Лина Коваль
Неверная жена
Глава 29. Виктория
Почему у меня никогда не получается вернуться из отпуска с лёгкой душой? Всегда, уже в самолёте начинают захватывать мысли о работе, быте или просто насущных делах, которые не успела закончить до отпуска.
Попрощавшись с Матвеем, последующие два дня показались реальным отбыванием наказания. Я также поднималась с утра, будила Марка, мы завтракали, ходили на пляж, по вечерам бродили на территории отеля вдвоём, потому что Маша всё же продолжила общение со своим немцем.
Без Матвея нахождение здесь будто потеряло смысл, турецкие краски вокруг потускнели. Сердце за него болит и мается невыносимо.
Он каждый день звонил, конечно. Совсем ненадолго, просто спросить, как дела и сообщить, что любит.
Это неправильно. Немудро. Нечестно по отношению к моему всё ещё законному супругу.
Но я тоже действительно люблю Матвея. Я не соврала.
Мне кажется, с того момента, как заметила его глаза на ресепшене в танцевальной студии, мой мир навсегда поменялся. Это было будто в прошлой жизни, но я помню все до мельчайших деталей.
Новая точка отсчёта для новой Вики.
В самолёте, поглядывая на спящего сына, гоняю тяжёлые мысли. Что теперь будет? Как поговорить с Лёшей?
Обманывать и обвинять только лишь его в развале нашего брака я не стану. Хотя могла бы.
Я и сама виновата. Дело даже не в Андрееве.
Сейчас, испытывая высокий градус близких отношений с другим мужчиной, я могу точно сказать, что настолько сильно и беззаветно я Лёшу никогда не любила. Он просто стал моим первым мужчиной. Первым во всём.
Те чувства, которые я к нему испытывала… Мне даже не с чем было сравнить.
Девочки обычно сравнивают первую любовь с отношениями собственных родителей. С самыми близкими и дорогими людьми. Учитывая жертвенность моей мамы и холодность отца, конечно, наши отношения с мужем представлялись мне запредельно близкими и чувственными.
Но Матвей…
Он вышиб из меня всё прошлое представление о чувственности и наполнил каждую клеточку собой. Настоящим, живым, родным.
Я длительное время рассуждала внутри себя на тему измены и пришла к выводу, что измена начинается не в тот момент, когда ты позволил себе с кем-то переспать. Дело не в сексе. Измена возникает, когда ты живёшь рядом с нелюбимым человеком…
Это самая горькое предательство. Потому что это измена самой себе.
И я предавала в первую очередь своего самого близкого человека – себя. Год за годом. Наверное, пришло время остановиться?
В зоне прилёта шумно и душно. Долго стоим в очереди на таможне. Затем без конца следим за ленточным конвейером, разыскивая свои чемоданы. В зал ожидания выходим спустя час. Уставшие и замученные.
Вокруг полно людей, но первым я нахожу глазами именно Матвея. Он стоит у большой стойки с расписанием. Немного бледный, небритый, в своих обычных идеальных джинсах и лёгкой черной футболке. В руках небольшой букет ромашек, очень симпатичный. Завидев меня, лицо Андреева освещается широченной улыбкой и мир вокруг вдруг становится чуточку ярче.
Приближаюсь к нему и одним махом дотрагиваюсь щекой до колючего лица, пытаясь прихватить в этом целомудренном жесте побольше его, больше Матвея для себя. Марк радостно прыгает к нему на руки, и я впервые переживаю чувство зависти к собственному ребёнку.
Тепло прощаемся с Машей и идём втроём в сторону стоянки. Мужчину шагают впереди, я с букетом в руках чуть дальше.
– Я с другом, – предупреждает Матвей, когда мы достигаем небольшого черного трёхдверного джипа. Машина явно не из последних моделей, но добротная и ухоженная.
– А что с твоим цыплячьим Вранглером? – хмурюсь.
– На техобслуживание отдал, – пожимает плечами, загружая наши чемоданы в багажник.
– Привет, – улыбаюсь парню за рулём. Вцепившись в сумочку, втискиваюсь на заднее сидение. Марк устраивается вместе со мной.
– Привет.
– Это Кирилл Мавроди, – представляет нас Матвей, располагаясь в переднем кресле. – А это моя Вика.
– Твоя Ви-ка, – проговаривает Кирилл с улыбкой и оборачивается к моему сыну. – А тебя, как зовут, парень?
– Я Марк и мне семь лет.
– Целых семь?! Совсем взрослый.
– А ты думал, – тянет Матвей, заинтересованно поглядывая на меня. – Вика, вы домой?
В машине повисает странная тишина.
– Нет, – мотаю головой. – Мы к маме моей поедем.
Матвей облегчённо вздыхает. Быстро называю адрес, и Кирилл перестраивается в нужный ряд.
– Как отдохнули? – спрашивает Андреев, повернувшись к нам.
– Хорошо, – отзывается за меня Марк. – Вчера мы с дядей Петей ходили в аквапарк.
Закатываю глаза. С моим ребёнком утаить что-то точно не получится.
– Что ещё за дядя Петя? – становится мрачным Матвей.
– Да, – машу рукой. – Это Пётр, новый Машин знакомый из Германии.
– А-а-а, ну ладно, – кивает Матвей и ещё раз улыбается, а меня топит такое безграничное чувство нежности к нему, что я практически колочу себя по рукам, чтобы не дотронуться до тёплой кожи на мускулистом плече.
– Какие планы? – спрашивает низко. В его глазах тот же пожар, что и в моих, словно отражение.
– Разобрать чемоданы и замочить этого парня в ванной, – пожимаю плечами, выглядывая на дорогу. – Там заправка, заедем купить водички?
– От чего же не заехать? – говорит молчащий до этого Кирилл и включает поворотник.
– Марк, обожди в машине, я скоро. Возьму тебе сок, – быстро произношу, выскакивая на асфальт.
Матвей хапает меня за руку и бежит в сторону небольшого павильона. Вместо того чтобы зайти внутрь, тянет за угол и намертво обнимает.
Вжимаюсь в его сильное тело и наталкиваюсь на горячие губы. Господи, как же я тосковала по ним! Разве можно так быстро привыкнуть к человеку и его телу? У меня нереальная зависимость от Андреева. Эти два дня была практически физическая ломка.
– Люблю тебя, – шепчет Матвей, вжимая моё тело в холодную облицовку павильона. – Скучаю, как же я по тебе скучаю!
– Я тоже соскучилась, думала о тебе.
– Я вас себе заберу. Сейчас только решу куда именно и сразу заберу. Подожди чуть-чуть. Пиздец, как всё не вовремя.
– Я подожду, – улыбаюсь, пряча подбородок в воротнике его футболки.
– Я волнуюсь. Волнуюсь, что ты не справишься. Соскочишь. И я тебя потеряю.
– Дурачок, – целую кончик носа и чуть прикусываю.
– Если я тебя потеряю, я сдохну.
Волна мурашек пробегает по телу от его страшных слов.
– Как мама? – спрашиваю, анализируя эмоции на его лице.
Матвей утомлённо вздыхает и отклоняет взгляд в сторону.
– Мама уже не разговаривает. Только смотрит. Смотрит на меня большими голубыми глазами. В которых ВСЁ, понимаешь? В них всё. Конец.
– Мне очень жаль, мой хороший, – протягиваю, прижимая его голову к себе. – Я не знаю, какие можно подобрать слова, чтобы утешить тебя.
– Ты, главное, будь рядом. Даже без слов.
– Обязательно! – озираюсь. – Пойдём скорее, Марк там, наверное, вынес мозг Кириллу.
– Мавроди сам вынесет мозг, кому хочешь, – шутит Матвей, но меня отпускает.
Быстро приобретя воду и сок, выезжаем снова на трассу, и уже через полчаса Кирилл паркуется около дома моей матери.
Матвей извлекает вещи из багажника и помогает донести их до подъезда, а потом украдкой чмокает меня в губы несколько раз.
– Я позвоню вечером. Ты сможешь выбраться ненадолго? – спрашивает, приобнимая Марка.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Мне нужно увидеться… с Лёшей.
– Зачем? – крепкие плечи напрягаются, а брови озадаченно сводятся к носу.
– Поговорить, принять решение, как быть дальше.
Он кивает, но остаётся напряженным.
– Будь осторожна и позвони мне перед тем, как с ним встретишься.
– Хорошо, не переживай за меня.
Мама встречает нас у лифта, по всей видимости, подсматривала в окно. Мысленно обвиняю себя за то, что разрешила Матвею проводить нас до подъезда. Наверняка, мимо её внимания не прошли наши поцелуйчики и то, с какой теплотой Матвей прощался с Марком.
– Нагулялась? – громко осведомляется мама, как только дверь квартиры захлопывается за нами.
– Ты о чём? – спокойно узнаю, снимая обувь.
– Я о том, что моя дочь – шлюха, – гневно цедит мама шёпотом так, чтобы Марк не услышал.
Глава 30. Виктория
Открываю дверь своими ключами и прохожу внутрь дома. Нашего дома.
Меня не было здесь две недели, а по ощущениям почти полгода. Это оказывается сложнее, чем я думала.
Воображать свой развод с турецкого побережья было как-то… проще.
А здесь. Здесь всё кричит о том, что мой привычный мир встаёт с ног на голову. Прямо в настоящий момент.
В прихожей на вешалке одиноко болтается Лёшина летняя ветровка. Мы покупали её вместе в прошлом отпуске. Лёша пытался торговаться с арабом в Дубай-молл, а я хохотала так, что не могла остановиться.
Снимаю обувь и привычно ставлю её рядом с Лёшиной. У него самый распространённый мужской размер ноги – сорок второй, а у меня самый популярный женский – тридцать седьмой. Распродажи не наш вариант, поэтому раньше мы всегда покупали зимнюю обувь летом, а летнюю – зимой, если находили размер, конечно.
Прохожу по коридору мимо размещённых на стене фотографий.
Одну из них сделали в Анапе, раньше мы часто ездили в отпуск именно туда. Марка ещё не было, полная свобода действий. Молодость. Мы ходили в ночные клубы прямо на берегу Черного моря, ели вкусный шашлык и горячие чебуреки. Купались, пили пиво, загорали, конечно, иногда сидели на солнце до противного жжения и лечили друг друга.
Потом разглядываю снимки, где Марк ещё крохотный, только-только родился. Лёша перепутал пакеты и на выписку вместо красивейшего белоснежного конверта, который я так тщательно подбирала, привёз… комплект постельного белья. По-видимому, чей-то подарок. Я была в таком гневе, что не передать. Даже сейчас пульс от злости учащается. Ну, как так можно было, а? В итоге Марка так из роддома и выписали – в пододеяльнике, который медсестры красиво повязали синим бантом.
Качаю головой, резко отшатываясь от снимков, и бреду в гостиную. В полном раздрае.
Я давно не люблю Лёшу и расторжение брака – дело для меня решённое. Только вот куда мне девать все эти воспоминания и гигабайты разной информации о нем?
В новой жизни они мне не нужны, а в старой – их не бросить.
Так и будут раскачиваться в моём сознании с грустной пометкой «Мужчина, в одной постели с которым я хотела спать всю жизнь».
Украдкой стираю слезу и поднимаюсь на второй этаж. Собираю необходимые на первое время нам с Марком вещи в пакеты и спускаю их ко входу. Топаю на кухню, на автомате готовлю себе кофе.
В холодильнике пусто, а в посудомойке море грязной посуды. Привычно выругавшись, включаю её и под мерное дребезжание машины пью свой горячий кофе.
Я изрядно начинаю нервничать, когда слышу скрип отворяемой двери. Привычные звуки. «Бряк» – ключи падают на тумбочку, «бам» – сумка с документами для работы дома отправляется на пол, «вжик» – расстёгивается куртка.
Через пару секунд Лёша возникает на пороге кухни. Он немного похудел и выглядит измученным. Темные волосы отросли, его явно пора записать на стрижку. Костюм, по всей видимости, всё-таки забрал сам из химчистки.
– Привет, – не сводит с меня глаз.
– Привет, Лёш. – отвечаю, кивая на стул напротив. – Поговорим?
Он, ослабив галстук, усаживается за стол.
– Ты хорошо выглядишь, – делает комплимент, кружа глазами по моему лицу.
– Спасибо, – чуть улыбаюсь. – Ты тоже.
Ловлю внутри эмоции. Я немного соскучилась по нему, как по близкому, родному человеку. Но это нормально, ведь так?
– Давай разведёмся, Лёш? – спрашиваю, рассматривая свои ладони, лежащие на столе в предельной близости от его рук.
Муж тяжело вздыхает и заваливается на спинку стула, словно иначе ему неимоверно трудно дышать.
– Пиздец, Вик, – мотает головой. – Всё не так, как ты думаешь.
Морщусь от этой банальности. По закону жанра сейчас будут пустые оправдания.
– Ты на протяжении двух лет содержишь другую женщину, используя деньги, которые мы с тобой вместе откладывали на будущее нашего с тобой сына, – проговариваю неторопливо, словно сама не могу поверить до сих пор.
Для меня это открытие было шоком, но я благодарна судьбе за то, что подтолкнула меня к Лёшиному планшету в тот день. Благодарна ему за то, что муж наивно не поменял пароль в интернет-банке.
– Я должен был сразу тебе рассказать, но… – наклоняет голову Лёша. – Мне не хватило духа.
– Не утруждайся и сейчас, – произношу безразлично.
– Не-ет, не будь сукой, Свободина, – усмехается он. – Выслушай… Я тебе изменил.
– Я уже поняла, – наседаю интонацией.
– Не сейчас. Давно.
– Давно? – повышаю голос. – Давно мне изменяешь?
– Нет, – выдыхает он. – Помнишь, на последнем курсе мы с тобой поругались, и я уехал в горы?
– Помню, – киваю на автомате.
– Не был я в горах… Так взбесился на тебя, упёртый баран, что укатил к Гельке Михайловой со своего потока.
В голове словно видеосъёмка мелькают студенческие годы. Общежитие, здание института, аудитории, какие-то люди.
Гелька Михайлова. Я даже не помню, как она выглядит, хотя имя очень знакомое. Сквозь шум в голове слышу следующие слова мужа:
– Провёл у неё два дня. Всё было как в тумане, а потом снизошло озарение, что я творю какую-то хуйню и я поехал к тебе мириться.
Сердце противно клетку за клеткой разъедает жгучая кислота. Как бы сложилась моя жизнь, если бы я тогда узнала о его измене?! Я бы однозначно не вышла за него замуж.
– Я тогда забыл этот случай как страшный сон. А два года назад Геля объявилась. Нагрянула ко мне на работу. Сказала, что родила от меня ребёнка.
– Ребёнка?!– вжимаюсь пальцами в кружку, чувствуя досадное жжение в глазах.
– Да, – напряжённо отзывается Лёша, повесив голову. – Дочь. Юлю. Ей сейчас одиннадцать.
– Одиннадцать… Ты… ты видел её?
– Конечно, – кивает. – Я и тест ДНК делал.
Мои губы перекашиваются. Не от боли. От пошлости его рассказа. От собственной наивности.
– Юля два года назад заболела. Осложнения после менингита, произошёл серьёзный откат в развитии. Ангелина… она просто не справилась одна. Поэтому вышла на меня, попросила прийти на помощь.
– Ясно, – киваю. Наверное, малодушием будет сказать что-то типа «И поэтому ты решил воспользоваться деньгами нашего сына?». Но хочется быть сукой. – Значит, ты с ней сейчас? С Ангелиной?
– Нет, – выкрикивает он. – Как ты могла такое заподозрить, я не изменял тебе в браке!
Зато изменял мне раньше!
– Все эти два года я боялся тебе сказать. Боялся того, что происходит сейчас, – грустно произносит Лёша.
– Поэтому вёл себя как мудак по отношению ко мне и к Марку?
Лёша увесисто вздыхает.
– Я так сильно переживал, что всё выплывет наружу, у меня возникло что-то вроде депрессии. Не знаю, как объяснить, – задумывается. – Я словно сам захотел, чтобы ты меня бросила, так и не узнав о моем предательстве.
– Ты дождался, я тебя бросаю, – тихо произношу.
На кухне создаётся противный вакуум, мыльный пузырь, который хочется проткнуть пальцем и поскорее выбраться. Подумать только, у моего мужа есть ещё ребёнок! Дочь. Старше Марка на четыре года. Наш сын был для него не первым, пусть даже он и не знал тогда об этом.
– Вика, ты любишь его? – спрашивает муж, грустно глядя в мои глаза. – Того мальчика, с которым была в Турции?
Чёрт.
– Откуда ты… – хмурю брови и тут же поражаюсь догадке. – Маша?!
Лёша отклоняет глаза, в которых я успеваю разобрать отчаяние и боль.
Это настолько выбивает меня из колеи, что становится трудно вздохнуть. Я была готова ко всему. К тому, что он будет размахивать шашкой, кричать, что я шлюха, как сообщила мне моя мать. Ко всему. Но не к тому, что сделаю ему больно, плохо, заставлю страдать. Мы продышали бок о бок практически полжизни. Лёша для меня кто угодно, но точно не чужой.
– Как сейчас Юля? – узнаю, сглотнув ком в горле. – Ты ей помог?
– Да, – кивает. – Уже лучше.
– Ты часто с ними видишься?
– Раз в одну-две недели.
– Ясно.
– Деньги Марка я верну, Вика. Обещаю.
– Уж будь так добр, – еле слышно проговариваю.
Лёша поднимается и быстро обходит стол. Присаживается рядом со мной на колени, обнимает ладони, которые я тут же вырываю из его рук, отворачиваясь.
– Вика… Вик… Свободина моя, – начинает тараторить, уперевшись лбом в мою ногу. – Ты сейчас в эйфории, но ведь она закончится. Закончится и непонятно, что будет дальше. Любое помешательство заканчивается и остаётся жизнь. Такая, как у нас с тобой. Этот дом, – поднимает голову и озирается. – Наша семья.
– С-е-м-ь-я, – повторяю глухо.
– Я осёл. Оступился, не сказал, боялся вас потерять. Но я тебя люблю. Всю жизнь любил и дальше буду.
По моим щекам в открытую льются слезы, но я уже не скрываю их.
– Лёша, – тяну. – Я не чувствую тебя, твоей любви. Давно. Не чувствую с тобой себя женщиной, а я поняла, что для меня это важно! Дело не в… ком-то другом. Дело во мне, понимаешь? Я так больше не могу!
– Подумай хорошо, Вик. Подумай. Я тебе сказал когда-то, что всё тебе прощу. И это правда!
Выскальзываю из-под его рук и ухожу в ванную комнату на первом этаже. Утираю слезы, умываюсь ледяной водой и меняю полотенца на чистые. По пути запускаю стирку.
Выйдя из ванной, встречаюсь с Лёшей.
– Развесь бельё, как только выстирается. – Хорошо.
– Я поеду. Мы у мамы пока поживём.
Натягиваю обувь и хватаю пакеты. Дёргая за ручку входной двери, слышу последние фразы:
– Вика, я тебя буду ждать. Одумайся. Давай всё сохраним!
Игнорируя, выхожу на улицу. Иду за ворота к припаркованной машине и укладываю пакеты в багажник. Рядом останавливается тонированный мерседес с мигалками, из которого выходит высокий человек, довольно приятной наружности.
– Виктория Вячеславовна, добрый день.
– Здравствуйте, – немало удивляюсь, что он меня знает.
– Можно с вами пообщаться? Буквально пару минут.
– О чём?
– Поверьте, для вас и вашей семьи этот разговор будет очень важным, – говорит он отталкивающе вежливо.
Эпилог. Виктория
Спустя два дня я снова на этом же месте…
Два дня… Самых жутких в моей жизни.
Паркую машину, поправляю солнцезащитные очки, натягиваю подлиннее рукава спортивной кофты и боязливо озираясь, медленно выкарабкиваюсь на улицу.
Морщусь от солнца.
Тридцать пять градусов в тени. Проклятое лето!
Краем глаза подмечаю какое-то резкое движение слева. Быстро вскинув голову, вижу до боли знакомый образ.
Чёрт! Он что меня преследует?
Открыв ворота, лечу сломя голову в сторону своего дома и успеваю запрыгнуть внутрь.
– Вика, – орёт Матвей, нетерпеливо барабаня по двери. – Вика, твою мать. Ты можешь объяснить мне, что происходит?
– Перестань, – хриплю мертвецким голосом. – Пожалуйста, Матвей!
– Ну что ты за дурочка такая? Мы всё равно поговорим.
Нет! Я не буду с ним разговаривать! Ни за что. От этого чересчур многое зависит.
– Мама умерла, – хрипит он мучительно.
– Я знаю. Я тебе соболезную, – говорю ровно, крепко-накрепко обнимая его мысленно и плача вместе с ним. Моя душа рыдает и воет.
Моя душа рвётся на части от всего, что довелось пережить мне этим летом.
Мне паршиво. Я сама умираю. Уже загнулась под натиском обстоятельств.
– Что произошло? Куда ты пропала? – непонимающе произносит стихнув. – Расскажи мне, и мы всё решим. Я тебе обещаю.
Ничего мы уже не решим!
Сердце предательски ноет, а душа стремится к нему. К нему, к одному-единственному, с кем хотелось бы просто быть рядом.
Я что, слишком многого просила у тебя, Господь?
За эти дни жизнь преподнесла мне слишком дорогой урок. Любить – это невероятная роскошь, за которую надо платить всем, что у тебя есть… Вернее, всем, что пока имеется.
Мы с Матвеем оказались уж очень наивны. А жизнь наивности не прощает.
– Я не буду уходить от него, Матвей! – тихо признаюсь сквозь закрытую дверь, ещё раз проверив замок.
Слышу резкий стук кулака по ней. Ещё и ещё. Прицельно бьёт прямо в сердце.
– Дурак, – говорю, опускаясь на пол. Прикрываю глаза и реву, удивляясь, сколько же слёз было внутри меня.
Наверняка сбил костяшки до крови. Молодой, красивый, импульсивный. Это и привлекло. Влюбилась, как ненормальная.
– Сука, – кричит он сквозь стены. – Я же всё ради тебя… Я в конуре живу, как псина побитая. Мама умерла. У меня ничего не осталось.
У меня тоже… ничего не осталось…
– Ты будешь жалеть, – рявкает он. – А я никогда не приму тебя обратно. Никогда, никогда больше не появляйся мне на глаза.
Прикрываю глаза от боли. За него и за себя тянет в груди.
Пора вернуться в реальность!
