Въ страстную суботу я сидѣлъ вечеръ у пріятеля. – Мы такъ заговорились, что и не замѣтили, какъ пробило одинатцать.
– Чтожъ – ты рѣшительно поѣдешь, или нѣтъ? – спросила, входя, молодая хозяйка дома у моего пріятеля.
– Да развѣ непремѣнно нужно ѣхать? – отвѣчалъ онъ, улыбаясь.
Я всталъ и взялъ шапку.
– Ты куда хочешъ ѣхать? – спросилъ онъ. – И непремѣнно поѣдешь?
– Еще бы! Въ университетъ, и сейчасъ иду одѣваться. Пожалуйста поѣдемъ! Я и Marie обѣщалась тамъ быть. Ну на что это похоже, такой праздникъ не встрѣтить въ церкви. – Надѣюсь, даже и вы пойдете въ церковь? – прибавила она, обращаясь ко мнѣ186 нѣсколько насмѣшливо.
– Нѣтъ, я – спать, – отвѣчалъ я, – мнѣ и нездоровится, да и......
– Ну, вы какъ хотите, вы не мой мужъ, а ты пожалуйста, Сережа....
Я пожалъ руки двумъ супругамъ, надѣлъ пальто и вышелъ на улицу. Проходя черезъ залу и переднюю, я замѣтилъ, что полы были въ новь натерты, замки вычищены и лакей, подавшiй мнѣ пальто, напомаженъ и особенно гладко выбритъ. – Сапоги его блестѣли и скрыпѣли не пообыкновенному. На187 улицѣ было темно, мокро и сыро. Фонари чуть свѣтились, освѣщая только свои мокрыя стеклы, – собаки лаяли за воротами, какъ и въ обыкновенные дни. Въ домахъ изъ-за сторъ виднѣлись огни. По изрытымъ улицамъ, неровно дребезжа, изрѣдка проѣзжали то дрожки, то бочки. Пешеходовъ совсѣмъ не было. Даже дворниковъ не видать было на тротуарахъ. Сверху сыпался не то таявшій снѣгъ, не то дождикъ. Разговоръ съ моимъ знакомымъ, который прервала его жена, сильно занималъ меня. Я шелъ скорыми шагами, механически поворачивая изъ переулка въ переулокъ, по направленію къ дому и не замѣчалъ происходившаго вокругъ меня. На Никитской, у перекрестка, я почти столкнулся съ двумя женщинами, также какъ и я обходившими лужу. – Это уже ко всенощной, – подумалъ я, замѣтилъ на полусвѣтѣ фонаря ихъ бѣлыя юбки изъ-подъ поднятаго платья и новые башмаки, особенно осторожно ступавшіе по глянцовитымъ мокрымъ камнямъ улицы. Пройдя еще немного, мнѣ встрѣтился, солдатъ писарь въ новой фуражкѣ и шинели, съ женой, шумящей юбками. Такъ и пахнуло на меня праздникомъ отъ этаго звука, и особенно вида шолковаго платка на головѣ и другаго краснаго новаго носоваго платка въ рукѣ, которой она равномѣрно раскачивала.
– Вотъ что зонтикъ не взяли, Михаилъ Ефремовичъ, – сказала она.
Еще подальше встрѣтились мнѣ два чиновника въ шляпахъ и съ зонтикомъ, потомъ старикъ с палочкой. Двѣ дамы съ дѣтьми. Нѣсколько дрожекъ протащилось, ныряя въ водяныхъ рытвинахъ, двѣ кареты, треща рессорами и блестя фонарями, проѣхали по улицѣ. Дворникъ безъ шапки вышелъ съ плошками къ столбамъ тротуара. У Никитскаго монастыря188 прижался по стѣнѣ и на ступеняхъ народъ въ праздничныхъ одеждахъ, нищихъ попадалось много, но они не просили милостыни. Такъ и вѣяло отъ всего готовящейся, собирающейся народной радостью. – Я прошелъ монастырь, повернулъ по глянцовитому тротуару Александр[овскаго] сада, все тѣже торопливые радостные групы встрѣчались мнѣ; и вдругъ старое забытое чувство праздника живо воскресло во мнѣ, мнѣ стало завидно этимъ людямъ, стало стыдно, что я въ шапкѣ, въ старомъ сертукѣ иду спать, какъ этотъ мужикъ, везущій бочку, безъ участья въ общей радости. – Не отдавая себѣ отчета зачѣмъ, я повернулъ подъ ворота въ Кремль и, отставая и перегоняя толпы народныя, а иногда бѣдныхъ мужиковъ, странниковъ, монаховъ, пѣшеходовъ, вошелъ мимо гауп[т]вахты на Кремлевскую площадь. И солдаты на мокрой платформѣ имѣли парадный необычайный видъ. —
–
Въ 1853 году я нѣсколько дней провелъ въ крѣпости Чахгири, одномъ изъ самыхъ живописныхъ и безпокойныхъ мѣстъ Кавказа. На другой день моего пріѣзда, передъ вечеромъ, мы сидѣли съ знакомымъ, у котораго я остановился, на завалинкѣ передъ его землянкой и ожидали чая. Капитанъ N, нашъ добрый знакомый, подошелъ къ намъ. —
Это было лѣтомъ; жаръ свалилъ, бѣлыя лѣтнія тучи разбѣ гались по горизонту, горы виднѣлись яснѣе, и быстрыя ласточки весело вились въ воздухѣ. Два вишневыя дерева и нѣсколько однообразныхъ подсолнечниковъ недвижимо стояли передъ нами и далеко по дорогѣ кидали свои тѣни. Въ двухъ-аршинномъ садикѣ было какъ-то тихо и уютно.189
Вдругъ въ воздухѣ раздался дальній гулъ орудейнаго выстрѣла.190
– Что это? – спросилъ я.
– Не знаю. Кажется, съ башни, – отвѣчалъ мой знакомый, – ужъ не тревога-ли?
Какой-то казакъ проскакалъ по улицѣ, солдатъ пробѣжалъ по дорогѣ, топая большими сапогами, въ сосѣднемъ домѣ послышался шумъ и говоръ. Мы подошли къ забору.
– Что такое? – спросили мы у деньщика, который въ полосатыхъ штанахъ, поддерживаемыхъ одной помачею, почесывая спину, бѣжалъ по улицѣ.
– Тревога! – отвѣчалъ онъ, не останавливаясь, – барина ищу.
Капитанъ N схватилъ папаху и, застегиваясь, побѣжалъ домой. Его рота была дежурная. Раздался 2-й и 3-й выстрѣлъ съ башни.
– Пойдемте на кручь, посмотримъ, вѣрно, на водопоѣ что-нибудь, – сказалъ мнѣ мой знакомый. – Не туши самоваръ, – прибавилъ онъ деньщику: – сейчасъ придемъ.
По улицамъ бѣжалъ народъ: гдѣ казакъ, гдѣ офицеръ верхомъ, гдѣ солдатъ съ ружьемъ въ одной и мундиромъ въ другой рукѣ. Испуганныя рожи жидовъ и бабъ показывались у воротъ, въ отворенныхъ дверяхъ и окнахъ. Все было въ движеньи.
– Гдѣ, братцы мои, тревога? гдѣ? – спрашивалъ запыхавшійся голосъ.
– За мостомъ антирелійскихъ лошадей забираютъ, – отвѣчалъ другой: – такая большенная партія, братцы мои, что бѣда.
– Ахъ ты, мои батюшки! какъ они въ крѣпость-то ворвутся, ай-аяй-ай-ай! – говорила слезнымъ голосомъ какая-то баба.
– А, примѣрно, къ Шамилю въ жены не желаете, тетушка? – отвѣчалъ, подмигивая, молодой солдатъ въ синихъ шароварахъ и [съ] попахой на бекрень.
<– Ишь, ровно на сватьбу, – говорилъ старый солдатъ, покачивая головой на бѣгущій народъ: – дѣлать-то нечего.
Два мальчика галопомъ пролетѣли мимо насъ.
– Эхъ, вы, голубчики! на тревогу! – провизжалъ одинъ изъ нихъ, размахивая хлыстомъ.>
Едва мы успѣли подойти къ кручи, какъ насъ уже догнала дежурная рота, которая съ мѣшечками191 за плечами и ружьями на перевѣсъ бѣжала подъ гору. Ротный командиръ, капитанъ N, верхомъ ѣхалъ впереди.
– Петръ Иванычь! – закричалъ ему мой знакомый: – хорошенько ихъ.
Но N не оглянулся на насъ: онъ съ озабоченнымъ выраженіемъ глядѣлъ впередъ, и глаза его блестѣли болѣе обыкновеннаго. Въ хвостѣ роты шелъ Фелдшеръ съ своимъ кожаннымъ мѣшочкомъ, и несли носилки. Я понялъ выраженіе лица ротнаго командира.
Отрадно видѣть человѣка, смѣло смотрящаго въ глаза смерти; а здесь сотни людей всякій часъ, всякую минуту готовы нетолько принять ее безъ страха, но – что гораздо важнѣе – безъ хвастовства, безъ желанія отуманиться, спокойно и просто идутъ ей навстрѣчу. <Хороша жизнь солдата!>
Когда рота была уже на полугорѣ, рябой солдатъ съ загорѣлымъ лицомъ, бѣлымъ затылкомъ и серьгой въ ухѣ, запыхавшись подбѣжалъ къ кручи. Одной рукой онъ несъ ружье, другой придерживалъ суму.192 Поровнявшись съ нами, онъ спотыкнулся и упалъ. Въ толпѣ раздался хохотъ.
– Смотрите, Антонычь! не къ добру падать, – сказалъ балагуръ солдатъ въ синихъ штанахъ.193
Солдатъ остановился; усталое, озабоченное лицо его вдругъ приняло выраженіе самой сильной досады и строгости.
– Кабы ты былъ не дуракъ, а то ты самый дуракъ, – сказалъ онъ съ презрѣніемъ: – что ни на есть глупъ, вотъ что, – и онъ пустился догонять роту.
Вечеръ былъ тихій и ясный, по ущельямъ, какъ всегда, ползли тучи, но небо было чисто, два черныхъ орла высоко разводили свои плавные круги. На противуположной сторонѣ серебрянной ленты Аргуна отчетливо виднѣлась одинокая кирпичная башня – единственное владѣніе наше въ Большой Чечнѣ. Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ нея партія конныхъ Чеченцовъ194 гнала отбитыхъ лошадей вверхъ по крутому берегу и перестрѣливалась съ солдатами, бывшими въ башнѣ.
Когда рота перебѣжала черезъ мостъ, Чеченцы были отъ нея уже гораздо далѣе ружейнаго выстрѣла, но, не смотря на то, между нашими показался дымокъ, другой, третій, и вдругъ бѣглый огонь по всему фронту роты. Звукъ этой трескотни выстрѣловъ секундъ черезъ 50, къ общей радости толпы зрителей, долетѣлъ до насъ.
– Вотъ она! Ишь пошли! Пошли, пошли-и! На утекъ, – послышались195 въ толпѣ хохотъ и одобренія.
– Ежели-бы, то-есть, постепенно отрѣзать ихъ отъ горъ, не могли бы себѣ уходу имѣть, – сказалъ балагуръ въ синихъ штанахъ, обращавшій своимъ разговоромъ вниманіе всѣхъ зрителей.
Чеченцы, дѣйствительно, послѣ залпа поскакали шибче въ гору; только нѣсколько джигитовъ изъ удальства остались сзади и завязали перестрѣлку съ ротой. Особенно одинъ на бѣломъ конѣ въ черной черкескѣ джигитовалъ, казалось, шагахъ в 50-ти отъ нашихъ, такъ что досадно было глядѣть на него. Не смотря на безпрерывные выстрѣлы, онъ разъѣзжалъ шагомъ передъ ротой; и только изрѣдка около него показывался голубоватый дымокъ, долеталъ отрывчатый звукъ винтовочнаго выстрѣла. Сейчасъ послѣ выстрѣла онъ на нѣсколько скачковъ пускалъ свою лошадь и потомъ снова останавливался.
– Опять выпалилъ, подлецъ, – говорили около насъ.
– Вишь, сволочь, не боится. Такое слово знаетъ, – замѣчалъ говорунъ.
<– Задѣло, задѣло, братцы мои, – вдругъ послышались радостныя восклицанія: – ей Богу, задѣло однаго! Вотъ важно-то! Ай лихо! Хоть лошадей не отбили, да убили Чорта однаго. Что, дофарсился, братъ? – и т. д. Дѣйствительно> Между Чеченцами вдругъ стало замѣтно особенное движеніе, какъ будто они подбирали раненнаго, и впередъ ихъ побѣжала лошадь безъ сѣдока. Восторгъ толпы при этомъ видѣ дошелъ до послѣдних предѣловъ – смѣялись и хлопали въ ладоши. За послѣднимъ уступомъ Горцы совершенно скрылись изъ виду, и рота остановилась. —
– Ну-съ, спектакль конченъ, – сказалъ мнѣ мой знакомый, – пойдемте чай пить. —
– Эхъ, братцы, нашего-то, кажись, однаго задѣли, – сказалъ въ это время старый фурштатъ, изъ подъ руки смотрѣвшій на возвращавшуюся роту: – несутъ кого-то.
Мы рѣшили подождать возвращенія роты.
Ротный командиръ ѣхалъ впереди, за нимъ шли пѣсенники и играли одну изъ самыхъ веселыхъ, разлихихъ кавказскихъ пѣсенъ. – На лицахъ солдата и офицера я замѣтилъ особенное выраженіе сознанія собственнаго достоинства и гордости.
– Нѣтъ ли папиросы, господа? – сказалъ N, подъѣзжая къ намъ: – страхъ курить хочется.
– Ну что? – спросили мы его.
– Да чортъ бы ихъ побралъ съ ихъ лошадьми <паршивыми>, – отвѣчалъ онъ, закуривая папиросу: – Бондарчука ранили.
– Какого Бондарчука?
– Шорника, знаете, котораго я къ вамъ присылалъ сѣдло обдѣлывать.
– А, знаю, бѣлокурый.
– Какой славный солдатъ былъ. Вся рота имъ держалась.
– Развѣ тяжело раненъ?
– Вотъ-же, на вылетъ, – сказалъ онъ, указывая на животъ.
Въ это время за ротой показалась группа солдатъ, которые на носилкахъ несли раненнаго.
– Подержи-ка за конецъ, Филипычь, – сказалъ одинъ изъ нихъ: – пойду напьюсь.
Раненный тоже попросилъ воды. Носилки остановились. Изъ-за краевъ носилокъ виднѣлись только поднятыя колѣна и блѣдный лобъ изъ-подъ старенькой шапки.
Какія-то двѣ бабы, Богъ знаетъ отъ чего, вдругъ начали выть, и въ толпѣ послышались неясные звуки сожалѣнія, которые вмѣстѣ съ стонами раненнаго производили тяжелое, грустное впечатлѣніе.
– Вотъ она есть, жисть-то нашего брата, – сказалъ, пощелкивая языкомъ, краснорѣчивый солдатъ въ синихъ штанахъ.
Мы подошли взглянуть на раненнаго. Это былъ тотъ самый бѣловолосый солдатъ съ серьгой въ ухѣ, который спотыкнулся, догоняя роту. Онъ, казалось, похудѣлъ и постарѣлъ нѣсколькими годами, и въ выраженіи его глазъ и склада губъ было что-то новое, особенное. – Мысль о близости смерти уже успѣла проложить на этомъ простомъ лицѣ свои прекрасныя, спокойно-величественныя черты.
– Какъ ты себя чувствуешь? – спросили его.
– Плохо, ваше Благородіе, – сказалъ онъ, съ трудомъ поворачивая къ намъ отежелѣвшіе, но блестящіе зрачки.
– Богъ дастъ, поправишься.
– Все одно когда-нибудь умирать, – отвѣчалъ онъ, закрывая глаза.
Носилки тронулись; но умирающій хотѣлъ еще сказать что-то. Мы еще разъ подошли къ нему.
– Ваше Благородіе, – сказалъ онъ моему знакомому. – Я стремена купилъ, они у меня подъ наромъ лежатъ – вашихъ денегъ ничего не осталось. —
......................................................................................................................................................
На другое утро мы пришли въ госпиталь навѣдать раненнаго.196
– Гдѣ тутъ солдатъ 8-й роты? – спросили мы.
– Который, Ваше благородіе? – отвѣчалъ бѣлолицый исхудалый солдатъ съ подвязанной рукой, стоявшій у двери.
– Должно, того спрашиваютъ, что вчера съ тревоги принесли, – сказалъ слабый голосъ съ койки.
– Вынесли.
– Что, онъ говорилъ что-нибудь передъ смертью? – спро[сили мы?]197
– Никакъ нѣтъ, только дыхалъ тяжко, – отвѣчалъ голосъ съ койки, – онъ со мной рядомъ лежалъ, такъ дурно пахло, ваше благородіе, что бѣда.
......................................................................................................................................................
Велики судьбы Славянскаго народа! Не даромъ дана ему эта спокойная сила души, эта великая простота и безсознательность силы!…
Я хочу разсмотрѣть существующее русское военно-уголовное законодательство. – Военное общество нельзя разсматривать какъ гражданское общество. Цѣль гражд[анскаго] общества, т. е. союза, въ себѣ самомъ – осуществленіе идеаловъ вѣчной правды, добра и общаго счастья; цѣль воен[наго] общества – внѣшняя. Воен[ное] общ[ество] есть одно изъ орудій, которымъ осуществляется современная правда, цѣль его есть убійство. Оно ненормально: то, что есть преступленье в гражд[анскомъ] общ[ествѣ], не таково въ военномъ, и наоборотъ.199 (Чѣмъ ненормальнѣе общество, тѣмъ сильнѣе должна быть связь). Связь того и другаго – законы. Цѣль законовъ гражданск[аго] общ[ества] – справедливость. Цѣль в[оеннаго] о[бщества] – сила. Силу военн[аго] общ[ества] составляетъ200 единство всѣхъ членовъ въ одномъ цѣломъ. Единство всѣхъ въ одномъ, дисциплина, отличается отъ единства всѣхъ членовъ г[ражданскаго] о[бщества] въ государствѣ [тѣмъ], что въ послѣднемъ случаѣ, она разумна201 и не стѣсняетъ произвола, въ послѣднемъ же механически и исключаетъ произволъ личный. Духъ войска отличается отъ духа общества тѣмъ, что въ послѣднемъ онъ только слѣдствіе законодательст[ва], въ первомъ же – цѣль, такъ какъ цѣль в[оеннаго] о[бщества] есть сила, a сознаніе силы есть первое условіе силы. (Воен. дѣла рѣшаются не огнемъ и мечемъ, а духомъ). Во всѣхъ вѣкахъ главнымъ способомъ достиженія дисциплины, механической покорности, была привычка и непоколебимость уголовнаго закона (не страхъ, ибо страхъ смерти больше, чѣмъ палки, но 1-е можетъ быть, 2-е вѣрно).202
Р[усское] в[оенно]-у[головное] з[аконодательство] допускаетъ слѣдующіе роды наказаній за преступленіе: арестъ, удаленіе отъ службы, переводы въ арм[ію] и т. д., разжалованье, переводы въ арестантскія роты, продолженіе срока службы, прогнанье на смерть сквозь шпицрутены, извѣстн[ое] число шпицрутеновъ и наказаніе розгами. Приговоръ надъ преступниками совершается различно203 въ мирное и военное время,204 смотря по чину и по преступленію. Въ большей части случаевъ приговоръ зависитъ отъ произвола ближайшаго начальника.
Разсмотримъ нѣкоторыя изъ этихъ наказаній и способъ приложенія ихъ.
Прежде считаю нужнымъ войти въ нѣкоторыя соображенія о особенностяхъ в[оеннаго] о[бщества], о различіи его отъ гр[ажданскаго] и о вытек[ающаго] изъ того различія цѣли и вліянія уголовныхъ законовъ. Цѣль уг[оловныхъ] г[ражданскихъ] з[аконовъ] есть общая справед[ливость], цѣль в[оеннаго] общества – дисциплина. Кромѣ того духъ войска.
1) Переводъ въ армію. Вліяніе на дисциплину и духъ. Примѣръ аристократ[ическаго] развращ[енія] арміи.
2) Разжал[ованіе] – о солдатѣ, составляющемъ преимущ[ественно] духъ войска. Взглядъ на него, и въ продолженіи срока.205 Развращені[е] классами [?] жестоко[е].
3) Прогнаніе сквозь строй. а) Невозможность, признанная закономъ.206 Палачи всѣ. Развращеніе. Нецѣлесообразность. Ужасъ только въ зрителяхъ. Кто рѣшилъ, что мало простой смерти?
4) Наказаніе розгами. Произволъ. Противуположное дисциплинѣ. Недостиженіе цѣли. Палачи судьи. Судья и подсудимый, начальникъ части. Ни исправленья, ни угрозы. Чѣмъ замѣнить, скажутъ? Да докажит[е] еще необходимость варвар[скаго] обычая. – Примѣръ Франц[узское] лучшее войско. Примѣры есть въ нашемъ. —
Въ русскомъ военно-уголовномъ законодательствѣ существуютъ между прочимъ слѣдующіе роды наказанія:
1) Переводы, изъ гвардіи въ армію и изъ арміи въ линейные батальоны и гарнизоны.
2) разжалованіе въ солдаты.
3) продолженіе срока службы.
4) <отчисленіе>.
4) Прогнаніе сквозь строй. и 5) наказаніе розгами.
Присужденіе этихъ наказаній, смотря по тому въ мирное или военное время совершено преступление, смотря по важности преступленія и по чину и званію преступника, зависитъ отъ суда или отъ произвола начальника.
Желая разсмотрѣть справедливость и целесообразность этихъ существующихъ между прочими пяти родовъ наказаній, мы видимъ необходимость разъяснить предварительно различіе уголовныхъ законовъ войска – отъ общихъ уголовныхъ законовъ государства. —
Военное общество нельзя разсматривать, какъ часть однаго цѣлаго – государства, и нельзя подводить его подъ общія законы; ибо права и обязанности членовъ этаго общества совершенно различны и часто противуположны правамъ и обязанностямъ членовъ гражданскаго общества.
Убійство, по законамъ общей справедливости, есть преступленіе для гражданина, для воина во многихъ случаяхъ оно есть обязанность. Причина такого различія лежитъ въ связи того и другаго общества. – Цѣль гражданскаго общества есть общая справедливость и благо всѣхъ гражданъ и лежитъ въ себѣ самой.
Чѣмъ больше приближаются законы этаго общества къ общему и вѣчному идеалу, тѣмъ они совершеннѣе. Цѣль военнаго общества – есть убійство, насиліе, однимъ словомъ, сила, и слѣдовательно, лежитъ внѣ его.207 Чѣмъ ближе законы его приближаются къ осуществленію власти, тѣмъ они совершеннѣе.
(Я полагаю излишнимъ говорить о законности существованія военнаго общества, несмотря на несправедливость его. Ни одно общество не осуществляетъ вполнѣ и прямо общихъ цѣлей вечной справедливости, а путемъ современной несправедливости всѣ идутъ къ общей и вѣчной правдѣ).
<Какіе роды военнаго наказанія существуютъ въ Россіи. Какіе существуютъ въ другихъ Европ. Державахъ.
Какой общій духъ этаго законодательства.
Какой общій духъ Европейскихъ законодательствъ? —
Какъ выражается въ дѣйствительности Рус[ское] военно-уголовное законодательство (несообразность дѣйств[ительности] съ законами) (обычай преступленія зак[оновъ], причины тому. —)>
Цѣль угол[овнаго] законод[ательства] вообще <и военнаго въ частности – нравственность и духъ> угрозъ отстраненіе, исправленіе возмѣздіе единственно приложимыя угроз и отстр
Какой долженъ быть духъ воен[наго] законодательства? возможность движенія впередъ въ существующей формѣ къ нравствен[ности] и высот[ѣ] дух[а], и въ этомъ различіе отъ гражданскаго законодательства. Какую изъ цѣлей достигаетъ Русс[кое] зак[онодательство] (угрозы) и какъ въ какой степени.
Какой духъ его? признаніе солдатъ на низшей ступени. Сравненіе съ Европейскимъ (Исторической взглядъ случайность на то и другое).
Возможно ли улучшеніе нравственности и духа Русскаго войска при существу[ющемъ] закон[одательствѣ].
Что опредѣляется преступленіемъ. Не дисциплина, а средства къ угнетенію.
Сравненіе. – Какъ опредѣляется преступленіе и назначается наказаніе. (Домашнее исправленіе). – Какія наказанія. – Выраженiе ихъ въ дѣйствительности, необходимыя и случайныя, историческія – <Какъ они прилагаются> потребность солдата. Случайныхъ наказаній 1) Безчеловѣчность 2) Непоня[т]ность 3) недостиженіе цѣли 4) несправедливость 5) вредное вліяніе на наказуемыхъ и наказывающихъ 6) истекающее изъ нихъ невозможность уваженія къ законамъ и упадокъ духа (угнетенные). Относительно всего – факты, случаи, лица, характеры.
Есть ли возможность замѣнить ихъ. Штрафомъ? лишеніемъ правъ? продолженіемъ срока? – Нѣтъ. Заключеніемъ съ <вычитаніемъ> незачетомъ въ срокъ службы. —
Позорными наказаніями. —
Духъ войска при тѣлесныхъ наказаніяхъ и безъ оныхъ. – Невозможность сравненія съ общимъ уголовнымъ законодательствомъ; ибо цѣль военнаго – кромѣ нравственности есть духъ. —