Лейла Кушенова
Приключения Марыси, или Когда невестка – монстр
ГЛАВА 37. КАК ЗАГЛАВНЫЙ УСТАЛ ОТ ЗАГЛАВНОЙ
События в квартире Очкарика всё же просочились в дворовые сплетни. Наверное, та соседка из квартиры напротив чего-то насочинила. Теперь дворовые бабки подозрительно осматривали каждое наше перемещение в сторону подъезда Очкарика и обратно.
Домашние тоже стали напрягаться в сторону меня. Так Коза говорит. Но ей запросто может померещиться. Ей вечно чёрная кошка в тёмной комнате мешает, даже если её там и вовсе нет. Фантазий у моей Козы на полную башку. Мою башку, если что. Но может, и не мерещится вовсе. Последнюю неделю я мало участвую в семейной бытовухе. Теперь завтракают, обедают и ужинают они обычно без меня. Даже Заглавный, говорят, удивляется, куда я подевалась. Ничего, что все дружно мечтали, когда я уже свалю. Вот и представьте, что я уже свалила.
Смешные люди, честное слово! «Они сами не знают, чего хочут». Помните, в одном фильме Зелёная или Раневская так говорили. Мне они обе нравятся. Мне даже кажется, что я на обеих похожа. Коза, правда, считает их приличными женщинами, а меня нет. Но эти её приговоры уже даже вам надоели, не то что мне.
Так вот, домочадцы стали замечать моё отсутствие. Пока я занималась судьбой Очкарика, и мы с Баблиной её перевоспитывали на бабкиной фазенде, ясен перец, меня дома не было. Я думала, им всё равно. А они вон интересуются.
Мне кажется, что брешут. Как пили свой чай вёдрами, так и пьют. Как в них эти чайные цистерны помещаются только? Я больше чашки чаю сроду не выпью. Толку себя кипятком заливать? По самое горло. Так что я в этих чайных оргазмах как не участвовала, так и продолжаю не участвовать. Они было попробовали на меня повесить раздачу чая из самовара, но быстро от своей затеи отказались. Я чашки путала, забывала молоко добавлять. И вообще, саботажничала.
А младшая сноха продолжает свистеть в мои уши, что меня им уже не хватает. Скоро, совсем скоро вам так меня не будет хватать, что жизнь вам сахаром покажется. Потерпите, милые люди. Чуток осталось.
Понятно, что это я зубы им заговариваю, чтобы сильно Очкариком не интересовались. А то, если меня к стенке припереть, я и сболтнуть могу лишнего. Про Очкарика и её неудачное «сами знаете, что». Тьфу, вспомнить страшно, что было. Аж мурашки по коже. Вот учудила, тихоня. Вот не зря маменька говорит, что в тихом омуте знаете кто водится.
Точно. Сошлось всё. Я думала, она самая смирная в банде, а она смотри-кась. Ишь что удумала. Даже мне такое в голову не пришло бы. Понятно дело, что меня ни одна люстра тут не выдержит. Но даже если бы и выдержала, я бы ни за что так не сделала. А что я потом моим Котикам скажу? Зачем так плохо с собой поступила? Из-за Первого Встречного? Он и имени моего толком не знает, а я из-за него так поступать должна?
– Да ничего ты не должна! Чего распоясалась? – Коза меня в чувства приводит.
Да, чего это я. Но я повторяю, что не дождётесь. Вот кому надо, пусть так и поступает. А мне не надо. Мне и так хорошо. Не то, что у Очкарика. Хорошо, что Баблина ей мозги на место вставила.
Вся в мыслях про то, что я никогда бы так с собой не поступила, я пробралась в наши с Первым Встречным покои. Смотрю, не спит. Чего это с ним приключилось? В такое-то время суток он точно спать должен. Разбудил кто? Мой Встречный тут первая спящая красавица, если что. Сроду его не добудишься.
А тут стоит, в окно смотрит. Муха, что ли, застряла меж рамами?
– Ты где была?
По голосу не поймёшь, с какой целью интересуется. Я на всякий случай виртуальный автомат с предохранителя сняла. Мало ли. В этой семейке ухо востро надо держать.
– Где была, там меня уже нет, – нагло ответила я, направляя автомат Встречному в висок.
– Что-то случилось? – в голосе какие-то незнакомые нотки.
То ли встревожен, то ли озабочен чем-то. Не пойму. Коза, ты чё думаешь? Чего он удумал?
– Уай? – продолжила я отвечать в режиме наглости.
– Ты плакала во сне, – говорит и продолжает смотреть в окно.
Чего ему надо? Спать мешала? Предъявляет? Или что? Может, заботу проявляет?
Не смешите мои тапочки! Это Коза орёт мне в уши. Первый Встречный сроду ни о ком не заботился, кроме себя. У него Эго размером с глобус.
– Ты, видать, приснился, – сплюнула я в его сторону и пошла прочь.
Ну его. Проснулся на мою голову. Спи дальше. Я тебя перед отъездом разбужу. Спящая уродица. Красавица южная, никому не нужная. Голова выдавала всякие гадости про Первого Встречного, потому как надоел он мне пуще пареной редьки.
Я считала, что это он виноват в моих тут приключениях. Ежели б он тогда две копейки не попросил у метро, или попросил бы у кого-другого, я б сейчас у Маменьки с Папенькой в Замухрынске на даче малину собирала. Мы бы с Маменькой по вечерам на той даче варенье варили из той малины и сплетничали про соседей. А Папенька разливал бы нам яблочный компот по кружкам.
Вместо всего этого я тут котов кормлю у Баблины да Очкариков из люстр выковыриваю. Достали меня уже все тут. Нытики. Всё им не так. Вам бы картоху покопать гектаров надцать. И вёдрами ту картоху потом таскать с огорода в дом. Посмотрела бы я на вас.
Разнервничалась я что-то. Видать, и вправду валить надо. Пойду поищу Заглавную. Та, говорят, давно что-то мне хочет сказать неприятное. Накопила яд, скорее всего, за время моего отсутствия. Или сплетен новых хочет выведать про Очкарика через меня. Я Заглавную знаю. Она сейчас меня потрясёт и помчится к дворовым бабкам. А потом Очкарику прилетит. Или деверь что сболтнул? Не, не может быть. Он обещал, что будет нем как рыба.
– Рыбу-то наловили? –спросила Заглавная при виде меня.
Блин, рыбалка же! Я ж опять её склад со спиртным грабанула. У меня аж отлегло, раз не про Очкарика. За грабёж я отвечать привыкла. Чего-нить набрехаю. С меня не убудет.
– До рыб мы не доехали, – ответила я, пытаясь нащупать ход её мыслей.
– Ну и хорошо. А то я боялась, опять рыбой ванну завалите. Терпеть не могу рыбу, – вдруг миролюбиво сказала Заглавная.
Что происходит? А где наезд про спиртное и склад? И то, что Первый Встречный заносил меня после неудачной рыбалки в дом на руках? А сосед-кореец ушёл в запой и до сих пор не вернулся? А его жена, приходила и орала на Заглавную про отрицательную роль меня в общественной жизни города? Где весь базар?
Даже Коза растерялась.
– У папы кто-то есть, – тихо сказала Заглавная пролетавшей мимо мухе.
У папы кто-то есть? У чьего папы? Кто этот кто-то? Почему он есть? Его не должно было быть? Или хорошо, что он есть? Я запуталась. При чём тут чей-то папа, кто-то, кто у того папы есть, и я? Почему Заглавная сообщает это мне? Или речь про моего Папеньку?
Голова моя забилась знаками вопросов. Захотелось покурить. Я не привыкла с Заглавной по душам разговаривать.
Она упала в кресло и заплакала. Этого ещё не хватало. Чего мне делать-то теперь? А, Коза? Может, тётку из кухни приволочь? Пусть успокаивает родственницу! Мне некогда тут слюнями Заглавной заниматься! У меня вон Очкарики на люстрах вешаются! Беляши соседские скоро будет есть некому, если все перевешаются! Баблина в огороде загибается, ничего не успевает. Да меня тут на всех уже не хватает. Не знаю, за что хвататься!
А тут Заглавная в обмороке. Железобетонная Леди. Тоже мне, Тэтчер.
Заглавная тем временем продолжала всхлипывать и что-то бубнить про «каконмог». Понятно. Заглавный накосячил. Я про «каконмог» всё знаю. У меня ж Папенька «чёрный пояс» имеет по этому виду спорта. Мы его с Маменькой только и успеваем отлавливать на стороне и домой возвращать.
Заглавный, значится, провинился? Застукали? Надо же. А такой тюфяк с виду. Хотя Коза говорит, что ну и что, что тюфяк. Может, такую же тюфячку нашёл, и они друг в друге родственные души запеленговали.
Вот мне это надо? Я вам местный ассенизатор, что ли? Мне бы вашего Первого Встречного в Москву вернуть на учёбу без возможных увечий. И дальше уже – адью. В гробу я вас всех видела!
– Тысс! – Коза меня затыкает. – Так хорошие девочки не разговаривают.
– Так то хорошие! – в который раз отвечаю Козе.
И всему миру. Отстаньте уже от меня.
– Факты? – сухо спросила я, потому как знаю, что моя, к примеру, Маменька запросто может на Папеньку наговорить. Ей так удобнее, когда Папенька по уши в дерьме.
Заглавная даже вздрогнула. Не ожидала конкретного вопроса. Видимо, думала, что я вместе с ней рыдать буду и жалеть её. Не, такой сценарий невозможен. Я так пробовала с Маменькой тыщу раз. Её ежели жалеть начнёшь по причине «каконмог», она ещё больше рыдать будет. Поэтому я на эти уловки с детства не поддаюсь.
– Факты где? – строго повторила я.
Заглавная сразу пришла в себя. Слёзы вытерла. И рассказала по пунктам.
Пункт 1. Заглавный перестал с ней разговаривать.
– Не факт. Он мог и раньше с вами не разговаривать. Просто сейчас на фоне подозрений это вдруг стало более очевидным, – ответила я на пункт 1.
Пункт 2. Заглавный стал одеваться прилично.
– И что? Возможно, у него кризис среднего возраста. Почему не может быть? Очень даже может быть. У всех может, а у него нет? Вы неправы. Сколько ему лет? Самое время для кризиса. У моего Папеньки такие кризисы каждые пять лет. Но он тонкой душевной организации. Поэтому не беспокойтесь. В случае с вашим кризис влёгкую пройдётся, потому что он точно не из Лермонтовых. Почему не из Лермонтовых? Сейчас не об этом. Сконцентрируйтесь.
Пункт 3. Заглавный стал меньше кушать.
– См. пункт 2. Когда у них кризис, они даже едят меньше. У них тоже какая-то гормональная перестройка. Я читала. И даже иногда у них главные погремушки перестают работать. Какие, говорите, погремушки? Ну, мамаша, вы даёте! Надо интересоваться погремушками мужа иногда. А потом удивляетесь, что они налево ходят. Тьфу, честное слово.
Пункт 4. Заглавный стал бриться по утрам.
– Стал за собой следить. Правильно. Чего в этом плохого? Лучше бы гулял как орангутанг в зоопарке? Грязный и нечёсаный? Почему сразу как орангутанг? А вы как хотите? Радуйтесь, что он чистенький и причёсанный. Может, вы на него мало обращаете своего внимания, а всё в карты играете? Страну скоро проиграете. Завязывайте с картами. Видите, уже Заглавный умываться начал. Не к добру это. Про своё поведение подумайте сначала.
Коза тут мне подсказывает, что уж больно я жёстко с Заглавной. А я не со зла. Я просто так всегда Маменьку свою в чувство привожу. Ежели бы не моя жёсткость, Папенька давно в другом месте завтракал. С другой тётенькой. Намного культурнее, чем Маменька. Так что, Коза, я знаю, что делаю. Молчи и наблюдай за работой экспертов.
А Коза предлагает со своим огородом разобраться, прежде чем в других огородах порядок наводить. А с моим огородом давно всё ясно. Будем заколачивать скоро. Вот каникулы закончатся. И бай-бай, Первый Встречный.
Надоел он мне. Всё, что мне в нём нравилось раньше, это его «Аляска» на оранжевом подкладе и джинсы. Куртку тут, в Сахаре, он не носит. А без куртки он так себе. Джинсы от тоже в пустыне не носит. Больше трико бесформенное. Он в том трико на этого похож, на Али-Бабу. Ну который «снег башка попадёт». Точно он. Копия. Один в один. Так что, Коза, с Али-Бабой всё ясно. К финалу гребём.
– А, ну ладно, – сказала Коза.
И я вернулась к Заглавной.
– Продолжайте, подсудимая, про факты, – предложила я.
Пункт 5. Вечерами стал задерживаться на работе.
– А вот моя Маменька всегда радуется, когда Папенька на работе задерживается. Пусть арбайтит на семью. Вам же лучше! Вы ж на тех баранов, которых варите с утра до вечера, не зарабатываете? Вот именно. Токма в карты играете. А бараны денег стоят. Их задарма нигде не выдают. Насколько я знаю.
Заглавная активно закивала, потому что мои аргументы пока ей нравятся, очевидно. И вправду думает, на какие шиши баранов покупать?
Пункт 6. Соседка видела его с какой-то женщиной в местном кафе.
– А вот с этого места поподробней, – напряглась я.
Тут расслабляться уже не надо. Аргументов на этот пункт обычно у меня нет готовых. Требуется расследование. Наличие «другой женщины» всегда осложняет ситуацию.
Я не стала пугать Заглавную. Поступила, как с Маменькой. Успокоила, что не надо палить из пушки раньше приказа. Женщин на планете завались.
– Из-за каждой пушку заряжать себе дороже. Расслабьтесь. Идите к подружкам в карты поиграйте, – предложила я.
Отправила я Заглавную к картёжницам и приказала веселиться по полной. А сама задумалась. Вот гадина, Заглавный. Не то чтобы мне Заглавную жаль. Но женскую солидарность никто не отменял. Меня всегда бесит, когда мужики левачат.
Хорошо, что Первый Встречный спит в основном. А то разводиться было бы не с кем. Вдовой бы вернулась в общагу. В чёрном покрывале. Собрала бы девчонок и рассказала бы всем поучительно, как надо поступать с теми, кто ходит налево, а не направо.
Коза меня вернула к действительности. Что делать-то будем с Заглавным? Сразу удавим или присмотримся? Присмотримся, решила я. И достала из загашников свой виртуальный автомат Калашникова. На войне как на войне.
– Коза, ты со мной? Кто же меня останавливать буду, когда я Заглавного буду расстреливать и плевать на труп сверху отравленной слюной? То-то же. Пошли.
ГЛАВА 38. КАК КОЗА МЕНЯ СУДИЛА В ФИЛЬМЕ ПРО МЕНЯ
Жара в городе стоит плюс двести. Верблюды дохнут от солнечных ударов, если покидают своё стойло. А нечего стойло покидать! Это я про Заглавного. Прикатила мне ещё одна головная боль. Своей было мало. Ещё жара эта несусветная. Мухи мрут.
Восточное семейство даже удвоило дневной расход чая, чтобы не крякнуться от зноя. Но кипяток только увеличивает градус тела. Я вот не пойму: они физику, что ли, в школах не учили? Ежели снаружи плюс двести, а внутри плюс сто, что получается? Ничего хорошего не получается. Валить надо в Замухрынск. Вот что получается. Если раньше меня останавливали Котики и их возможное во мне разочарование, то текущие погодные условия не оставляли мне других вариантов. Пусть на родине меня ожидает позор – всё лучше, чем это пекло.
Какой позор, спрашиваете? Так Коза уже в деталях презентовала мне фильм, где я возвращаюсь в Замухрынск с повинной головой, набитая урюком и баранами. Килограммов во мне прибавилось, а ума ни насколько. Зайду я в квартиру, а там Маменька с Папенькой сидят на диване, в галстучках и парфюмах. Готовились, значится, к козьему судилищу.
Коза встанет на копытца, поправит рога. Меня посадит на табуретку, как главное презентационное дерьмо. Потом возьмёт в руки указку и начнёт указывать в мою сторону. И заблеет на тему, как жить не надо, и как надо. Про «не надо», эта часть про меня. Про «надо», это уже её отсебятина.
В её документальном фильме криминального материала на мою тему тянет на тонны плёнки. Тогда-то не на айфоны снимали, а на плёнку Шосткинского химкомбината. Кто помнит? Вам тогда срочно подписывать пенсионный договор! Не подписали до сих пор? И чего клювом щёлкаем?
Коза тем временем покажет моим Котикам и другим жителям Замухрынска кино про Марысю. Там наверняка будет про то, как я поколотила деверя. И про кутузку, куда меня упекли за членовредительство. И про Очкарика, которую я из люстры вынимала и никому об этом не рассказала. И про то, как я Малую спаивала в пустыне, и местных невесток с толку сбивала. Про мой чемодан с сигаретами и бычками. Ну и про Заглавную, как утюгом её пытала и красные подштанники ей в стиралку подкидывала.
Я буду сидеть на табуретке и виновато смотреть в пол. А Котики начнут заливаться чувством вины, что в своё время не рассказали мне, что негоже монеты по чужим пельменям раскладывать.
Потом мне дадут слово. Как это не дадут? Подсудимым полагается последнее слово перед «электрическими стульями». У меня все ходы записаны. То-то же.
Я встану и всё выскажу. Буду рассказывать о том, что невестки – тоже люди, и они не виноваты, что в некоторых местах считаются людьми второсортными.
Расскажу, что Очкарик делала всё для семейки Накрахмаленного, потому что её одна бабушка вырастила, а родители погибли в горах. И она не виновата, что у неё в сердце любви напихано на всё человечество. А приходилось растрачивать на одного Накрахмаленного. Но в него вся та любовь не поместилась, места в его сердце не хватило. И они Очкарика в люстру засунули. Разве же это справедливо?
Потом расскажу, что баранов надо есть в меньших количествах. Они тоже живые. И им страшно, когда их к деревьям во дворе привязывают и приказывают ждать дяденьку с ножом.
Коза будет хмыкать, что моё время истекает. Но я попрошу дополнительное. Расскажу про то, как мне подсунули кусок дешманской ткани вместо настоящего свадебного платья. А на фату даже тюль пожалели. У них на окнах столько той тюли, что на десять голов хватило бы. И на туфли с пряжкой денег пожалели. А свою дочь выдавали, как Кейт Мидлтон.
Коза в этом месте вставит, что я-то не Кейт Мидлтон.
– Ну и что? – заору я.
Потому как в этом месте уже наполнюсь несправедливостью момента.
Если я не Кейт Мидлтон и рожей не вышла, то что? Мне и платья свадебного не полагается? Я всё припомню на том суде. И как они за столом со мной не разговаривали. И как обходили стороной, когда я на собственной свадьбе надралась до чёртиков. А что они хотели? А, Коза? Если бы я не напилась, то народу бы полегло немерено. Папенька в этом месте закивает, соглашаясь, что хорошо, что я лучше напилась.
Коза спросит тогда:
– А зачем ты армянский коньяк со склада без спросу таскала?
– Я что, для себя таскала? – заору я в ответ. – Я для народа. Заглавная всё прятала от народа, а я как этот, как его, ну который богатых для бедных грабил?
– Робин Гуд! – подскажет Папенька.
Он у нас эрудит.
– Да-да, я, может быть, Марыся Гуд! Вы у простого народа спросите, кто тот армянский дефицит хлебал. Что они, интересно, скажут?
Коза начнёт что-то шептать судье. Котики начнут переживать и друг друга успокаивать. Уж больно моя речь их проймёт. А я добавлю, чтобы ещё на жалость пронять.
– Я же в том городе волдырями покрылась от солнечного удара. Меня прямо в этих волдырях на свадьбу потащили. И заставляли там стоять по полчаса, пока им другие здоровья желали. А я на третьем месяце, между прочим, сами знаете чего. Меня тошнило как лягушку в проруби. И никто, слышите, никто меня не пожалел! А на следующий день, когда у меня был похмельный синдром, даже стакан воды не подали.
Потом мои Котики, которым тоже дадут слово, как авторам моего плохого воспитания, зададут мне умные вопросы про роль Заглавной в моём растлении. И куда смотрел Первый Встречный. И почему Заглавный не остановил моё моральное падение. Он же всё же уважаемый человек в городе. И всё такое.
И тут я выложу про растление самого Заглавного. Что ему не до меня было, поскольку у него своё моральное падение организовалось.
– Хе-хе, съели? Чего, Коза, примолкла? Нет у тебя на меня смертного приговора? Вот и я о том же. Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.
Это я к чему? Да так, поумничала в конце. Давайте лучше посмотрим, как там Заглавный растлевается, пока Коза мною занимается.
ГЛАВА 39. КАК Я ВЫВЕЛА ЗАГЛАВНОГО НА ЧИСТУЮ ВОДУ
Заглавный тем временем даже не подозревает, что я интересуюсь его плохим поведением и что он под колпаком у Мюллера. Вон сидит, в супе ковыряется. Мечтает. Я сразу вижу, когда мечтают налево.
Недавно я ему в чай соли подсыпала вместо сахара. Выпил и глазом не моргнул. Потому что мечтает. А когда мечтают про «налево», вкусовые качества меняются. Точно знаю. Тыщу раз проверено на Папеньке.
Заглавный даже в кабинете своём перестал по вечерам прятаться. Потому что отсутствует он дома по вечерам. Говорит, из области проверка приехала. Да даже если и приехала бы, на кой той проверке наш Заглавный вечерами? «Проверки» тоже по своим делам приезжают. У них свои «левые» программы. Не до наших.
В семействе этом по вечерам полагалось подчиняться общему расписанию. После ужина обязательно дынька или арбуз. Деверь аккуратно сначала проведёт ножом по дынному дну. Весь дынный десерт заволнуется в предвкушении семейного удовольствия. Потом то, что заволнуется, деверь порежет на аккуратные дольки. И раздаст каждому. Все усядутся за столом и начнут получать удовольствие. А Малая разденется до трусов и в арбуз залезет. Ей можно. Ей три года. Вот ежели б я так сделала, Коза бы не одобрила.
А потом все разбредутся по вечерним делам. Кто Кашпировского сядет смотреть, как он народ по телевизору гипнотизирует. Кто во двор пойдёт, соседям кишки полоскать и семечки щелкать. Кто к Очкарику сбежит покурить перед сном. Понятно, кто, не надо указывать пальцем. Это в том семействе не прилично. Вот у нас в Замухрынске можно пальцем хоть в ухо залезть соседское. А тут нет.
Первый Встречный будет лежать и читать про Монте-Кристо. Вот зуб даю, на себя ту роль примеряет. Он думает, что он Виктор Цой или Печорин. Не выбрал, кажется, ещё. Не определился. Но глаза на всякий случай закатывает. И нижнюю губу выпирает, как Цой. Ещё в чёрное одевается. И на гитаре брынчит.
Да, кстати, Первый Встречный, похоже, выспался. Перед отъездом. Видать, чует скорую свободу. Я ему уже рассказала, что в Москве мы разведёмся. Мне это всё ни к чему. Так и сказала. Он, правда, указал на срок моей «кенгурушности». А мне всё равно. Теперь нас двое будет. Я про кенгурёнка. Вдвоём, оно всегда веселее. И для веселья моего вовсе не нужно всем прислуживать. Я не слуга. Не Изаура. Мне ещё адвокатскую мантию подшивать по росту. Некогда мне, в общем, вашими соплями тут заниматься и Очкариков спасать. Тут этих Очкариков – тьма тьмущая. Сплошные угнетённые женщины. Не, я на это не подписывалась.
Первый Встречный после моего того выступления спать стал меньше. Поверил в своё светлое будущее без кенгуру и кенгурёнка. Гитару достал старую. Книжки. Хоть развиваться стал немного. А то амёба амёбой. Вон даже рыбы отказались ловиться, когда мы на рыбалку поехали.
Коза ехидно ухмыльнулась про рыб. Ну, что мы с соседом корейским до тех рыб не доехали и в пустыне задержались.
– Задержались? – переспросила Коза. – Ничего, что вы там набухались, а не задержались?
– Ну кому тут нужны детали? – возмутилась я в ответ.
Ну Коза! Ну ей богу! Вечно встрянет со своим протоколом.
Даже хорошо, что мы до рыб не доехали. Они бы передохли от одного вида Первого Встречного. Он же на всех тоску нагоняет. С ним даже верблюжьи колючки отказываются коммуницировать. А верблюды в другую сторону смотрят. Они сами в другую сторону смотрят? А вот нет. Я когда в стойло захожу, верблюды очень даже меня разглядывают.
– Да они думают, что ты тоже верблюд! – заржала Коза.
– Фи, как грубо, – возмутилась я.
А ещё претендует на титул приличной Козы. Тоже мне.
Хотите про растление Заглавного? Отвлеклась я что-то. Говорю же. Пока Коза у меня в башке, мне трудно сосредоточиться на своей цели. Мне надо от неё избавиться. Я пока про падение Заглавного расскажу, а вы думайте, куда Козу мою деть. Потом расскажете, что надумали.
Так вот. Вместо того, чтобы по вечерам на Кашпировского глазеть, Заглавный куда-то начал исчезать. Приходить стал затемно. Официальная версия – отчёт какой-то. Хватит врать-то! Чего тогда после отчёта французским парфюмом вонять? Меня не проведёшь. Я весь Шанелькин ассортимент наизусть знаю. Вонять стал Заглавный «Трезором». Зуб даю.
Придётся вывести Заглавного на чистую воду. Я же Марыся Гуд. Мне полагается людей на поверхности вытаскивать. Миссия такая. Сама залезла в это всё.
А не надо копейки раздавать Абдуловым у московских метро. Абдуловы копейки не клянчат, я полагаю.
Вывести Заглавного на мою воду большого труда не стоило. Я эту теорему на раз-два расщёлкала. Пошла я логическим путём.
Созвонилась с Папенькой. Просто он мастер по логическим путям.
– Марыся, а оно тебе надо? – мягко поинтересовался Папенька, опять поправляя несуществующие очки.
Нервничает. Боится за судьбу Заглавного. Мужская солидарность. Знаю я их.
– Надо. Раз звоню, значит, надо, – жёстко парировала я, игнорируя мужскую солидарность и виртуальные очки.
Папенька поморщился. Я прямо почувствовала, как он поморщился, представляя, как Заглавному отрезают уши на главной восточной площади города.
– Говорил я им, зря они тебя украли, – вздохнул Папенька, вспоминая, как он уговаривал восточных глашатаев этого не делать, когда они припёрли в Замухрынск чемодан урюка.
– Поздно пить боржоми, – ухмыльнулась я, мысленно затягивая петлю на шее Заглавного.
– Значит, ты всё равно не отступишь? – безнадёжно констатировал Папенька, чередуя глубокий вдох с таким же глубоким выдохом.
Маменька его научила так дышать в чрезвычайных ситуациях. Вроде подышишь так, и пронесёт. Чрезвычайная ситуация минует дышащего. Ересь какая-то. Не пронесёт. Над Заглавным уже топор висит. Вопрос только в том, рубить по шею или по самое не хочу.
– Значит, так. Проследи, что изменилось в его маршрутах в последнее время, – деловито продолжил Папенька, понимая, что глубокое дыхание не поможет.
Я стала записывать умные Папенькины наставления. Он дело знает.
– Сделай две картинки. До и после. Маршруты «до» сравни с маршрутами «после». Там собака и зарыта, – продолжил Папенька.
Сказано – сделано. Ищем зарытую собаку. Маршруты нарисованы. И «до», и «после». Сидим с Козой и изучаем. Коза, правда, всё время гундит, что не фиг мне в чужие омуты нос сувать. Они сами, мол, разберутся.
А гендерная солидарность? А рай для женщин? Как какой рай? Женщины, которые другим женщинам в этой жизни помогают, в женский рай попадают. Там сразу на пороге Беллини с Мимозой подают в фужерах размером с графины. И десерты на подносах. Сплошные чизкейки и заварные картошки. Шоколадные фонтаны. И мороженое с солёной карамелью прямо в огромном чане в самом центре женского рая.
Пей мимозу, заедай круассанами и жри карамель в мороженом. Да я за такой рай душу продам на этом свете. У Заглавного нет никаких альтернативных вариантов, кроме как быть разрубленным мечом женской солидарности.
– Не, назад пути нет. Поздно пить боржоми! Давай изучай маршруты, Коза. Иначе я сама всё без тебя сделаю.
Коза испугалась и давай через лупу траектории передвижения Заглавного разглядывать. Так, на картинке «до» его маршрут выглядел так:
Утро, выезд из дома на работу.
Работа до обеда.
Выезд с работы домой на обед.
Обед.
Выезд из дома на работу после обеда.
Работа после обеда.
Выезд с работы домой после работы.
Вечер, дом.
Маршрут «после», который мы нарисовали при помощи водилы Заглавного, выглядел почти что также. За исключением некоторых нюансов.
Как водила своего шефа сдал, спрашиваете? Элементарно, Ватсон. Я ему предложила два варианта. Или я рассказываю Заглавному, что он по полбарана каждый раз в дом не доносит, когда того барана с базара везёт к нам в холодильник. Или он живёт как раньше. Тырит наши продукты, и никто об этом не знает.
Он всегда не доносит то, что нам положено. Однажды нашей семейке другая семейка прислала в подарок 12 фазанов. Долетело 8. Куда 4 делись? Я ребусы люблю. Я спросила водилу, что он сделал с недостающими фазанами? Он мне испуганно: откуда узнала, что их должно было 12? А в ящике с убитыми фазанами открытка лежала на дне. И там было написано: «Таким-то за то-то в знак благодарности дюжина фазанов в подарок. Инджойте». А этот бедолага, оказывается, не знал, сколько в дюжине фазанов. Ну не восемь же! Дурик. Ей богу, дурик.
В общем, в обмен на фазанов, не донесённых до нашего холодильника, водила сдал Заглавного с потрохами. И маршрут «после» выглядел так:
Утро, выезд из дома на работу.
Работа до обеда.
Выезд с работы домой на обед.
Обед.
Выезд из дома на работу после обеда.
Работа после обеда.
Выезд с работы домой после работы.
По дороге домой забор Малой из садика.
Вечер, дом.
Выезд из дома на работу, чтобы быть кем-то проверенным.
Чуете разницу? Две строки добавилось. Одна – про МалУю. Раньше Малую из садика забирали её родители. Деверь и младшая сноха. Что такого изменилось, что Малую из садика забирает теперь исключительно Заглавный? Ещё строка добавилась про вечерние проверки. Но эта строка появилась после Малой.
Со мной шутки плохи. Я свинья обсессивная. Пока не дороюсь пятачком до правды, в корыто не вернусь.
Дальше шли допросы. Сначала допросила младшую сноху. Она же тоже желает мимозу дринькать в нашем общем раю.
– Тогда колись, – предложила я ей в обмен на женский рай.
Она подумала секунды две, представила чан с карамельным мороженым и легко рассказала правду.
Заглавный сам предложил деверю забирать Малую из садика. На вопросы отвечать не стал. Говорит, мало времени проводит с внучкой. Хрен старый. Ещё и Малой прикрывается. Проводи время, сколько влезет, но дома. Не на стороне, и не без Малой.
Минуя разговор с деверем (у них же свой мужской рай есть, скорее всего), я стала совращать Малую «соколадками». Малая раскололась на первой же «соколадке», не дожидаясь следующую. Люблю детей!
Слушайте сюда. Заглавный, весь в одеколоне, заявляется в детский садик. И вместо того, чтобы забирать Малую и дуть домой, пьёт чай на кухне с воспитательницей. Чуете? Нашлось то женское тело, которое и есть цель траекторий в левую сторону. Нашлась зарытая собака.
Не благодарите! Если что, знаете где меня найти. Я имею в виду, про женский рай и, если кого-нибудь, кто налево ходит, надо вернуть на правую сторону. Пять секунд.
Дальше уже дело техники. Воспитательница мне та не сдалась. Но я всё же её посетила с дружественным женским визитом. Презентовала про женский рай. Рассказала, что её туда не пустят. Предложила пару вариантов, как всё-таки туда проникнуть. Обещала протекцию и помощь.
Также проинформировала об альтернативных вариантах, если всё же в женский рай она не хочет. Ну, пару статеек в местную прессу про то, как некоторые воспитатели вместо того, чтобы детей наших воспитывать, растлевают их дедушек. Ещё рассказала про передачу на местном телевидении, где выступлю лично я.
– Мне терять нечего. Я скоро свалю. А тебе ещё в этом городе жить, – напомнила я воспиталке. – И лучше с хорошей репутацией. Я-то местных знаю. Вмиг закопают на площади и даже памятник не поставят.
Ну что? Какова я? Заглавный стал снова смотреть Кашпировского по вечерам. А Малую из садика забирают её прямые биологические родственники. Как и положено.
Люблю справедливость! Эх! Пойду проведаю Очкарика. Как они там с Мускулистым поживают? Заодно и покурю.