Судорожно тру пальцами губы в душевой.
Это просто ужас. Целовалась с другим.
– «Как шлюха подзаборная», – обязательно бы сказала бабушка и смачно сделала бы любимое «тьфу».
– «Чего ещё ждать от Зотовской породы, – причитала бы моя мать, взявшись руками за лицо и качая головой.
Ещё в девяностые сестра моего отца, тётя Марина, ушла от своего мужа к любовнику. Дядя Серёжа работал вахтовиком на севере, приезжал редко и чаще всего во время отпуска пил запойно, распускал руки и третировал её с детьми.
Несмотря на это, собственная семья женщину практически прокляла, когда она влюбилась в своего коллегу. Спокойного работящего мужчину с руками. До сих пор помню, как моя мать, встречаясь с тётей Мариной на улице даже не здоровалась и презрительно на неё смотрела, а мне приходилось стыдливо опускать глаза.
Сейчас я словно опять вернулась в детство, в то мерзкое чувство стыда.
Опускаю руку между ног, там просто потоп во имя Матвея Андреева. На мужа я никогда так не реагировала. Это какой-то заговор собственного тела против меня.
Быстро собираю вещи, проверяю ещё раз в зеркале горящие щеки, губы и пулей лечу к выходу из раздевалки. Но только я открываю дверь, как сильные руки вталкивают меня обратно.
Матвей тоже после душа. Волосы влажные, одет в джинсы и черную футболку. Лицо невозмутимое. Без иронии или самодовольства.
Бью его по груди.
– Дай пройти, – повышаю голос.
– Успокойся, – говорит он хрипло. – Какая муха тебя укусила? Ничего особенного не произошло.
– Ничего особенного? – нервно смеюсь. – Ты больной? Скажи мне?
– Я здоровый. У меня есть справка. Пойдём в кабинет, я тебе покажу.
Господи, слава богу хоть не заразный! Чем там можно заразиться через слюну? Перебираю возможные варианты.
– Никуда я с тобой не пойду, – яростно тыкаю ему пальцем в твёрдую грудь. – Пропусти меня.
– Сначала ты успокоишься, Вика. За руль в таком состоянии не сядешь, – твёрдо отвечает. – Пойдём я налью тебе чай.
Мне хочется топать, кричать и орать. Мне хочется, чтобы этого дня вообще в моей жизни не было.
А он мне почаёвничать предлагает?
Одно дело посмеяться с Машей над тем, чтобы завести любовника. Другое дело – сосаться с тренером по танцам. При живом муже. Не важно, какой этап мы переживаем.
Как мне теперь договариваться со своей совестью?
– Только чай, Вика, – повторяет ещё раз Матвей, смотря на меня сверху вниз.
– Ты меня больше пальцем не тронешь, – опять тыкаю его в грудь.
– Хм, – обворожительно улыбается, от чего тут же проступают ямочки на его щеках. – По-моему последние две минуты пальцем меня трогаешь только ты.
Перевожу взгляд на свою руку.
Блин. Он прав.
– Пойдём? – открывает дверь. – Просто поговорим.
Я не знаю зачем я иду за ним, но догадываюсь, что скорее всего, чтобы усыпить своё острое чувство вины. Посмеяться над ситуацией.
Мол у кого не бывает.
Я жду от него извинений в стиле «Извини, я тебя перепутал».
Одновременно жду и одновременно не хочу, чтобы это было правдой. Почему-то то, что он мог поцеловать меня по ошибке, отзывается в груди неприятным шипением.
Узкий коридор заканчивается входом в небольшой кабинет. Стены здесь увешаны дипломами и сертификатами. На полках большое количество небрежно расставленных кубков. В центре кабинета довольно большой стол, который сложно разглядеть из-за большого количества бумаг на нем.
– Садись. Чайник поставлю, – говорит Матвей, сгребая документы в центр стола и расчищая место.
– Ну и бардак, – говорю брезгливо, размещая сумку на стуле.
= Я творческий человек, – пожимает плечами.
– Отличное оправдание для неряхи.
Матвей молча разливает чай в кружки. Из-под опущенных глаз слежу за движениями его сильных рук, то и дело вспоминая как он сжимал ими мои ягодицы, вдавливал моё тело в своё и гладил.
Бесконечно гладил.
– Я хочу извиниться перед тобой, – говорит сосредоточенно.
– Хорошее начало, – говорю учительским тоном, принимая от него кружку.
– Нет, я серьёзно. Ты была такая податливая и открытая, что не сдержался. Башню снесло напрочь.
Мои щеки безнадёжно краснеют от того, как легко он произносит правду. Не юлит, в голосе нет насмешки или злорадства. Это заставляет меня немного ослабить хватку.
– И часто у тебя башню сносит? – интересуюсь, отпивая чай.
– Настолько – впервые.
– Угу, – киваю головой многозначительно.
– Не веришь? – обворожительно улыбается.
– Мне нет до этого абсолютно никакого дела, – отворачиваюсь.
Молчаливая пауза затягивается.
– Ты ответила на поцелуй, – говорит он тихо.
Закатываю глаза.
– Самоуверенный мальчишка, – шиплю. – Мы просто танцевали. Ты сам сказал, что через танец можно показать все свои чувства и эмоции. Все это время я представляла мужа.
– В смысле? – его лицо краснеет.
Ангельски улыбаюсь, отставляя кружку. Кажется, чья-то самоуверенность тает, как снег ранней весной.
– А чему ты удивляешься, Матвей? – легко смеюсь. – Ты думал, что я там в зале тебя целовала? Это просто недоразумение. Не-до-ра-зу-ме-ни-е.
Пристально на меня смотрит, словно высчитывая вероятность и правдивость этой информации. На его лице появляется наглая улыбка:
– Так, может, закроешь глаза, и я трахну тебя как следует? Раз у тебя всё неплохо с воображением.
Скалит белоснежные зубы.
– Помечтай, Андреев, – говорю, резко вставая.
Подхватив сумку, иду к выходу.
– Забавная ты, Вика, – слышу за спиной. – Говорила, что имя моё не запомнишь. А уже и фамилию выучила…
Новая неделя начинается с моей нескончаемой радости. Пару раз в год Лёша, как руководитель направления, уезжает в незапланированную московскую командировку на обучение. В этот раз оно продлится две недели. Во вторник бережно собираю ему чемодан, чтобы ничего не забыл, и мы с Марком везём его в аэропорт.
– Пап, – спрашивает сын, болтая ногами. – А ты будешь по нам скучать?
Муж, как обычно погрузившись в мобильный, никого вокруг не замечает.
– Свободин, – шиплю, толкая его в плечо.
– Что тебе? – срывается он криком, оторвавшись от экрана.
– Пообщайся с ребёнком. Ты две недели его не увидишь.
Честно сказать, я жду момента, когда оставлю его на парковке и надеюсь, что эти две недели немного заставят нас соскучиться друг по другу. Потому что жить так дальше становится просто невыносимо.
Я не знаю, как это объяснить.
Больно даже не от того, что он больше не любит, не ценит и не хочет понимать. А от того, что раньше всё это было. От того, что чувствуешь – уходит что-то безвозвратное и трепетное. Уходит навсегда. А причину ты не знаешь.
– Да, Марк, – говорит Лёша, блокируя телефон.
– Ты будешь по мне скучать, пап?
– Конечно, сын, – кивает.
– А по маме?
В салоне машины возникает неловкая пауза, которая будто оголяет скопившееся взаимное раздражение.
– И по маме… естественно, буду. А мама по мне будет скучать? – спрашивает он едко, разворачиваясь ко мне.
Забираю воздух, чтобы вытерпеть оставшиеся пару километров.
– Платки сушить устану, дорогой, – язвлю.
– Мам, а что это значит? – подхватывает сын сзади.
– А это значит, Марк, что наша мама очень жестокая, – отвечает за меня муж и грубо добавляет:
– Ты можешь перестроиться, че ты тащишься за этим тихоходом?
Перестраиваюсь в левый ряд, удостоверившись в том, что он пустой.
– Жес-то-ка-я… Как Росомаха из «Марвела»? – испуганно спрашивает младший Свободин.
– Хуже, – тихо отвечает муж, снова уставляясь в телефон.
Агрессивно стискиваю руль от обиды.
– Росомаха страшный, а мамочка красивая, – продолжает рассуждения сын. – Совсем не похоже.
– Спасибо, Марик, – улыбаюсь через силу ему в зеркало.
Долго стоим в пробке на въезде и наконец-то заезжаем на парковку.
– Пока, пап.
– Пока, – Лёша открывает дверь и разворачивается ко мне. – Пока, Вик.
– Счастливого полёта, – киваю, глядя в лобовое стекло.
Облегчение. Это все, что я испытываю, когда в дверях терминала скрывается фигура человека, с которым я прожила бок о бок пятнадцать лет.
Облегчение и немного досады.
* * *
Во вторник задерживаюсь на работе и забрав сына из детского сада, понимаю, что никак не успеваю закинуть его к маме до занятия в танцевальной школе. Опоздаю. Приходится везти его с собой и размещать рядом с Яной в зоне для клиентов. Выдаю свой телефон и наказываю вести себя максимально тихо. Девушку тоже предупреждаю, чтобы сообщила мне, если возникнут какие-то проблемы. Она испуганно кивает, но не возражает на навязанную заботу о ребёнке.
Быстро переодеваюсь в легинсы и короткий топ, убираю волосы в высокую шишку. На ноги натягиваю танцевальные чешки.
Максим как обычно собран и серьёзен. Никаких прикосновений. Никакого контакта. Во всяком случае, таких, от которых сносит крышу. Пока разминаемся, думаю о том, что неплохо было бы освободить четверг и прекратить субботние тренировки с Андреевым. Так будет правильно, хоть внутри и просыпается сожаление. Понять себя сложно, а принять собственные противоречивые эмоции ещё сложнее.
Из зала выхожу взмокшая, но энергии хоть отбавляй. Первым делом иду проверить сына. На том месте, где его оставила только рюкзачок с Человеком-Пауком и кепка с ним же. За стойкой ресепшн пусто.
Проверяю в раздевалке – никого нет. Иду по коридору, заглядывая в другие помещения, которые оказываются закрытыми. Пока не дохожу до конца коридора и не дёргаю дверь в кабинет Андреева, успеваю забеспокоиться.
Дверь тут же поддаётся и вниманию предстаёт мой сын, восседающий за столом в директорском кресле. Рядом с ним на столе кружка и несколько разноцветных фантиков от конфет.
– Вот ты где, – прохожу в кабинет, игнорируя его владельца, сидящего на диване в углу кабинета.
– Привет, – раздаётся за спиной бархатный голос.
– Мам, Матвей мне дал конфеты. Ты же не будешь ругаться? – спрашивает сын настороженно.
– Буду, конечно, – недовольно кидаю взгляд за спину, игнорируя приветствие.
– Опять я во всем виноват, – философски выдаёт Матвей.
Резко разворачиваюсь к нему. Щёки вспыхивают, а на и без того мокрой спине от тренировки прокатываются мурашки. Напоминает мне про субботу. Все эти дни я пыталась забыть случившееся недоразумение, словно если не вспоминать об этом, то позор сам собой сотрётся.
Как будто ничего не было.
Окидываю взглядом хозяина кабинета. Он в тех же светлых джинсах и лёгкой льняной рубахе, которая не застёгнута на верхние три пуговицы. Её белизна оттеняет бронзовую кожу так, что по ней тут же хочется провести рукой. Неосознанно сжимаю пальцы.
На его лице лёгкая стильная небритость и ухмылка, без которой я Андреева уже не представляю.
– А где Яна? – спрашиваю, складывая руки на груди, о чем тут же жалею, потому что привлекаю внимание к этой части тела.
– Отпросилась пораньше, – пожимает плечами.
Кидаю взгляд на сына, мирно болтающего ногами и уставившегося в экран телефона, и снова на Матвея.
Почему, почему ему обязательно надо быть таким смазливым? А мне такой дурой, которая на это ведётся? Чувствую его взгляд на себе и не могу пошевелиться.
– Извини, что привела его с собой, – вспоминаю о приличиях.
– Без проблем, мы отлично пообщались. Много нового узнал, – давит смешок, потирая подбородок пальцами.
Закатываю глаза.
– Представляю.
– Мама, – отрывается от телефона Марк. – Матвей сказал, что научит меня кататься на велике в парке. Можно ведь?
– Не думаю, – зацепляю взглядом искрящиеся от смеха мужские глаза.
– Ну мама, – начинает уговаривать сын. – Пожа-а-а-луйста.
Отбрасывает телефон на стол и соединяет руки в умоляющем жесте.
– Соглашайся, Вик, – говорит Матвей, упираясь локтями в колени, прищуривается.
– Нет, – продолжаю стоять на своём.
– Ну мамочка, ну пожалуйста, – кричит Марк. Его нижняя губа по-детски смешно оттопыривается, а глаза наполняются слезами.
Переношу вес тела с одной на другую ногу и продолжаю смотреть то на одного, то на другого собеседника.
– Боишься? – спрашивает Матвей, изогнув бровь. – Меня или себя?
Устало смеюсь, сдерживая злость. Боюсь? Его? Что он о себе надумал?
– Вот ещё, – выплёвываю. – Если есть желание, учи, пожалуйста.
– Ура-а-а, – кричит сын за столом.
В светло-серых глазах загорается победный огонёк, и я понимаю, что эти двое только что обвели меня вокруг пальца.
Для того, чтобы связаться завтра перед прогулкой обмениваемся с Андреевым номерами телефонов. Приложение тут же предлагает подружиться в одной из социальных сетей, но я игнорирую это уведомление.
Вечером укладываю Марка спать, и приняв душ, забираюсь в постель. Пальцы сами собой щелкают по кнопкам, врываясь в аккаунт Матвея Андреева. Страница открыта. Быстро перелистываю фотографии, которых здесь более тысячи.
Он очень разносторонний. Помимо танцев на фотографиях этот суперчеловек предстаёт в виде сноубордиста, сёрфера и снорклера. Судя по его манере жизни, он ничего не боится. От таких людей у меня всегда захватывало дух. Со страхом перематываю видео, где Матвей прыгает с высоты двести семь метров в сочинском Скай-парке.
А ещё у него есть девушка. Во всяком случае так считает Анжелика Любимова, которая под каждым его фото ставит сердечки и смайлики. Я узнала её. Эта та брюнетка с парковки. Совместных фото немного, но они есть.
Почему-то это открытие отзывается неприятным покалыванием под грудью. Мне абсолютно она безразлична, но я ныряю в её аккаунт и пролистываю страницу пальцем.
Анжелика тоже занимается танцами. Здесь огромное количество видео и фото с выступлений. У девушки миловидное лицо, отличная фигура и она прекрасно двигается. Внутри замешивается комок из зависти и… ревности. Ревности, на которую не имею никакого права.
До полуночи провожу на страницах Матвея и Анжелики и прихожу к выводу, что они просто идеальная парочка. И кстати, последний отпуск в Таиланде они провели тоже вместе.
Утром ожидаемо не высыпаюсь.
На работе борюсь с усталостью и уже собираюсь написать Андрееву о том, что прогулка отменяется, но когда забираю Марка из детского сада и вижу его счастливое лицо, отказываюсь от этой затеи.
Подъезжая к парку, получаю сообщение о том, что Матвей ждёт у входа на парковку. И действительно, первым делом вижу высокую фигуру у железных ворот. Он в лёгких чёрных шортах, хлопковой футболке и конверсах. Выглядит даже моложе, чем есть на самом деле. Ему двадцать пять, это я тоже выяснила в соцсетях.
Наша разница в возрасте восемь лет. И для меня она колоссальная. Просто чудовищная. Особенно сейчас, когда он выглядит как звезда американского колледжа, а я как заслуженный банковский работник года в своей шёлковой блузке без рукавов и облегающей серой юбке.
Быстро проверяю макияж и выхожу из машины.
– Привет, чемпион, – здоровается Андреев первым делом с Марком, снимая солнцезащитные очки и ослепительно улыбаясь.
Окидывает меня похабным взглядом, от которого становится ещё жарче.
– Я свой смокинг постирал. «Ничего страшного?» – спрашивает с улыбкой.
– Очень смешно, – натягиваю на нос очки и поправляю волосы. – Велик в багажнике. Не спрашивай, как я его туда упаковала.
Матвей ещё раз проезжается по моим ногам в узкой юбке и говорит:
– Я бы посмотрел.
Игнорирую его намёк и открываю багажник. Задерживаю дыхание, когда он проходит рядом и до меня доносится запах его туалетной воды.
Пока направляемся в парк, сын без остановки болтает и слушает спокойные ответы Андреева.
Больше всего мой разрушающийся брак бьёт по сыну. Ему не хватает отца. Разговоров за обедом, прогулок в парке, мужского участия. Лёша за три дня не позвонил ни разу. Смотрю на сына, который катит велик впереди нас, ухватившись за руль маленькими ладошками и такая обида берет. За него. За себя.
Наверное, женщина может простить своему мужчине всё, если постараться. Но только не холодность к своему ребёнку.
Тёплая погода установилась совсем недавно и в парке достаточно много людей. Решаем пройти подальше, чтобы найти свободную дорожку.
– Где ты работаешь? – обращается Матвей ко мне, чуть приобнимая за талию, когда мимо проносится парень на электросамокате.
Делаю вид, что не заметила его прикосновений.
– В банке.
– Скучно, наверное?
– Обычно, – пожимаю плечами.
– Мне кажется, это не совсем твоё, – добродушно говорит, поигрывая ключами от автомобиля. Его манера держаться в этом мире злит меня своей свободой и открытостью. Потому что я не такая и все мои близкие тоже.
– Ну кто-то должен работать, а не просто тратить папочкины деньги, – холодно замечаю.
Матвей тут же отворачивается. Я не хотела его обидеть, хотя получилось довольно резко.
Блин.
– Навела справки, получается, королева Виктория?
– Ты же сам говорил, что тебя каждая собака знает, – замечаю.
– Это ты говорила, кстати, – снова скрывает лицо за очками, широко улыбаясь мимо проходящим девушкам, а потом снова смотрит на меня серьёзно. – Послушай, ты меня не знаешь. Даже сейчас ты ведь разговариваешь не со мной.
– А с кем же?
– Ты увидела какие-то фотографии, возможно, услышала что-то про мою семью, отца. И вот тебе уже кажется, что ты все про меня поняла. Но это не так. Даже сейчас ты общаешься со своим представлением обо мне, с проекцией. Но точно не со мной, – рассуждает и обращается к моему сыну. – Марк, поворачивай.
– Интересная теория. А твоя девушка – это тоже проекция? – спрашиваю дерзко.
Матвей отводит взгляд и долго молчит, а потом тихо тянет:
– Нет, Лика не проекция.
Теперь моя очередь отворачиваться, потому что интонация, с которой он это сказал слишком личная, интимная. Отчего-то мне хотелось бы, чтобы он сказал по-другому. Что-то типа «это просто подруга» или «это все несерьёзно». Хотя их социальные сети уже многое мне рассказали.
– Ты тоже обо мне ничего не знаешь, – добавляю сухо, глядя под ноги. – Поэтому оставь, пожалуйста, свои мысли при себе.
– Окей, – легко кивает он и догоняет Марка.
Немного задерживаю шаг и пытаюсь справиться с собой.
Мы разные.
Я замужем за человеком, с которым у нас непрекращающийся кризис в отношениях. У меня сын. Моя жизнь упорядочена и размерена. Матвей творческая личность, с детства рос в достатке. У него много увлечений и есть девушка.
У нас с Андреевым восьмилетняя разница в возрасте и наши вселенные никогда бы не пересеклись, если бы не моё желание вспомнить молодость и заняться танцами.
Но почему-то все мои рассуждения меркнут, и в душе загорается предвкушение от этого вечера, когда Матвей разворачивается, складывает руки на бёдрах и хрипло кричит:
– Догоняй.
– Мама, догоняй, – кричит сын.
И я значительно прибавляю шаг.
Довольно быстро отыскиваем свободную дорожку.
Матвей подходит к обучению очень ответственно и сначала подробно рассказывает Марку из чего состоит велосипед. Терпеливо объясняет для чего нужны все детали, и как пользоваться педалями и тормозом.
Включаюсь в их разговор, присев на лавочку.
– Я тебе объясню основные правила езды на велосипеде, – говорит Матвей, снимая солнцезащитные очки.
Делает шаг ко мне. Передаёт очки, айфон, естественно последней модели, и ключи от машины.
– Подержишь у себя? – спрашивает. – У меня нет карманов.
Неосознанно перевожу взгляд на его бёдра и пах, тут же вспыхиваю и резко отворачиваюсь.
– Кстати, Вик, – заговорщицки улыбается, чуть наклонившись, и вкрадчиво шепчет мне на ухо. – Те же правила действуют и в сексе. Внимай.
Закатываю глаза.
Что может быть общего в сексе и в езде на велосипеде?
Сын падает на лавку рядом со мной, а Матвей присаживается на корточки напротив нас. Его накаченные мышцами ноги со светлыми короткими волосками оголяются ещё больше и мне инстинктивно хочется сжать бедра. В одной руке танцевальный гений держит детский двухколёсный велосипед, который в прошлом месяце мы купили с Лёшей в спортивном магазине.
Воспоминание о муже резко портит настроение, но это ровно до первого сравнения Андреева.
– Смотри, дружище, – проводит пальцами по сидушке. – Для начала убедись в плотной посадке. Хм-м… Желательно глубокой.
Прыскаю от смеха.
Извращенец.
Матвей пшикает в мою сторону, типа не мешай. Продолжает, проверяя пальцами колеса:
– Если спустило – попробуй накачать, как следует.
Многозначительно на меня смотрит.
– Очень остроумно, – замечаю, пряча глаза.
Дальше задевает руль. Слежу за его длинными ухоженными пальцами, как заворожённая.
– Ты можешь делать это без рук, но лучше даже не пробовать, пока опыта не набрался, – грязно улыбается, мазнув взглядом по моим ногам и бёдрам. – Так будет приятнее.
Задерживаю дыхание, понимая, о чем он. Щеки вспыхивают. Марк сидит рядом и болтая ноги, внимательно слушает. Андреев продолжает:
– Ты можешь делать это один, но… это будет не настолько интересно. Поверь моему опыту, парень.
– Ты просто гуру, – снисходительно качаю головой.
– И если твой партнёр не поспевает, лучше замедлиться и подождать его, – добавляет хрипло. – Чтобы прийти к финалу вместе.
Делаю вдох-выдох. Его «велосипедные»– правила секса определённо меня будоражат.
– А если я упаду? – спрашивает Марк заинтересованно.
– Лучше всего падать на мягкое место, – находчиво выдаёт Андреев, подмигнув мне. – Ну и если ты упал – надо всего лишь встать и продолжить.
– Круто, – выдаёт Марк восхищённо.
Матвей переводит взгляд на меня и спрашивает дерзко:
– А твоя мама знает какие-то правила?
– Мам, знаешь? – подхватывает Марк.
Задумываюсь и нахожу, как щёлкнуть по носу этого мачо.
– Знаю, – киваю, глядя в светло-серые глаза и сканируя ямочки на щеках. – Многие люди, прокатившись пару, раз начинают думать, что они асы. Но это далеко не так.
– Вот это уделала, – смеётся Матвей, откидывая голову назад. – В общем, Марк, если ты научился это делать, то уже точно не забудешь.
– Можно уже кататься? – нетерпеливо вскакивает с лавки Марк.
– Конечно, садись, – помогает ему Андреев.
Следующие полчаса с улыбкой наблюдаю, как мой сын постигает что-то новое. То и дело слышится детский визг и низкий мужской смех. Какая-то часть меня подкидывает мысли о том, что Матвей будет замечательным отцом своим детям.
В отличии от двадцатипятилетнего Андреева Свободин ничему научить Марка даже не пытается. Спустя пять минут любого занятия с сыном Лёша всегда начинает раздражаться и орать. Сын закрывается и дальше теряет всякий интерес. Поэтому я радуюсь тому, что нашёлся человек, который спокойно все объяснил и это не превратилось в очередную пытку.
В руках несколько раз моргает «яблоко», и я по привычке, читаю уведомления на экране, не сразу поняв от кого они:
Лика: «Мот, ты где?»
Лика: «Все ещё танцуешь?»
Лика: «Заедь в аптеку»
Лика: «Презервативы закончились»
Быстро откладываю телефон на лавку, словно держать его становится физически неприятно. Одно дело обнаружить, что у него есть девушка, другое дело – точно знать, что после прогулки в парке он поедет к ней и им понадобится защита.
Весь его смешной монолог на похабные темы вдруг начинает казаться не лёгким флиртом, а злой насмешкой.
Что если он просто угорает? Прикалывается надо мной? Почувствовал, что нравится и решил подшутить?
Стыд прокатывается волной вдоль позвоночника. Эта волна смывает моё настроение и становится резко холодно.
Грею голые плечи, растирая их ладонями. Возомнила себя роковой женщиной.
Дура. Дура. Набитая дура.
– Марк, – зову сына, вставая и поправляя юбку. – Заканчивайте.
Матвей направляется в мою сторону и растерянно смотрит.
– Что-то случилось?
– Нет, – поджимаю губы. – Нам просто пора домой.
Он помогает моего сыну слезть с транспорта.
– Молодец, чемпион. В следующий раз будет уже лучше.
– А ты ещё пойдёшь с нами, Матвей?
– Конечно, надо закрепить результат.
Передаю Андрееву выданное мне на хранение имущество, стараясь не касаться его кожи. Во вторую руку он легко подхватывает велосипед за раму.
Беру сына за руку и стремительно тащу его к выходу.
– Мам, я не могу так быстро, – ноет Марк, перебирая ногами.
– Вика, что произошло? – недоумевает Матвей. Старается не отставать.
– Все хорошо, спасибо, – отвечаю, не оборачиваясь.
Подойдя к машине, открываю багажник и жду пока Матвей сгрузит нелёгкую ношу. Он тепло прощается с Марком и задумчиво чешет подбородок, пока я открываю дверь и усаживаюсь на водительское кресло.
Заведя двигатель, открываю окно и как бы между делом говорю:
– Кстати, проверь телефон. Твой партнёр по велоспорту просит заехать в специальный магазин, чтобы купить нужную экипировку.
Матвей тут же уставляется в экран своего телефона, а я с чувством выполненного долга выруливаю на дорогу.