Крис Вудс
Иллюзия чувств
Тут я остановилась. Я не нуждалась в штрафах, не собиралась нарушать условия.
Дочитав до конца, я отложила бумаги и вздохнула. Не собиралась делать поспешных выводов, но это не первый раз, когда мне приходится играть по чужим правилам, а затем переделывать их в свои. Мой взгляд встретился с Майклом.
– Нам двоим это будет выгодно, – произнесла я спокойно, но в голосе прозвучала едва уловимая усмешка. – Поэтому вряд ли кто-то из нас сделает что-то подобное.
Мужчина кивнул, его взгляд чуть смягчился. Он подписал свой экземпляр.
Я встала, небрежно поправляя волосы, и посмотрела на Майкла, как если бы он был каким-то случайным прохожим.
– Ну что, муженёк, жду тебя сегодня за всеми моими чемоданами, – сказала я, забавно рассмеявшись.
Он лишь вздохнул. Я видела, как он чуть расслабился, но в его глазах всё ещё оставался тот скепсис, который я могла легко читать, как открытый текст. Всё, что он мог сейчас сделать, – это следовать сценарию. Его слабость была в том, что он думал, что контролирует ситуацию.
Встав, я сдержанно и спокойно подошла к столу, взяла свой экземпляр договора и поднесла его к себе. Каждый жест был чётким, уверенным, как у человека, который давно научился манипулировать. Я развернулась, и с этим поворотом оставила за собой не только кабинет, но и его.
Шаги звучали по комнате твёрдо и уверенно. Я любила эти моменты. Моменты, когда всё было под контролем, когда никто не мог вмешаться и потревожить мои планы.
Мне даже интересно, чем всё закончится.
Глава 7
Майкл Рейнольдс
– Перед началом регистрации прошу вас ещё раз подтвердить: является ли ваше решение стать супругами, создать семью – искренним, взаимным и свободным? – протянула женщина с дежурной улыбкой, явно заученной за годы работы.
Голос её звучал ровно, официально, без капли настоящего интереса. Она посмотрела на Дженнифер, ожидая ответа.
Дженнифер молчала, всего секунду, но этой секунды хватило, чтобы ощутить напряжение, едва уловимое, но всё же реальное. Её тонкие пальцы сжались сильнее, и я заметил, как она быстро выдохнула, прежде чем ответить:
– Да.
Слабый голос. Почти неуверенный. Но не дрожащий.
Женщина перевела взгляд на меня.
– Прошу ответить вас, жених.
Я усмехнулся.
– Да.
Звук этого слова разрезал воздух – хлёстко, холодно, с ноткой насмешки. Женщина посмотрела на меня чуть внимательнее, но тут же вернула привычную маску безразличия.
– С вашего взаимного согласия, выраженного в присутствии свидетелей, ваш брак регистрируется!
Уолтер, Эллисон и Итан поднялись со своих мест, захлопали, не слишком громко, но достаточно, чтобы создать ощущение настоящего торжества. На их лицах играли улыбки – разные. Уолтер смотрел на меня с лёгкой насмешкой, словно спрашивая: «Ты сам-то веришь в этот спектакль?». Эллисон сияла – ей нравилась сама идея, весь этот фарс. А Итан хлопал медленно, оценивающе, изучая меня, словно пытался разглядеть в моих глазах хоть каплю эмоций.
Глупо ли это? Возможно. Приглашать их на фиктивную свадьбу – решение не самое разумное. Но оно было необходимым. Для всех остальных этот день был настоящим.
Пятое июня две тысячи двадцать второго года. Именно эта дата теперь будет стоять в документах. В официальных бумагах, подтверждающих, что у меня есть жена.
Жена.
Я скользнул взглядом по Дженнифер. Она всё ещё держала осанку идеально ровной, лицо безупречно спокойное. Как будто всё это действительно что-то значило. Или, по крайней мере, должно было так выглядеть.
Но для меня это ничего не значило.
Несколько часов назад мы устроили свадебную фотосессию. Изображали счастливую пару, строили нежные взгляды, касались друг друга так, как будто между нами было хоть что-то, кроме холодного расчёта. Улыбки. Поцелуи на камеру. Всё должно выглядеть правдоподобно.
Сегодня вечером у Дженнифер важный приём. Нас сфотографируют вместе. Папарацци, вспышки, заголовки. Через полчаса после этого наше счастье будет обсуждать каждый, кому не лень.
И пусть обсуждают. Ради этого все и делается.
– Ну же, cazzone (с итал.: Придурок), обними меня для камер, – прошипела она, голосом полным яда, но при этом с безупречно отрепетированной улыбкой.
Я усмехнулся.
Её раздражение было почти осязаемым, но она не могла позволить себе слабину. Нет, не здесь, не сейчас. Она знала, что её будущее зависит от того, как хорошо мы сыграем эту комедию. Как убедительно мы изобразим любовь, страсть, безупречный союз.
Её спина была напряжена, когда я схватил девушку за талию и резко притянул к себе. Рывок – и вот она уже в моих руках. Её дыхание сбилось на секунду, но она тут же взяла себя в руки. Тонкие пальчики легли на мой пиджак, чуть сжались, как будто она готова была вонзить ногти мне в грудь.
Я наклонился к её уху, ощущая запах дорогих духов – сладкий, но с едва уловимой горечью.
– Улыбайся, cara mia (с итал.: Моя дорогая), – усмехнулся я, небрежно скользнув пальцами по её спине. – Ты же не хочешь, чтобы наши фанаты что-то заподозрили?
Я почувствовал, как её мышцы напряглись ещё сильнее.
Камеры вспыхивали, фиксируя каждое движение, каждый взгляд.
Пусть видят. Пусть верят.
***
– Тебе не надоело столько переодеваться? – протянул я, заходя на кухню.
Запах её духов ударил в нос раньше, чем я её увидел. Что-то слишком насыщенное, как будто она специально выливала на себя половину флакона.
Она умудрилась даже свой стол с зеркалом сюда притащить.
Кисточки, баночки, рассыпанные украшения – весь этот хаос теперь заполонил кухню, как будто её гримёрка внезапно переехала сюда. Впрочем, в каком-то смысле так и было.
Дженифер даже не обернулась.
– А тебе не надоело задавать тупые вопросы? – бросила она, не прерываясь.
Я усмехнулся, но не ответил. Лишь закатил глаза и подошёл к кофемашине.
Поставил чашку. Нажал кнопку.
Машина загудела, выплёскивая в воздух аромат свежего кофе, и я облокотился на барную стойку, скрестив руки на груди.
Она что-то поправляла в волосах, глядя в зеркало с таким сосредоточенным видом, словно решала судьбу мира.
– Ты хоть знаешь, зачем тебе столько слоёв штукатурки на лице? – лениво спросил я, наблюдая, как она водит кистью по скуле.
Она резко обернулась, её глаза вспыхнули раздражением, но, к моему удовольствию, она сдержалась.
– Для того, чтобы на фоне тебя выглядеть идеально, tesoro mio (с итал.: Мое сокровище), – её голос звучал сладко, почти нежно, но я слышал яд под этой мягкостью.
Я хмыкнул, забрал чашку с кофе и сделал глоток, не сводя с неё взгляда.
В этом доме я бывал редко. И не сказать, что он вызывал у меня какие-то особенные эмоции. Просторный, дорогой, стильный – и в то же время до тошноты безликий. Дженнифер, конечно, выбрала его для жилья. Разумеется. Такой же искусственный, как и всё, что её окружает.
Я сделал очередной глоток горячего кофе, чувствуя, как он обжигает язык, но даже это ощущение не вытеснило скуку, которая навалилась на меня.
– Если нам нужно быть на месте через два часа, то пора ехать, – вздохнул я.
Она не ответила сразу. Только фыркнула, поднялась с места и медленно, слишком медленно, прошла мимо меня.
Я проводил её взглядом.
Тонкая талия, плавные линии тела, длинные ноги.
Я помнил, как держал её в руках.
Дьявол.
До этого момента я даже не вспоминал об этом, но сейчас… Воспоминания вспыхнули ярко, слишком отчётливо. Её тело, горячее, податливое, как будто созданное для того, чтобы быть подо мной. Запах её кожи, сдавленные вздохи. Её ногти, царапающие мою спину.
Кровь прилила вниз.
Я стиснул зубы и выдохнул через нос, отгоняя образ, который слишком плотно засел в голове.
А она?
Она зашла в свою комнату, ни разу не оглянувшись, но двигалась так, будто знала, какой эффект производит. Чёртово искушение в дорогой пижаме, грациозно покачивающее бёдрами перед моим лицом.
Я облизнул губы, усмехнулся.
Проморгавшись, отбросил эти мысли. Чёрт, не хватало ещё зацикливаться на ней.
Я уже был одет – тёмный костюм сидел идеально, будто вторая кожа. Оставалось только ждать Дженнифер.
Отпив кофе, прошёл к панорамному окну.
Солнце медленно опускалось за горизонт, окрашивая небо в багровые и золотые оттенки. Внизу, на улице, кто-то возвращался домой, кто-то уезжал на ночную смену. Время текло, люди двигались, но здесь, в этом доме, было слишком тихо.
Ненавижу тишину.
Но почему-то здесь она мне нравилась.
Может, из-за пространства. Много воздуха, много окон, никаких узких коридоров, сжимающих грудь. Всё открыто, чисто, спокойно.
Редкое чувство.
Я поставил чашку на стойку – она в моем доме идет от середины комнаты к самому окну. Вернул взгляд к окну, глядя, как вечер поглощает город.
Минут через десять я услышал звук каблуков. Чёткий, размеренный, приближающийся.
Я обернулся.
И потерял дар речи.
Она вышла в коридор, прислонившись плечом к холодной стене, и смотрит на меня с ленивой усмешкой, словно этот вечер ничего не значит. Длинные тёмные волосы мягкими волнами спадают на плечи, их глянец ловит свет ламп, но взгляд её – ледяной, самоуверенный.
Платье цвета густого, глубокого вина обтекает её фигуру, подчёркивая изгибы так, словно было сшито по коже. Ткань играет в свете – то темнеет, прячась в тени, то вспыхивает алым пламенем, когда она делает лёгкое движение бедром.
На плечи небрежно наброшена меховая накидка – белая, пушистая, подчёркивающая контраст её образа. Она держит её так, будто это не защита от холода, а ещё одно украшение, символ положения. Пальцы с алым маникюром касаются меха, но не с нежностью – с привычной уверенностью.
Туфли – высокие, с тонкими шпильками, предательски блестят лаком. В них её шаги звучат чётко, отмерено, будто удары часов, отсчитывающих время до чего-то неизбежного.
Маленькая сумочка, сверкающие серьги с рубинами, ожерелье, что могло бы быть подарком – или трофеем. Всё в этом образе кричит о власти, о самоуверенности, о ледяной безжалостности.
Дженнифер была воплощением элегантности. Высокая, с осанкой королевы, двигается так, будто мир сам расступается перед ней. Платье обтягивает её фигуру, подчёркивая каждую линию: тонкая талия, плавный изгиб бёдер, длинные, подтянутые ноги. Глубокий вырез открывает ключицы.
Ткань натянулась на её груди, плотно облегая их форму – не вызывающе, но достаточно, чтобы взгляд непроизвольно задержался. Разрез на платье, достаточно высокий и откровенный, обнажает одну ногу, а когда она делает шаг, видно, как напрягаются мышцы под гладкой кожей. Это не просто женская красота – в ней есть сила, надменность, уверенность в себе.
На этих каблуках она кажется ещё выше, ещё опаснее. Каждое движение выверено, точно рассчитано. Эта женщина не привыкла суетиться. Она хищница, привыкшая получать то, что хочет.
– Так и будешь пялиться или пойдём уже? – её голос прозвучал ровно, с лёгким оттенком нетерпения.
Я моргнул, стряхивая оцепенение.
Чёрт, мне не нравится это. Не нравится, что я на секунду завис, что позволил себе засмотреться.
Подошёл к ней, ухмыльнувшись – легко, небрежно, как будто ничего особенного не произошло.
– Прекрасно выглядишь, Il mio giglio (с итал.: Моя лилия), – произнёс я, сам не осознавая, почему эти слова слетели с языка.
Она подняла бровь, явно не ожидая от меня комплимента.
Я тоже этого не ожидал.
Но теперь, когда я сказал это…
Она и правда напоминала лилию.
Тонкая, изящная, с безупречным внешним видом, который приковывает взгляд. Запах её духов – лёгкий, сладковатый, но достаточно резкий, чтобы со временем начать раздражать. Как лилии: сначала они кажутся приятными, но чем дольше находишься рядом, тем сильнее от них болит голова.
С Дженнифер так же.
Всего несколько дней вместе, но я уже понимал её характер. Хрупкость? Иллюзия. Нежность? Только когда нужно. Она была сильной, чертовски сильной.
Я смотрел на неё, а она – на меня.
– Я и так знаю, – хмыкнула она, её голос прозвучал легко, с оттенком самодовольства. – И я не твоя.
Дженнифер пожала плечами, будто этот факт был неоспоримым.
Я усмехнулся, шагнул ближе, сократив расстояние между нами до опасно малого.
Она не отступила.
– Ошибаешься, cara mia, – мои слова прозвучали мягко, почти ласково, но с хищной улыбкой. – Теперь на твоём пальце кольцо.
Я наклонился чуть ближе, зная, что она чувствует моё дыхание на своей коже.
– И у тебя теперь моя фамилия.
Она не дрогнула, только ухмыльнулась в ответ, но в её глазах вспыхнул вызов.
– Только не забывай, что это временно и всё ложь, – прошипела она, глядя прямо мне в глаза.
Затем резко оттолкнула меня.
Силы в этом движении было мало, но мне понравилась сама попытка.
Она развернулась, направляясь к двери, а я, конечно, пошёл следом, лениво, с лёгкой ухмылкой на губах.
– Но ты всё равно стала моей, – произнёс я, уверенный в своих словах.
Она сделала вид, что не услышала.
Но я знал, что девушка услышала.
***
Машина плавно остановилась у входа.
Вечерний свет отражался в зеркальных стёклах здания, а у дверей уже собрались люди – дорогие костюмы, блеск украшений, уверенные взгляды. Мир, полный фальши и лжи, в котором Дженнифер чувствовала себя как рыба в воде.
Водитель, кажется, Карлос, молча вышел из машины и обошёл её, чтобы открыть дверь с её стороны.
Я не стал ждать.
Одновременно с ним распахнул свою дверь и вышел, небрежно поправляя рукав пиджака.
Она сделала то же самое.
Мы встретились взглядами через крышу автомобиля.
Дженнифер выглядела безупречно – даже после поездки её образ был идеальным, ни одной складки на платье, ни одного лишнего движения.
На её лице не дрогнул ни один мускул, когда она сделала шаг вперёд, под свет вспышек фотокамер, которые тут же начали работать, как по команде.
Я закатил глаза и усмехнулся.
Дьявол, как же она любит этот театр.
Папарацци, словно стервятники, окружили нас, засовывая камеры едва ли не в лицо, перебивая друг друга, стараясь перекричать шум толпы.
– Мисс Кессел, вы с Рейнольдсом вместе? – кричали одни.
– Майкл, как вы познакомились? Это девушка на одну ночь или что-то большее? – выкрикнул кто-то с особенной наглостью.
Я рассмеялся. Громко, открыто, не сдерживаясь.
Медленно провёл языком по зубам, откидывая голову назад и глядя на репортёров с ленивым презрением.
– Мы никогда не объявляли о наших отношениях и старались скрыть их… – начал я, нарочно затягивая паузу, наслаждаясь тем, как репортёры чуть подались вперёд, предвкушая очередную сенсацию.
Но Дженнифер вдруг перебила меня.
– Но мы женаты уже два года, – спокойно и уверенно произнесла она, словно это был факт, не подлежащий обсуждению.
Я медленно повернул голову к ней.
Чёртова актриса.
Её лицо было невозмутимым, губы изогнулись в лёгкой улыбке, а глаза смотрели прямо в камеры, будто приглашая мир к новой главе.
Я сжал челюсть, но на лице застыла ухмылка.
Как только Дженнифер произнесла свои слова, атмосфера вокруг нас изменилась. Папарацци буквально взорвались. Мгновенно начали охать, щелкать камерами ещё быстрее, будто их жизнь зависела от каждого снимка, каждого вопроса, который можно было бы впихнуть в этот момент.
Их вопросы стали ещё настойчивее, ещё тупее. Один кричал что-то о нашем «секретном браке», другой пытался выяснить, когда мы планируем «публично признаться в своих чувствах».
Но я не собирался отвечать. И Дженнифер, похоже, тоже.
Я лишь бросил взгляд на неё. Она снова была идеальной, спокойной, без малейшего намёка на беспокойство. Она просто стояла, в очередной раз отыгрывая свою роль. И как бы мне это не раздражало, я не мог отрицать – она умела играть.
Мы не сказали ни слова. Просто развернулись и, не спеша, прошли внутрь здания, игнорируя всё это безумие снаружи.
***
Вечер пролетал незаметно, растворяясь в тягучем дыме дорогих сигарет и звонком хрустале. Дженнифер, а для остальных Барбара, куда-то ушла, растворившись в шуме толпы, оставляя меня один на один с манекенами, надушенными дорогим парфюмом и жадными до внимания.
– Может, уединимся? – голос был сладкий, тягучий, как мед, но приторный.
Я даже не посмотрел на неё. Не запоминал имён. Они все одинаковые – мягкие силуэты в приглушённом свете, глаза, растушёванные тенями, и тонкие запястья, привыкшие к дорогим украшениям. Я медленно поднял руку, показывая кольцо на безымянном пальце.
Она посмотрела на него, моргнула, а потом резко отступила, будто я показал ей лезвие. На удивление, отстала.
Я прошёл в отдалённый угол, скользя взглядом по толпе. Лица сливались в одноразовую массу – искусственные улыбки, громкий смех, слишком много духов и притворства. Мне всегда было плевать на это. Я не пытался запомнить ни имён, ни голосов, ни лиц. Всё это – временное, ненастоящее.
Дверь туалета закрылась за мной с глухим щелчком. Тусклый свет, запах дорогого мыла, безупречно чистый мрамор. Безликая стерильность, такая же, как везде. Я подошёл к раковине, включил холодную воду и опустил в неё руки. Жидкость стекала по пальцам, ледяная, размывающая усталость, но не мысли. Я пару раз плеснул водой в лицо, чувствуя, как холодные капли стекают по скулам, смешиваясь с напряжением, оседающим в мышцах.
Медленно поднял голову и посмотрел в зеркало.
Из треснувшего отражения на меня смотрел чужой человек. Усталый взгляд – тяжёлый, выжженный бессонными ночами. Синяки под глазами, как напоминание о времени, которого мне не хватает. Щетина, резкие черты, кожа, натянутая на скулы, тонкими морщинами очерчивающая прошлое. И эта улыбка – пустая, вымученная, едва заметная.
Каждый раз одно и то же.
«Я всегда пытался не обращать внимания. Думал, если не смотреть, если делать вид, что их не слышу, они отстанут. Но они никогда не отставали.
– Смотрите на этого рыжего! – громкий голос, полный насмешки, пронзил воздух, заставляя меня замереть.
– Эй, Майкл, – смеются, показывая на меня пальцем, – Когда пойдёшь на конкурс красоты?
Я не понимаю. Почему они так говорят? Да, у меня рыжие волосы. Да, я худой. Но это не значит, что можно смеяться надо мной, правда?
Мои пальцы сжались в кулаки, но я не сказал ни слова. Просто смотрел в пол, надеясь, что они уйдут, что им станет скучно.
Но они не ушли.
Я сделал шаг назад. Потом ещё один. Сердце застучало громче. Они шли вперёд, сужая круг, их лица светились злой радостью. Я знал, что будет дальше.
Один толкнул меня в плечо. Я попытался удержаться, но споткнулся, едва не упав. Второй удар – в бок. Больно. Я стиснул зубы, рефлекторно закрыв голову руками.
– Что, слабак? Не хочешь драться? – очередной толчок.
– Он просто трус, – кто-то фыркнул.
Я не трус. Я просто не хочу. Не хочу драки. Не хочу боли.
Но они не спрашивают, чего я хочу.
Ещё удар. Сначала в живот – воздух вырывается из лёгких с хриплым звуком. Потом в спину. Я падаю на землю, скребя ладонями холодный асфальт. Больно. Очень больно.
Я хочу, чтобы это прекратилось.»
Я моргнул, тяжело выдохнул и снова плеснул ледяной водой в лицо. Вода стекала вниз, каплями срываясь с подбородка, оставляя за собой холодные дорожки на коже.
Я ненавидел себя в тот период.
Нет, чёрт возьми, я ненавижу себя до сих пор.
Эти мысли, этот гнилой осадок внутри – он не уходит. Ночь за ночью, год за годом. Я не могу спать в полной тишине. Не могу засыпать в темноте. Как только исчезает шум, как только гаснет последний источник света, прошлое оживает. Оно прячется в тени, дышит мне в затылок, шепчет на ухо.
Я выключил воду, вытер руки о полотенце и медленно выдохнул, ощущая, как напряжение снова сковывает плечи.
Только собрался выйти, как телефон завибрировал в кармане.
Я достал его, скользнул взглядом по экрану.
Сообщение.
Вот и пошло веселье.
«Latimes:
Несколько часов назад мы узнали, что известный боец UFC и успешный бизнесмен Майкл Рейнольдс… женат! И вы ни за что не угадаете, на ком! Готовы?
Его избранницей стала Барбара Кессел – популярная модель, лицо крупнейших брендов, муза фотографов. Впрочем, мы понимаем его выбор. Красота, статус, деньги – идеальная пара!
А как вам такие новости?»
Я скептически хмыкнул, скользя взглядом по тексту. Такой же мусор, как всегда. Ничего нового.
Вбил в поисковик «Майкл Рейнольдс и Барбара Кессел», ткнул в первую ссылку. Обычная статья – громкие заголовки, фото, притянутые за уши выводы.
И, конечно, комментарии.
Alisiya.skw: Они потрясающая пара! Настоящая сила и красота!
Lesabon.aklo: Держу пари, через год разведутся. Он же хищник, а она любит свет софитов.
Kiarlopotsik: Барбара достойна лучшего. Он же жестокий ублюдок.
Fan.Reynolds: Сколько ему заплатили, чтобы жениться на ней?
Fanatkessell: Они счастливы – и это главное! Поздравляем!
Lapalnsng.ytra: Интересно, он так же беспощаден в семье, как на ринге?
Люди говорят, как будто знают нас. Как будто понимают хоть что-то. Они судят по картинке, по сценарию, который сами же и пишут в своих головах.
Хейтеры, фанаты – без разницы. Все эти мнения стоят ровно столько же, сколько те слова, что растворяются в воздухе после удара.
Я выключил телефон, бросив его в карман, и наконец вышел из туалета. Мир за дверью встретил меня гулом голосов, светом софитов и запахами дорогого алкоголя. Всё то же самое. Всё такое же скучное.
Я сделал пару шагов – и внезапно наткнулся на кого-то.
Дженнифер.
Она явно спешила, не ожидая столкновения, и её тело уже теряло равновесие, готовясь упасть. Но я быстрее. Рефлексы отточены годами, движения – выверенные.
Одна рука скользнула ей под спину, вторая крепко сжала запястье, удерживая. Близко. Настолько, что я мог слышать её дыхание. Видеть, как ресницы дрогнули от неожиданности.
Я ухмыльнулся.
– Stai volando dritto tra le mie braccia, il mio giglio (с итал.: Ты прямо летишь в мои руки, моя лилия).
Слова слетели с языка, наполненные лёгкой насмешкой, граничащей с чем-то большим. Чувства? Нет. Скорее, собственничество.
Она тут же отпрянула, словно отравленный шип коснулся её кожи. Вырвалась из хватки, будто я был чем-то мерзким, от чего хочется быстрее избавиться.
Я видел, как в её глазах вспыхнуло раздражение, как губы сжались в тонкую линию.
Но, к моему сожалению, она ничего не ответила. Ни ухмылки, ни взгляда, ни даже короткого вздоха, который мог бы выдать хоть какое-то ощущение.
– Я устала, поехали домой, – лениво произнесла она, едва шевеля губами.
Я усмехнулся. Короче говоря, ей просто надоело здесь находиться, а вовсе не разговор со мной. Обычное дело. Дженифер потянулась за телефоном, пальцы привычно скользнули по экрану – звонок водителю.
Притянул её за талию, чувствуя под пальцами прохладную, гладкую ткань платья. Она была лёгкой, хрупкой, почти невесомой – как дорогая статуэтка.
Мы двинулись к выходу. Она неспешно кивала коллегам, бросала короткие фразы, иногда улыбалась, но всё это было механично, почти скучно. Будто проигрывала заученную роль, которую давным-давно перестала чувствовать.
А я просто шёл рядом. Не торопясь. Не вмешиваясь. Потому что всё это не имело никакого значения.
