Крис Вудс
Иллюзия чувств
Посвящается
Посвящается
Всем девушкам, которые прошли через огонь и пепел, но не забыли, как дышать.
Тем, кто однажды потерял веру в любовь, но внутри всё равно продолжал верить и ждать. Тем, кто опустил руки, думая, что счастье – не для них.
Эта книга – для вас.
Верьте, даже когда кажется, что всё потеряно. Любовь найдёт вас. У каждой из вас будет свой Майкл – тот, кто согреет ночами и станет вашим домом.
Пролог
Вы когда-нибудь занимались сексом с человеком, которого только встретили?
– О боже, – простонала я.
Моё тело буквально таяло в его руках. Я извивалась, как будто не могла найти себе места, а он… Он был сосредоточен, почти одержим. Его движения были неторопливыми, как будто он знал, что каждая секунда растянутого удовольствия только сильнее сводит меня с ума.
Его язык касался меня, как мягкий, горячий шелк, изучая, пробуя, дразня. Он двигался с такой тщательностью и сосредоточенностью, что я невольно сравнила его с котом, который вылизывает сметану. Но это сравнение было слишком простым для того, что я чувствовала. Это было больше, глубже, ярче.
Я задыхалась, мои руки то тянулись к его волосам, то сжимали простыни подо мной. Это было слишком. Слишком приятно. Слишком интенсивно. Я пыталась убежать, уклониться от этой волны, которая угрожала снести меня с головой, но он держал меня крепко, словно знал, что я не смогу вырваться.
Каждое движение его языка, каждый новый ласковый укус или поцелуй рождали во мне новый взрыв эмоций. Я не могла больше сопротивляться, тело предательски поддавалось его воле, раскрываясь, отдаваясь полностью.
Мои бедра дрожали, а кожа пылала жаром. Я была как натянутая струна, готовая лопнуть в любую секунду. Но он не спешил. Его движения оставались размеренными, почти издевательски медленными, как будто он наслаждался каждым моим стоном, каждой попыткой избежать его настойчивости.
И я поняла, что ему нравится моя беспомощность, нравится моя реакция. А я… я позволяла ему это. Позволяла, потому что он знал, как довести меня до края и заставить жаждать ещё.
– Не смей останавливаться, – прошипела я, закатывая глаза, – Иначе, я пристрелю тебя!
Он усмехнулся – слегка, почти лениво, и это разозлило меня больше, чем хотелось признать. А потом… он отстранился. Просто взял и сделал шаг назад, оставив меня в пустоте, горящей от его прикосновений и ласки. Это было неожиданно, словно ледяной душ, заставивший сердце сбиться с ритма.
Я зло посмотрела на него, пытаясь выразить этим взглядом всю свою обиду, но наткнулась лишь на его ухмылку – дерзкую, уверенную, будто он знал что-то, чего не знала я. Его глаза, темно-зеленые, как густой лес, смотрели прямо на меня.
В этих глазах было все: желание, уверенность, игра. И этот взгляд сводил с ума, разрушал мои попытки сопротивляться.
Прежде чем я успела сказать что-то, возразить, протестовать, он снова приблизился. На этот раз быстро и решительно. Его губы накрыли мои, и мир будто остановился. Поцелуй был горячим, жадным, безумно глубоким. Он целовал меня так, словно хотел забрать всю мою душу, и я позволяла ему это, полностью отдаваясь моменту.
Мои руки, почти не осознавая, что делают, скользнули к краю его футболки. Ткань была мягкой, но мне казалось, что она мешает, что она слишком долго скрывала его от меня. Я потянула ее вверх, отрываясь от его губ на секунду, чтобы снять. Он помог, и футболка полетела куда-то в сторону.
Мой лифчик оказался следующим, но это уже не имело значения. Я открыла глаза и замерла, восхищенно глядя на него. Его тело… оно было словно выточено из мрамора. Мышцы четко очерчены, но без излишней грубости. Прекрасный рельеф, каждая линия, каждая деталь была идеальной.
Он был не просто красив. Он был совершенством, и это совершенство сейчас принадлежало мне. На миг я даже забыла как дышать, но его руки, обвившие мою талию, вернули меня к реальности. Я снова почувствовала его тепло, его силу, и уже не могла думать ни о чем, кроме нас двоих.
Мужчина неожиданно отстранился, словно не в силах сдержать накативший порыв, и ловко перевернул меня, заставляя на миг потерять ориентацию в пространстве. Его сильные руки мягко, но настойчиво схватили меня за бедра, придвигая ближе к себе. От этого движения кровь прилила к лицу, а дыхание сбилось, словно воздух вдруг стал гуще.
– Облокотись на спинку, – его голос был низким, хриплым, напоминал раскат далекого грома, от которого мурашки побежали по спине.
На мгновение я замерла, вслушиваясь в собственное тело. Стук сердца казался слишком громким, почти оглушительным. Горячая кожа горела от нетерпения, а внутри все сжалось в сладкой агонии желания.
Я не ответила. Вместо этого медленно двинула бедрами, намеренно касаясь его, чувствуя, как он резко выдохнул. Его глухой, подавленный стон разнесся в тишине, будто музыка, созданная только для меня.
Словно подчиняясь не его приказу, а собственной ненасытной жажде, я послушно облокотилась, чувствуя, как напряжение внутри достигает предела. Это была не просто разрядка, которую я искала. Это было что-то большее, почти болезненное – желание раствориться в этом моменте, стать его частью, ощутить все до последней капли.
Мир вокруг будто остановился. Еще мгновение – и я почувствовала у самого входа его влажную, горячую головку. Это было не просто прикосновение, это было обещание чего-то необузданного, чего-то, что вот-вот должно произойти.
Его движения были неторопливыми, дразнящими, будто он хотел, чтобы я ощутила каждую деталь, каждый сантиметр. Он провел членом вдоль моей влажной, пульсирующей плоти, будто рисуя линии. Это прикосновение было почти пыткой – медленной, сладкой, выводящей из себя. Я изогнулась, не в силах сдержать стон, который сорвался с губ.
А потом он вошел. Резко, без предупреждения, пронзая меня горячей волной. Это было так внезапно, так глубоко, что я вскрикнула, не осознавая, насколько громко. Этот звук, полный смеси боли и наслаждения, разлетелся по комнате, оставляя нас наедине с этим моментом.
Я почувствовала, как напряжение внутри меня росло, становясь почти невыносимым. Его тело двигалось уверенно, властно, заставляя меня подстраиваться под его ритм. Каждое движение, каждый толчок отдавало волной по всему телу, заставляя терять контроль, отпускать все мысли, растворяться в ощущениях.
Его руки держали меня крепко, как будто он боялся, что я могу выскользнуть. Но я не хотела убегать. Я хотела этого, хотела его, и сейчас он был во мне, заполняя, наполняя до краев, до тех пор, пока я не могла больше думать, только чувствовать.
– Fesso! (с итал.: Кретин) – на своем родном прошипела я, но через секунду вновь простонала.
– Perche', tesoro? (с итал.: Почему, милая?) – прошептал он где-то возле моего уха.
Это было неожиданно. Признаюсь. Не привыкла слышать родной итальянский язык там, где его обычно заглушает поток других наречий. Но я ничего не ответила, лишь промычала.
Его движения были спокойными, почти ленивыми, но в них угадывалась скрытая сила, как в животном, которое знает, что оно опасно. Он наклонился ближе, и я почувствовала, как теплое дыхание коснулось моей кожи. Легкий трепет прошелся по телу – не от страха, нет. Это было что-то другое.
Его губы нежно прикоснулись к моему плечу, оставляя короткий, едва ощутимый поцелуй. Но это мгновение оказалось обманчиво спокойным. Он чуть прикусил мою кожу, легкое давление, почти игривое, но достаточно ощутимое, чтобы пробудить шквал ощущений.
По спине пробежали мурашки, словно кто-то провел острым пером вдоль позвоночника. Я не могла удержать легкий вздох, который сорвался с губ. Это было так… неожиданно интимно. Простое действие, но оно заставило меня почувствовать себя уязвимой и одновременно живой.
Моя голова сама собой чуть склонилась, как будто в немом согласии. Мысли путались, накатывая и уходя волной. Это не было ни больно, ни неудобно.
– О боже, да…, – простонала я, ощущая его член внутри.
Его пальцы осторожно, словно изучая что-то новое и удивительное, скользнули по моей коже, прежде чем остановиться на груди. Этот момент был почти электрическим – ощущение тепла его руки, легкий нажим, от которого дыхание сбилось, а тело невольно выгнулось навстречу.
Он начал мягко пощипывать, играя с чувствительной кожей, и это ощущение было одновременно нежным и дерзким. Казалось, он точно знал, как разжечь пламя, но при этом не торопился, наслаждаясь каждым мгновением.
Я попыталась сдержаться, но едва уловимый звук вырвался из моих губ – нечто между стоном и вздохом, низкое и хриплое. Этот звук был настолько интимным, что я сама застыла, удивившись, как он, казалось, вырвался из глубины моего существа.
Мои мысли хаотично метались. Внутри все сжалось, кожа будто стала тоньше, а каждый его жест ощущался острее, ярче. Теплая волна удовольствия накатила, а потом отступила, оставляя за собой сладкое ожидание следующего прикосновения.
Я чувствовала, как лицо заливает жар. Это было странно приятно – позволить себе быть настолько уязвимой, настолько открытой.
Я не смогла сдержать громкий стон, когда он вдруг резко впился пальцами в мои бедра, словно пытался утвердить свою власть надо мной. Это ощущение – грубое, настойчивое, наполняло меня одновременно болью и сладким наслаждением. Его движения были уверенными, глубокими, каждое проникновение словно удар током пробегало по всему телу.
Я извивалась под ним, не в силах оставаться неподвижной. Мое тело само искало его, подчиняясь этому дикому ритму. Пот тонкими дорожками стекал по моей коже, оставляя влажные следы на спине и груди. Горячий, липкий, он был доказательством того, насколько мы потеряли себя в этом моменте.
Мои бедра дрожали, теряя силу, но я упрямо пыталась удержаться, цепляясь за каждый миг, каждое движение. Рука мужчины, теплая и уверенная, скользнула вдоль моей спины, создавая контраст с резкими толчками. Это прикосновение было почти успокаивающим, как будто он хотел напомнить, что держит меня, что я в его руках.
Но затем он сделал шаг дальше. Его пальцы крепко схватили меня за волосы, поднимаясь от основания шеи. Одним движением он оттянул их назад, заставив меня запрокинуть голову. Ощущение напряжения в волосах, контроль, который он взял над моим телом, заставило меня застонать еще громче.
Мир вокруг исчез. Не было ни времени, ни места, только мы – сливающиеся в единое целое, дышащие, движущиеся, теряющие себя и находящие друг друга снова и снова. В этот момент я принадлежала ему полностью, и это чувство было одновременно пугающим и невероятно желанным.
– Eri una cattiva ragazza? (с итал.: Ты была плохой девочкой?) – прошептал на ухо он.
– Non hai idea di quanto (с итал.: Не представляешь, насколько), – выдохнула я и прикусила губу.
Всё случилось так быстро, что я даже не успела осознать. Резкий, звонкий хлопок раздался в тишине, оставляя за собой горячее, почти обжигающее ощущение на коже. Его ладонь, большая и сильная, оставила на моем теле не только след, но и взрыв эмоций – смесь удивления, смущения и сладкой, захватывающей дерзости.
Я невольно выгнулась навстречу ему, как будто тело само просило еще. Этот жест был почти рефлекторным, искренним, и я не смогла сдержать протяжный, глубокий стон, который вырвался из моих губ. Этот звук казался слишком громким, слишком откровенным, но в этот момент я не могла заботиться о том, как это выглядит или звучит.
Я чувствовала его взгляд. Он наблюдал за мной, изучал мою реакцию. Я знала, что он наслаждается этим моментом, и эта мысль лишь сильнее разжигала огонь внутри. Это было почти унизительно, но в то же время захватывающе – ощущать, как он берет контроль, заставляя меня реагировать так, как я не ожидала от себя самой.
Я закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. Это была не просто физическая близость. Это была игра, танец на грани, где каждый из нас пытался понять, где заканчиваются его возможности и начинаются мои.
Мужчина начал ускоряться, а я чаще дышать. Он входил так глубоко, насколько возможно. Я чувствовала каждый его сантиметр. И это было так приятно, что я постоянно закатывала глаза.
– Твою мать…, – прошипел он, – Какая же ты идеальная!
Секунда. Всё, что нужно было, – одно мгновение, чтобы мое тело разорвало на части лавиной ощущений. Внутри меня словно взорвалась бомба, яркая и ослепляющая, захватившая каждую клеточку. Я содрогнулась, будто от мощного разряда, чувствуя, как тело подчиняется этой волне, всепоглощающее наслаждение.
Сначала я пыталась ухватиться за реальность, но каждая новая судорога утягивала меня глубже в этот водоворот. Мои бедра тряслись, кожа горела, и я не могла контролировать ни дыхание, ни звуки, которые вырывались из моего горла. Это было слишком – слишком ярко, слишком сильно, слишком много.
Его движения оставались уверенными, ритмичными, но вскоре стали резкими, словно он сам уже был на грани. Еще минута – и он резко вышел из меня, заставляя почувствовать пустоту, но лишь на миг.
Я услышала его низкий, хриплый стон, когда он излился на мою спину. Тепло капель, стекающих вниз по коже, ощущалось неожиданно остро, обжигая и одновременно утешая. Это был момент абсолютной близости, когда между нами не осталось ничего лишнего, только дыхание, обрывки стонов и чувство, что мы разделили что-то настоящее, неподдельное.
Я тяжело дышала, мои руки без сил опустились, а сердце все еще грохотало в груди. Тишина наполнила комнату. Это было завершение – жаркое, страстное, искреннее.
Его движения были спокойными, почти заботливыми. Он молча потянулся к тумбочке, доставая оттуда салфетки. Легкий шорох бумаги показался неожиданно громким. Словно ничего не случилось, он аккуратно вытер с меня следы наших мгновений. Прикосновения его рук были мягкими, почти нежными, и от этого внутри возникло странное тепло.
Я наблюдала за ним, ощущая, как уголки губ невольно тянутся в слабой ухмылке. Всё ещё слегка дрожа от пережитого, я без сил упала на кровать, чувствуя, как пульс отдается эхом в ушах. Сердце билось быстро, словно после долгого забега, а грудь тяжело поднималась и опускалась в попытке восстановить дыхание.
Он не сказал ни слова, но я почувствовала, как кровать чуть прогнулась, когда он лёг рядом. Его тело было тёплым, а его дыхание – ровным, но я знала, что и он всё ещё чувствует остатки той же лихорадочной энергии, что и я.
Я повернула голову, чтобы посмотреть на него. Он лежал на спине, раскинув руки, его взгляд был устремлен куда-то в потолок. Но на его лице играла лёгкая улыбка – довольная, умиротворённая.
Когда моё дыхание наконец пришло в норму, я почувствовала, как тяжесть в груди начала убывать. Я лежала недолго, пытаясь осознать, что только что произошло, и пока мир вокруг не перестал кружиться, я тихо встала. Всё ещё ощущая его присутствие в каждом миллиметре тела, я потянулась за своим платьем. Оно лежало на кресле, слегка помятое, но всё равно казавшееся идеально подходящим для этого момента.
Аккуратно шагнув через порог ванной, я тихо закрыла за собой дверь. Помедлив, я прислонилась к холодной деревянной поверхности, чувствуя, как грудь чуть тяжело поднимается и опускается, вдыхая влажный, едва уловимый запах мыла и свежести. В голове всё ещё хаотично роились мысли о том, что только что произошло, а в теле осталась теплая, почти тягучая усталость.
Включив воду, я с наслаждением зашла под тонкие струи, наблюдая, как они стекают вниз, превращаясь в маленькие ручейки. Казалось, что вода забирает с собой не только следы на коже, но и все остатки эмоций, которые так сложно было разобрать. Тепло окутывало меня, размывая границы между физическим и внутренним.
Я закрыла глаза и, чуть закинув голову назад, дала воде струиться по волосам, по лицу, по шее, смывая следы пота, запах секса и чего-то еще – того, что сложно объяснить словами. Пальцы скользили по коже, смывая всё лишнее, оставляя после себя ощущение чистоты и лёгкости.
Когда я выключила воду, наступила тишина, и она ударила неожиданно громко. Я потянулась к полотенцу, первое, что попалось под руку. Оно было чуть шершавым, но мне сейчас это было безразлично. Я осторожно промокнула им лицо, затем волосы, с которых уже начала капать вода на плечи, оставляя прохладные следы.
Медленно вытирая кожу, я задерживалась на каждом движении, чувствуя, как возвращаюсь к себе, к реальности. Это был момент – между тем, что было, и тем, что будет, момент, который я могла контролировать.
Я аккуратно надела платье, чувствуя, как ткань скользит по моей коже. Это было странно – так быстро вернуться в реальность, как будто ничего не случилось.
Я не думала о том, что делать дальше. Действия шли автоматически – я надела туфли, застегнула их, едва заметно поправив, чтобы все было аккуратно. Мой взгляд мельком проскользнул по зеркалу, но я не искала там ответа.
Когда я вышла из ванной, всё выглядело странным, почти чужим. Мужчина сидел на краю кровати, и я заметила его взгляд – непонимающий, настороженный, как будто он ожидал, что я сделаю что-то другое. Он смотрел на меня, не скрывая своей реакции. Мой взгляд встретился с его, и в этой паузе было больше, чем можно было сказать словами.
Мне хотелось что-то объяснить, но что? Слова не шли. Я лишь почувствовала, как мои руки слегка дрожат, пытаясь скрыть странную тревогу.
– La notte è stata meravigliosa, ma non ci rivedremo più. Finché (с итал.: Ночь была замечательной, но больше мы не увидимся. Пока), – проговорила я.
Схватив свою сумочку со столика, я почувствовала тяжесть на душе, но не смогла заставить себя остановиться. Мои пальцы нервно сжались вокруг ручки сумки, когда я вышла из квартиры. Ноги двигались быстро, будто они знали, куда мне нужно идти, а мысли все равно путались. Я пыталась не думать о том, что только что произошло.
Секс был потрясающим – не было ничего похожего. Это было остро, настоящее, как будто мы забыли обо всём, кроме того, что происходит между нами. Я могла бы остаться, ещё немного, задержаться в этой буре чувств, но нет. Я знала, что нельзя.
Я не могла позволить себе встать на этот путь, на который меня тянуло какое-то внутреннее желание. Потому что если я останусь, это будет означать одно – я начну что-то чувствовать. И я не могла позволить себе чувствовать. Это была ловушка, а я не собиралась в неё попадать.
Мы все равно не увидимся больше. Я знала это с самого начала. Никаких привязанностей, никаких повторений. Это было лишь мгновение, которое не имеет продолжения. Я уверенно направилась к лифту, избегая собственного отражения в зеркале, словно бы пытаясь стереть его взгляд, который продолжал преследовать меня, его тёплые руки, его дыхание, которое я всё ещё ощущала на коже.
Стук сердца постепенно затихал, но в голове всё ещё оставались те слова, которые не сказаны, те эмоции, которые я не хотела ощущать. Но это не имело значения. Я не позволяла себе задумываться. Только шаги, шаги, и дверь лифта, которая откроется, и всё останется позади.
Глава 1
Дженнифер Канаверо
Год спустя
Мой братец опять кого-то мучает. Из подвала доносятся крики, сквозь которые легко угадываются отчаяние и боль. Эхо разносит звуки по дому, как будто пытается заполнить каждую пустоту, каждый угол. Сколько себя помню, отец учил нас, как правильно справляться с такими гостями. Учил методично, терпеливо, с той педантичностью, которая у него всегда была в крови. Но, похоже, мой брат так ничему и не научился. Или просто не хотел учиться – возможно, он находит в этом своеобразное удовольствие, какой-то свой ритуал.
Я медленно поднимаюсь с дивана, чувствуя, как мягкая ткань платья скользит по коже. Только сегодня надела новый наряд – яркий, даже дерзкий. Как раз подходящий для удачного вечера, но не для того, чтобы спускаться в холодный, сырой подвал, пропитанный запахом сырости и крови.
Ступая по деревянным ступеням лестницы, я слышу, как они тихонько скрипят под ногами. Этот звук словно оживает в тишине, перебивая собой крики, становясь более реальным, чем всё остальное.
«Снова этот цирк», – думаю я, иронично скривив губы.
Я взялась за холодную ручку двери, ощущая, как под пальцами проступает шероховатость старого металла. На мгновение задержала дыхание, прислушиваясь к крикам. Вопли переходили в стоны, и в них слышалась смесь ужаса и обреченности – знакомые звуки, которыми я могла наслаждаться.
Дверь открылась с тихим скрипом, и я шагнула внутрь. Тусклый свет одинокой лампы отбрасывал длинные, зловещие тени по углам комнаты, создавая ощущение, будто в темноте притаились чудовища. Запах крови и пота заполнил пространство. Я бросила взгляд на брата – его лицо было искажено жестокой сосредоточенностью, он даже не заметил моего прихода.
Подойдя к старому дубовому столу, я неторопливо опустилась на его край, чувствуя, как холодная поверхность впивается в меня. Ноги свесила вниз, качая ими в задумчивости, будто бы вся эта сцена – просто спектакль, развёрнутый передо мной для забавы.
Я наблюдала за каждым движением брата, за тем, как он с мрачной настойчивостью продолжает своё дело, и в голове роились противоречивые мысли: это было невыносимо, и в то же время – до странности привычно. Странная смесь раздражения и скуки начинала медленно разгораться во мне, но я просто сидела, глядя на эту игру теней и боли, не прерывая его.
– Что ты здесь делаешь? – обратился ко мне Джулио, снова занося нож над мужчиной.
Ему не стоило предавать нашу семью. Он знал это. Каждый, кто хоть раз приходил к нам, понимал: предательство – это не просто ошибка, это приговор. Отец всегда говорил, что от семьи не уходят, не нарушают ее правила, не делают шаг в сторону.
Он узнал бы в любом случае, рано или поздно, ведь у нас нет секретов – лишь вопросы времени.
Я спрыгнула со стола. Краем глаза заметила, как пленник на миг замер, услышав мои шаги, будто пытался уловить, что будет дальше. Страх в его глазах, растерянность – как знакомы эти выражения. Это всегда одно и то же, эта паника и осознание собственной беспомощности.
Подойдя ближе, я склонилась к полке, где были разбросаны инструменты, – это казалось целым арсеналом для чьей-то персональной войны. Найдя то, что нужно, я начала смешивать разные вещества, привычным движением встряхивая каждую бутылочку, вдыхая их резкий химический запах. Казалось, он пронизывал воздух насквозь, до мельчайших частиц, заставляя всё в комнате стать чуть более осязаемым.
Взяв скотч, я направилась к пленнику. Его дыхание стало неровным, учащённым, как у загнанного зверька, который наконец осознал, что выхода нет. Подойдя вплотную, я посмотрела ему прямо в глаза – там была смесь мольбы и боли. На какое-то мгновение мне даже показалось, что я вижу в них вопрос: «Почему?» Но это было так же бессмысленно, как спрашивать у дождя, почему он идёт.
Начала разворачивать скотч, чувствуя, как пальцы липнут к его шершавой поверхности. Шум рвущейся ленты разорвал напряжённую тишину, и я аккуратно прижала кусочек к его губам, закрывая их, как будто запечатывая его страхи и крики внутри. Теперь его глаза были единственным, чем он мог говорить. В них мелькали мольба, отчаяние, злоба – всё смешалось, и это доставляло мне какое-то странное удовлетворение.
Джулио, мой старший брат, отошёл на несколько шагов, давая мне простор для действия, и я почувствовала его взгляд, тяжёлый и пронизывающий. Он всегда так смотрел, пытаясь понять, что у меня на уме, или, может быть, надеясь, что когда-нибудь увидит во мне отражение себя. Но он ничего не понимал. И, откровенно говоря, мне даже нравилось это его бессилие, скрытое за маской уверенности. Он мог быть старше, но мне казалось, что в этот момент я владею ситуацией куда лучше, чем он когда-либо умел.
Ухмыльнувшись, я обернулась к нашему пленнику – бывшему охраннику, который должен был быть частью семьи, но выбрал другой путь. Моя улыбка становилась всё шире, в ней было что-то от безумия, что-то дикое и необузданное. Я видела, как его глаза округлились ещё сильнее, уловив этот странный блеск в моих.
Я чувствовала спиной пристальный взгляд Джулио и это почему-то смешило меня. Его роль всегда была такой… формальной. Он выполнял то, чему учил нас отец, но без искры, без настоящего понимания. Как автомат, как исполнение долга ради самого долга. Он умел следовать инструкциям, но создавать что-то своё, выходить за рамки – нет, это было не про него.
На его лице виднелись свежие порезы – красные линии, разорвавшие кожу. Кровь стекала тонкими ручейками, заполняя неровности, будто рисуя причудливые узоры. Эти раны были ещё открытыми, живыми, и казалось, что сама кожа содрогалась от каждого прикосновения воздуха. Я знала, что делать дальше, и знала, какое это произведёт действие.
На столе передо мной стояли лимонный сок и уксусная кислота. Я взяла их в руки, почувствовав, как тонкие стеклянные стенки холодят пальцы, и смешала их в небольшой металлической миске. Запах мгновенно заполнил комнату – резкий, щиплющий, он напоминал о чистоте и опасности одновременно. Это была ядреная смесь, особенно для раненой плоти. Я чуть наклонилась вперёд, чтобы увидеть его глаза поближе – они были полны страха, в них пульсировала осознанность того, что вот-вот произойдёт.
Улыбка растянулась на моих губах, и я словно слышала, как сердце билось у меня в груди – глухо, как барабан, задавая ритм происходящему.
Я медленно поднесла миску к его лицу, позволяя ему увидеть её содержимое, словно давая время осознать каждую секунду до боли. Затем, без единого колебания, я плеснула смесь на его порезы.
Его тело дёрнулось, напряглось до предела, словно струна, готовая лопнуть. Сквозь скотч на его губах вырвался приглушённый стон, который, если бы не плотная лента, превратился бы в яростный, пронзительный крик, способный прорезать тишину до самой улицы. Он содрогался, мучительно выворачиваясь от жгучей боли, словно под наплывом огненных волн, и я наблюдала, как его глаза становятся всё более отчаянными, наполненными непередаваемым ужасом.
Это было как искусство, разворачивающееся передо мной. Я наслаждалась каждой реакцией, каждым движением его мышц, и в этот момент весь мир, казалось, сузился до этой маленькой комнаты, до запаха крови и кислоты, до его приглушённых воплей.
– Учись, пока я еще жива, – посмеялась я и обернулась к брату.
Он посмотрел на меня, едва заметно кивнул, словно соглашаясь с моим безмолвным сигналом. Его глаза, холодные и сосредоточенные, на мгновение встретились с моими, передавая понимание – теперь его очередь. Мой брат шагнул ближе. Он подхватил это настроение, как дирижёр, плавно управляющий оркестром, и продолжил наш «концерт» страданий.
Резким, уверенным движением он сорвал скотч с губ пленника. Звук отклеивающейся ленты был как щелчок хлыста, прорезавший напряжённую тишину. В следующее мгновение из его рта вырвался долгий и болезненный стон, который тут же превратился в сбивчивые мольбы. Слова лились одно за другим, бессвязные, но наполненные отчаянием. Он клялся, что всё расскажет, что скажет всё, что нам нужно, только бы прекратить эту пытку.
Я стояла чуть в стороне, наблюдая за происходящим, и во мне поднималось странное чувство удовлетворения. Честно говоря, часть меня наслаждалась тем, что произошло. Его сопротивление разрушилось, как старая ткань, разорванная на клочки.
Я оставила их наедине в этой маленькой комнате. Каждый шаг по лестнице вверх отзывался в груди, как слабая, затухающая волна. Проходя через коридор, я оглянулась на дверь подвала, как будто проверяя, что всё остаётся там, где должно быть. Пускай мой брат завершит начатое – это его забота.
Вернувшись в гостиную, я почувствовала, как воздух здесь был совершенно иным: теплее, уютнее, даже мягче, будто одеяло, которым укрываешься в холодный вечер. Подушечки пальцев слегка покалывало от только что произошедшего, и я, чувствуя потребность в спокойствии, подошла к звонку для прислуги. Домработница появилась почти сразу, словно ожидала моего вызова за углом.
– Сделайте мне, пожалуйста, новый чай, с имбирем и мятой, – голос мой прозвучал тихо, почти лениво, и я смотрела, как она молча кивает, уходя в сторону кухни.
Только тишина в комнате была прервана тяжелыми, глухими шагами, медленно приближавшимися из-за угла. Я узнала эти шаги ещё до того, как увидела его.
Папа. Его присутствие всегда ощущалось в воздухе, как бы он ни старался оставаться незаметным.
Он вошел в гостиную, и его взгляд сразу упал на меня. Казалось, что он всегда знает, когда что-то происходит, словно видит насквозь, видит даже то, что я пытаюсь спрятать.
Я всегда была его любимицей – единственной дочерью, которую он берег и скрывал больше всего на свете. Моя жизнь словно существовала в двух мирах: один – тёмный и глубокий, скрытый за ширмой, а другой – тот, который видят все остальные. Именно поэтому меня нет ни на одном семейном фото, ни в одной семейной хронике, как будто я никогда не существовала. Я была его тайной, тщательно оберегаемым секретом, его гордостью, о которой никто не должен был знать.
На бумаге моя жизнь выглядела совсем иначе. По всем документам я значилась как воспитанница детдома, брошенная и забытая. До совершеннолетия я жила под этим маскарадом, и даже сейчас, когда всё давно изменилось, это прошлое тянется за мной, как длинная тень. Для всех вокруг я – сирота, выросшая на улице, вечно ищущая свой путь, но сумевшая добиться всего сама.
Мир знал меня как одну из самых известных моделей, вечно мелькающую на обложках журналов и светских раутах. Моя внешность стала моим оружием, моим прикрытием, и я научилась использовать её, чтобы скрывать то, что по-настоящему важно. Улыбки для публики, холодный взгляд на фотографиях – это всего лишь маска, которая скрывает мою настоящую роль.
Папа, конечно, отправлял меня на задания – разные и порой опасные, доверяя мне самые тонкие и сложные переговоры. Но даже тогда все думали, что я всего лишь одна из его людей, не более чем красивая девушка с острым языком и хищным блеском в глазах, нанятая для решения деликатных вопросов. Никто и подумать не мог, что за этой внешностью скрывается что-то большее – его дочь, его любимая и единственная, которую он прятал от мира с той же тщательностью, с какой другие прячут свои слабости.
Сама эта двойная жизнь давала мне странное чувство свободы и власти. Я могла быть кем угодно, играть любую роль, но в глубине души знала, что все это – лишь фасад. Настоящая я оставалась скрытой, за кадром, недоступной для чужих глаз.
– Дженни, – позвал меня мужчина с небольшой сединой.
– Что такое, папочка? – с теплотой в голосе поинтересовалась я.
