Лев Овчинников
Темницы
Олег с содроганием подумал о том, сколько ещё ночей его сны будет отравлять чёрная плесень. Долго думать ему не пришлось, ведь из вентиляции прямо на середину темницы упал малёк. Маленькая жёлтая рыбка с чешуёй в клеточку трепыхалась на дощатом полу несколько секунд, прежде чем стать свёрнутой в небольшой прямоугольник бумажкой. Олег протёр глаза и, подойдя, наклонился над бумажкой. Он развернул её. Жёлтые страницы были испещрены текстом. Он стал вчитываться:
«Урод поведал мне, что встречался с вами, когда выполнял свою мрачную обязанность. Из его нервозной речи я понял, что вы ещё не до конца сломлены. Очень рад, что есть ещё кто-то, кроме меня самого. Я живу тут уже много лет и всё ещё не хочу умирать. Буду рад с вами познакомиться и пообщаться.
Но, полагаю, у вас полно вопросов о сути этого места и вообще… Отвечу, как могу, хотя знаю, что Урод уже сказал вам кое-что.
Вас перевели в камеру с заразной мутировавшей плесенью, которая как-то влияет на нервную систему человека. Плохо влияет, как вы могли заметить. Настолько плохо, что люди, которых отправили на реставрацию исторического здания «Темниц» ведут себя так, словно облечены властью и защищают право и порядок. Эх… всякий раз мне тяжко писать об этом новой душе, на которую я ещё надеюсь. Ибо всякий раз мои надежды обращаются в прах. Дело в том, что сам я один из тех, кто должен был превратить здание «Темниц» в музейный комплекс. Моей мечтой было, развлекая людей, просвещать их. Посетители после экскурсий должны были понять ценность жизни, свободы и человеческого достоинства. Приобщиться, так сказать, к идеям гуманизма.
Я привлёк инвесторов в этот проект, поначалу всё шло неплохо. Даже когда мы обнаружили Чёрную Плесень, я не думал сдаваться. Мы хотели химически уничтожить её, очистить имперский казённый дом, но оказалось, что её споры уже проникли в нас, а здание прогнило от крыши до фундамента. Я и опомниться не успел, как оказался узником у людей, которых сам же нанял!
Мои рабочие и сотрудники вбили в себе в голову, что они мои тюремщики. Поначалу я даже не понял в чём дело. Признаться, я грешным делом подумал, что они одержимы призраками старых дней «Темниц» или бесами. Но затем я понял, что всё куда проще: Бог или Природа одарили меня крепчайшим иммунитетом. Потому хоть здоровье моё и пошатнулось, рассудок всё же остался здоров.
Не менее моего опыта интересна интерпретация Чёрной Заразы за авторством тех, кто мнит себя теперь нашими тюремщиками. Раньше они объясняли, что Плесень дана свыше. Потом стали объяснять её необходимость для прогресса, для лучшего завтра. А после, стали искать какое-то новое объяснение… да так ничего и не нашли. Потому решили вовсе ничего не объяснять, а признать удобство и выгодность Плесени, потому как избавиться от неё очень трудно. Да и зачем?
Но самым кошмарным для меня стало открытие того, что им мало держать одного меня в заточении. Что они посадили за решётку часть своих бывших коллег, а затем принялись похищать людей из города. Признаться честно, это породило во мне и надежду, даже радость. Но то было не злорадство, а проблеск веры в то, что похищения людей привлекут внимание общества. Что общество обратит внимание на это уродливое место. Что нас всех спасут.
Увы, прошли годы, но никому до нас дела как не было, так и нет. Люди погружены в сон и в городке, как я понимаю. Погружены так крепко, что кажется будто Плесень доползла и до них.
Прошу вас, найдите, чем написать мне ответ. Чистые листы прилагаю. Напишите о внешнем мире, о том, что творится снаружи.
Ваш Клоп.
P. S.
Не безумие, и не Чёрная Плесень его вызывающая, заставила мне подписаться как Клоп. Моя фамилия действительно Клоп. С одной П.
Ваш Клоп, хата 346».
– Ненавижу тебя, – прошипел Олег чёрной плесени, дочитав послание. – Из-за тебя… из-за тебя…
Его сотрясало от гнева. А гневался он потому, что несправедливость происходящего, абсурдность происходящего подтачивала его сердце. Но письмо дало ему и отраду. Прочитанное означало, что ещё не всё потеряно, что не всё потонуло во мраке. Что чуме можно сопротивляться. И что иммунитет у него не хуже, чем у господина Клопа, надо полагать.
Рассудок Олега жадно вцепился в объяснение абсурда, парализовавшего его жизнь. Ибо таков рассудок человека.
Объяснение Клопа шатким мостиком легло меж Олегом и миром. Мостик качался на ветру сомнений, а внизу окружённый лавой Коцит абсурда смотрел, будто око из огня и льда, смотрел на Олега, пытающегося пройти по шаткой конструкции.
И тут он начал понимать, что уже заражён, что споры уже в мозгу. Что он не в ладах с собой и не владеет собой.
«Иначе я давно бы уже напал на них. Я себя знаю, я не трус…» – мысль терялась, едва возникнув.
Он принялся метаться по хате, ища способ написать ответ.
«Как же, как же ответить в триста сорок шестую?» – он осматривал углы, заглядывал в шкафчик, смотрел за умывальником. Но ничего, чем можно было бы писать, он не нашёл.
Тогда он ещё раз посмотрел на плесень. Чёрная, будто чернила, она манила его. Ему показалось, что он может писать ею, не хуже чем шариковой ручкой. Стоит только коснуться пальцем…
Прикоснуться к заразе, чтобы получить шанс избавления, спасения? Противоречивый выбор встал перед ним. Она была рядом, густела в углу. Плесень ждала его. Казалось, она желает, чтобы он воспользовался ею.
«Нет! Хватит! – Олег понял, что мозг его болен, поражён. – Нельзя писать чёрной плесенью, как чернилами, только лишь от того, что она чёрная».
Он не сдавался. Проблески рассудка ещё пробивались сквозь пелену отупения.
Вдруг перед внутренним взором его возник, как живой тот самый урод с пинцетом.
«Служу тому, что позволяет говорить "мы"…» – говорил урод.
А после образа урода Олега озарило:
«Конечно, конечно! Этот Клоп – тоже иллюзия. Наваждение, посланное хитрой тёмной плесенью… она хочет заманить меня… хочет увлечь. Поработить. Нельзя допустить… нельзя! Она через Клопа хочет заразить меня. Чтобы я коснулся, в надежде написать ответ… или нет? Быть может, стоит написать? Может, с одного касания ничего не будет? А может, нужно искать другой способ написать?»
От мыслей его отвлекла слюна, капающая с приоткрытого рта. Его рта. Слюни текли, как из пасти бешеной собаки. Он сделал шаг к заросшему плесенью углу. И ещё шаг.
Скрежет двери освободил его от наваждения. Олег обнаружил, что вновь подчиняется командам пятнистых. Они повели его по лабиринту спутанных узких кривых лестниц и коридоров, по пещерам Темниц. Они миновали «фойе» и оказались в огромном помещении, напоминавшем ангар. У врат проклятого места.
«Рот и глотка Темниц», – понял Олег.
Множество силуэтов в форме стояли в тенях. В свете ламп Олег видел лишь Кровавоглазого, старушку с журнальчиком и весёлую женщину, которая теперь выглядела серьёзной.
– Мы ознакомились с материалами дела, – начал Кровавоглазый, – и поняли, что произошла ошибка.
Эхо гулко разносило слова, что чеканил Кровавоглазый. У Олега замерло сердце, надежда и страх столкнулись внутри него.
– Ооошшшибка? – переспросил Олег, голос его дрожал.
– Ошибка, – кивнул Кровавоглазый. – Помните, я сказал, что вы только существуете, а не живёте?
Олег кивнул.
– Так вот… – вздохнул Кровавоглазый, смотря на Олега с отвращением, будто тот был плесенью. – Вынуждены признать правоту следствия и наше заблуждение, ведь в ходе следственных действий выяснилось, что вы даже не существуете.
– Что? Как не существую? Вот же я перед вами! – срывался на крик Олег.
– Ваша примитивная логика – ничто перед официальным постановлением, – отвечал Кровавоглазый. – Мы не увидели ни одной бумаги, так?
Старушка с журнальчиком и весёлая женщина кивнули в ответ. Глаза этих троих слезились, от чего взгляды казались ещё более замыленными и бессмысленными.
Олег быстро сообразил, чем возразить заражённому ублюдку:
– Как же не существую, если я ставил подпись в банке?
Услышав это, Кровавоглазый расплылся в улыбке. Олегу стало дурно, будто все сосуды, ведущие в мозг, пережало. Он стал задыхаться, видя гадкую ухмылку Кровавоглазого. Олег осознал, что только что сам принял их правила.
– Вот видите, вы схватили суть, хоть и не существуете, – сказал Кровавоглазый. – А ведь подписи ваши не подлинные и ни одного документа у вас нет и не было. Потому, как и вас самого на свет не рождалось никогда.
Олег холодел и цепенел от речи Кровавоглазого. Хитрый, как бес, тот оплетал его своей невыразимо абсурдной чушью, накидывал её, подобно тенётам. Он делал это так ловко, что рассудок самого Олега продумывал логику для его бредовых утверждений, предательски легитимизируя собственного врага.
– Потому-то он и дежурным не смог стать, – с не допускающей возражений уверенностью заявила старушка.
– А если вы не верите нам на слово, то можете попробовать проверить подлинность своего существования, с этими словами Кровавоглазый указал на биометрический сканер, небольшим чёрным пластиковым коробом стоявший на столе.
Олег подошёл к коробу.
– Всуньте туда палец, смелее! – взяла слов весёлая женщина.
Олег вставил палец.
«Не опознан! Отпечаток не опознан! Личность не опознана! – заголосил железным лаем динамик. – Личности нет! Личности нет!»
– Вот видите? – пожал плечами Кровавоглазый. – Ошибочка с вами вышла. А ошибочек в теле порядка быть не может.
– А если тело уже мертво, сгнило, и теперь это труп? – проговорил Олег.
– А это тело – не нашего ума дело! – проскрипела старушка с журнальчиком.
– Ошибочки нужно исправлять, – вздохнул Кровавоглазый.
– Раз это ошибка, раз меня нет, по-вашему, так и отпустите меня, – отчеканил Олег.
– Раз вас нет, то вас и быть не должно, – отрезал Кровавоглазый. – Ведь то, что не существует, не должно быть, верно?
С этими словами Кровавоглазый кивнул стоящей в тени толпе. Силуэты в чёрных масках и камуфляже стали приближаться, окружать Олега. Почти все они были вооружены дубинками.
– Ты служишь плесени! – крикнул Олег и помчался на Кровавоглазого.
Страх добил его окончательно, когда он увидел железные браслеты на руках. Он был готов поклясться, что минуту назад руки его ничего не сковывало. Ноги подкосились, Олег упал, не добежав до врага.
– Плесень будет, – равнодушно ответил Кровавоглазый. – Не одна, так другая. Эта плесень не лучше и не хуже прочих. Придётся служить.
Пинки и удары дубин обрушились на тело Олега. Он и правда не существовал для обитателей Темниц, ибо били они его с той жестокостью, с какой можно бить бездушную и бесчувственную тряпичную куклу.
Боль захлестнула его, а потом растворилась в притуплении чувств. Угасал он, а вместе с ним и любая интерпретация Темниц.
– Хорошо сработали, – кивнул Кровавоглазый, рассматривая окровавленный отёкший кусок плоти. – Общество может спать спокойно.
