Лилит Аллеман
Ненависть
Однако резкие постанывания девушки мгновенно заставили его замереть. Он остановился на миг, глаза встретились с её взглядом, пытаясь понять, что происходило.
– Да что же это я делаю… – он ударил себя по лбу и отстарнился от девушки.
– Что? Что-то не так? – Ванесса привстала на локтях и посмотрела на Картера.
– А… Я забыл презервативы на втром этаже, я схожу за ними. – быстро он подскочил с дивана и ринулся к лестнице.
На втором этаже он закрылся в ванной и начал тяжело дышать.
– Может она и не вспомнит? Она ведь выпила… – он хватается за голову, а перед глазами образ худой блондинки.
Шарлотта не вышла из его сердца и мыслей, даже сейчас он думал о ней и не мог заниматься сексом с другими девушками.
– Я влип… По полной…
Глава 7
Картер присел на корточки и схватился за голову. На первом этаже, в гостиной была Ванесса, а в мыслях крутилась Шарлотта. Резко участился пульс и показалось, что давление ударило в голову.
– Какой же я дебил! Я просто кретин! – прошипел сквозь зубы Картер.
Он поднял голову и приготовился выйти из ванны чтобы объясниться перед девушкой.
Он спустился по лестнице и подошёл к дивану.
– Ванесса, слушай, я… – он взглянул на диван. Девушка уснула.
Он медленно выдохнул от облегчения. Решил оставить её ночевать у себя, а потом просто отвести домой.
Он накрыл её одеялом и поднялся к себе. Завалившись на кровать, он взял телефон и написал Ашеру в надежде на то, что друг ответит. Ответ не пришёл.
– Работает что-ли? – выдохнув, Картер убрал телефон в сторону.
Ещё долго парень смотрел в потолок и редко моргал. Резко он повернул голову в сторону шкафа. Появились навязчивые мысли.
Несколько лет назад Картер поборол зависимость и теперь старается держать себя в руках, но почему-то именно сейчас он вспомнил о своей заначке, которая осталась с того времени и что-то внутри треснуло. Стараясь держаться за здравый смысл, он перевернулся на другой бок и спустя час уснул.
Утром он спустился вниз уже одетый, девушка сонно потянулась и, увидев Картера, улыбнулась.
– С добрым утром – сказала она.
– С добрым – парень бережно поцеловал её в висок.
– Мы спали не вместе? – она удивилась заметив засосы на своем плече.
– А… – он резко начал бегать глазами по комнате – Ты уснула, видимо много выпила и я решил не перекладывать тебя.
– Ох, прости… Видимо это из-за того коктейля – она виновато начала гладить свои волосы.
– Ничего, все хорошо – с пониманием ответил Картер.
Они позавтракали и Картер отвёз её домой. Сам же вернулся домой, в школу ехать настроя не было и он решил отлежаться.
В школе уже во всю была активность, спортзал был полностью украшен и готов. Оставалось доделать лишь мелкие формальности. Элизабетт уже бегала с бумагами по всем учителям, а Шарлотта подменяла её в кабинете, где она разбирала другие бумаги связанные с мероприятиями.
В коридоре Элизабетт села на диванчик чтобы передохнуть и начал просматривать все подписи, как вдруг мимо неё прошёл Ашер.
Не в самом свежем виде он подошёл к своему шкафчику, чтобы что-то забрать.
Девушка встала и подошла к нему.
– Ты не забыл о том, что мы сегодня дежурим?
– Как только твой писклявый голос услышал, сразу вспомнил. – явно без энтузиазма сказал Ашер.
– Ты даже не думаешь извиниться? – её голос звучит глухо, но в нём слышится гнев. – Нам дали наказание, а ты ведёшь себя так, будто это шутка!
Ашер усмехается, не останавливаясь.
– Ну и что? Подметем пол, вытрем столы – конец света, что ли? Разве это повод делать такую драму?
– Ты не понимаешь. – Элизабетт делает шаг вперед, ее глаза сверкают. – Я не хочу быть для всех той, кого наказывают за то, что я даже не делала! А ты… ты даже не жалеешь о том, что натворил!
Ашер слегка помотал головой.
– О, мисс президент, прошу прощения у вас. Не доводилось ни разу попадать в такие ситуации? Ну, все бывает в первый раз. – он усмехнулся.
– А ты разве не понимаешь? – голос Элизабетт срывается. – Это не про ситуацию. Это про то, что ты снова прячешься за своей маской равнодушия. А мне приходится отвечать за нас двоих. Хотя я не виновата!
– Я не просил тебя, – тихо отвечает он. Но глаза его уже не смеются.
Наступает тишина. Коридор будто замирает вместе с ними. И только слабо мерцает лампа под потолком – между слов, между эмоций.
Элизабетт делает шаг назад, словно его тишина обжигает сильнее любого крика. Она прижимает к груди папку с бумагами, как щит, но пальцы предательски дрожат.
– Ты не просил, – повторяет она, уже тише, – но ведь ты и не остановил, когда я пыталась оправдать нас. Нас обоих.
Ашер опускает взгляд. Его плечи будто тяжелеют, как будто груз этих слов внезапно стал невыносимым. Он открывает рот, но снова закрывает – не знает, что сказать, не умеет говорить о важном, когда это важно.
– Мне казалось, ты сильная, – глухо произносит он наконец.
– А мне казалось, что в тебе есть хотя бы капля здравого смысла. И человечности. Но видимо для тебя все остальные всего лишь звук на фоне и ничего не значат.
– Не говори того, чего ты не знаешь, Митчелл.– Ашер сжал кулаки и грозно посмотрел на девушку.
Она разворачивается, каблуки гулко стучат по полу. Ашер запрокидывает голову и тяжело выдыхает.
Солнечные лучи лениво пробиваются сквозь жалюзи, отбрасывая полосатые тени на парты,которые образовывают один длинный стол в центре комнаты. Папки, чашки с недопитым кофе, заметки – обычный творческий беспорядок. У окна, за одной из парт сидит Шарлотта – аккуратная, сосредоточенная, с листом подписей в руках. Она едва поднимает глаза, когда дверь со скрипом открывается.
Элизабетт входит резко, но неуверенно, будто борется с бурей внутри себя. Папка в её руках дрожит – то ли от гнева, то ли от обиды. Она молча проходит к столу, опускается на стул напротив Шарлотты и замирает, уставившись в одну точку.
Шарлотта косится на подругу, откладывая лист бумаги.
– Что случилось? – Лотти живо начала оглядывать ее.
Элизабетт не сразу отвечает. Глубоко вздыхает, как будто воздух тяжёлый, как свинец.
– Ашер… – её голос срывается на первом же слове. Она берет себя в руки. – Я его сегодня встретила. В коридоре.
Пауза. Шарлотта склоняет голову набок, слушает.
– Он… выглядел так, будто вчера ничего не произошло, – Элизабетт отрывисто усмехается. – Подошёл к шкафчику, я подошла к нему. Спросила про дежурство. А он…
Ее пальцы сжимаются в кулак.
– …сказал, что как только услышал мой "писклявый голос", сразу вспомнил.
– Что за придурок… – тихо бросает Шарлотта.
– Я пыталась… сказать, что нам дали наказание не просто так, что это важно. Что я не хочу, чтобы меня считали соучастницей его безответственности.
Голос Элизабетт становится твёрже, но в нем чувствуется дрожь. Словно ледяная корка над кипящей водой.
– А он? Усмехался. Отшучивался. Говорил, что "всё бывает впервые". Что это не повод для драмы. Как можно нести такую чушь!? – её голос становится громче.
Шарлотта молчит. Только глаза её становятся внимательнее, серьёзнее.
– И знаешь… я ему сказала, что устала быть той, кто всегда вытаскивает. Кто оправдывается. Кто держит лицо, пока он прячется за маской. – Элизабетт горько усмехается. – А он… он просто сказал, что не просил меня.
Тишина нависает в комнате. Только где-то за стеной шумит жизнь: гудят ученики , хлопают двери.
– Он не понимает… – Элизабетт тихо продолжает. – Это не про дежурство. Это про то, что я – не робот. Не вечный механизм, который будет пахать за всех. И мне больно. Больно от того, что я всё ещё пытаюсь говорить с ним как с человеком, а он… как будто глухой.
Шарлотта кладёт ладонь поверх её руки.
– Ты сделала всё, что могла. И, может, даже больше, чем стоило. Не нужно зацикливаться на это олухе. Придет время и ему придется извиняться перед тобой.
Элизабетт кивает, опуская взгляд. Несколько секунд – и она вновь поднимает голову, в глазах уже больше льда, чем боли.
– Я больше не буду тащить на себе чужие ошибки. Хватит.
Шарлотта слабо улыбается.
– Вот это говорит президент.
Элизабетт что-то снова бормочет под нос, но уже без печали и дрожи.
Немного погодя она встает и идет к своему столу для скрепления листов степлером.
Шарлотта наблюдает за ней и скоро сама возвращается к работе.
Ашер остаётся один в коридоре. Пять долгих минут. Тишина давит, как бетонная плита, а воздух будто застыл – слишком тёплый, слишком плотный. Он откидывается к стене, смотрит на тускло мигающую лампу. В голове гулко стучат её слова. И ничего не глушит этот звон.
Наконец он отталкивается от стены, словно сбрасывает с себя невидимый груз, и уходит – не туда, куда должен, а туда, где можно выдохнуть. На задний двор.
Здесь всё по-другому: прохладный ветер, запах пыли и сигарет. Он облокачивается о стену, достаёт из кармана мятую пачку и закуривает. Огонек вспыхивает и на секунду кажется, будто вся жизнь зависит от этого огня. Он этого подожженного табака. Дым режет горло, но успокаивает.
Ветер теребит его волосы, а в голове уже не тишина – там, как старая плёнка, снова и снова крутится одна сцена.
Щёлк.
Мать – с красным следом на лице, виноватый взгляд. Отец стоит на против. Как в тумане сцена сопротивления, Ашер не нападает,он защищает. А потом – пощечина. Но не от него.
От неё.
Резкая. Слепая. Словно мир рухнул в тот момент.
"Не смей говорить так про отца", – кричит она. А он стоит, оглушенный. Не от боли – от непонимания. От обиды.
Он защищал. А она выбрала того, кто разрушает. Того, кто ядовито впивается ей в шею, смакуя каждый глоток её крови. Она терпит все из-за любви к этому подонку, а Ашер, который хочет спасти её – плохой персонаж в этой истории. В её глазах.
Сигарета догорела. Ашер бросает окурок на землю, раздавливает его носком ботинка. Закрывает глаза и откидывается назад.
И шепчет в пустоту:
– Я просто устал.
Но пустота не отвечает. Только ветер. Только дым.
Ашер продолжает сидеть, глядя в пустоту, будто бы в ней есть ответы. Но вместо них приходят мысли, от которых хочется закурить вторую – или десятую.
Он вспоминает работу. Клуб. Яркий свет, громкая музыка, женщины в дорогих платьях и желанием забыться в объятиях молодых людей. Они приходят туда не за людьми – за ощущениями. Ашер знает, как выглядят их желания. Он умеет быть тем, кем они хотят его видеть. Иногда – грубым. Иногда – нежным. Чаще всего – пустым.
Он ублажает их: вниманием, телом, голосом. За деньги. За мимолетные ласковые взгляды, после которых остаётся только отвращение. И это – часть его жизни. Та, что не прощает слабости.
Наркоман с манерами театрального демона, Тёрнер, который носит шелковые рубашки и всегда пахнет слишком резко.
– Ты у меня как черная икра на белом хлебе, Ашер, – однажды сказал он, проводя пальцем по его щеке. – Только не протухни раньше времени.
Это он будет помнить всегда. Он сказал это после его первой удачной смены.
Ашер тогда едва сдержал отвращение. Но остался. Потому что этот клуб платит. А деньги – это свобода. Или хотя бы иллюзия её.
Иногда он чувствует себя куклой. Иногда – зверем в клетке. Но чаще всего – просто ничем.
Он смотрит на свои пальцы, в которых недавно была сигарета, а до этого – чужая талия, чужое лицо, чужая жизнь. И вдруг осознаёт, как давно не чувствовал, что жив.
"Ты даже не жалеешь о том, что натворил", – эхом звучат слова Элизабетт.
Он морщится. Пальцы сжимаются в кулаки.
– Она ничего не знает – шепчет он.
И впервые за долгое время чувствует, что он пал. Пал низко. Словно выбраться уже невозможно.
Долго ему сидеть было нельзя. Сегодня тренировка и Ашер живо поднялся.
Приводя себя в чувства, он собрался с силами и двинулся в сторону баскетбольной площадки. Плечи расправлены, шаг – уверенный. Ему, как капитану, нужно быть там в обязательном порядке. Команда смотрит на него – как на ориентир, как на того, кто не ломается. Кто не срывается.
Никто не должен знать, что он задыхался от мыслей всего пятнадцать минут назад. Никто не должен видеть, как в голове всё ещё звучит шлепок по щеке, усмешка босса, едкие слова стервы Элизабетт.
На площадке уже собрались парни – смех, мяч ударяется о паркет, кто-то хлопает другого по спине. Всё кажется обычным, привычным. Только Ашер ощущает, что в нём сегодня чуть больше хрупкости.
Он кивает напарникам, берет мяч в руки.
– Ну что, размялись без меня? – бросает он с лёгкой ухмылкой, надевая свою маску снова.
И игра начинается.
Шум. Движение. Контакт. Здесь, хотя бы здесь, он чувствует контроль.
Мяч отскакивает от паркета с глухим эхом, которое будто отзывается внутри самого Ашера. Здесь, на площадке, всё становится проще. Чётче. Меньше слов – больше действия.
Он ведет мяч, обходит защитника, делает передачу – мышцы работают автоматически, тело помнит всё, даже если разум где-то далеко.
– Эй, Кэп! – кричит напарник с взъерошенными волосами и вечной улыбкой. – Ты сегодня как будто с цепи сорвался! Что, кофе выпил наконец?
Ашер усмехается, не отвечая. Отдаёт пас, делает рывок к кольцу, и через секунду – мяч в корзине. Очко. Команда взрывается восклицаниями.
Но внутри у него всё ещё пусто.
Тренер хлопает в ладони:
– Отлично, работаем! Ашер, задай темп, ты у нас сегодня мотор!
Ашер кивает, смахивает пот со лба. Он – мотор. Он – капитан. Он должен быть опорой, лидером. Даже если его изнутри разрывает на части.
Следующие двадцать минут проходят в непрерывной гонке: пасы, броски, отработка тактик. Он не даёт себе ни секунды отдыха. Он будто пытается заглушить внутри всё – усталость, злость, отчаяние.
– Аш, притормози, ты сейчас кого-нибудь собьешь, – замечает кто-то сзади.
Ашер оборачивается, взгляд острый, как лезвие.
– Тогда двигайтесь быстрее, – бросает он хрипло и снова возвращается к игре.
Он не может остановиться. Потому что как только остановится – снова придёт тишина. А в ней – всё то, от чего он сегодня бежит.
В последний рывок он бросается к кольцу, делает резкий разворот, бросает. Мяч с глухим стуком влетает в кольцо. Аплодисменты. Свисток. Конец сета.
Он тяжело дышит, держась за колени. Пот капает на пол. Тренер хлопает его по плечу:
– Хорошая работа. Но не будь таким резким, каждый раз ты переусердствуешь. Будь проще, помни, что ты не один на площадке.
Ашер едва заметно кивает. Да, не один. Только вот жизнь научила его быть одним среди всей этой серой толпы, что только и ждет его действий для того, чтобы ступить вперёд.
Картер смотрит в потолок, будто там есть объяснение, почему всё идёт не так.
Он не смог.
Ванесса – красивая, уверенная, раскованная. Она была рядом, она хотела. Всё шло по накатанной – по той же схеме, что всегда работала. Картер знает, как это делается. Слова, прикосновения, поцелуи – всё должно было быть легко. Как обычно.
Но внутри что-то оборвалось, когда его губы коснулись ее шеи.
Он отстранился. Не потому что не хотел. А потому что хотел не её.
Шарлотта.
Её голос. Её глаза, холодные и честные до боли. Её вечное сопротивление и отталкивание. Раз за разом. И он ненавидит себя за то, что всё ещё думает о ней.
Картер сжимает простыню в кулаке.
Он – Картер Нойес. Богатый сынок, у которого всегда всё было. Машины, вечеринки, дорогие часы, девушки, которые сами прыгали в постель. Он был тем, кто выбирает, не тем, кого отвергают.
Никогда не слышал "нет". До Шарлотты.
И это "нет" не просто задело – оно въелось в кожу.
Он вспоминает, как смотрел на неё, когда она смеялась над ним, пусть и с укором. Как поправляла волосы, когда была чем-то увлечена.
А теперь он лежит в пустой комнате с привкусом чужой помады на губах и с жгучей болью от того, что не может забыть ту, кто даже не думает о нём.
– Блять… – шепчет он в потолок, и в голосе впервые – не самоуверенность, а усталость.
Он отворачивается на бок, закрывает глаза. Но сон не приходит. Только образ Шарлотты – упрямый, свободный, недосягаемый – остаётся с ним.
Глава 8
День идет медленно. В кабинете студенческого совета царит оживлённая, но сосредоточенная атмосфера. Сквозь окна льётся мягкий свет, освещая аккуратно разложенные бумаги, блокноты и плакаты с розовыми и красными сердечками.
Элизабетт сидит за своим столом, сосредоточенно вписывая что-то в Бланки – она оформляет список участников в концерте и проверяет бюджет мероприятия. Её волосы собраны в аккуратный пучок, а на лице – лёгкая сосредоточенность и едва заметная улыбка.
Шарлотта, энергичная и креативная, ходит по комнате с планшетом в руках, сверяя список декораций. Время от времени она подходит к доске с идеями – там прикреплены стикеры, эскизы оформления, записки с предложениями по конкурсам. На её лице играет вдохновлённое выражение – она обсуждает с Элизабетт план рассадки, тему дресс-кода и музыкальный плейлист.
На заднем плане играет фоновая музыка – тихо и ненавязчиво, создавая романтичное настроение. Атмосфера полна предвкушения и лёгкой суеты, как будто само помещение уже чувствует приближение праздника любви.
Дверь открывается и в кабинет входит один из членов студсовета.
– Мы закончили с оформлением столов в конце зала. Там расположим еду и напитки. Меню уже составлено? – говорит девушка с рыжими волосами, держать в руках чек-лист.
– Блин, совсем забыла про меню – Элизабетт легонько постукивает кулачком по лбу и хмурится.
– Не волнуйся, Элиза, я все улажу. К вечеру меню будет готово. – Лотти мило улыбается и снова смотрит на доску.
Девушка с чек-листом кивает и покидает кабинет. Подруги снова остаются одни.
– Эта суета меня уже изводит. – президент масирует виски и старается расслабиться.
– Ну, это впервые за несколько лет большое мероприятие на День Святого Валентина.
– И не говори. И зачем я согласилась на это? Устроили бы вечер признаний как в прошлом году.
– Но это не эпично. А теперь у нас бал, сцена, ди-джей, конкурс пар, и голосование за "короля и королеву сердец", – подруга закатила глаза, но в голосе звучала тихая гордость.
Элизабетт снова уткнулась в свой блокнот, где убористым почерком были расписаны задачи: свет, музыка, дежурные, порядок рассадки…
– Слушай, – начала Шарлотта – у меня есть пару идей для меню. Может обсудим, а заодно пройдемся до спортзала? Проверим все еще раз?
Элизабетт кивнула и поспешно встала со своего места.
Они шли по коридору и активно обсуждали меню, каждая предлагала свои идеи:
– Я думаю, что мини-круассаны – это лишнее, – сказала Шарлотта. – Лучше больше маффинов. Все любят маффины.
– Мини-круассаны – эстетика. Маффины – утиль, – буркнула Элиза – Мы не устраиваем фудкорт, Лотти.
– Мы устраиваем праздник, а не съёмку для Pinterest.
Тут, не заметив, девушка врезается в кого-то. Она подняла взгляд, это был Ашер.
– Смотри, куда идёшь, Джонсон! – резко выпалила Элиза, инстинктивно отступая на шаг назад.
Ашер остановился, на лице – раздражение и усталость.
– Не до тебя сейчас, Митчелл, – процедил он, оглядываясь. – Картер где-то шляется. Надо его найти.
– Наверное, снова после клуба отлеживается, – фыркнула Шарлотта, не удержавшись. – Или ищет свою печень по чужим койкам.
Ашер резко обернулся, и в глазах у него мелькнуло что-то опасное. Он сделал шаг к ней, рука дернулась – как будто он хотел ударить, но в последний момент сжал кулак в воздухе.
– Что ты сказала?
– Эй! – Элиза шагнула между ними и сильно толкнула его в грудь. – Только тронь её!
Всё произошло слишком быстро.
Он схватил её. Пальцы сомкнулись на ее горле. Не сильно, но достаточно, чтобы дыхание перехватило, и сердце резко забилось, отдавая в голову.
– Никогда. Не. Лезь. Ко мне, – прошипел он, глядя ей прямо в глаза. – Или ты об этом пожалеешь.
Элизабетт не отвела взгляда. Ни на секунду.
– Пусти, – сказала она спокойно, почти ледяным тоном.
Он отдернул руку, будто обжегся. На миг в его глазах промелькнуло.
Он выпрямился, отступил на шаг, обернулся и ушёл – почти бегом.
Шарлотта подбежала к подруге:
– Боже, ты в порядке?
Элиза кивнула. Молча. Но сердце стучало так громко, что она едва слышала слова Шарлотты.
Они молча смотрели вслед Ашеру ещё несколько долгих секунд. Тишина повисла между ними тяжелая, будто после грозы. Только когда за углом стихли его шаги, Шарлотта осторожно коснулась локтя подруги.
– Пойдём… Проверим всё, пока зал открыт , – сказала она тихо, глядя на Элизу с тревогой.
Элизабетт кивнула, не отвечая. Грудь всё ещё слегка покалывало от сдавленного дыхания, но она выпрямилась. Только в глазах поселилось напряжение.
Пройдя ещё через один коридор они оказываются около нужной двери.
Они вошли в спортзал. Просторное помещение было почти готово – гирлянды, бумажные сердца, баннер с надписью “Love Fest 14” над сценой, столы вдоль стен. Лёгкий запах клея и воздушных шаров.
Элиза окинула всё взглядом, вернувшись в привычный режим – строгого организатора, президента.
– Надо проверить крепления на потолке. И ещё – поставим корзину с подарками подальше от колонок, а то опять кто-то наступит.
– Угу, – отозвалась Шарлотта, поправляя одну из бумажных лент. – Но, блин… Ашер реально перегибает. Он будто… неуправляемый стал. Как будто всё время на взводе.
Элиза усмехнулась безрадостно, наклоняясь к коробке с конфетти.
– Он всегда был самодовольным болваном. Просто теперь это проявляется ярче.
Шарлотта фыркнула.
– Нет, серьёзно. Если бы он не отпустит тебя, я бы влепила ему.
– А я бы тебя потом в отделении полиции вытаскивала, – буркнула Элиза, проверяя крепление на стенде.
– Честно? После того, что он сейчас сделал, я бы с удовольствием отсидела ночь в изоляторе.
Элиза усмехнулась краем губ. Но в глубине души шевелилось что-то нехорошее. Образ его глаз, этих внезапных вспышек… Как будто он был не собой.
И тут – сверху раздался глухой скрип. Они обе одновременно подняли головы.
Одна из декоративных конструкций, укреплённая над сценой, вдруг дрогнула, перекосилась – и с громким треском рухнула вниз, разбивая подставку с напитками и унося за собой гирлянду.
Обе девушки отпрянули в сторону, Шарлотта вскрикнула. Сердце Элизабетт словно остановилось.
Это не случайность.
И первая мысль, как удар током:
Он. Ашер. Он сделал это.
– Твою мать… – Шарлотта выругалась.
Элизабетт стояла молча. Смотрела на этот ужас и её дыхание словно остановилось. Зрачки расширились и пальцы сжались в кулак.
– Она не могла отвалиться… мы проверили эту декорацию десять раз! – Элиза сорвалась на крик, который эхом прошелся по залу.
– Думаешь, кто-то нарочно это сделал?
– Да я уверена, что это сделал Ашер!
– Почему ты уверена в этом?
– Он ненавидит меня! Сегодня чуть не прикончил! Сто процентов он специально сделал это из того, что я ему читала нотации про сигареты и вылезала в его семейные дела!
Шарлотта отвела взгляд. Ее пальцы нервно теребили подол свитера, а глаза метались по разбросанным остаткам декораций, как будто там могла быть спрятана истина.
– Элиза… – проговорила она осторожно. – Я понимаю, что ты злишься. И боишься. Но разве ты точно уверена? Я видела Ашера много раз – да, он взрывной. Но это… это уже совсем другое. Это как преступление.
– А ты думаешь, он на это не способен? – голос Элизабетт дрогнул. – Ты не видела его глаза, когда он схватил меня за горло? Он смотрел, будто… будто хотел стереть меня с лица земли. А потом исчез, и – та-дам! – всё рушится. Совпадение?
Она махнула рукой в сторону обломков, сдерживая дрожь.
– Он знал, что мы придём сюда. Знал, что я буду здесь. Это предупреждение, понимаешь? Или попытка напугать.
– Элиза, – перебила Шарлотта, делая шаг ближе, – ты не думаешь, что если бы он действительно хотел тебе навредить, он бы не стал ждать? Он бы сделал это тогда… в коридоре. Но он не сделал. Он ушёл.
Молчание повисло между ними. Гулкое, как пустота в заброшенной комнате.
Элизабетт отвела взгляд. Ее губы сжались в тонкую линию. Сомнение, тонкое, как волосок, застряло где-то глубоко внутри.
– Он… он слишком непредсказуем. И если это не он, то кто? Кто ещё стал бы рисковать, устраивая такое перед мероприятием? Он знает, что на него не подумают! Он ведь капитан команды!
Шарлотта не ответила. Она смотрела куда-то вглубь зала, туда, где на полу лежал кусок оборванной гирлянды.
– Нам нужно рассказать кому-то. Учителям. Директору. Пусть проверят камеры. Может, там что-то есть.
И вновь – пауза. Сердце билось гулко. Она чувствовала: всё только начинается.
И где-то внутри, на самом краю сознания, зародился новый страх – а что, если она ошибается? Но злость была сильнее, она была почти уверена в том, что это Ашер. И она спешила доложить об этом.
Ашер резко толкнул дверь, ведущую на задний двор школы. Холодный воздух ударил в лицо, будто пощёчина. Он машинально достал сигарету, щелкнул зажигалкой – пламя дрожало на ветру. Затянулся. Глубоко. Слишком глубоко – так, будто пытался выдохнуть вместе с дымом всё, что копилось внутри последние дни.
Он оперся спиной о стену и выдохнул. Где-то вдалеке шелестели листья. Было пусто, только редкие капли воды со спортивной крыши падали вниз, будто отсчитывая секунды.
Только сейчас он достал телефон, не глядя разблокировал экран – и тут же застыл.
Пропущенные от Картера.
– Блять, я забыл перезвонить— пробормотал он, уже набирая номер.
Тот взял сразу, но вместо обычного «Здорова, братан» послышалось лишь тяжелое, хриплое дыхание.
– Картер?
– Аш… – голос был тихим, едва слышным. – Мне… мне так хреново.
– Что случилось? Ты где? – Ашер резко выпрямился, сигарета почти выпала из пальцев.
– У себя. Просто… Я не смог.
– Не смог что? Ты по клубам опять шлялся?– Ашер злился. Но в его голосе больше звучало беспокойство, чем раздражение.
Картер помолчал.
– С Ванессой… Я не смог. Я не смог с ней переспать.
– Ты сейчас серьёзно? – Ашер сбавил тон.– Из-за этого ты так себя убиваешь?
– Это не просто… Я тебе всё расскажу. Завтра. Обещаю. Просто сейчас… – он резко затих, потом выдохнул: – Мне нужно поспать. Хотя бы немного.
Ашер провёл рукой по волосам.
– Ладно. Завтра увидимся. Только… – Ашер замолчал. – Картер, ты же не сорвался?
– Нет что ты… Я бы не посмел, я дал обещание отцу, ты же помнишь.
– Хорошо, тогда до завтра.
– Ага. Спасибо, Аш. Извини, что сам не написал, что не приду…
– Не парься. Держись.
Он сбросил вызов и какое-то время просто стоял, глядя на деревья. Потом медленно докурил и швырнул окурок на землю.
В голове вспыхнуло воспоминание. Дежурство.
– Гребаная Элизабетт. Как меня это уже задолбало. – сказал Ашер направляясь к двери.
