– Поехали? – спрашивает ещё раз. В этот раз настойчивее.
Я словно сознание потеряла. Сознание, дар речи, совесть так уж точно. Всё что угодно. Чувство вины бьёт наотмашь. Не спрашивая. Не вникая в суть проблем между мной и мужем.
Проблемы где-то там, а я тут. Раздетая, в объятиях другого мужчины моложе меня на восемь лет. Мы даже не предохранялись.
– Жалеешь? – спрашивает Матвей мягко. Все ещё держит на весу, прижимая к себе.
Мотаю головой и обнимаю его крепко. Первой реакцией было оттолкнуть, убежать, скрыться. Но сейчас хочется поддержки и тепла. Упираюсь носом в тёплую шею и всхлипываю. Слезы дорожками бегут по щекам, спускаются по его твёрдой груди и исчезают между нашими телами.
Мне горько, стыдно. Я разбита и сломлена. Потому что до этого часа в моей жизни был только один мужчина и была надежда, что с Лёшей всё наладится. Как любила говорить моя бабушка «перемелется и забудется».
Но сейчас уже ничего не вернуть.
Матвей гладит по голове, успокаивая. Качает на руках.
– Блин, ну ты чего? – спрашивает растерянно. – Тебе не понравилось?
– Всё хорошо, – шепчу, сквозь слезы. – Прости, дело не в тебе.
– Эй, – шутит он, хлопая по ягодице. – Это моя фраза. Обычно я ей пользуюсь.
Смеюсь сквозь слезы, отлепляясь от него.
– Тебе в душ, наверное, надо? Не хочу тебя отпускать. Надумаешь там себе. Не думай сегодня, хорошо? – отводит голову, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Ладно, – соглашаюсь. Внутри просыпается какое-то облегчение.
Дура. Дура. Дура.
Но это так легко. Не думать. Не винить себя. Дать себе немного времени.
Матвей несёт в душевую и ставит на ноги. Быстро поправляет тренировочные брюки. Прохожусь глазами по татуировке на его груди.
– Ну я тогда тебя там подожду, ладно? – указывает на дверь.
Киваю, быстро отворачиваясь и закрывая грудь руками.
– Вика, – окликает.
– Что?
– Обещай, что не будешь думать?
– Иди уже, – отвечаю чуть нервно. – Сказала же.
Жду, пока за ним откроется дверь. Стойко рассматриваю себя в отражении зеркала. Красные щеки, горящие сумасшедшие глаза, искусанные губы и растрёпанный хвост на голове. Выгляжу как шлюха. Мама бы сейчас сказала, что я она и есть.
Закрываю глаза руками.
Не думать. Не жалеть.
Быстро захожу в душевую, настраиваю воду погорячее и смываю с себя всё, что произошло в раздевалке. Секс животный. С тела смываю, с душой тяжелее.
Когда выхожу из раздевалки, Матвей тут же ловит за руку и притягивает к себе, обнимает за талию. Он тоже переоделся, в привычных джинсах и черной футболке выглядит притягательно. Но я упираюсь ладонями в плечи и отодвигаюсь.
– Поедем? – спрашивает ещё раз.
Мягко забирает сумку из моих рук и закидывает на плечо.
– К тебе не поеду, – отвечаю.
– Окей, – улыбается. – Не ко мне. Просто прокатимся.
Мой рейтинг в собственных глазах падает ещё на несколько отметок, потому что я, глядя в светло-серые манящие глаза, не могу ему отказать. Нет, я обманываю себя. Не могу себе отказать.
– Куда?
– Пошли, – загадочно улыбается.
Протягивает открытую ладонь. На секунду замешкавшись, вкладываю в неё свои пальцы, и мы идём по коридору до выхода. Ключами Матвей закрывает студию, в полном молчании спускаемся на парковку.
– На моей поедем, – сообщает, открывая дверь джипа.
– Господи, скажи, пожалуйста, что ты заказывал черный, а пришло вот это? – спрашиваю, окидывая взглядом огромное яркое недоразумение.
– Что ты имеешь против жёлтого, белая женщина? – как-то по-мальчишески улыбается.
Усаживаюсь в автомобиль.
Матвей оббегает капот и открыв широко дверь, запрыгивает внутрь. Айфон кидает на переднюю панель. Выпрямившись, словно струна, на сидении, достаёт из переднего кармана ключ. Украдкой разглядываю его тренированное тело. То, как он естественно и свободно ощущает себя.
– Куда мы едем? – спрашиваю, откидываясь на сидение. Вытягиваю ноги, между ними немного тянет и покалывает, но в целом в теле ощущение лёгкости и эйфории.
Не думать, не жалеть.
– Покажу тебе одно место.
Вздыхаю, отвернувшись к окну.
– Какую ты любишь музыку? – спрашивает низким голосом, нажимая на кнопки.
– Любую.
– Вика, неправильный ответ.
– Отстань!
– Что там хорошие девочки слушают?
– Отстань, – кидаю на него строгий взгляд.
– Ну же? Анну Асти?
Прыскаю от смеха.
– Полину Гагарину? – продолжает.
Господи, он же не отвяжется!
– Включи, что хочешь, – говорю, смеясь. – Мне, честно, все равно. Я меломан.
– Ну окей.
Его пальцы быстро настраивают ритмичную музыку, и мы выезжаем с парковки.
Несмотря на то, что ещё полчаса назад в душевой я была потеряна и разбита, сейчас ощущаю небывалые азарт и предвкушение, как будто в детстве перед долгожданным отпуском с родителями. Мы редко куда-то ездили, но в ночь перед поездом я всегда не могла сомкнуть глаз от эмоций и возбуждения, представляя, как именно это будет. Такое лёгкое волнение, смешанное с радостью.
– Давай возьмём тебе шампанского? – говорит, постукивая по рулю большим пальцем в такт. Я уже заметила, что ритм – его стихия. Смотрю на уверенные руки и немного краснею от того, что вспоминаю их на своём теле.
– Понравилось, когда я пьяная, Андреев?
– Ты мне любая нравишься, – говорит он как-то серьёзно, по-мужски.
– Это тоже твоя обычная фраза, которой ты пользуешься? – отшучиваюсь, поправляя футболку на плечах.
– Нет. Это эксклюзив, – тянет тихо, глядя в лобовое стекло.
Смущаюсь. Как у него так получается? Ещё минуту назад был шалопаем, а сейчас взрослый мужчина, от которого коленки подкашиваются. В голове возникает образ мужа. На него такой реакции не было никогда. Возможно, потому что мы встретились практически детьми.
Прикрываю глаза.
Не думать, не жалеть.
– Кофе хочу, – говорю, когда вижу знакомую вывеску.
– Без проблем, – включает поворотник.
Остановившись у дороги, забирает банковскую карту из солнцезащитного козырька, открывает дверь и выпрыгивает из машины. Наблюдаю, за лёгкой походкой своего второго в жизни мужчины. Как он непринуждённо подходит к киоску и разместив руки в передних карманах, раскачивается на пятках. Ждёт свою очередь. Хлопковая ткань футболки облегает широкие плечи и узкую талию. Светлые волосы в беспорядке от лёгкого ветра. Он весь, как с картинки.
И тоже мне нравится в любом виде. Но ему я в этом ни за что не признаюсь. Даже под дулом пистолета.
Пока кофе готовится мой спутник о чем-то мило беседует с девушкой за прилавком. Она широко улыбается и периодически кусает губы. Сколько у него было таких девушек? Сколько замужних женщин, таких как я?
Запрокидываю голову и прикрываю глаза. Мысли хаотично гуляют по черепной коробке. Сижу в таком положении, словно замёрзшая статуя, пока не слышу звук открываемой двери справа. Матвей протягивает мне стаканчик с кофе, на котором черным маркером написано «Для королевы».
Снисходительно смотрю на него.
– Взял капучино. Надеюсь, угадал? – протягивает, иронично кружа по моему лицу глазами.
– Не угадал, – буркаю в ответ и забираю стаканчик, касаясь его пальцев. – Я люблю американо.
Темнеет в мае ещё очень рано, поэтому пока мы выезжаем из города на улице становится довольно сумрачно.
– Так куда мы едем? – спрашиваю ещё раз Матвея. Он откинулся на кресло и достаточно расслаблено ведёт автомобиль. Проезжаюсь взглядом по рельефному телу. Это вызывает ответную жгучую реакцию чуть ниже груди.
– Я ж сказал, прокатимся, – широко улыбается, сверкая белоснежной улыбкой.
Надо заметить, что в свои тридцать три года я таких позитивных людей редко встречала. Не знаю уж со всеми ли он такой, но даже когда я веду себя отвратительно грубо, он не подаёт вида и гасит моё недовольство одной ухмылкой.
В повседневной жизни я редко могу высказать в лицо свои эмоции. С Лёшей по-человечески мы давно не общались. С мамой проще стерпеть, чем разводить очередной скандал. На работе же два варианта – либо это руководство, которому чревато возражать и приходится закрыть рот на замок, либо это подчинённые, которые так или иначе сделают так, как я скажу.
Вот и получается, что Матвей своего рода праздник в моей жизни. Короткая вспышка. С ним можно быть собой. То, что это будет недолго – факт.
Он проезжается взглядом по моим сложенным на сидении ногам. Невозмутимо отворачивается и задумчиво молчит.
Я не должна вспоминать о его девушке, но не получается, как бы я ни старалась. Лика звонила два раза, пока мы стояли в очереди на автозаправке. Андреев не ответил, просто безразлично перевернул телефон экраном вниз. Я проявила несвойственную себе деликатность.
– Где Марк? – спрашивает, постукивая большим пальцем по рулю.
– У бабушки.
– У твоей мамы?
– Да.
– А отец?
– Что отец? – свожу брови к носу. Он про Лёшу?
– Твой отец, – поправляется.
– А-а- а… Его нет в живых, – тихо произношу.
– Ясно, – кивает. – Прости.
Дёрнувшись, отворачиваюсь к окну.
– Чем ты занимаешься в банке?
– Это что, какое-то анкетирование? – говорю в пространство.
– Нет, – смеётся он. – Пытаюсь заговорить тебя.
– Смысл? – удивляюсь.
Пожимает плечами и потирает подбородок. Как заворожённая слежу за мужчиной. За тем, как мерцает его бронзовая кожа в отблеске фар и перекатываются мышцы на руках. Как слажены его движения. Матвей глазами ловит мой взгляд и обжигает своим, поймав.
Качаю головой. Наваждение какое-то.
Я всегда была рациональной. Правильной. Такой как надо всем. А сейчас еду по ночной трассе практически с незнакомым человеком, с которым ещё пару часов назад у меня был самый невероятный секс в моей жизни. Прикрываю глаза, Маша бы меня похвалила. А я моментами проваливаюсь в бездну отчаяния и стыда. Периодически цепляюсь за какие-то выступы и делаю передышку, а дальше снова падаю.
Бездна неизбежна…
– Эй, Вик. Ты там спишь что ли? – касается пальцами моего колена и чуть сжимает.
– Нет, – открываю глаза. Смотрю на широкую ладонь перед собой.
– Хочешь, анекдот расскажу? – говорит весело.
– Расскажи, – буркаю.
– Парень приходит в публичный дом…
– Матвей, – кричу, округляя глаза.
– Слушай давай. Ну и вот, занимается сексом с двумя девушками. Тут вдруг облава, полиция. Одну спрашивают: «Работаешь тут?». Она говорит: «Нет, что вы? Я массажистка». Вторая добавляет: «А я педикюр делаю». Парень вдруг возмущается: «Нет, вы только посмотрите на них. Ещё окажется, что проститутка – это я».
Качаю головой и хохочу. Ненормальный.
Матвей чуть отклоняется. Ладонью лениво продолжает поглаживать мою ногу. Левая рука свободно располагается на руле.
– Ты извращенец, – говорю, скидывая его конечность с себя.
– Ещё какой, – тянет загадочно.
Руку убирает и больше до конца поездки меня не касается, а мне вдруг очень хочется. Чтобы касался…
Съезжаем с трассы на просёлочную дорогу, проезжаем небольшой участок леса и через пару минут останавливаемся рядом с огромным пустым полем.
– Мы что, уже приехали? – спрашиваю его, скидывая ноги с сидения. Пытаюсь что-то разглядеть за окном.
– Ага, – гасит фары. – Пошли.
– Куда? Ты в себе? Там темно и страшно, – повышаю голос. Нервничаю.
– Пошли, говорю. Чего ты боишься, я же с тобой.
Замираю в нерешительности, а потом берусь за кроссовки, сброшенные на резиновый коврик. Матвей с заднего сидения забирает толстовку.
– Надень, – кидает её мне.
Послушно просовываю руки в рукава и одеваюсь. Вещь вкусно пахнет стиральным порошком и немного его туалетной водой.
Спрыгиваю с подножки джипа, пока он открывает багажник. Подхватив какой-то свёрток, крепко берет меня за руку. Идём по сухой траве практически до центра поля. Глаза понемногу привыкают к темноте и становится совсем не страшно.
Матвей раскрывает свёрток, который на деле оказывается большим покрывалом и расстилает его на землю. Молча наблюдаю, как он скидывает кеды и проходит на получившийся ковёр.
– Что замерла? Иди ко мне, – тянет открытую ладонь.
Оглядываюсь. Вокруг ни души. Только лёгкий ветер, майская ночь и мы.
«Всё, что нужно для замужней женщины, изменяющей мужу», – усмехаюсь про себя. К нему я бы не поехала ни за что на свете. Никогда. В отеле со стыда бы сгорела на месте.
Моя личная бездна и так уже близко…
Разуваюсь и ступаю на расстеленное им озеро из покрывала. Матвей тут же ловит, притягивает к себе. Врезаюсь в твёрдое тело и пропадаю. Он обхватывает ладонью хвост у основания и оттягивает мою голову назад, ведёт губами по щеке.
– Балдею с тебя, – шепчет на ухо. – Офигенная.
Тяжело дышу, забирая воздух через нос. Внутри все клокочет от близости.
– Ведёшь себя как сучка иногда, конечно.
– Что тогда привязался? – отвечаю, глядя в горящие глаза. Руками футболку на его груди сгребаю.
– А хрен его знает, – горько усмехается, отводя взгляд. По лицу проходит заметная тень. – Будто мне проблем в жизни мало.
Ночь одновременно тёмная и светлая из-за полной луны на небе. Она словно прожектор светит. Наш свидетель и судья одновременно.
Матвей оттягивает мою голову ещё дальше, до сладкой боли, так что мне приходится приоткрыть рот. Секунду медлит и целует дико, проваливаясь языком внутрь со стоном. Ноги подкашиваются, но сильные руки тут же подхватывают меня за бёдра. Жмусь к нему отчаянно пытаясь надышаться этим мужчиной, пахнущим безумием и сексом.
Ещё чуть-чуть и бездна. Что мне терять?! Чести не осталось, а отчаяния хоть отбавляй.
Проникаю руками под футболку на пояснице и касаюсь тёплой кожи. Матвей вдавливает мои ягодицы в свой пах, словно приклеить хочет.
– У меня один вопрос, – говорит сипло.
– Какой? – шепчу.
– Клубника со сливками или ананас?
– Ты о чём?
– Ну, что выбираешь? – жадно сосёт мою нижнюю губу, пока я пытаюсь сообразить.
– Это опять что-то пошлое, Андреев? Презервативы со вкусом? – злюсь.
– Не-е-е, – отвечает тягуче, двигая по кругу нашими бёдрами, как единым целым. – Минет будешь делать без них. Я не люблю в презервативе.
Прыскаю от смеха. Пульс зашкаливает от такой наглости.
– Помечтай, – кидаю дерзко. Между ног становится жарко от того, как его член на своих губах представляю.
– Но не сегодня, если сама не захочешь, – говорит серьёзно. – Сегодня твой день.
Снова склоняется для поцелуя, но я оказываюсь проворнее. С силой прикусываю его подбородок и отстраняюсь.
– Ай-й, – потирает его ладонью. – Пиранья.
– Да пошёл ты, – говорю, усаживаясь на покрывало.
– Ладно, не обижайся, – размещается рядом. – Так что?
– Что? – говорю зло.
– Ты не ответила.
– Мне без разницы, Матвей. Я все равно не знаю о чем ты.
– Ложись, сейчас узнаешь, – говорит вкрадчиво, цепляет за руку и тянет вниз. В бездну тянет за собой.
Удобно устраиваюсь на его груди. Вокруг нас вакуум, словно мы одни в этом мире остались. Но от этого будто проще в настоящий момент. Легче.
Не жалеть и не думать.
Матвей тянется к карману и в тишине раздаётся шелест.
– Так, ну ты не отвечаешь, значит, клубника со сливками, – протягивает мне раскрытую ладонь, в которой лежит Чупа-чупс.
– Пф-ф, – давлю улыбку. – Всего-то.
– Купил на заправке, чтоб ты хоть что-то пососала, – склоняет голову и чмокает в нос.
– Боже. Какой ты дурак, Андреев. Что я здесь с тобой делаю?
Этот вопрос меня последние часы вообще не покидает. Что я творю? Мои мозги словно высыпались, как мелкий песок, там, у стенки в раздевалке танцевального центра.
Снимаю упаковку и облизываю конфету. Во рту становится приторно. Откидываюсь на покрывало и замираю. Прямо перед глазами звёздное небо нависает, заколдовывая своей красотой. Протягиваю руку, чтобы дотронуться до мерцающих огней, но они раз за разом ускользают, словно неуловимые мотыльки.
– Невероятно, да? – говорит тихо Матвей, закидывая руки за голову.
– Это необыкновенно, – произношу заворожённо. – Кажется, небо сейчас упадёт и раздавит нас.
– Я прикрою, – ласково обещает. – Ты когда-нибудь слышала про двойные звёзды?
– Это как? – разворачиваюсь к нему, подкладываю ладони под голову и любуюсь гордым профилем. Перекатываю языком клубничную конфету во рту.
– Я, наверное, не по-научному скажу, сделай скидку танцору. Это звёзды, связанные гравитацией, с одним центром притяжения.
– Хм-м… интересно.
– Они разные бывают. Практически одинаковыми или абсолютно непохожими, отличаться массой и размерами. Случается, что две звезды находятся бок о бок, но они друг к другу никак не относятся. И центр притяжения разный. Рядом! Но никто, чужие! Смекаешь?
– Понимаю, – шепчу.
Ох, как понимаю.
– А те звёзды, с которыми они связаны вообще в другом месте, – тихо заканчивает мысль.
Он тоже поворачивается и обнимает меня левой рукой. Между нашими глазами не больше пятнадцати сантиметров. Его горячее дыхание легонько обдувает мои горящие щеки.
Тихо смеюсь.
– Ты всем здесь это задвигаешь, да?
– Я ни с кем здесь не был, кроме тебя, – говорит серьёзно.
– – Так я и поверила, – снисходительно смотрю на него.
– Не хочешь – не верь.
Обижается и снова укладывается на спину.
Вдыхаю влажный ночной воздух и перевожу взгляд на небосклон.
– А я верю в то, что, когда люди умирают, они превращаются в звёзды. Ты можешь любоваться на них издалека, можешь даже попробовать дотянуться. Но в жизни не дотронешься.
– Пиздец, – произносит он сдавленно и вздрагивает.
– Когда папа умер, я часто смотрела в небо, чтобы найти его звезду, – пожимаю плечами. – Представляла, как он со мной разговаривает.
– Чушь это всё, – говорит Матвей резко. – Тебе так было легче.
–Возможно, – соглашаюсь. – Я просто скучала по нему. Сильно. Зачем тебе это все рассказываю?
– Говори.
– Мы с ним были не очень близки. Знаешь, он из тех отцов, что всегда на работе. Главное, обеспечить семью. Когда уехала учиться в восемнадцать, мы даже не созванивались. Общались через маму. А когда он внезапно умер, – на глаза накатываются слезы. – Я вдруг поняла, что всё. Поздно. Поэтому и придумала себе сказочку про звезду.
Матвей задерживает дыхание. И тяжело сглатывает воздух, выдыхая, словно комок внутрь проталкивает.
– Что с тобой? – удивляюсь.
Резво разворачивается ко мне, нависая сверху.
– Всё нормально. Дай попробую. – хрипло произносит, хватая у меня конфету. Откидывает её и целует жадно, забирая сладкий вкус с языка. Наглая рука закрадывается под толстовку и сжимает через футболку грудь, выбивая протяжный стон из моего рта.
– Вкусно, – шепчет, облизывая губы.
– Матвей, – останавливаю. – Секса у нас больше не будет.
– Конечно, не будет, – улыбается. – Я тебе не дам.
Заливаюсь смехом, обнимая его за плечи, и расслабляюсь. Снова ухватываюсь за выступ, чтобы пересидеть немножечко.
– Любишь его? – спрашивает как-то устрашающе.
– А ты её? – дерзко смотрю ему в глаза.
– Я первый спросил, – больно сжимает грудь.
– А-а-ай, – кричу. – Ты что, сумасшедший?
– Значит, любишь, – говорит, отстраняясь.
Резко встаёт.
– Поехали.
Поднимаюсь с покрывала и надеваю кроссовки. Идём обратно к машине, больше не держась за руки и не разговаривая.
Первым делом в автомобиле Матвей включает горячий воздух и греет руки.
– Отвези меня к машине, – говорю ровно.
– Без проблем, – отвечает холодно.
Обратную дорогу стараюсь не смотреть, кутаюсь в его толстовку и наслаждаюсь исходящим от неё запахом. Его запахом.
Между нами так много противоречий, что дух захватывает. Возраст. Мой муж. Его девушка. Мы в принципе разные. Абсолютно. Почему тогда внутри включается ступор, когда приходит мысль, что мы больше не встретимся?
Что заявит Лёша, когда мне придётся рассказать об измене? Что выдаст мама? А его мать? Господи, а как быть с Марком? Чувство вины перед сыном захватывает меня так, что я соскальзываю с выдуманного выступа и снова начинаю лететь в пропасть.
Нервы на пределе, моя душа как рваная рана кровоточит и просит о помощи. Ногти врезаются в ладони так, что практически раздирают кожу. И слезы уже не получается сдерживать. Они льются по щекам дорожками, скатывающимися вниз.
– Твою мать, – кричит Матвей громко и останавливается на ближайшей обочине.
Включает аварийку. Выдирает меня с кресла к себе на колени.
– Прости, я осёл, – шепчет на ухо.
Всхлипываю и врезаюсь ногтями теперь в его руки. Его лицо краснеет, но он терпит и только тяжело дышит.
Бью его по груди, словно он виноват в чем-то. Но так легче.
– Тш-ш, – обхватывает запястья. – У тебя истерика.
– Иди к чёрту, Матвеев, – ору. – Или Андреев, кто ты там?
– Как хочешь называй, только успокойся.
Он так близко. Его так много. Крепкого тела, рук, запаха, вкуса, что волна снова уносит меня в океан похоти и желания, словно прибитую к берегу лодку.
Его губы тянутся к моим, захватывают их с рыком, вылетающим из груди, и дальше снова создаётся проклятая вереница из всхлипов, стонов, сброшенной на пол одежды и шуршащей упаковки от презерватива, который он быстро раскатывает по всей длине твёрдого члена. Направляет его в меня и толкается бёдрами, языком облизывает заострившиеся соски.
– Это в последний раз, – шепчу ему зло, насаживаясь до упора. Руками упираюсь в рельефный пресс.
– Ага, – произносит быстро, раскачивая меня на себе. – Я понял. В последний.
Узел внизу живота закручивается стремительно и взрывается под напором его пальцев, втирающих влагу в нежную, чувствительную кожу.
– В последний, – вскрикиваю, отъезжая душой в свой персональный ад. Окончательно проваливаясь в бездну.