Крис Вудс
Иллюзия чувств
Он сделал короткий жест, зовя меня на улицу, в наш двор, и я, как всегда послушно, поднялась с дивана. Я всегда любила отца, любила его с той глубокой преданностью, которую не объяснить словами.
Я подошла к нему, и он, не говоря ни слова, положил руку на моё плечо. Его прикосновение было твёрдым, но в нём чувствовалась привычная для меня защита, как будто это движение само по себе уже было обещанием, что всё будет в порядке, что он рядом и не допустит, чтобы кто-то причинил мне вред. Отец повёл меня на улицу, и я почувствовала, как холодный воздух коснулся моей кожи, пробудив лёгкую дрожь.
Наш двор был наполнен солнечным светом, будто бы весь мир погрузился в жаркий день. Я всегда чувствовала себя защищённой в этих стенах, здесь, где каждая трещинка на земле, каждый уголок были мне знакомы с детства. Здесь, в этом закрытом пространстве, где реальность словно ограничивалась высокими заборами, я могла быть собой, настоящей, не скрываясь за привычной маской.
Он всегда защищал меня. Его присутствие было как щит, который оберегал от внешнего мира, от его жестокости и лжи. Даже в самых тёмных моментах я знала, что стоит лишь шагнуть к нему, и он окружит меня своей заботой. Мы шли рядом, и я чувствовала, как его рука чуть сильнее сжала моё плечо – почти незаметно, но с той отцовской твёрдостью, которая всегда давала понять: он здесь, рядом, и я не одна.
– Мне нужны новые связи, – начал папа, – И я хотел бы попросить тебя снова съездить в Лос-Анджелес. Тот человек меня предал. Тебе это я доверяю больше всех, – пояснил мне он.
– Когда мне нужно там быть и с кем встретиться? – поинтересовалась я.
– Вечером будет готов наш самолёт, – я кивнула, – Поэтому через час зайди ко мне, шоколадка, – меня заставило это посмеяться, – Люблю тебя, доченька.
Сколько я себя помню, он всегда называл меня шоколадкой. Не потому что у меня был какой-то особенный оттенок кожи или что-то в этом роде – нет, это было связано с другим, гораздо более личным, глубоким. Это прозвище словно заключало в себе тепло его любви и ту особенную нежность, которую он испытывал ко мне. Это было как секретное имя, понятное только нам двоим, словно шифр, скрывающий под собой наши истинные чувства и взаимную привязанность.
Я была его копией, словно отражение в зеркале, которое не меняется с годами. Шатенка, такая же, как он, с густыми волосами, которые всегда падали на лицо, когда я наклонялась вперёд, и карими глазами, в которых, как мне казалось, можно было увидеть весь мир. В темноте они казались почти чёрными, как бездонная ночь, скрывающая в себе тайны и страхи. Но стоило солнцу коснуться их, как они начинали переливаться золотом, будто в них скрывались крошечные искры света, оживляющие мой взгляд.
– И я тебя, папуль, – я прижалась к груди мужчины вдыхая аромат табака и виски.
Когда отец вернулся в свой кабинет, я почувствовала, как за дверью раздаётся звук шагов, словно отголосок его власти и уверенности, которые всегда были с ним. В этой тишине, что окутала дом, мне стало немного не по себе. Я взяла себя в руки и, собравшись с мыслями, позвала одного из наших телохранителей. Я знала, что он будет рядом, как тень, обеспечивая мне безопасность и защиту. Надеюсь.
– Что вы хотели, мисс Канаверо? – поинтересовался телохранитель.
– Тебе платят за присмотр, – нагрубила я, – Где же ты тогда лазишь?
Вернувшись в свою комнату, я почувствовала, как вокруг меня снова замкнулось привычное пространство, полное тишины и комфорта. Я разложила нужный мне наряд на кровати и направилась в ванную.
Внутри меня нарастало раздражение. Как же можно быть таким тупым? Я просила о присмотре, а не о том, чтобы он следил за каждым моим шагом, даже когда я пытаюсь побыть наедине с собой. Я просто хотела немного уединения, покоя, чтобы подготовиться к вечеру и отдохнуть от всего, что накапливалось внутри.
Когда я резко остановилась у двери ванной, он, похоже, не успел среагировать. Мужчина врезался в меня и теперь его тело прижалось к моему. Я ощутила резкое тепло от его присутствия, его дыхание и напряжение, словно вдруг оказалась в каком-то неловком моменте. Он моментально отстранился, саркастично извиняясь.
Во мне возникла смесь эмоций: гнев, недоумение, и, возможно, даже какое-то смущение, которое я старалась скрыть. Я хотела сказать ему что-то резкое, выразить, как неуместно его поведение, но вместо этого ощутила, как внутри меня зашевелилась нерешительность.
– Присмотр в ванной мне не нужен, – прошипела я.
– Я не против и там за вами присмотреть, – ухмыльнулся мне он.
Флирт? Серьёзно? Я не могу поверить своим ушам. Внутри меня вскипело ощущение не просто гнева, а настоящего возмущения. Я была готова оставить за собой все эти игривые шутки и беззаботные разговоры, когда речь шла о безопасности. Наблюдая за тем, как он пытается подойти ко мне с легкомысленной улыбкой, я поняла, что это тот момент, когда надо остановить игру и продемонстрировать, кто здесь на самом деле управляет ситуацией.
Я достала нож, который всегда носила при себе – острое, блестящее лезвие сверкало в освещённом коридоре. Это был не просто инструмент, а символ контроля и силы, который напоминал мне о том, что я не беззащитна. Я резко приставила его к шее телохранителя, прижимая к стене. Он замер, его глаза расширились от шока, а в их глубине читалось неожиданное понимание.
Его дыхание стало учащённым. Не нужно было слов – вся ситуация говорила сама за себя. Я не просто защищала себя. Я показывала, что не позволю никому пересекать границы, которые установила для себя.
– Ещё раз услышу от тебя это, – прошептала я, проводя лезвием по его шее, и в тот же миг увидела, как зрачки его глаз снова расширились.
Внутри меня поднималась волна эмоций, которые трудно было описать словами. Это была не просто угроза – это была демонстрация силы, уверенности в себе, в том, что я контролирую ситуацию. Я чувствовала себя живой, в каждой клетке моего тела бушевало ощущение власти.
– Перережу твою глотку! – произнесла я с холодной решимостью, наслаждаясь тем, как страх пробегает по его лицу.
Я резко дернула рукой вниз, и острое лезвие оставило на его шее алый след. В тот же миг я заметила, как из раны начала течь кровь – ярко-красная, сверкающая, контрастирующая с его бледной кожей. Это было похоже на работу художника, создающего яркий мазок на холсте, и в этом мгновении я ощутила нечто близкое к удовлетворению.
Да, я могла бы ударить его между ног, заставить его упасть на колени от боли, но в этот момент мне было гораздо интереснее. Я хотела, чтобы он понимал, что страх – это гораздо более мощное оружие, чем физическая сила. Я желала, чтобы он запомнил этот момент, чтобы он понимал, с кем имеет дело. Это не просто игра – это реальная жизнь, в которой я могла выбирать, как действовать.
– Я понял вас, – сглотнул он, и в его голосе я уловила лёгкую дрожь.
Я отпустила парня, и он отстранился, словно пытаясь скрыть своё смятение. Я наблюдала за ним, и сердце колотилось от волнения – в этот момент чувствовала себя в своей стихии. Знала, что ситуация могла выйти из-под контроля, но именно в этом и заключалась вся суть. Я была готова принимать риски, чтобы защитить себя и показать всем, что я не игрушка в руках других.
Зайдя в ванную, я закрыла дверь, будто бы отгородившись от всего мира. Вокруг воцарилась тишина, и я почувствовала, как напряжение, накопившееся за день, постепенно отступает. Подойдя к душевой кабинке, сняла платье, и оно, словно тяжелая оболочка, упало на пол. Я включила воду, и тёплые струи обрушились на меня, окутывая нежным покрывалом.
В душе я пробыла недолго, но каждый момент был наполнен мыслями, которые тянули меня назад – в прошлое. Вспомнила, как у меня отняли самых близких людей, как их смех и поддержка стали лишь воспоминанием, затерянным в бурном потоке жизни. Эти мысли, как тени, начали обвивать меня, но я старалась отбросить их, словно прочь уводя тяжелые облака. Мне было нужно время, чтобы собраться и сосредоточиться на настоящем.
Вернувшись в свою комнату, я быстро переоделась. Ощущение свободы наполнило меня, когда я распустила волосы, и они мягко упали на плечи, словно шелковая волна. Натянув кружевной красный топ, я почувствовала, как он облегает мою фигуру, подчеркивая все изгибы, вызывая уверенность в каждом движении. Брюки черного цвета добавили немного дерзости, а кожаный пиджак, который я надела сверху, завершил образ, придавая мне решительность.
Я посмотрела на свои ноги и почувствовала радость, когда надела туфли на шпильке от Saint Laurent. Я заранее подготовила чемодан с вещами, зная, что останусь в Лос-Анджелесе немного дольше, чем планировала.
Глава 2
Дженнифер Канаверо
Я открыла дверь кабинета и вошла. Тяжёлый запах кожи и табака, смешанный с чем-то металлическим, будто обволок меня, как только я переступила порог. Мягкий свет настольной лампы очерчивал силуэт отца за массивным дубовым столом. Его взгляд, спокойный, тут же нашёл меня.
Опустилась в кресло напротив, ощущая под собой холодную гладкость кожи. Отец приподнял уголки губ в почти незаметной улыбке и, не говоря ни слова, протянул мне тонкую папку. Его движения были уверенными, отточенными – как у человека, который знает, что всё вокруг принадлежит ему.
Я взяла документы, их вес казался чуть больше, чем нужно, будто они несли в себе что-то важное, даже опасное. Открыла папку, глаза сразу зацепились за фотографию. На снимке был парень, чуть старше меня. Его острые черты лица и настороженный взгляд заставили меня задуматься.
– Нам разве нужен ещё один хакер? – тихо спросила я, не отрывая взгляда от фотографии.
– У нас ведь уже есть свой. А этот… слишком молодой, – добавила, с лёгким сомнением поднимая глаза на отца.
Его взгляд потемнел, губы сжались в тонкую линию, и он медленно выдохнул, словно собираясь с мыслями.
– Тот… – начал он с явным отвращением. – Тот решил, что сможет нас сдать полиции. Меньший срок, чистая совесть, – отец выплюнул эти слова, словно от них его передёргивало.
Я замерла, чувствуя, как сердце пропустило удар. Этого предателя больше нет. Я знала это, чувствовала в его тоне. Отец всегда был неумолим, когда дело касалось предательства. Для него наш бизнес – это не просто работа. Это честь, это семья, это жизнь.
Я сглотнула, снова переведя взгляд на фотографию и текст. Он выглядел совсем старше своих лет, видела это в его глазах.
– Этот хорош, – отец постучал пальцем по снимку.
Я вздохнула и закрыла папку, взгляд снова скользнул к отцу. Его лицо было серьёзным, почти каменным, но в глазах мерцала едва уловимая искра ожидания. Он всегда знал, что я приму правильное решение.
– Хорошо, – сказала я, позволяя себе лёгкую улыбку, – Я встречусь с этим парнем.
Я встала из кресла, чувствуя, как мягкая обивка отдает мне тепло. Подошла к отцу, его взгляд, тяжёлый и проникающий, встретил меня. Не раздумывая, я наклонилась и мягко поцеловала в щеку. Его кожа была тёплой, чуть шершавой из-за щетины.
На мгновение он замер, но я уловила, как уголок его губ дрогнул в улыбке. Для него такие моменты были редкостью, но я знала, что они важны.
– Карлос уже ждёт во дворе, – произнёс он ровным голосом, будто между делом, но я уловила в его тоне скрытую заботу.
Я кивнула, бросив на мужчину последний взгляд. Его глаза светились гордостью, смешанной с той же неизменной строгостью, что всегда давила, но одновременно подталкивала меня вперёд.
– Хорошо, – только и сказала я, позволив себе короткую улыбку. Она была тёплой, почти нежной.
Покидая кабинет, я закрыла за собой дверь чуть медленнее, чем нужно, будто стараясь оставить за этим порогом часть тех чувств, что волновали меня. Знакомый полумрак коридора встретил меня приглушёнными тенями, и я почувствовала, как напряжение медленно начинает отпускать.
Дойдя до своей комнаты, я остановилась на мгновение перед дверью. Рука потянулась к ручке, но я задержалась, вдохнула глубже. Всё происходящее казалось одновременно слишком быстрым и чересчур осязаемым.
Войдя внутрь, я быстро огляделась. Чемодан стоял у кровати. Я подошла, подняла его, ощущая под пальцами холод металлической ручки. Комната внезапно показалась слишком тихой, слишком пустой. Но времени на какие-либо раздумья не было. Выдохнув, я направилась к выходу, чувствуя, как каждый шаг отдаётся где-то глубоко внутри.
Я неспешно спустилась по лестнице, ощущая под рукой кованные перила из дерева. В доме было тихо. Первое, что я увидела, ступив на первый этаж, – это Джулио, стоящего у окна. Его высокий силуэт, слегка согнутый, стоял спиной. Видимо, с охранником он закончил.
Он повернулся ко мне, его глаза, цвета янтаря и шоколада, тут же смягчились. Я подошла ближе, почувствовав, как в сердце на мгновение прокатилась волна тепла.
Я обняла брата, чувствуя крепость его рук и ту незыблемую уверенность, которую он всегда давал мне. Рядом оказался и Марио, мой младший брат, который сейчас редко появляется дома. Он был полон энергии, его лицо светилось улыбкой, но я видела в глазах лёгкую тень беспокойства. Его объятия были сильными, почти отчаянными, как будто он хотел передать через них больше, чем мог сказать словами.
– Ты уверена, что всё пройдет гладко? – тихо спросил он, отстраняясь, но всё ещё удерживая мои плечи.
Я улыбнулась ему, чуть приподняв подбородок.
– Я всегда уверена, – ответила я спокойно, хотя внутри всё было не так однозначно.
Джулио кивнул, как будто подтверждая мои слова.
– Она справится, Марио. Ты же знаешь.
Они оба проводили меня к двери. Перед тем как уйти, я обернулась, встретившись взглядом с каждым из них. Эти мгновения прощания всегда были для нас чем-то особенным, чем-то большим, чем просто формальностью.
Во дворе уже ждал мой водитель, и его спокойствие контрастировало с бурей эмоций внутри меня. Я села в автомобиль, закрывая за собой дверь. Он кивнул мне в знак приветствия, и я быстро назвала адрес аэропорта.
По мере того как машина выезжала с территории, я вглядывалась в привычные пейзажи, которые проносились мимо. Они казались мне такими далекими, даже чужими, хотя я знала каждую трещинку на асфальте и каждую ветвь деревьев, растущих вдоль дороги.
«Мои руки затекли, верёвки впились в кожу, оставляя красные следы. Комната казалась холодной и пустой, хотя стены, покрытые отслаивающейся краской, будто бы сжимались, подступая ближе, когда раздавался очередной удар.
Я могла слышать, как кулак ударял по телу, звук, разрывающий воздух, и каждый раз моё сердце будто замирало.
– Перестаньте… – мой голос сорвался, лишь тихий шёпот смог вырваться из пересохшего горла. Они не услышали, или не захотели слышать.
Я не видела лица Мэтью, потому что его держали спиной ко мне, и, возможно, это было даже хуже. Я могла только представить его выражение боли и страха, когда очередной удар заставлял его тело дергаться. А я… я могла только смотреть. Чувствовала себя беспомощной, жалкой. В груди полыхала злость, но она была бессильной, как искра, затушенная жестокой реальностью.
Когда дверь открылась, я сначала не обратила внимания. Шум в голове был слишком громким, слишком всё поглощал, но голос… Голос Данте я бы узнала даже среди тысячи. Словно нож скользнул по воздуху, разрезая тишину.
– Нравится, любовь моя? – его тон был холоден и равнодушен, как будто мы просто случайно встретились на улице.
Я с трудом подняла глаза. Он стоял в нескольких шагах, руки засунуты в карманы, взгляд пронизывающий и безумный. Я не могла понять, был ли он всегда таким, или это я была слепа.
– Почему ты это делаешь? – сорвалось с моих губ, но в голосе была неуверенность.
Казалось, слова слипаются, когда я пытаюсь их произнести.
Данте усмехнулся, уголки его губ чуть дрогнули, но в глазах не было ни капли тепла. Он словно наслаждался этим моментом, каждым моим движением, каждой слезой, что стекала по щекам.
– Ты ведь знала, что просто так это не закончится, – его голос был почти шепотом, от чего по спине пробежал холодок. – Ты решила уйти, бросить меня… Но я не позволю тебе так легко выйти из игры. Ты ещё не поняла? Я разрушу всё, что ты любишь. Твоих друзей, твою жизнь. А потом, когда ты останешься совсем одна, я приду за тобой.
Эти слова, как яд, просачивались внутрь, оседая в самых тёмных уголках души. Я почувствовала, как ледяные пальцы страха обвивают сердце. Хотелось закричать, разорвать верёвки, но я могла только смотреть, как Данте делает знак своим людям.
Мэтью снова дернулся, на этот раз почти беззвучно. Его тело будто стало плюшевой игрушкой, падающей на пол под весом очередного удара. Слёзы обжигали щеки, и я, как бы ни старалась, не могла остановить их поток.
– Пожалуйста… – мои слова были тише, чем шёпот, словно ветер уносил их куда-то прочь. – Он ни в чём не виноват…
Но Данте лишь пожал плечами, его глаза были мёртвыми, пустыми. Он повернулся к выходу, даже не взглянув на меня.
– Добейте его, – бросил он через плечо.
– Нет! – сквозь слезы начала я, – Боже… Ублюдок, я убью тебя! – закричала, когда они снова начали, но это было похоже на крик из далекого сна.
Каждое движение Мэтью стало болезненным напоминанием о моей беспомощности. Казалось, что моё сердце разрывалось с каждым его вздохом, а вместе с ним и моя надежда на то, что всё это закончится.»
После того случая отцу пришлось подстроить мою смерть, а мои документы изменить. Это звучит как сцена из фильма, но это была моя жизнь. Я стала призраком в собственном мире, забытой тенью, за которой никто не сможет последовать. Для окружающих я сирота, просто одинокая девочка, у которой нет прошлого. Другую информацию обо мне невозможно найти, и я это знала, но такая жизнь оставляла у меня горький осадок.
Я не могла позволить себе заплакать, но иногда это было так тяжело. Я смеялась с друзьями, притворяясь, что всё в порядке, но в глубине души понимала, что никогда не смогу быть той, кем была раньше. Моя настоящая жизнь осталась в прошлом, похороненная под слоем лжи и секретов.
– Мисс Канаверо, – вывел меня голос из воспоминаний, – Мы приехали.
Я посмотрела на Карлоса, его взгляд был уважительным, но слегка уставшим – день, видимо, выдался долгим не только у меня.
– Спасибо, – сказала я, стараясь вложить в это слово немного больше, чем просто формальность.
Он кивнул, не говоря ничего. Открыв дверь, я вышла из автомобиля, чувствуя, как вечерний воздух обволакивает меня.
Я сделала несколько шагов вперёд, позволяя себе остановиться и просто вдохнуть. Где-то вдали слышался гул самолётов – глухой, ритмичный, будто раскаты грома, растянутые во времени. Этот звук всегда вызывал у меня странное чувство – одновременно свободы и грусти.
В это же время где-то неподалёку раздавались голоса птиц. Их крики разрывали вечернюю тишину, добавляя в неё живую, хаотичную мелодию. Я подняла голову, пытаясь разглядеть их в небе, но увидела только медленно тускнеющее зарево заката, растекающееся по горизонту мягкими розово-золотыми оттенками.
– Вы собирались поехать без меня? – голос, глубокий, чуть хрипловатый, раздался за моей спиной.
Я замерла. Сердце, которое до этого билось ровно, дало сбой. Он говорил спокойно, но в этом спокойствии ощущалась какая-то… угроза? Нет, скорее уязвимость. Я закрыла глаза на мгновение, стараясь подавить раздражение. Почему он вообще решил ехать на другой машине?
– Это твоя работа и обязанность, – произнесла я, не поворачиваясь к нему. Голос звучал твёрдо, даже холодно. – Охранять меня. Обеспечивать мою безопасность.
Мои собственные слова отдавались гулким эхом в голове, как будто я пыталась убедить в этом не его, а себя. Разве я не права? Разве он сам не подписался на эту роль?
Я услышала шаги – размеренные, но упорные. Он подходил ближе, не спеша, словно специально давая мне время почувствовать его присутствие. Ощутить напряжение, которое он внёс в этот момент.
– Да, это моя работа, – его голос прозвучал низко, с оттенком усталости. – Но я не просто выполняю долг. Я хочу, чтобы вы были в безопасности.
Парень догнал меня, его шаги были тихими, но уверенными, словно он точно знал, что уйти от него я не смогу. Он остановился слишком близко. Его фигура возвышалась надо мной, не давала пространства для манёвра, для побега. Рост у него был чуть больше моего, совсем немного, но всё же заставлял поднимать голову, чтобы встретиться взглядом. И это злило.
– Ты всегда должен быть рядом, независимо от того, хочешь этого или нет, – слова сорвались с моих губ почти шёпотом.
Я сделала паузу, чувствуя, как напряжение между нами почти осязаемо повисло в воздухе.
Голос мой дрожал, но я скрыла это за ледяной маской. Произнеся все это, я почувствовала странное удовлетворение, смешанное с горечью. Почему-то хотелось, чтобы мои слова задели его.
Я отвела взгляд, махнув волосами ему в лицо. Быстро, почти небрежно. Зачем я это сделала? Не знаю. Может, чтобы показать своё превосходство, пусть даже мнимое. Может, чтобы скрыть дрожь внутри.
Он не отстранился, не моргнул, будто этот жест ничего для него не значил. Но я видела, как его челюсти сжались, как пальцы на мгновение напряглись. Значит, задело? Пусть. Ещё бы. Но, несмотря на всё это, внутри меня что-то неумолимо скручивалось.
Я стиснула пальцами ремешок сумки, словно это могло дать мне опору. Материал был грубым, привычным на ощупь. Я поправила её на плече и выдохнула, медленно, словно пытаясь выпустить вместе с воздухом напряжение, которое гудело внутри.
Глубокий вдох. Ощущение прохладного воздуха, заполняющего лёгкие, немного прояснило мысли. Но только на мгновение. Стоило мне сделать первый шаг, как я снова почувствовала его взгляд. Этот пристальный, тяжёлый, почти осязаемый взгляд, который прожигал спину.
«Зачем он так смотрит?» – мелькнуло в голове. Я не осмеливалась обернуться, зная, что встречусь с этими глазами. Слишком внимательными. Он ничего не говорил.
Я шла медленно. Но шаги за спиной раздались почти сразу. Чёткие, ровные, спокойные, как будто он не торопился.
Раздражение вспыхнуло ярче, но я заставила себя не оборачиваться. Вместо этого сосредоточилась на ощущении – как его шаги, будто тень, следовали за мной.
***
Мы неспешно шагали по аэродрому к нашему самолёту, едва слыша шорох гравия под ногами. Серое утро разливалось вокруг, небо затянуто облаками, словно кто-то наложил серую вуаль на мир.
Самолёт, сияющий на слабом свету своими глянцевыми боками, стоял величественно, как гордый хищник, готовый к полёту. У трапа нас уже ожидали: высокий капитан с чуть грубоватыми чертами лица и строгим, но доброжелательным взглядом, а рядом с ним – две стюардессы, молодые, улыбчивые, но с ноткой профессиональной сдержанности.
Они приветствовали нас вежливыми словами, но я едва вслушивалась. В голове мелькали какие-то обрывочные мысли – о предстоящем полёте, о времени, которое придётся провести в воздухе. Телохранитель шёл чуть позади, словно тень.
Поднимаясь по трапу, я скользнула рукой по поручню. Металл был ледяным, и на мгновение это ощущение зацепило меня, заставив вспомнить что-то далёкое и едва уловимое. Но воспоминание быстро ускользнуло, и я вошла внутрь.
На борту царила уютная полутьма, нарушаемая только мягким светом ламп. Тихо, почти незаметно, за нашими спинами закрылась дверь. Мы сели в кресла, обитые тёмной кожей, приятно прохладной на ощупь. Я почувствовала, как тело утопает в мягкой обивке.
– Вина, пожалуйста, – попросила я, прежде чем добавить, не задумываясь: – И что-нибудь перекусить.
Меню меня не волновало. Еда – просто необходимость, особенно перед таким длинным полётом. Двадцать часов. Я окинула взглядом окно, за которым всё ещё виднелась серая мозаика облаков и бетонных плит аэродрома. Самолёт пока не тронулся с места, но это давало ощущение спокойного ожидания, предвкушения путешествия.
Я облокотилась на подлокотник, проведя пальцами по его гладкой поверхности, и наконец позволила себе выдохнуть. Здесь, в этой маленькой, замкнутой вселенной, можно было расслабиться. Не думать о делах, не разрывать себя между решениями. Полёт будет долгим.
– Ты решила прям сразу выпить? – голос парня прозвучал неожиданно, будто нарушая тихую гармонию, которую я пыталась создать.
Я не сразу повернулась к нему. Смотрела на вечерний вид Милана и уходящее солнце. Я сделала паузу, собирая свои мысли и эмоции, а потом, спокойно и даже немного лениво, ответила:
– С каких пор мы перешли на «ты»?
Мой голос звучал ровно. Я подняла взгляд и добавила, уже более жестко:
– Тебе вообще не следует разговаривать. Лучше молчи.
Его лицо чуть напряглось, но он ничего не сказал. Только на мгновение прикусил губу, словно решая, стоит ли возражать. Я же, не теряя времени, вытащила из сумки свою маску для сна и надела её на голову, оставив поднятой, как обруч. Эта мелочь, этот ритуал всегда успокаивал меня. Он означал, что я могу отключиться от мира в любой момент.
Почти сразу стюардесса подошла с подносом, на котором стояло всё, что я просила. Я взяла бокал вина, обхватив его ножку пальцами, и сделала глоток. Оно было лёгким, чуть терпким, с глубоким послевкусием, которое приятно согревало. Следом я обратила внимание на ризотто – кремовая текстура, тонкий аромат белого вина и базилика. Конечно, это работа отца. Он знал, что мне нравится, и всегда старался, чтобы всё было идеально, даже если нас разделяли сотни километров.
Пока я ела, самолёт плавно набирал высоту. Двигатели гудели где-то внизу, превращая мир за иллюминатором в белую пелену. Это всегда казалось мне странным: внизу целый мир, полный движения, жизни, а здесь, на этой высоте, лишь тишина и облака.
Я поставила тарелку на столик и снова потянулась к бокалу, откидываясь в кресле. Вино немного расслабило, но мысли всё равно цеплялись за что-то неприятное.
Почему прошлый телохранитель пропал? Этот вопрос сверлил моё сознание. Этот новый… слишком молодой, слишком разговорчивый. Он явно пытался показать себя, но это больше раздражало, чем внушало уверенность.
Я украдкой посмотрела на него. Он сидел неподалёку, смотрел в окно, но я знала – он постоянно на чеку. Может, это и правильно. Но в его взгляде читалось что-то другое – не опыт, а желание доказать свою значимость. И я была не уверена, что мне это нужно.
Доев нежное ризотто, я аккуратно отодвинула тарелку. Её тепло ещё ощущалось на кончиках пальцев, когда я поставила на маленький столик перед собой.
Я потянулась за бокалом, обхватив его ножку пальцами. Красное вино, глубокое и насыщенное, тихо плеснулось внутри, словно отзываясь на моё движение. Сделав небольшой глоток, я ощутила, как терпкость растекается по языку, оставляя после себя мягкое, почти обволакивающее послевкусие. Это вино – одно из тех редких удовольствий, которые напоминали, что в мире ещё есть место для спокойствия.
Поставив бокал на стол, я взяла в руки телефон. Его холодный экран ожил под моими пальцами, сразу выведя на свет всё: время, уведомления, привычный ритм моей повседневной жизни. Часы показывали почти полночь.
Я открыла список сообщений и остановилась на отце. Сердце чуть сжалось – не от тревоги, скорее от какого-то воспоминания. Он всегда был тем человеком, который предугадывал мои мысли, заботился, как бы далеко ни находился. Не написать ему казалось неправильным, даже если он сейчас занят – наверное, читает бумаги или решает очередные рабочие вопросы.
«Всё в порядке, мы уже в небе», – я быстро напечатала это сообщение, но не сразу отправила. Задержалась, рассматривая текст, будто в нём скрывался какой-то другой, невидимый смысл. Хотелось добавить что-то ещё, что-то личное, но я понимала: он прочитает это только утром, между делами, и, скорее всего, просто кивнёт.
Сообщение ушло, и экран телефона снова потух, оставив меня один на один с собственными мыслями. В этот момент я почувствовала странную смесь одиночества и спокойствия. На высоте тысячи метров всё казалось проще, но, в то же время, эмоции становились острее, как воздух здесь, над облаками.
Я снова подняла бокал и сделала глубокий глоток. Вино обожгло горло приятным теплом, но в этом жесте не было ни радости, ни наслаждения – лишь желание избавиться от мыслей.
Опустив пустой бокал на столик, я задержала руку на его холодной поверхности. Я потянулась к маске для сна и, надевая её, закрыла глаза, будто это помогало отгородиться не только от света, но и от самой реальности.
Прошлая ночь вспыхнула в сознании обрывками – бессонница, телефон, на экране которого то и дело мелькали сообщения, шум в голове, который не утихал. Я даже не вспомнила, когда глаза в последний раз отдыхали. И вот теперь, под мягкое гудение двигателей, тянущее тишину за собой, я вдруг ощутила, как тело стало тяжёлым, а мысли растворились, оставив лишь тихое, убаюкивающее чувство.
Я не заметила, как заснула. Это было мгновение – один вдох, один выдох. Мир погрузился в темноту, но впервые за долгое время эта темнота казалась уместной. Как объятия, которых мне так не хватало.
***
Перелет выдался не просто долгим, он словно тянулся вечность. Сидя в кресле и глядя в иллюминатор на медленно меняющиеся пейзажи облаков, я никак не могла избавиться от странного чувства.
Я не была уверена, что готова вернуться сюда, в этот город. Или, может, дело в том, что я оставляю отца одного? Дон Канаверо – человек, которого боится вся Италия, но для меня он всегда был просто папой. Его прощальный взгляд в кабинете, полный заботы и чего-то ещё, чего я не могла расшифровать, продолжал стоять перед глазами. Что-то точно происходило, но он не хотел, чтобы я знала. Это разъедало меня изнутри.
Завтра предстояла встреча с новым потенциальным партнёром – один из тех, кто либо станет частью, грубо говоря, нашей семьи, либо исчезнет с лица земли, если не оправдает ожидания. Мне следовало быть настороже, готовиться, продумывать ходы. Но сейчас я могла думать только об одном: душ и сон. Только бы на время забыться и убежать от этой усталости, которая была не просто физической.
Самолёт начал снижаться, мягко покачиваясь в густом, молочно-сером облаке, за которым угадывались очертания города. Лос-Анджелес встречал меня знакомой атмосферой, хотя я не видела его почти год. Это был мой пятый раз здесь. Иногда я прилетала просто так, иногда работа заставляла. Но в последний раз – как и сейчас – я приезжала, чтобы наладить отношения и связи.
Я глянула в окно. Город раскинулся внизу, его пульсирующие огни сливались в одну огромную сверкающую сеть, будто гигантская звезда опустилась на землю. Казалось, здесь всё так же, как и год назад: бесконечный поток машин, беспокойный ритм, который не останавливается ни на минуту. Но в этот раз я чувствовала что-то другое. Может быть, дело было во мне?
