Жизнь на хуторе была несладкой. Женщины рожали в лесу и шли с плетёной корзинкой ягод или грибов в одной руке, а в другой держали новорожденного младенца и шли обратно на хутор к повитухе, которой не знали, сколько уж ей лет, чтобы та порезала нить да помыла. Говорили, будто этой старой ведьме уже больше ста лет, что она так долго живёт, потому что ест рубашки младенцев, в каких они рождаются. Боялись её, проклинали, но и без неё не могли жить.
Видно, одно проклятие всё-таки получилось. В последнее лето, когда я там жила, померла вся семья из-за того, что дети собрали не те грибы, которые можно есть. Что поделать, и такое случалось. Агнежке было тогда шесть лет, а Гришке и того пять. Это были внуки повитухи. Какие грибы они могли собрать? Кинули в чан, да в печь и съели всей семьёй вечерой (вечером).
Сама бабка выжила – она принимала роды у Марыйки. Тяжело носила Марыйка. Весь день и всю ночь повитуха жгла над её головой травы, не была она с внуками. Помогла родить хлопца, а своих не уберегла детей. Была бы с ними, не ели бы это. Она все грибы знала. Такое не только у неё было. Кто-то всегда находил отраву да ел.
Ещё волки ворошили наши сараи. Зимой часто недосчитывались скотины из-за них. Один раз и на человека напали.
Так жили и остальные хуторские дома. Мужчины уходили в лес, а мы, женщины и дети, не знали, что за этим лесом есть куда больше домов и людей, хотя мужчины говорили нам это постоянно. Почему никто из них не взял свою жонку (жену) и детей, не посмел уйти туда, перестав морить себя голодом, я не понимала.
Целыми днями братья пропадали на охоте или у пана, к которому надо было идти через лес с рассветом, а я подметала дом гусиным пером, общипывала худого петуха, которым даже одного человека не прокормишь досыта и задавала матери вопросы: «Почему? Почему мы родились на этой скудной земле? Почему мы не можем уйти в другое место, где есть солнце и мягкая земля?»
Мать всегда вздыхала и говорила, что на Юрьев день мой татка (отец) пойдёт просить у пана место поближе к нему, вместо вольной на день. Что такое Юрьев День, я не знала, да и про Бога я не ведала ничего. Никогда не задавала вопросов, что это за деревянный крестик висит у всех на груди, и откуда он и у меня. Ничего.
Я думала, что тот пан, к которому братья шли работать и был Богом. Но когда я такое сказала при братьях, меня засмеяли. А я не понимала почему, они же так о нём говорят, об этом пане, будто он был не человеком.
…
Однажды татка пришёл с братьями после повинной у пана. Смочили этого петуха в воде с травами да репой – вот и вся еда. Сидим да едим, да только татка в тот вечер на меня глядел всё и глядел, и вздыхал тяжко. Матка (мать) его и спросила, что случилось. Тут-то татка и сказал:
– Та пан будет молодуху (молодую невесту) себе в нашем хуторе искать. Приедет в воскресный день, кали все отдыхать будут.
– Пан? А что с панной?
– Та ещё одна померла на сносях. Ни дитя, ни жены. Надоело пану это. Здоровая баба ему нужна. Вон у нас какие, сами рожают. Сына он хочет! Вот и смотрю на нашу Марку. Некрасивая. Не выберет её пан.