Крис Вудс
Иллюзия чувств
Глава 8
Дженнифер Канаверо
– Так, девочки, соберитесь! – заорал менеджер, перекрывая шум за кулисами. – Через десять минут ваш выход!
Господи, пусть заткнётся. Это шоу – не его заслуга, а наша. Мы не глупые, прекрасно знаем, когда выходить. Мы видим часы, слышим объявления, чувствуем это напряжение в воздухе.
Я ловлю своё отражение в зеркале. Острая скуловая кость, выверенная линия подводки, волосы – гладкие, без единого выбившегося локона. Безупречно. Естественно.
– Барби, ты сегодня открываешь показ, – вдруг говорит менеджер.
Я медленно поворачиваюсь к нему. Бровь поднимается сама собой. Барби? О, как же мне хочется впиться ногтями в его глупое лицо.
– Предыдущая не пришла, вроде заболела, – продолжает он, будто мне вообще есть дело до этой «предыдущей». – А ты единственная, кому подойдёт этот наряд.
Он пододвигает к себе манекен с платьем.
Я осматриваю его – длинное, струящееся, с вырезом, смелое. На ком-то другом оно бы выглядело вульгарно. На мне – идеально. Оно подчёркивает то, что и без него невозможно не заметить.
Алый цвет – глубокий, насыщенный, словно кровь, пролитая на чёрный мрамор. Оно пульсирует в мягком свете, живёт, жаждет, требует.
Я медленно подошла к манекену, скользя взглядом по изгибам ткани, по узорам, что сплетаются в завораживающую симфонию. Кружево – тонкое, почти невесомое, но я знаю: его обманчивая лёгкость скрывает силу.
Платье создано для меня. Оно словно знает мою натуру, понимает мой ритм. Глубокий вырез, плавно переходящий в линию плеч. Линия талии подчёркнута. Разрез на бедре – высокий, дерзкий, без стеснения. Он не даёт права отвести взгляд.
Я прикасаюсь к ткани кончиками пальцев. Прохлада, гладкость, но под ней – металл. Я чувствую его в вышивке, в каждом завитке орнамента. Оно не мягкое. Оно – броня.
– Окей, – лениво согласилась я, едва удостоив его взглядом. – А теперь можешь идти, чтобы мы переоделись.
Парень вздохнул. О, это был самый настоящий драматичный вздох жертвы, которой якобы причинили боль. Как трогательно. Но мне плевать.
Я наблюдаю, как он выбегает из гримёрки. Смешной. Никчёмный. Человеку стоит быть полезным, а не ныть по поводу того, что его выпроводили.
Лёгким движением я хватаю манекен и тяну его за собой в раздевалку. Пространство узкое, но мне не мешает. Я двигаюсь с точностью, с контролем, с грацией – даже сейчас.
Перед зеркалом задерживаюсь на секунду. Накрашена. Визажист постаралась, но, конечно, ей не пришлось переделывать лицо – у неё изначально был идеальный холст. Чёткие скулы, выразительный взгляд, губы, на которые не взглянуть – невозможно.
Платье.
Сначала я аккуратно стягиваю его с манекена и вешаю на крючок. Неторопливо, размеренно – красота не терпит суеты. Каждое движение выверено.
Затем сбрасываю с себя лосины и футболку. Чувствую, как по коже пробегает лёгкий холодок – короткая вспышка уязвимости, но мне это даже нравится. Это лишь миг, а через секунду материя шикарного платья касается тела.
Я вдыхаю.
Идеально.
Я делаю шаг вперёд, вглядываясь в своё отражение.
На мне это платье смотрелось лучше, чем на бездушном манекене. Намного лучше.
Оно обволакивало меня, повторяя каждую линию моего тела, словно вторая кожа – тонкая, шелковистая. Ни одной складки, ни одной лишней детали. Совершенство. Я провожу руками по ткани, ощущая, как она отзывается, слушается.
Я задерживаюсь у зеркала, пристально изучая своё отражение. Поворачиваюсь влево, затем вправо, слегка двигаюсь, наблюдая, как играет свет на ткани. Линия плеч открыта ровно настолько, чтобы приковывать взгляды, но не показывать ничего лишнего. Разрез вдоль бедра – смелый, вызывающий, но не вульгарный.
Я прищуриваюсь.
Кто может сравниться со мной?
Ответ очевиден.
Последний взгляд – медленный, оценивающий. Взгляд человека, который точно знает, что он великолепен.
Я разворачиваюсь и выхожу из раздевалки.
Шаги гулко отдаются в пространстве. Каблуки стучат по полу – не громко, но достаточно, чтобы каждый звук резал воздух.
Остальные девушки уже стоят в ожидании. Нервничают. Перебирают пальцами, поправляют платья, оглядываются.
Я лишь усмехаюсь.
Смешно. Почему они вообще волнуются?
***
Я снова вышла на подиум.
Но теперь – в другом платье.
Тоже красное. Глубокий, насыщенный цвет, не просто привлекающий внимание – заставляющий смотреть. Бархатный, как разлитое вино, и такой же опьяняющий.
Оно охватывает моё тело. Верх обнажает ключицы, подчёркивает изгибы, а глубокий вырез намекает на силу – не слабую провокацию, а чистую, необузданную власть.
Справа ткань спускается в асимметричную драпировку, словно в капризной игре скрывая больше, чем следовало бы. Но разве не в этом смысл? Оставить желание незавершённым, оставить их жаждать большего.
Я делаю шаг, и длинный шлейф следует за мной, как продолжение моей ауры. Он не тянется бесполезным грузом – он подчёркивает. Завершает образ. Делает меня недосягаемой.
Мои пальцы слегка скользят по украшенной бисером и вышивкой талии. Узоры словно капли крови на алом бархате.
Шаг, второй, третий. Высокие каблуки стучат по подиуму. Не бегу, не спешу – мир сам замирает в ожидании каждого моего движения. Свет ослепителен, но я не моргаю. Яркие вспышки камер пытаются поймать меня, но я даю им ровно столько, сколько хочу.
Спина ровная, подбородок чуть приподнят. Ткань скользит по телу, повторяя каждое движение, подчёркивая линию плеч, изгиб бёдер. Это не просто платье, это продолжение меня. Я – воплощение силы, грации, надменности.
Взгляд – пронзительный. Не смотрю в зал. Их глаза впиваются в моё лицо, ловят малейшие движения губ, следят, как мои пальцы едва касаются бедра, как волосы плавно ложатся на плечи. Я чувствую их взгляды, как чужие пальцы на теле, но мне всё равно. Пусть жаждут, пусть завидуют.
Я знаю, что идеальна.
В конце подиума замираю на секунду. Остановиться – значит дать им время восхититься. Позволить насладиться мной. Разворачиваюсь плавно, грациозно, движения точные, вывереные. Через секунду поворачиваюсь и ухожу обратно.
Но спиной я чувствовала чей-то пристальный взгляд.
Тот самый, что прожигает кожу, оставляя невидимые, но ощутимые следы.
Мурашки пробежали по спине – против воли, против здравого смысла. Только с ним у меня бывают такие ощущения.
Майкл.
Он здесь.
Я не поворачиваюсь. Не даю ему этого удовольствия. Пусть смотрит. Пусть жадно следит за каждым моим движением, пусть пожирает глазами.
Я продолжаю идти, плавно, грациозно, без лишних эмоций. Внешне.
Вернулась в гримерку. Здесь шумно. Кто-то смеётся, кто-то что-то обсуждает. Но я не слушаю.
Я молча прохожу дальше, в раздевалку.
Больше я сегодня не выхожу. Пусть этот день останется на подиуме, пусть останется в этих прожекторах, в аплодисментах, в взглядах.
Завтра у меня фотосессия. Интервью. Очередной день в центре внимания.
Как и должно быть.
Я аккуратно снимаю платье, сдвигаю ткань с плеч, чувствую, как оно мягко скользит по коже. Красное, властное, неповторимое – и всё же это всего лишь ткань.
Настоящая сила – это я.
Я разворачиваюсь, выискивая в вещах белую рубашку и бордовые брюки.
Ну да. Я люблю красный цвет.
И что?
Не представляю себя без него.
Красный – это страсть, кровь, власть. Это огонь, который нельзя потушить.
– Mio Giglio, la tua figura mi sta facendo impazzire! (с итал.: Моя лилия, твоя фигура сводит меня с ума!)
Его голос прозвучал за спиной – низкий, тягучий, слишком самоуверенный.
Я подскочила, инстинктивно развернувшись, сердце дернулось от неожиданности.
– Идиот! – мой голос был как удар хлыста. – Что ты здесь вообще делаешь?
Я схватила рубашку с кресла и натянула её на себя, чувствуя, как поднимается раздражение. Пуговицы застёгивались плавно, но я не спешила. Пусть ждёт. Пусть смотрит.
– Ну как? – в его голосе играло притворное удивление. – Ты же моя жена.
Ах, как же ему это нравится.
Я вижу это в лёгкой усмешке на его губах, в том, как лениво он наклоняет голову, будто размышляя, не подойти ли ближе. В его взгляде – смесь удовольствия и наглой, неприкрытой игры.
Будь мы одни, я бы напомнила ему, что это всего лишь фикция. Фиктивный брак, пустая формальность, выстроенная на расчёте, а не на чувствах.
Но мы не одни.
Я натягиваю брюки, поворачиваюсь к нему лицом.
Его взгляд задерживается.
Секунда.
Две.
Я замечаю, где именно он задерживается.
Мужчины такие предсказуемые.
Я хмыкнула.
– Раз ты мой муж и здесь, – я медленно улыбнулась, наблюдая за ним исподлобья, – То отвези нас домой.
Я сделала паузу, специально, чтобы он подумал, будто разговор на этом завершён. Но нет.
– Но перед этим давай проедемся по магазинам, – добавила я, наблюдая, как лёгкая тень подозрения мелькнула в его взгляде. – Только карточку дай.
Я произнесла это так небрежно, так естественно, будто это было не просьбой, а фактом.
Майкл замер на мгновение, его лицо изменилось.
Я видела, как поочерёдно вспыхивали эмоции: сначала удивление – едва заметное, тонкое, затем понимание, а после – эта его ухмылка, в которой читался вызов.
Он знал, что мне не нужны его деньги.
Моя семья – богаче.
Я могла позволить себе всё, что захочу, но мне так хотелось сказать именно это.
Хотелось смотреть, как он меняется, как мгновение слабости проскальзывает в его выражении. Хотелось наблюдать, как он пытается разгадать мой мотив, но я не даю ни единого намёка.
Я просто улыбаюсь.
Он молчал ровно минуту.
А потом произнёс то, что меня действительно удивило:
– Хорошо, но ходи по магазинам сама.
Я прищурилась, склонив голову набок, но он уже протянул мне карту.
Чёрная, матовая.
– Я потрачу все твои деньги, – лениво протянула я, наблюдая, как он отреагирует.
– А я после заработаю ещё больше, – спокойно пожал он плечами.
Будто вообще не волновался. Будто ему это было не просто безразлично – приятно.
– Кредитная карта безлимитная, – ухмыльнулся он.
Я приняла её. Не потому что мне нужны его деньги.
Просто из принципа.
Схватив сумочку, я направилась к выходу. Майкл шагал рядом, чуть расслабленно, чуть насмешливо.
Мы попрощались с менеджером и агентами. Их взгляды были одновременно восхищёнными и настороженными. Они чувствовали энергию между нами.
***
Фотографии разлетелись по полу.
Он смотрел на них – на неё, улыбающуюся, живую, слишком счастливую для того, кто не имеет на это права.
Её глаза светились, губы растянулись в улыбке – и он злился.
Не смеет.
Не имеет права.
Глухой удар разнёсся по комнате – его кулак врезался в стол. Всё на поверхности задрожало. Подчинённый напротив дёрнулся, но не осмелился отвести взгляда.
– Почему вы пытались её убить?! – рык был звериным, голос сорвался на крик. – Последнее, что она должна видеть – это моё лицо!
Он не позволит.
Если ей суждено исчезнуть – только по его воле. Если она должна страдать – только от его рук.
Он был её богом и дьяволом, её судьёй и палачом.
Подчинённый сглотнул, сделав осторожный шаг назад.
– С-сэр… Понимаете… – начал он, голос дрогнул. – Мы думали, вас порадует это…
Порадует?
Порадует?!
Его злобный, неистовый крик заполнил комнату, стены будто содрогнулись.
Громкий, дикий, животный.
Это было похоже на вой, на сигнал хаоса, на вспышку чистого, неконтролируемого безумия.
Она принадлежит ему.
Только ему.
– Теперь она начнёт искать меня!
Его голос срывался, становился хриплым от ярости.
– Идиоты! Ублюдки! Конченные придурки, которые не слушают моих приказов!
Он шагнул вперёд, а затем резко обернулся, его взгляд впился в стену.
Всюду она.
Её лицо – живое, сияющее, полное жизни. Её снимки – с новостей, с соц.сетей, с фотосессий.
Но самое главное – те фотографии, что сделали папарацци и частный сыщик.
Её жизнь была в его руках.
Он видел всё.
Каждый её шаг, каждую улыбку, каждого, кто осмеливался быть рядом.
Но теперь… теперь она будет искать его.
Он схватил ближайший снимок – её взгляд был устремлён куда-то вдаль, она смеялась.
Этот смех он никогда не слышал.
Этот смех был не для него.
Нет!
Сухой треск бумаги, и фотография разорвана на части.
Он рвал их все, одну за другой, пока не осталось ничего, кроме клочков. Бросал их на пол, разбрасывал всё, что попадалось под руку.
Комната превратилась в хаос.
В хаос, в котором он утопал.
– С-сэр… – тихий голос за спиной.
Его глаза вспыхнули.
– Давидо, убей его, – выдохнул он, зло, ровно, хладнокровно.
Тому, кому он мог доверять. Тому, кто никогда его не подводил.
Давидо не спросил, не дрогнул, не усомнился.
Просто кивнул.
И шагнул вперёд.
Первый почувствовал, как его тело сжалось от страха. Ноги стали ватными, а дыхание стало поверхностным. Но он знал – он прекрасно знал, что его ждёт. Не выполнить приказ босса? Ослушаться? Невозможно. Или ты подчиняешься, или становишься трупом.
Давидо подошёл сзади, хватая его за плечо, как будто это было что-то незначительное, что-то беспомощное, что можно просто убрать с пути. Его пальцы вонзились в ткань рубашки, и мальчишка ощутил, как холодная жесткость рук словно проникла в его кости. Он пытался сопротивляться, но не мог.
Давидо потянул его в другую комнату, и каждый шаг звучал эхом в пустых, холодных стенах. Лишь несколько мгновений – и вот они перед дверью. Он почувствовал, как кровь отхлынула от лица, как горло сжалось, а в животе заклокотало. В этой комнате было слишком много крови. Она не высохла, она осталась здесь, её запах проникал в воздух, как запах смерти, неуловимый, но всегда присутствующий.
– Ты знаешь, что нужно делать, – проговорил босс, его голос низкий и хриплый, как шёпот ночного зверя.
Парень почувствовал, как внутри что-то ломается. Что-то важное. Но что он мог сделать? Он же не был готов к этому. Он всего лишь мальчишка, который не знал, как именно его убьют.
Глава 9
Дженнифер Канаверо
– Привет, Джулио! – произнесла я с лёгкой усмешкой, глядя в экран телефона.
На другом конце связи появилось знакомое лицо – взлохмаченные волосы, тени усталости под глазами, но всё та же улыбка, скрытая за притворным раздражением.
– Дженнифер, у меня уже почти ночь, – пробормотал он с укором, но я прекрасно видела, что он не настолько возмущён, как хочет казаться.
– Ну и что? – я лениво повела плечом, откидываясь на спинку кровати. – Ты же рад меня видеть.
Он вздохнул, сгрёб волосы в кулак, задумчиво провёл пальцами по ним, будто надеялся так стряхнуть усталость.
– Ты, кстати, когда вернёшься? – поинтересовался он, чуть склонив голову набок.
Я усмехнулась. Ах, этот его тон – заботливый, но слегка требовательный, будто он до сих пор верит, что может контролировать меня, диктовать, что и когда делать.
Только я открыла рот, чтобы сказать, как вдруг послышался ленивый, чуть насмешливый голос, сопровождаемый лёгким кашлем:
– Quindi sono il tuo amante o qualcosa del genere, giglio mio? (с итал.: Так я у тебя любовник что-ли, моя лилия?)
Я даже не обернулась. Только медленно выдохнула, глядя в экран.
Выражение лица Джулио изменилось мгновенно. Вот он – этот мимолётный момент, когда его вежливая улыбка трескается, словно старая краска на картине. В уголках глаз появляется напряжение, в челюсти – жёсткость, в голосе – сталь.
Он зол.
О, как знакомо. Как предсказуемо. Как смешно.
Сколько бы лет ни прошло, его реакция всегда была одинаковой. Стоило рядом со мной появиться кому-то другому – мужчине, женщине, без разницы – он тут же вспыхивал этим глухим, сдержанным гневом, таким явным, но тщательно спрятанным под маской старшего брата, которого просто волнует моя судьба.
Я прекрасно помню, как решила поиграть с его границами. Как однажды привела домой девушку, ослепительно красивую, с уверенной походкой и холодными глазами. Мы демонстративно касались друг друга, смеялись, обнимались на его глазах.
Но, увы, даже это не сломало его дурацкие, консервативные замашки. Он злился не меньше, чем прежде.
А жаль. Секс тогда был действительно потрясающим.
– Кто это?! – голос Джулио сорвался на сдавленный рык, в котором смешались злость, недоверие и что-то ещё, более глубокое.
Я скользнула по экрану взглядом, видя, как его челюсть напряглась, как пальцы сжали край стола, едва заметно, но достаточно, чтобы я уловила это движение.
– Джулио… – начала я ровным, почти ласковым голосом, пытаясь сгладить углы.
Глупо, конечно. Это не сработает. Никогда не срабатывало.
Я любила свою семью. Возможно, даже слишком. Но их маниакальная опека вызывала во мне желание разрушать. Рвать их страхи на части. Проверять, как далеко можно зайти.
Я понимала, почему они так себя ведут. После смерти матери всё пошло не так. Семья перестала быть семьёй – стала чем-то болезненным, надломленным, пропитанным недоверием и страхом потерять кого-то ещё.
Но это не давало им права решать за меня.
– Завтра тебя будет ждать в аэропорту самолёт, – грубо отрезал Джулио, его голос был похож на лезвие ножа, которым не просто режут – которым вспарывают.
Я сделала глубокий вдох, раздувая ноздри. Вот оно. Приказ. Без намёков, без попыток договориться.
Тонкий запах дорогого одеколона рядом напомнил мне о том, кто стоял напротив меня.
Я не обернулась. Просто сжала губы, а потом, сквозь зубы, с той самой жестокой отчётливостью, которая была мне свойственна, произнесла:
– Джулио, это мой… – я медленно вдохнула, наслаждаясь моментом, прежде чем добить его. — Мой муж.
Тишина.
Ухмылка Майкла – нахальная, довольная, как у человека, который только что выиграл войну, не сделав ни единого выстрела.
Злой взгляд Джулио, а рядом с ним – Марио. Точно с таким же выражением лица. Как будто они оба разом получили пощечину.
– Мне послышалось? – голос Джулио был напряжённым, почти угрожающим.
Я позволила себе паузу. Долгую. Вызывающую.
– Нет, – твёрдо ответила я.
Я медленно подняла руку и показала кольцо. Оно холодно сверкнуло в свете лампы, словно насмехаясь над ситуацией.
– У нас фиктивный брак, – я позволила голосу быть ровным, даже ленивым. – Спим в разных комнатах.
Джулио молчал, но я видела, как он сжал челюсть.
– Зачем тебе вообще понадобилось вступать в брак? – наконец спросил он, устало потерев глаза.
Похоже, спать он уже точно не собирался.
Я скользнула взглядом по экрану, оценивая его состояние. Это была не просто усталость – это было что-то глубже. Тяжёлое, затянувшееся напряжение.
Я сделала вдох, на мгновение задержала воздух в лёгких.
– Меня кто-то заказал, – спокойно произнесла я.
Произнести это оказалось проще, чем сказать, что я в отношениях. Даже если фальшивых.
Джулио резко вскинул голову, глаза потемнели.
– В смысле?
Я усмехнулась.
– В прямом. Но наёмник был ужасен, – с легкой насмешкой кинула я, накручивая прядь волос на палец. – С нескольких метров промазал.
Джулио закрыл глаза и выдохнул. Глубоко. Раздражённо.
– Поэтому мы и заключили брак, – продолжила я, слегка склонив голову. – Какое-то время мне так будет безопаснее. А ему это нужно для репутации.
Снова этот тяжёлый, раздражённый вздох. А затем – быстрый, глухой поток итальянской речи.
Я даже не пыталась вслушиваться. Знала, что там. Обычные ругательства, всплеск негодования, обрывки фраз про мою безответственность, про то, что я доведу себя до беды. Всё это я слышала сотни раз.
Я подняла глаза на Майкла. Он стоял, лениво прислонившись к дверному косяку, сложив руки на груди. Весь его вид кричал, что он с трудом сдерживает желание закатить глаза на весь этот спектакль.
– С тебя я жду вкусный ужин, так что иди, – произнесла я, махнув рукой в сторону кухни.
Он дёрнул бровью.
– И что же мне приготовить для такой жены?
– Не знаю. Удиви меня.
Я не готовила. Практически никогда. Не потому, что не умела – просто не видела в этом смысла. Тратить время на что-то столь приземлённое? Нет, пусть этим занимается кто-то другой. Например, Майкл. Или его шеф-повар, которого он периодически вытаскивает сюда, когда хочет устроить ужин по правилам.
– Но есть ты будешь в одиночестве, – вздохнул он, закатывая глаза. – Мне нужно будет уехать.
Я хмыкнула.
– Лучше в одиночестве, чем с тобой.
Он бросил на меня долгий взгляд, полный безразличия, смешанного с ленивым раздражением, а потом развернулся и ушёл.
Я слышала, как его шаги растворяются в глубине дома, а затем звук открывающихся шкафов. Кухня у него была огромной. Идеальной. Даже слишком. С коричневыми и серыми оттенками, в которых было столько же уюта, сколько в нём самом.
Длинная барная стойка. Лучшие приборы, лучшая плита, холодильник, в котором всегда есть всё. Над стойкой – круглые прозрачные лампы, мягко рассыпавшие свет по мраморной поверхности.
Я снова посмотрела на экран. Джулио всё ещё был там. Всё такой же напряжённый.
– Я позвоню тебе через несколько дней, – произнесла я, отправляя ему воздушный поцелуй.
А затем отключилась, даже не дожидаясь ответа.
***
– Мисс…
– Миссис, – отрезала я, не дав ему договорить.
Алвиз закатил глаза, но всё же исправился. Умница. Учитcя.
Он стоял напротив, выдерживая мой взгляд. Высокий, подтянутый, с безупречно выглаженной рубашкой – идеальный телохранитель. Почти.
– Мы нашли подельника того, кто напал на вас, – сообщил он ровным голосом.
Я медленно наклонила голову, позволяя словам осесть в сознании. Эта новость должна была принести удовлетворение. И принесла. Почти.
– Иии? – протянула я, скрестив ноги и касаясь пальцами края бокала.
Алвиз замолчал.
Я почувствовала, как что-то внутри меня сжалось. Не устраивает. Не приемлю.
– Что не так? – мой голос стал ниже.
– Он скрылся от нас…
Секунда.
Тонкое стекло в моей руке больше не имело смысла. Я метнула бокал в Алвиза с точностью, которой могла бы позавидовать сама судьба. Он не успел увернуться – удар пришёлся вскользь по скуле, оставляя кровавый след.
Он сжал зубы. Выдержал. Молодец.
– Как ты мог его упустить?! – мой голос разрезал воздух, заставляя его напрячься ещё сильнее.
Я встала. Медленно. Грациозно.
– С тобой же было ещё двое!
Меня злит его поведение. Безразличие, небрежность – все это раздражает до скрежета зубов. Я не потерплю слабости среди тех, кто служит мне. Он должен понимать: ошибка – это не просто промах. Это слабость. А слабость я не прощаю.
Я глубоко вдохнула, медленно наполняя лёгкие воздухом, затем так же медленно выдохнула. Раз. Два. Три.
– Иди и ищи дальше, – мой голос был ровным.
Алвиз стоял неподвижно. Я видела, как его пальцы на мгновение сжались в кулак, прежде чем он взял себя в руки.
– Если я еще раз услышу, что ты упустил его… – я сделала паузу, позволяя угрозе повиснуть в воздухе.
А затем медленно, растягивая момент, улыбнулась. Злорадно. Насмешливо. Почти весело.
– То тебе будет ещё хуже, чем тому охраннику в нашей игровой комнате. В Милане.
Алвиз не дрогнул. Не повел бровью, не напряг челюсть, даже дыхание осталось ровным. Восхитительно. Но я видела – внутри он кипел. Ему хотелось возразить, но он знал, что возражения мне не нужны. Они бесполезны.
Он тяжело вдохнул, развернулся и ушёл, хлопнув дверью так, что по стенам прокатилась дрожь.
Я усмехнулась.
***
Я провела кисточкой по губам, плавно, медленно, с наслаждением. Красный. Густой, насыщенный, глубокий, словно свежая кровь на белой ткани. Как раз то, что нужно.
Я улыбнулась своему отражению – холодно, с оценкой, с долей самодовольства. Мне нравилось, что я вижу.
Отложив помаду, я поднялась. Лёгким движением провела пальцами по гладкой поверхности стола, словно стирая лишнее. Потом шагнула к шкафу.
Рывок – и дверцы распахнулись.
Один взгляд – и мне уже многое не нравилось. Я начала перебирать вещи, отбрасывая ненужное за спину, даже не смотря, куда они падают. Бесформенные, скучные, те, что раздражали одним своим видом – всё это исчезало из моего поля зрения.
Я должна выглядеть так, как чувствую себя внутри. Уверенной. Безупречной. Сильной.
И вот, наконец, передо мной оказалось то, что мне действительно подходило.
Красный брючный костюм.
Мой личный спаситель. Он подчёркивал осанку, придавал остроту движениям, заставлял смотреть на меня не просто как на женщину – как на силу, с которой нельзя спорить.
Под него – белая шелковая блузка, чистая, гладкая, без единой складки. Контраст, который привлекает взгляд.
Туфли – идеально подобранного красного оттенка, изящные, но не хрупкие. Они не просто дополняли образ – они завершали его, придавали финальный штрих.
Быстро переодевшись, я застегнула ремешки на щиколотках, затем взяла сумочку.
Я замерла перед зеркалом у входа, прищурившись. На мгновение задумалась. Потом медленно, неторопливо достала из сумки красную помаду. Открыла колпачок.
В голове промелькнула мысль: «А почему бы и нет?»
Легким, уверенным движением вывела буквы на стекле.
«Гори в аду, tesoro mio.» (с итал.: Мое сокровище)
Последняя точка – мой поцелуй. Смазанный, вызывающий, с оттенком насмешки. Пусть видит. Пусть понимает, что я всегда на шаг впереди.
Я смотрела на свою надпись, чувствуя, как поднимается удовлетворение. Слишком он много о себе возомнил. Думает, что может бросать мне вызов? Прекрасно. Пусть попробует.
Закрыв помаду, я небрежно закинула её обратно в сумку и развернулась к выходу.
Дверь открылась мягко, будто мир сам подстраивался под мой ритм.
На улице было свежо, но меня это не волновало. Я подошла к автомобилю, уверенно, размеренно, как будто этот день уже принадлежал мне.
Водитель тут же шагнул вперёд, открыл заднюю дверцу, кивнул, приветствуя.
Я скользнула в салон, даже не удостоив его взглядом.
Сегодня – мой день. И он начнётся так, как я захочу.
***
Мне зачем-то нанесли грим. Как будто я в нём нуждаюсь.
Как будто есть хоть что-то, что может сделать меня красивее, чем я есть.
Я терпела, пока на меня наносили слои тонального крема, растушёвывали тени, припудривали скулы. Но когда их руки стали слишком настойчивыми, я подняла ладонь – молча, без слов. Визажист замер.
– Хватит.
В голосе не было раздражения. Просто приказ. Без обсуждений.
Они убрали кисти, выжидающе смотря на меня, но мне было всё равно.
Я взяла стаканчик с кофе, неторопливо сделала глоток, ощущая на языке терпкую горечь. Обожаю этот вкус. Настоящий. В отличие от всего остального в этом помещении.
Ещё одно интервью.
Ещё одна фальшь.
Ещё один спектакль, где я – главная актриса.
В этом мире всё построено на лжи. Все улыбаются, переговариваются, делают вид, что им есть до чего-то дело. Никому нет дела. Мне – в том числе.
Сегодня, я уверена, почти все вопросы будут касаться наших с Майклом «отношений».
Я хмыкнула, поставив стаканчик обратно на стол.
М-да.
Какая скука.
«– Мэтт! – я взвизгнула со смехом, пытаясь вырваться. – Прекрати щекотать!
– А вот и нет, Дженни, – он ухмыльнулся, продолжая своё мучение. – Мне нравится твоя улыбка.
Улыбка. Для него она была чем-то лёгким, естественным, простой деталью моего лица. А для меня – редкостью.
Другие девушки, наверное, уже бы растаяли от его слов. Решили бы, что нравятся ему. Что он смотрит на них по-особенному.
Но я-то знаю.
Это просто его манера общения. Обаятельный, тёплый, с этими вечными дразнилками – он просто такой.
– Если не прекратишь, я тебе ногу проткну! – пригрозила я, пытаясь сделать голос серьёзным.
Мэтт рассмеялся. Он прекрасно знал, что я этого не сделаю. Но, несмотря на это, всё же прекратил.
Я села, провела пальцами по волосам, приглаживая их, поправила одежду и, наконец, посмотрела на него. С мягкой улыбкой.
Он наблюдал за мной. Как-то слишком внимательно.
– Ты так редко стала улыбаться, – заметил он, немного сбавляя тон. – Это из-за него, да?
Моё сердце на мгновение сжалось.
Я отвела взгляд.
На руки. На пол. Куда угодно, только не на него.
– Дженни…
– Не начинай, – мой голос звучал спокойно, но он знал, что я не хочу об этом говорить.
Он тяжело вздохнул, но ничего не сказал.»
– Сегодня нашей гостьей станет… Барбара Кессел!
Громкий, слишком радостный голос ведущей прервал мои мысли, вырывая меня из собственных размышлений.
Я моргнула. Раз. Два. Три.
Отсчитала про себя до десяти.
Делаю так каждый раз, когда вспоминаю его.
Единственного светлого человека в моей жизни.
Глупая привычка, но она помогает не дать этим воспоминаниям взять надо мной верх. Я не позволю этому случиться. Никогда.
Я медленно поднялась.
Не спеша, сдержанно, с грацией, которая всегда была во мне, даже когда я этого не хотела.
Каждое моё движение – выверенное, чёткое, будто по сценарию. Хотя мне надоели эти сценарии.
Шаг. Ещё один.
Я направилась туда, куда идти не хотелось.
К людям.
К камерам.
К этим ненужным, бессмысленным вопросам.
***
– И так, давай продолжим, Барбара, – поделилась женщина, ведущая, – Вопросы о твоих успехах в модельном бизнесе были, о твоих будущих проектах – тоже, так что…
К этому я была готова.
– Расскажите о ваших отношениях с Майклом Рейнольдсом! – заулыбалась она, – Как вы познакомились, начнём с этого.
И тут мы попали. Продумали все, кроме этого. Странно, не так ли?
– Это было так давно, но так банально… – я фальшиво улыбнулась, делая вид, что вспоминаю, – Я только вернулась в Милан, на время отпуска… А, теперь уже мой муж, открывал там свою новую фирму. Мы столкнулись у его офиса случайно, из-за чего я пролила на него свой кофе.
– Прям, как в фильме, – перебила меня ведущая.
– Я тоже так теперь думаю, – посмеялась я, – Я предложила ему за счёт извинения, сходить поужинать.
Я подставила руку ко рту и сделала вид, что шепчу:
– Но я оставила его, не оплатив счёт, – все рассмеялись.
Ну а что? Пусть знает свое место.
– И как вы потом встретились?
– Он узнал, где живёт моя семья и пришел ко мне, чтобы я объяснила свой поступок. Ну а дальше все закрутилось быстро и неожиданно.
Присутствующие гости зааплодировали, а я мило улыбнулась им.
– Сколько вы уже вместе? И когда вообще сыграли свадьбу? – продолжила женщина.
– Так, вместе мы уже три года, а женаты из них два, – поделилась я.
– Как мило, мы вас искренне поздравляем!
Снова аплодисменты.
– И последние вопросы, – начала женщина, – Почему вы скрывали свои отношения так долго? И почему решили раскрыть их только сейчас?
Да, действительно, выглядит странно. Но и здесь я могу выкрутиться.
– Это было мое решение, которое он поддержал, – начала я, – Мужчины смотрят на свободных моделей, платят за это огромные деньги. Но мы устали прятаться. Обсуждали этот вопрос около полугода и всё-таки решили рассказать правду, – улыбнулась я.
– Спасибо большое за такие подробности и красивую историю! Надеюсь, ты придешь к нам сюда еще не один раз!
Я вновь фальшиво улыбнулась, попрощалась с женщиной и аудиторией, а после двинулась к выходу из зала.
