Кристина Юрьевна Юраш
Хозяйка сада
– Вам удобно? – послышался голос надо мной.
– Нет! – простонала я, слыша, как рвется няня мне на помощь.
– А мне красиво, – послышался смех. – Так что придется потерпеть! Мы почти приехали!
Глава первая
Послышался грохот ворот. Значит, карета въехала во двор. Мне казалось, что мы остановимся в любой момент. Но мы все ехали и ехали.
– У меня обширные владения, – заметил голос надо мной. Я стиснула зубы, чувствуя, как меня пропитывает запах его духов. Я буду ненавидеть его до конца жизни! И духи тоже!
Наконец-то карета остановилась. Кто-то из лошадей фыркнул, словно выругался. Дверца щелкнула, открываясь, а меня так и повезли в дом.
– Я только что купил это поместье, так что не обращайте внимания, – послышался голос надо мной. Я видела заросший и мрачный сад. В высохшем фонтане не было воды. Только ворох прошлогодних листьев шуршал, перекатываясь по мраморной чаше. Огромный особняк выглядел так, словно нависал над нами, требуя почтения к его владельцу. «Ты хоть знаешь, к кому ты пришел?», – грозно сверкал он здоровенными окнами.
– Няню не забудьте! – послышалась насмешка. – Вы поберегли силы для скандала? Это хорошо!
Меня отпустили в тот момент, когда огромная дверь закрылась, словно отрезав меня от всего мира и прошлой жизни.
– Зря вы выбрали замужество. Я – отвратительный муж, но отличный любовник, – склонились ко мне, явно издеваясь.
– Вы… – задохнулась я, слыша, как в полупустом зале улетает эхом мой крик. – Я ненавижу вас! Вы разорили моего отца! И…
– Этого я не отрицаю. Однако… В нашем скандале что-то не так, – внезапно перебил меня этот негодяй, поглаживая свой подбородок двумя пальцами. Его уродливый шрам вызвал у меня волну отвращения.
– Кажется, я понял, что не так, – улыбнулись мне. – Вы похожи на городскую сумасшедшую, которая проклинает всех на центральной площади. Давайте перед скандалом вы примете ванну. Чистой скандалить намного приятней!
– Да как вы посмели сравнить меня с… – выкрикнула я, неожиданно замирая. Ванна? Настоящая?
Я вспомнила горячую воду, ароматную пену, крема, баночки, свечи, служанок, которые бережно расчесывают волосы, натирают тебя маслами и несут чистые полотенца.
– Отведите ее в ванную, – послышался приказ. Меня взяли под руки молчаливые крупные служанки и повели по коридору. – Няню тоже не мешало бы привести в порядок.
– Я ничего у вас не возьму! – гордо произнес нянин голос. – Только посмейте мне что-то предложить!
– Я у вас тоже ничего не возьму! – уперлась я, беря пример с нянюшки.
– Значит, за ванну я могу быть спокоен. Вы ее не унесете, – с усмешкой ответил этот негодяй.
Да! Не сдавайся няня! Этот человек уничтожил мою жизнь! По примеру няни я решила не сдаваться, но служанки, видимо, ожидали подобного. Когда под моими ногами собрался огромный валик алой ковровой дорожки, девушки просто приподняли меня, затаскивая в роскошную ванную.
Краны и ободок ванной сверкали чистотой и золотом. Чистые полотенца, как подушечки были сложены на ванный столик. В ванной пахло горьким миндалем и сладким абрикосом.
– Нет, пустите, – воспротивилась я, но с меня уже сорвали мокрое платье и заштопанные панталоны. Корсет с лопнувшими завязками слетел на пол, падая в ворох мокрого, пропахшего ночлежкой белья.
Наполненная до краев ванна манила своей душистой пеной, похожей на облака.
Если я искупаюсь, это ведь не значит, что я согласна на его условия?
Вовсе нет! И скандал никто не отменял!
– Что это с вами? – с ужасом произнесли служанки, глядя на меня, а потом друг на друга.
Я прикрылась руками, гневно глядя на опешивших служанок.
– Кожа да кости, – покачали головами две женщины, рассматривая меня с жалостью.
– Не трогайте меня, – немного растерянно отозвалась я, не зная, как поступить.
Немного подумав, я решила, что ванна – это еще не повод для симпатий. Поэтому осторожно опустила ногу в горячую воду.
Погрузившись в ванну, я почувствовала, как на меня волнами накатывает усталость от голода, нищеты, отчаяния.
«Зато талия будет узкой-узкой!», – уговаривала няня, дуя на ложку, пока я отворачивалась и не желала есть эту ужасную кашу.
«Я заработала три краудинга!», – однажды заметила няня, доставая из кармана три серенькие и невзрачные монетки.
«Опять? Как вам это удалось?», – удивилась я, вдруг перестав злиться на то, что няня столько времени пропадала!
«Древней профессией, девочка моя!», – улыбнулась няня.
«Неужели?! И вам не стыдно?», – схватилась за сердце я, вспоминая кого в высшем свете так называли.
«Разбой, грабеж и удар по голове в темном переулке тоже считаются древней профессией!», – пожала плечами няня. – «Кто подумает на милую и вежливую старушку, которая потом в красках описывала жандармам лысого верзилу бандита с одним глазом?».
Я вспомнила, как жандармы расклеивали по переулкам нарисованный портрет лысого бандита с одним глазом. «Вооружен и очень опасен! На его счету десятки жертв! Обвиняется в грабеже, разбое и одном изнасиловании гражданина».
Мы с няней как раз проходили мимо. «Либо он меня, либо я его!», – пожала плечами нянюшка. И тут же добавила. – «Следите за осанкой, юная леди! Вы сутулитесь, как старуха!».
Я очнулась, когда мне помогли подняться. Усталость придавила меня, как упавшая стена.
Проведя рукой по волосам, я почувствовала, что они мягкие и послушные. Магический флакон с драгоценными маслами пах дорогим парфюмом. Мне казалось, что все, что происходит сейчас – просто сон. И я проснусь на скрипучей и жесткой кровати под одним одеялом с няней.
На мне был домашнее платье – халат, который я нервно запахнула. Конечно, разгуливать в таком виде по дому считалось верхом неприличия, но я твердо решила высказать все за смерть моего любимого отца, за те унижения, которые нам пришлось пройти, за каждое украшение, которое выносили из дома приставы.
– Где хозяин? – спросила я у пробегающего мальчика – слуги. Он остановился, указав рукой в конец коридора.
Ну я сейчас ему все выскажу!
Я рванула двери, чувствуя, как перед глазами до сих пор стоит прощание со отцом. Он уезжал, обещая, что вернется на мой первый бал! Дела тогда шли просто отлично, и отец постоянно улыбался.
– Не плачь, пряник мой, – обнял меня отец в последний раз. – Мы уже нашли один алмаз. Значит, они там есть! Скоро ты будешь самой богатой невестой во всем Альвионе!
Он улыбнулся и склонился, таинственно прошептав на ушко.
– И даже сам король будет завидовать нашему богатству!
Карета была уже подана. Отец взял любимую трость с золотым шаром и нашим гербом, перчатки и направился к карете. Я помню, как припала к стеклу, провожая папу в бесконечный Альвионский дождь.
Через три месяца пришел поверенный отца и все рассказал. Отца убил его компаньон, присвоив все копи. А поскольку отец вложился по полной, мы теперь банкроты.
Я рванула двери, входя в комнату без разрешения. Мерзавец сидел в своем кресле, среди роскошного убранства и поигрывал знакомой до боли тростью. Папиной тростью. Золотой набалдашник сверкнул в свете свечей, вызывая у меня желание броситься и отобрать ее.
– А, – застыла я, глядя на папину тросточку, сохранившую следы зубов папиной любимой собаки. – Вам недостаточно было наших бриллиантов, так вы, как мелкий воришка, украли папину трость! Я вас своими руками задушу!
– Так, мне снова чего-то не хватает для скандала! У нас получается какой-то некрасивый скандал! – заметил негодяй, выразительно глядя на меня.
Словно издеваясь, он демонстративно поигрывал отцовской тростью. Папа в юности упал с лошади и повредил лодыжку. И после этого всегда ходил с тростью.
– Принесите платья, – приказал мерзавец. От стены отделился слуга, выходя за двери. – Скандал, моя драгоценная, должен быть красивым! Согласитесь, скандалить в красивом платье намного приятней, чем домашнем халате. Можно отрывать кружево, вышивку, швыряться драгоценностями! Это дает такой невообразимы простор для истерики!
– Я буду ненавидеть вас до конца своих дней, – схватила я роскошную вазу со столика, не зная, запустить ее в него или просто разбить об пол. – Я никогда вам не прощу моего отца! Вы сказали, что убили его!
– Не отрицаю, я действительно убил его. Но давайте попробуем внести некий шарм романтики, – издевалась надо мной улыбка. – Давайте придумаем, что однажды я увидел ваш портрет. И влюбился, как мальчишка! А потом, когда об этом узнал ваш отец, он спешно решил вас выдать замуж. Я разозлился и убил его. Звучит романтично, не так ли?
– Вы не способны любить! – выкрикнула я, разбивая со звоном дорогущую вазу об пол. Я хотела бросить ее в этого подлого человека, но она просто выскользнула у меня из рук.
– Браво! Вы разбили первую вазу в моем доме! – похлопал этот негодяй. В его глазах плескался неподдельный восторг. – Сразу и в дребезги! Это нужно отметить.
Еще один молчаливый слуга, стоящий возле стены подошел к господину и подал ему бокал.
– За первую разбитую вазу! – послышался смех.
Позади меня открылась дверь. Служанки внесли роскошные платья. Золотое, красное, зеленое, розовое, голубое и фиолетовое!
– Выбирайте, – откинулся на спинку кресла самый ужасный человек на свете. Он злодейски улыбнулся, оперся локтями на подлокотники, соединив подушечки пальцев.
Я смотрела на платья с неприкрытой завистью. Когда-то и у меня были такие. А потом осталось только то, единственное, в котором меня выставили из моего же собственного дома.
– Я отказываюсь скандалить с девушками в некрасивых платьях, – вздрогнула я при звуке его голоса.
– Красное! – выдохнула я, указав рукой на расшитый корсет.
– О, мой любимый цвет. Красный и золотой. Королевские цвета! Чувствую, что скандал мне понравится! – послышался смех.
Меня вывели из комнаты, торжественно неся передо мной красное платье. Пустые коридоры хранили запах чужих ядовитых духов, от которых мне было дурно.
– Сюда, миледи! – послышался робкий голос служанки.
Меня завели в комнату, тут же окружая со всех сторон. У одной служанки в руках были алые туфельки с остреньким носочком и маленьким каблучком. У второй раскрытая коробка с сережками и ожерельем. Третья держала в руках новенький корсет. А четвертая – панталоны и нижние юбки. Они выстроились в ряд, пока две служанки освобождали меня от домашнего платья.
В зеркале отражалась фурия, которая нетерпеливо ерзала на оббитом бархатом пуфике. Усталость боролась с желанием убивать. Папа был для меня всем миром! А этот бесчестный негодяй отнял его у меня!
– Все готово, мадам! – послышался голос служанки. Мне сделали красивую прическу, искусно вплетя алые розы. На шее сверкал бриллиантами тяжелый гарнитур. Ушки, в которых уже почти год не было сережек, снова почувствовали привычную тяжесть.
Шелестя юбкой, я вышла в коридор и рванула дверь в кабинет. Стоило мне открыть дверь, как я замерла от неожиданности. Такого я даже и представить себе не могла! Я ожидала увидеть все, что угодно, но только не это!
– О! Совсем другое дело! – послышались аплодисменты. – Смотрите, сколько ваз для вас приготовили!
Я увидела, как служанки несут вазы, выставляя их на столик. Пузатые с золотыми ручками, высокие с тонким горлышком, разукрашенные глазурью, инкрустированные драгоценными камнями, вазы толпой собрались на казнь.
– Господин, – присела в реверансе молоденькая девочка в чепце. – Вазы в доме кончились. Мы собрали все вазы, которые были. Достаточно? Если нет, то мы можем отправить кого-нибудь в город, чтобы купил еще!
– Вы не у меня спрашивайте, – бархатным голосом заметил хозяин, указав рукой на меня. – Вы у мадам спрашивайте. Не я их буду бить!
Я заметила, с каким обожанием смотрит служанка на господина. Так могут смотреть только влюбленные женщины. Она что? Не замечает его уродливого шрама? И кресла?
Но, видимо, нет. Может, у нее со зрением что-то не так?
– Сейчас принесут ужин. Вам понадобятся силы, чтобы все это перебить! – бесстыдно рассмеялся хозяин. Венциан? Да? Значит, вот как он выглядит! Как мой отец мог иметь с ним общие дела, если у этого мерзавца на лице написано, что он – мерзавец?
– Где моя нянюшка? – воскликнула я, глядя на него с бессилием и злостью.
– Она занята, – закусил губу этот мерзавец. – Ее зверски пытают. Поставили перед носом вазу с любимыми конфетами! Твой отец однажды со смехом рассказывал мне про няню, которая ворует по ночам специально оставленные для нее конфеты. А потом уверяет всех, что ненавидит сладкое!
Слуги внесли стол, поставив его в центре комнаты. Молодой слуга внес красивый стул, видимо, предназначенный для меня.
– Я не стану есть с вами за одним столом, – процедила я, видя, как служанки накрывают стол роскошной скатертью и ставят корзинку с цветами.
– Я вообще не голодна! – ледяным голосом добавила я. Мимо меня пронесли первое блюдо. Комната наполнилась непередаваемым запахом мяса, которое я не ела уже несколько месяцев.
Блюда проносили перед моим носом, делая крюк по комнате, видимо, для того, чтобы я захлебнулась слюной. После пресной каши, в которой иногда попадались камни, опилки и однажды попалась дохлая мышь, все эти блюда казались сказкой.
Звенели красивые тарелки и приборы, наполнялись сверкающие бокалы.
– Совсем не голодны? – спросил хозяин, пока я гордо стояла возле столика с вазами. Меня возмущало! Как можно есть за одним столом с тем, кто отнял у тебя все?
– Я бы поела в другом месте! – выпалила я, жадно пожирая глазами роскошные блюда.
– Исключено, – улыбнулись мне, втыкая серебряную вилку в сочный окорок.
Он грациозно ел, то и дело поглядывая на меня. В комнате находиться было невыносимо из-за соблазнительных ароматов. Гордо прошелестев юбками, я направилась к двери.
Что? Не может быть! О, до такой низости он не мог опуститься! Или мог?
– Увы, она закрыта. Я не привык, когда меня беспокоят во время еды. Так что можете пока присесть на диванчик и дальше смотреть голодными глазами! – с издевкой произнес Венциан, прикладывая салфетку к губам. – Я очень люблю, когда на меня смотрят голодные и страдающие глаза, пока я купаюсь в роскоши. От этого всегда просыпается такой аппетит! Так что будьте любезны, смотрите на меня так почаще.
Я сглотнула, чувствуя приступ дурноты. А потом отвернулась, рассматривая мраморную статую с мраморным букетом цветов.
– Господин! К вам пришли! – оповестил мужской голос за дверью, не удосужившись даже постучать.
– Одну минутку. Никуда не уходите, – улыбнулись мне, когда дверь медленно открылась. Кресло поплыло по воздуху в сторону выхода.
Я осталась в комнате одна. Ни слуг, ни хозяина. На столе стояло столько всего, что я не выдержала. Проклиная себя за мгновение слабости, я бросилась к столу, обрывая на ходу сладкие крылья сахарных бабочек, выщипывая куски мяса и заталкивая в рот, пока никто не видит. Постанывая от удовольствия, я пыталась прожевать все это, чтобы тут же набрать еще, и еще! О, сколько я уже не ела досыта?
Желудок урчал, а мне все это казалось чудесным сном. В этом сне все было прекрасно, кроме одного. Я втянула запах чужих духов. Кроме него!
Ручка двери медленно повернулась, но потом передумала. В коридоре я услышала обрывок разговора:
– Я рад, что вы нашли ее, сэр! Мы рассудили просто, сэр! Благородные девицы в ее положении идут топиться, сэр! Мы даже поставили караульных по обеим берегам Вельды. И меняем их каждый месяц. По причине огромных потерь в связи с внезапной женитьбой! Благородная девица не сможет выжить на Альвионских улицах, сэр! – произнес голос, который мог бы принадлежать какому-нибудь тучному и усатому джентльмену.
– Довольно! Больше в ваших услугах я не нуждаюсь. Тоже мне, королевские сыщики, которые три месяца не могли найти одну единственную девушку! Да я скоро каждый женский труп в подворотне будут знать по имени! И различать по цвету панталон! – послышался раздраженный голос хозяина.
Меня искали три месяца?! Я не поверила своим ушам. Но зачем? Я не верю в его доброту и милосердие. Человек, убивший и ограбивший моего отца, не может быть добрым и милосердным! Я в это никогда не поверю!
Пытаясь прожевать огромный ком, я бросилась обратно на диванчик, стараясь не стучать каблуками. Мягкий ковер приглушал мои крадущиеся шаги. Платье прошелестело. Я расправила его, пытаясь пережевать то, что успела похитить со стола.
Дверь открылась, в нее величественно вплыло кресло.
– Где мои голодные глазки? – улыбнулись мне самой мерзкой из улыбок. Я пыталась быстро проглотить еду, чтобы не вызывать подозрений. – Ну что ж! Продолжим! Ой, а кто ел бабочек? Винсент? Ты ел моих бабочек? Интересно… Все, Винсент! Можешь идти. И закрой дверь на ключ. Все слуги свободны. В это крыло не заходить! У нас – скандал.
Мы остались в комнате совсем одни.
В этот момент я с усилием попыталась проглотить награбленное со стола, чувствуя, что мне не хватает воздуха… Перед глазами все поплыло, я уцепилась за стол с вазами, пытаясь сделать вдох. Словно сквозь пелену я видела свою руку, наклоняющую столик. Вазы посыпались с него, со звоном разбиваясь о пол. Но даже их звон, казалось, доносился откуда-то издалека!
Пытаясь закашлять, я замерла.
– Интересный спектакль, но слабо верится! – заметил спокойный голос, словно из-под толщи воды.
Какая разница, что и кто сейчас говорит, если я не могу сделать вдох. Я чувствовала, что падаю на колени, упираясь руками в мягкий ворс ковра.
– Так, а вот это мне не нравится, – встревожился голос. Все плыло перед глазами. Я пыталась вдохнуть, но что-то мешало. Страшный кашель заставил меня ослепнуть и оглохнуть.
Я пришла в себя, все еще кашляя. На моей спине лежала рука. Задыхаясь, я чувствовала, что сгораю от стыда. Может, за это время я отвыкла от нормальной еды, а может, просто пожадничала…
– Тише, тише, – послышался голос. Я висела точно так, же как и в карете. – Какой у нас насыщенный день. Мы познакомились, поженились, переехали, поскандалили, а теперь я спасаю вам жизнь! Успокойтесь! Слуги все уберут.
– Как же я вас ненавижу, – прошептала я, давясь собственной гордостью. Я попыталась встать, и даже встала.
– Я жду свой скандал! – намекнули мне игриво.
– То есть, вы не отрицаете того, что убили папу? – сервшим от кашля голосом спросила я. – И не отрицаете того, что присвоили себе ваше общее дело, в которое отец вложил все, что у него было!
– Нет, не отрицаю, – заметил муж, глядя на то, как я расправляю задравшуюся юбку.
– Тогда вы – подлец, мерзавец! – выкрикнула я, ударяя его кулачком в грудь.
– Я знаю, – донеслось до меня невозмутимое.
– Я ненавижу вас! Ненавижу! – задыхалась я, вспоминая, как папа дарил мне пони, и как я бегала показывать ему каждое новое платье.
– Я знаю, – послышался самодовольный голос.
– И то, что вы – ужасный человек, вы тоже знаете?! – выкрикнула я ему прямо в бесстыжие глаза.
– Знаю! – улыбнулись мне, глядя на меня странным взглядом. – А еще я знаю, что ты – красавица…
Не успела я опомниться, как меня притянули к себе и пылко поцеловали. Вдруг я поняла, что больше не вижу ничего вокруг. Его губы были холодными и сладкими, как пастила. Изо всех сил я упиралась руками в его грудь, пытаясь не думать о том, что это был мой первый поцелуй в жизни. Мои руки напрягались и дрожали, но меня с силой притягивали к себе. Я колотила ладошками по его плечам, мычала и требовала отпустить меня немедленно…
Сколько же это будет продолжаться? Я чувствовала, что из этого плена не вырваться никогда. Руки ослабли настолько, что уже не могли отталкивать. Они безвольно упирались в дорогую вышивку жилета, а мои измученные губы все еще прижимали к своим. Я сжалась, сложив руки на груди, словно пытаюсь защититься от него.
Его дыхание обжигало, а я ужасалась тому странному чувству, которое рождается внутри меня в тот момент, когда его губы медленно и страстно раздвигают мои, упиваясь своей властью и смеясь над моей беспомощностью!
К своему стыду я испытала приятное волнение, смешанное с непреодолимым желанием довериться сильным рукам, разрешить им все, отдать свою жизнь и вверить судьбу.
Но поцелуй прекратился, и все волшебство исчезло. Я снова оказалась запертой в комнате с ненавистным мне человеком.
– А вы – чудовище! – выкрикнула я, отвесив ему звонкую пощечину. Вырвавшись из его рук, я бросилась всем телом, словно бабочка на стекло, на закрытую дверь. – Откройте немедленно! Я не хочу здесь оставаться! Няня! Нянюшка! Ты меня слышишь?
Мне было ужасно стыдно за эту слабость. Щеки пылали пожаром стыда. В комнате слышался хохот. Под этот смех я стирала мерзкий поцелуй со своих губ тыльной стороной руки.
