи, как ты, как ребята, учеба. Помню, ты говорила про Машу.
− Про Дашу, мам, − невольно обхватила себя одной рукой Таня.
− Да, точно, − рассмеялась она. −А про других ребят ничего не помню.
− Ну, я теперь поставляю бижутерию в магазинчик одного арт-пространства. Это вышло так случайно. Мы с Дашей пришли туда и познакомились с Калебом. Он предложил мне получать процент с них. Мы хорошо общаемся, вчера пошли в кино. Иногда гуляем, он помогает мне…
− Подожди, то есть теперь ты зарабатываешь? Отрадно слышать. Ты с самого детства мастерила всякие вещички, должно же это было где-то пригодиться. Может, скоро тоже откроешь свой бизнес. С чего-то же надо начинать. Ты девочка воздушная, в найме тебе будет скучно.
Таня с улыбкой обвела взглядом пространство вокруг. Солнце ушло, и теперь лишь ее тень тяжелым пятном валялась на полу. Подначивала лечь рядом с ней.
− Да, мам. Я вообще думаю, что мы не случайно встретились с Калебом. Не только ради моего хобби, понимаешь? Общение с ним помогает мне куда больше, чем когда я ходила к психологу.
− О, дорогая, ну пора уже жить дальше. Конечно, меня тоже потряс уход папы, но такова жизнь. Нельзя же всегда быть такой нежной. И что с этим Калебом? Вы встречаетесь? Какое, кстати, странное имя.
− Нет, я пока ни с кем не встречаюсь.
Она вздрогнула. Кто-то резко схватил ее за плечо. Обернувшись, Таня увидела лицо подруги. Даша смотрела так, словно только что вычислила в ней шпиона. Светлые брови подвинули лоб, предоставив изумрудным глазам стать двумя экранами с субтитрами. Таня в смятении бросила трубку.
− Зачем ты соврала?
− Я не врала.
− А как же Кирилл? Ты про него и слова не сказала.
Таня глубоко вздохнула.
− Извини, но это мое дело. Я пока не хочу говорить об этом.
Она прошла мимо нее и устремилась вверх по лестнице. Даша с удивлением проводила ее взглядом.
***
«Как ты? Может, встретимся? Я скучаю».
«Давай в пятницу. У меня много дел».
«Я тебя как-то обидел? Ты почти не пишешь мне».
«Нет, просто сейчас я правда не могу».
Кирилл в отчаянии перевернулся на спину.
После их поездки прошло две недели, а они так и не встретились с ней. Таня редко отвечала Кириллу, и это все больше беспокоило его.
Прежде они с Таней переписывались днями напролет и бросали все, чтобы встретиться друг с другом. Отдаление случилось так внезапно, что это вырвало Кирилла из реальности. Он пил в барах больше обычного, не мог сосредоточиться на репетициях. Поэтому в один день просто не выдержал и сорвался к ней.
Было уже довольно поздно. Кирилл припарковался недалеко от входа в общежитие. Он знал, во сколько Таня обычно возвращается в комнату и приехал чуть раньше.
Мимо него проходили компании студентов, одинокие фигурки, ритмично вышагивающие по асфальтовой тропинке ко входу. Кирилл всматривался в них, каждый раз напрягаясь всем телом, чтобы выбежать из машины. Но ее все не было. Тогда в голову начали лезть мысли, что она может быть с кем-то еще, с другим парнем. А может, она вернулась раньше. Да и вообще, что он как маньяк выжидает ее?
Руки сами легли на руль. Прошел уже час, и Кирилл стал думать, что пора выезжать к дому. Он уже повернул ключ, как знакомый силуэт показался на ступеньках здания. Кирилл тут же выбежал к ней.
− Таня.
Она обернулась. Карие глаза со страхом обратились к нему.
− Скажи правду. Что происходит?
Закусив губу, Таня смотрела куда-то вниз. Иногда она тяжело вздыхала и поднимала взгляд к небу. Кирилл обнял ее.
− Мне было так хорошо с тобой. Я думал, тебе тоже, − прошептал он.
Она кивнула.
− Так и есть. И мне страшно от этого.
− Что? Почему?
Кирилл выпустил ее из объятий. Она закрыла лицо руками. Послышались всхлипывания.
− Поедем ко мне, все расскажешь.
− Не могу.
− Пожалуйста.
Они пошли к машине. Таня все еще прикрывала рот руками, а Кирилл не знал, что сказать ей.
Через пятнадцать минут они уже подъезжали к дому. По-прежнему молчавшие, по-прежнему не сказавшие друг другу ни слова.
Зайдя в знакомую комнату, Таня слабо улыбнулась. Месяц назад ее как молнией поразило здесь. Эти полупустые, но такие красноречивые полки помнили ее страх, залитые румянцем щеки и поцелуй, всей энергией мира окативший ее.
Они сели на диван, и она тут же повернулась к нему.
− Понимаешь, мне никогда не было так хорошо, как с тобой. Я просто… потеряла себя и была счастлива. Но ведь теперь я привязана к тебе. С тобой что-то случится, и я умру. Я не хочу этого.
Брови в недоумении поползли вверх.
− Да что со мной может случиться? – растерянно произнес Кирилл, не отводя от нее взгляда.
− Да все, что угодно. Ты же рокер, твоя жизнь полна… опасностей.
Он облегченно улыбнулся, словно ожидал услышать что-то гораздо хуже этого.
− Малыш, все опасное я бросил сразу, как встретил тебя. Как ни странно, − задумчиво сказал он, словно только сейчас осознав это.
− Но ведь ты можешь бросить меня или… умереть.
Возникла пауза. Кирилл изучающе смотрел на нее.
− У тебя такое уже было, да?
Сжав губы, Таня кивнула. Ее пальцы стали жить своей жизнью. Перебирали друг друга, заламывали, подергивали кольца. Таня смотрела перед собой отстраненным, впавшим в себя взглядом.
− Три года назад я проснулась посреди ночи. Вокруг было тихо, мне не снилось ничего особенного. Но тело било мелкой дрожью. Я была вся в поту, мокрой насквозь, прожженная неясной тревогой.
Она закрыла глаза и, глубоко вздохнув, вновь продолжила вспоминать прошлое.
− Из другой комнаты раздался звонок. Затем голос мамы. Он колебался от истеричных нот до спокойного шепота. Я встала с кровати и замерла у двери. Меня словно парализовало. Пот высох на холодном теле, ноги почти не гнулись. Когда ее голос стих, я вышла в коридор. Зашла в ее комнату.
Таня закрыла рот рукой. По щекам текли слезы. Кирилл хотел обнять ее, но она лишь покачала головой. Губы выдавили из себя улыбку.
− Мама сидела в кресле. Когда я зашла, она даже не шелохнулась. Ее глаза, как два стеклянных шара, смотрели в одну точку. «Что случилось, мам?» Ответа не последовало. Я окликала ее, трясла, а на лице ничего не менялось. Я уже плакала, сидела у нее в ногах, умоляя хоть что-то сказать мне. После долгого молчания она лишь криво улыбнулась. Какой-то потухшей безжизненной усмешкой. «Папа умер».
Мы замерли. Это молчание раздавило бы весь мир, если бы я не прервала его. «Сделай хоть что-нибудь, не сиди так!». Мои крики слышали даже соседи. Когда они постучали, я валялась на полу. Мама все так же смотрела в пустоту мертвым взглядом.
Губы затряслись, и Таня отвернулась в сторону.
Сцены в больничной палате пронеслись в ее голове старой потрескавшейся пленкой. Она так давно не вспоминала их. То, как поехала одна на такси среди ночи, как врач поймал ее перед входом в палату. Рассказал, что у папы случился сердечный приступ перед вылетом в командировку. Что никто не знает, почему это вышло – у него никогда не было проблем с сердцем.
− Мы не все можем предугадать. Бог забирает лучших, − сказала медсестра, идя мимо Тани. Та стояла у стены, не в силах зайти в палату.
Эти слова совсем не успокоили ее. Папа, ее любимый папочка столько раз говорил ей, что все в этой жизни не случайно, что она будет относиться к тебе так же, как и ты к ней. И Таня всегда верила в это. Папе везло − счастливая возможность всегда поджидала его за углом, пока все видели в ней лишь проблему. Он любил жизнь больше, чем кто-либо, а она забрала его. Не дала получить заслуженное место старшего геолога, увидеть внуков, или хотя бы как дочь закончит школу. Нет, тридцать шесть лет и все. Даже Пушкин прожил больше.
Таня глубоко вздохнула, смотря в потолок.
− Папа умер, и все изменилось. В школе я почти ни с кем не общалась. Стала призраком, невидимкой. В душе разрасталась дыра, которую заполняла лишь боль ночью. Я просто не знала, как жить. Казалось, все, что мне важно, так же покинет меня.
Так и случалось. Друзья перестали пытаться оживить меня, мой парень уехал в другой город, ничего не сказав мне. Мама изменилась. Всю свою боль она глушила работой, словно и забыв обо мне. А я так нуждалась в ней…
Кирилл крепко обнял ее. Его толстовка быстро промокла от слез. Он покачивал ее, как ребенка, прижав к груди ее голову.
Они долго молчали. За окном проезжали машины, слышался смех. Ветер сотрясал провода и иногда заглушал его.
Кирилл плавно поглаживал Таню по спине, отслеживая ее дыхание. Она вжалась в него как котенок и, успокоившись, медленно подняла на него взгляд.
− Мне сложно доверять жизни, хоть я и безмерно люблю ее. Второй раз я уже не склеюсь.
− Послушай, − Кирилл сел у ее ног и взял за руки. − Все это ужасно. Я понятия не имею, каково это − терять близких. Вряд ли мне удастся даже представить такую боль, но я очень сочувствую тебе. Конечно, прошло еще мало времени, но ты не сможешь всегда убегать от любви, от жизни. Мы падаем и поднимаемся вновь. Теряем и вновь находим. Понимаю, от меня это странно слышать. Но после того, что ты рассказала, я убежден, что никогда не посмею причинить тебе боль. Слышишь? Никогда.
Таня гладила Кирилла по щеке, пока он говорил это. Его порыв был так искренен. Так ярко мерцал огонек в янтарном блеске глаз, что было трудно не поверить ему. Поцеловав Кирилла, она облизнула губы и медленно отстранилась в сторону.
− Я тебе верю.
− Если ты сейчас не готова…
− Полностью я никогда не оправлюсь. Придется броситься с головой в эту бездну. Наверное, ты прав, прожить жизнь в стороне невозможно.
Кирилл слегка улыбнулся, сев рядом с ней на диване.
− Оправишься. Я не дам тебе вспоминать о прошлом. Просто будь со мной, хорошо?
Таня кивнула. Кирилл крепко обнял ее.