Дозорный отряд Наля неспешно поднимался извивающейся между поросших лишайниками скал тропой по направлению к городу. Расположение среди суровых гор, вздымающихся из-за глухого древнего леса, до сих пор надежно защищало королевство от любопытных путешественников и завоевателей. Здесь можно было наткнуться на ягодную поляну, бурелом, стаю волков, гиблые болота или нечто, о чем в Дневных Королевствах не принято говорить после захода солнца – и в любом случае никогда не найти дороги назад. Одни эльнара́й знали эти потайные тропы.
Он возвращался домой.
За очередным поворотом валуны и кустарники, заставлявшие дозор ехать цепочкой, расступились, и над покато уходящим ввысь, еще приветливо зеленеющим горным лугом и разверзшимся за ним рвом показались городские стены из грубо обтесанного гранита.
Наль улыбнулся. Члены отряда затянули веселую песню. Лучи солнца играли на их светлых шевелюрах. Эти четыре луны в дозоре были ничтожны для века эльнарай, однако все соскучились по дому, и предвкушение встречи с родными и друзьями, а также угощения и отдыха после долгого пути каждому согрело сердце. Ступив на цветущий луг, дозорные явственно ощутили и нечто иное, желанное даже для отважных, доблестных воинов: безоговорочную безопасность. Здесь только их владения, и недаром они готовы защищать их ценой собственной жизни. Наль ободряюще похлопал по шее своего коня, первым направляя его к мосту через ров. О возвращении именно этого отряда уже стало известно на стенах: слегка вьющиеся волосы молодого командира струились по плечам и спине расплавленным золотом, как у всех урожденных Фрозенблейдов.
На въезде в городские ворота стража и дозорные весело приветствовали друг друга. Каждый раз, возвращаясь, Наль испытывал эту радость, но сегодня был особенный день. Проехав ворота, он спешился и передал поводья своему оруженосцу, одному из самых юных членов отряда.
– Скажи моим, что я в городе и скоро буду, – велел он.
– Да, господин, – почтительно отозвался светлоголовый сероглазый паренек, принимая коня.
Наль вскинул руку, прощаясь со своим отрядом.
– Пусть день сияет вам, господин командир! – отозвались дозорные, повторяя жест воинского приветствия. – Да не погаснет твой очаг, командир Нальдеро́н!
Стук копыт их лошадей и колес обоза начал отдаляться.
* * *
С городской стены за спиной слышался оживленный говор и смех часовых. Город жил своей обычной жизнью, однако каждый в нем знал, что вскоре этому придет конец. Фатальные повороты истории возможно замедлить, отодвинуть, но не предотвратить.
Он быстро миновал тихий и пустынный в это время суток Сумеречный квартал, район твайла́ри, в основном работавших наемными дозорными на городских стенах и просыпавшихся с приходом темноты. При каждой вспышке охоты на ведьм твайлари приходилось особенно трудно. Они вызывали страх и подозрения одним своим видом, а сопутствующие ему особенности делали их легкой добычей для ополчений целых населенных пунктов. За последние десятилетия города ве́стери и нордов заполнились беженцами. Это вызывало скрытую напряженность. Дневные Королевства не могли вместить всех новых поселенцев, заставляя тех тесниться по Сумеречным кварталам или занимать комнаты на постоялых дворах, скитаясь ночами по улицам. И хотя решительное большинство твайлари изо всех сил старалось работать на принявшие их города – в благодарность, из гордости, чтобы не остаться в долгу, не быть обязанным, облагодетельствованным – часть ве́стери и нордов все чаще смотрела на них прохладно, как на обузу, занимающую чужие территории. Риск распространения «белого недуга» среди остальных народов через смешанные браки также привносил в отношения натянутость и отчуждение.
За колючей кустарниковой изгородью начинались склады. Здесь же располагались низшие гильдии. Огибая кучи нечистот от побочного результата производства ремесленников, Наль вышел на мощеную крупными розовато-серыми булыжниками мостовую. Потянулись узкие улицы с каменными домами в пару этажей. В небольших загонах попадались овцы. Куры искали упавшие между камней зерна. Двуликая кошка на крыльце проследила за ним своими словно раздробленными на карие и зеленые осколки четырьмя глазами. Из окон звучали обрывки голосов или песен, звон посуды, а над головой висело белье.
Он оставил позади таверну «Шустрый барсук», из дверей которой тянуло подгоревшим мясом. На ступенях устроился эльно́р в видавшей виды тунике. Лицо его, не утерявшее некоторых признаков красоты, было прорезано тонкими морщинами и пересечено шрамом. Пшеничные с проседью волосы выбились из простого пучка. Из-под одной штанины замызганных, протертых штанов виднелся деревянный протез. Эльнор невозмутимо набивал трубку, после чего принялся ее раскуривать.
Чье-то восклицание раздалось совсем рядом – эльна́йри в платье из небеленого льна уронила корзину. Множество свежих плодов рассыпалось по дороге – кейо́л саелло́н, месяц яблок, был на подходе.
– Куда же ты смотришь! – она всплеснула руками вслед задевшему ее под локоть испуганному юноше, чей запачканный рыбьей чешуей фартук уже мелькал вдали. – Ах, чтоб у тебя нос на морозе слипся! Столько добра под ноги!
С парой прохожих Наль нагнулся собирать яблоки.
– Да не погаснет ваш очаг, господин! Благодарю, друзья! Купите немного, отдам хоть за полцены, – повторяла эльнайри, обтирая каждое рукавом.
Он отсчитал торговке восемь завалявшихся в кармане бронзовых сычей и продолжил путь, хрустя на ходу оббитым кисло-сладким яблоком. Несмолкающий гул голосов приближался, перемежаемый мелодичным звоном колокольчиков. Наль повернул направо и оказался на краю торговой площади. Жизнь здесь кипела с первых проблесков зари до самого вечера; его даже кто-то узнал. Пожимая руку немолодого воина, он отметил знакомый взгляд – скрытое сочувствие вперемешку с довольно явным любопытством. Наль привык к такому вниманию. Он действительно был копией своего отца, чьи портреты украшали особняки и замки Северных Королевств: узкое белое лицо, тонкие и твердые, словно вырезанные в мраморе черты, темные соболиные брови и волосы цвета расплавленного золота. Среди своего красивого народа лорд Лонанга́р считался одним из самых прекрасных. Эльнарай называли его Золотым Цветком. Однако, с сожалением отмечали многие, цветок ядовит. Лорд обладал нелегким характером; нетерпелив и вспыльчив, остер на язык, порой резок и груб. От колкостей его не были защищены и придворные более высоких по статусу Домов. Желающих приструнить его на дуэли находилось, все же, немного: Лонангар одинаково искусно владел и кузничным молотом, и мечом, и кинжалом. Кто-то говорил, что должность при самом короле поторопились передать наследнику от его отца Мадальгара. Его Величество же ценил молодого Фрозенблейда за смелость, преданность и мастерство. Но все это прошло.
Обменявшись приветствием с воином, который явно служил когда-то под началом отца, Наль направился вглубь площади. Здесь начинались сырные палатки, а далее – чувствовалось по запаху – находился рыбный ряд. Отыскав монетную лавку, он обменял четырнадцать серебряных твайлийских лилий на одиннадцать серебряных норских звезд, две серебряные рыси и восемнадцать бронзовых кроленей. Курс твайлийского флерена против норского статера давно оставался в убытке.
У монетной лавки сидела неподвижная фигура в темном дорожном плаще. Из-под глубокого, полностью скрывавшего лицо капюшона падали на плечи совершенно белые, с серебристым отливом, волосы – твайлиец.
– С возвращением, господин! – окликнуло Наля несколько торговцев.
Шагая по родному городу, он чувствовал, что вернулся вовремя. За стенами эльнарских городов, защищенных неприветливыми горными массивами и непроходимыми лесами, гремели войны, государства меняли очертания, постепенно исчезали белые пятна с карт. Угасала очередная охота на ведьм. В это неспокойное время эльнарай особенно стремились найти опору и утешение в семье. Скоро он обнимет мать, дядю Эйруи́на и друзей. Была и другая встреча, которую он ждал с особым нетерпением.
Наль улыбнулся.
Период полномерных войн – продолжительных, изнуряющих сражений, осад с опасностью падения городов, был окончен Опустошительной войной, которую недавно начали называть Последней. Объединенные армии нордов, вестери и твайлари гнали орды орков с запада далеко в степи, сжигая по пути их стоянки и опорные пункты. С востока врага встретила армия исте́ров. Оплоты орочьих племен были сожжены и разрушены вместе с их примитивными техническими достижениями. Ушла великая угроза, но не переводились малые. Разоренные орочьи орды продолжали набеги на небольшие поселения, рудники и пастбища, пытались брать пленников и обращать в рабов. Древняя, заложившаяся еще до прихода Света ненависть между эльнарскими и орочьими народами выливалась в отдельные столкновения, нападения и битвы, а по периметрам Сокрытых Королевств продолжали, как и с первых столкновений, действовать оборонительные дозоры.
Чем ближе к королевскому дворцу, тем аккуратнее становились слегка расширяющиеся улицы, здания росли вверх. Фальру́нн и другие города вдоль Полуночных Гор выстроил и отстоял народ, пришедший сюда после Огненного Дождя, и все здесь – гранитные плиты, кружево лишайников, вырезанные в камне причудливые узоры, свист горного ветра в лабиринтах улиц, хранило древние воспоминания, таило суровую северную красоту. Эльвенара́й называли они себя, «живущие у рек». Именно это но́рское слово, слегка видоизменившись, вошло в общий язык для обозначения обитателей всех Сокрытых Королевств, а также по странному стечению обстоятельств слилось по звучанию с совсем другим, употребляемом в Мидгарде…
Наль миновал Чумную колонну – память всем погибшим за время моровых поветрий. Пора свирепствующих эпидемий в эльнарских королевствах миновала, но нанесенные раны навечно остались в памяти. Старшие поколения еще носили на своих лицах следы язв от осложнений чумы Жестокого голода. Прохожие, поравнявшись с колонной, склоняли голову в знак уважения перед горем и стойкостью, жертвами и выжившими. Склонил голову и Наль. То черное время унесло жизни его двоюродного прапрапрадеда и других родственников, которых он иначе успел бы узнать. Выжившие Фрозенблейды, не успев оплакать потери, несли службу в городских патрулях, пресекая беспорядки, охватившие королевство лихорадочным безумием. Чума, похоже, исчезла с тех пор бесследно, а на случай возвращения ее младших клевретов на плече Наля, как у всех достигших пятнадцатилетия эльнарай, был рубец от привитой гранитовой оспы.
Когда он достиг главной площади, астрономические часы на городской башне пробили полдень. Дни становились короче, и повсюду уже дышала осень. Солнце еще поднималось достаточно высоко, но прошли светлые ночи, жара понемногу спадала, а листья желтели, и кусты с ветками потяжелели от ягод и плодов. Не считая осеннего равноденствия, кейол саэллон – последняя пора праздников и веселья в годовом кругу до зимнего солнцестояния. Не за горами долгая зима, кромешная тьма ночей, трескучие морозы. В последнее время эльнарай ощущали все меньше уверенности с приходом холодов; мир неумолимо менялся, сжимаясь вокруг кольцом. Приходилось быть осторожнее, придирчиво, чтобы не столкнуться с людьми, избирать места для охоты, усиленно охранять свои леса, перерассчитывать ресурсы и возможности. Наль принимал вызов. Что бы ни принесло с собой будущее – испытания, лишения, скитания, вынужденность жить среди людей – все это не сломит духа воина. Оружейник, ювелир, на худой конец, обыкновенный кузнец, он сумеет обеспечить Амаранте и ребенку безопасность в любом месте.
В центральной части города располагалась таверна «Хрустальный Кубок». Здесь можно было отдохнуть с дороги с удобством. Трое высоких придворных чиновников у дверей заметили подающего надежды молодого командира и один за другим ответили на рукопожатие. Из всех только у него были такие руки – в мелких ожогах и порезах, с загрубевшей на пальцах и ладонях кожей. Наль не стеснялся своих рук, ведь это были руки мастера. Обменявшись приветствиями, он шагнул внутрь таверны.
Пол в «Хрустальном Кубке» был тщательно выметен, в воздухе витал аромат яблочного пирога. Большой очаг еще не разожгли, а на пустой стойке развалился огромный пушистый серо-коричневый кот. Кисточки на его ушах лениво подрагивали в такт новым звукам. Редкие посетители, в том числе несколько вестери в дорожных одеждах, наслаждались покоем и относительной тишиной. Темные волосы мгновенно выделяли их из местного населения.
Четверо молодых эльноров у окна были так поглощены игрой в Дивные Кристаллы, что даже не шелохнулись на звук шагов. Карта с двойным аметрином покрыла розовый кварц и усилила оникс, грозя вызвать на игровом столе «ночь» – положение, при котором один из игроков как бы теряется в темноте и выбывает из игры.
– К вам и пещерный медведь подберется незамеченным! – раздался над столом ироничный голос. Четверо вздрогнули и мгновенно вскинули головы. Деорва́ль с Мера́льдом вскочили первыми. Деор стиснул правую руку Наля на уровне груди и крепко обнял левой. Меральд повторил дружеское приветствие и все трое засмеялись, оглядывая друг друга. Остальные двое эльноров привстали, протягивая руки – приятель Меральда из городского дозора и сын главы Гильдии охотников.
– Эля, господин? – подоспел рябой хозяин средних лет с убранными в пучок пшеничными волосами.
– Вина, – улыбнулся Наль. – И немного закуски.
Сегодня был особенный день.
Игра была забыта, но никто не огорчился. Деор, Меральд, Уала́н и Гериэ́л жадно слушали новости из-за стен. Дозорные отряды пересекались между собой, патрулируя границы, пропускали ближних и дальних путников, и возвращение каждого отряда приносило в Королевства потоки свежей информации и не менее разнообразных слухов. Наль говорил, вертя кубок с вином в узких белых ладонях. Тонкие длинные пальцы бессознательно водили по витиеватой насечке, привыкая к следам достатка после непритязательных походных условий.
Рассказывают, в войне людей на севере Мидгарда у Свери́гг назревает новый противник. Их конфликты приобретают все бóльшие масштабы и угрозу, а изобретения не предвещают добра. Тролли обрушили мост на Плато Буранов; оборвано сообщение со всем Краем Полуночного Солнца до Нернларэ́львен. Беженцы из Фаральда́ра идут потоками на Сульгваре́т и возможно, не нашедшие приюта достигнут кораблями Юных Земель. Среди них много пострадавших от ожогов. Халлькадо́рский дозор оказывает им помощь: лагерь превратился в лечебницу. За Воющим Ущельем отряд Наля обнаружил покинутую орочью стоянку. Три дня рассеявшийся отряд шел по следу, а наутро четвертого настигнутый враг решился обернуться и дать бой. Нападение разбили, и эта черная шайка не рыщет более по границам Северных Королевств в поисках наживы и рабов.
– А что с дозорными, сбившимися с пути у Угрюмых Камней? – Меральд понизил голос до полушепота.
Все невольно оглянулись на окно, за которым светил ясный день. Существовали темы, не обсуждаемые без большой нужды после захода солнца, хотя молодежь и отчаянные охотники с близкими по духу товарищами собирались временами где-нибудь у камина или за столом таверны, чтобы вполголоса обменяться пугающими историями и слухами. К таким вещам относились очень серьезно.
Эльнарай легки, быстры и сильны. Умение передвигаться по лесу бесшумно и подражать голосам не раз выручало их в незнакомой враждебной обстановке, при невольном столкновении с людьми, а то и с орками. Эльнарай превосходно плавают и лазают по деревьям, всегда могут положиться на свою непревзойденную ловкость, острое зрение, тонкий слух и твердые руки. Леса и горы были их стихией, а человеческие города и деревни вызовом, испытанием, игрой. Пройти сквозь, не привлекая внимания. Оставив, быть может, лишь легкий шлейф недоговоренности и загадки. Замаскировать выдающую с головой, завораживающую взгляд красоту, сойти за обычного чужестранца, жителя соседнего населенного пункта, бродячего артиста, странника, торговца. Разузнать, что творится в Мидгарде, чего ожидать и к чему готовиться. Продать товар, собрать информацию и, не возбуждая подозрений, уйти назад, в безопасную сень деревьев, стряхнув с себя запах чужих городов, запутав для верности след.
Однако даже эльнарай не могли бродить по всем лесам беззаботно, и причиной тому не только дикие животные или загадочно мерцающие на болотах огни. С наступлением сумерек лес неприятно менялся, разделяясь на надежные, безопасные участки, и те, что обходили стороной. Особенно страшно было потеряться с товарищем или группой, потому что те, другие, тоже умели подделывать голоса, и услышав за деревьями отчаянный зов, стоило трижды подумать, прежде чем сойти на помощь с проверенной тропы. Даже твайлари избегали самых глухих участков чащи, некоторых полян и неожиданных троп. Все знали, что все же решившись, нельзя подходить к кричащему близко, пока тот не покажет лица. Если по виду это пропавший товарищ, но сердце подсказывает, что это не он, остается лишь бежать как можно быстрее и дальше, призывая на помощь Создателя и стараясь не споткнуться во тьме о корни или камень.
– Одного нашли, – также тихо ответил Наль. – Сознание его повреждено, хотя над ним работают хорошие лекари. Еще нашли обломанный кинжал другого и плащ третьего. Самые отчаянные продолжали прочесывать лес вокруг, когда мы отбыли.
В таверне «Хрустальный кубок» повисло тяжелое, неуютное молчание. Словно тени сгустились в углах и меж столов потянуло холодом. Смех сидящих в дальнем углу вестери, занятых своей беседой, разорвал мрачное напряжение. Друзья сменили тему. Налю принесли жареных грибов с рубленым зеленым луком, кусок овечьего сыра и пирожков с птицей. Остальные начали собираться: начиналась смена Меральда в городском дозоре, а Уалана ждало собрание гильдии. Военная Академия, где участвовал в обучении молодых воинов Деор, находилась на другом конце города.
– До скорой встречи, и наговоримся вдоволь! – прощались с Налем друзья.
– И нагуляемся, ручаюсь, – улыбнулся он.
Сегодня был особенный день.
Сын второго королевского конюшего Эйверéт был хорош лицом и душой. Веселый и верный друг, он очень нравился А́йслин. Эйверет же любил ее с ранней юности, и она была близка к тому, чтобы однажды принять его ухаживания. Не стоило торопиться, ведь сами они были тогда, по сути, еще почти детьми. Занятия в Университете становились длиннее и серьезнее, однако после учебы и хлопот по родовому ремеслу их ждали подвижные игры, прогулки по Сумрачному лесу, купание в озерах или катание на лыжах и коньках. Особенно тихие вечера в любое время года прекрасно проводить за кружкой ароматного бодрящего напитка у костра, в чей треск вплетались захватывающие истории, песни и шутки. Молчаливое созерцание красоты окружающего мира эльнарай ценили не меньше, чем шумное веселье. Молчание хорошо и с друзьями, и в одиночестве, а когда второе оказывалось предпочтительнее, можно было обращаться к книгам о приключениях и сражениях Эпохи драконов, стихам, воспоминаниям праотцов. Тридцать-тридцать пять зим – пора первых чувств, испытаний себя в незнакомом и волнующем, пора беззаботных приключений и авантюр. Это процесс становления, когда движения сердца легки и еще возможны очарования, не получающие не только развития, но даже явного проявления, потому что это еще не любовь.
Юные эльнарай или, как назвали бы их жители Мидгарда, эльфы, изучали манеры и танцы, готовясь ко взрослой жизни и появлению при дворе. И на узорчатом полу танцевального зала, и в юношеских затеях и авантюрах блистал лорд Лонангар, сын королевского оружейника Мадальгара из рода Ледяных Клинков. Покидая кузницу, где он являлся учеником и подмастерьем своего отца, юноша с друзьями срывался за городские ворота, исследовать заброшенные пещеры к северо-западу от Иснало́ра, облазать деревья в Сумрачном лесу, перебежать Гиблую поляну до захода солнца и как бы невзначай опоздать к закрытию ворот…
Когда Айслин стала младшей леди при королеве, в кузнице замкового двора уже трудился мастер Лонангар. Как знатные девушки, так и простоэльфинки с кухни или прачечной невольно останавливались, чтобы полюбоваться через открытые двери на работу кузнецов, в особенности нового златокудрого оружейника. Проходящие мимо придворные смеялись, смеялся Лонангар со своим отцом и работниками, и сами девушки тоже смеялись.
Время неумолимо двигалось вперед, в неизвестность, что чем дальше, тем больше приносила неприятных поворотов. Так все быстрее и шире начинало распространяться по миру огнестрельное оружие, а через торговлю с истерами территорий Западных и Северных Королевств достиг табак. У эльнарай курение никогда не приобрело широкого распространения; оно считалось нездоровым и вульгарным, но лорд Лонангар курил, как дымоход, и отличался острым языком и излишней прямотой, за что его прозвали Ядовитым Цветком.
Род Фрозенблейдов вел начало от кузнеца Адальгера, ценного мастера среди беженцев, переживших Огненный Дождь. Так Фрозенблейды оказались приближены к роду вождя, и когда короновали первого правителя Исналора, несмотря на низший среди аристократов статус Третьего Дома, они неотрывно присутствовали в свите. Развитие свое посвятили незаменимым в среде эльнарай оружейному и ювелирному делу. Из них выходили превосходные воины. Многие командовали отрядами. Цвета Дома отражали его суть. Алый – цвет безудержности, огня и крови, проливаемой в бою, черный – суровость, неизвестность и стойкость до конца. И цвет достоинства, блеска – золото создаваемых мастерами украшений, золото волос представителей рода.
Вечерами Айслин часто задерживалась во дворе замка; пушистые друзья с нетерпением ждали ее в королевской псарне, виляли хвостами, норовили подпрыгнуть и лизнуть в лицо. Издавна предки ее, Ларетгва́ры, род Белых Волков, разводили собак для короны и аристократических семейств. Они служили псарями, егерями и дрессировщиками; белых волков Северные Короли держали в знак своего статуса. Все Ларетгвары имели с собаками и многими волками особую связь, более глубокую, чем у остальных. Так же род Эйверета, как никто, умел успокоить лошадей, Вьюжные Вóроны призывали воронов с дальних расстояний и понимали охотничьих птиц, а Снежнолуги и Ледяные Склоны находили потерявшихся в горах овец и меховых коров прежде пещерных медведей.
В тот вечер в псарне оказался Лонангар, кормивший кремовых с подпалинами норских гончих остатками своего ужина. Айслин показала своих любимцев и провела его к волчьему вольеру; он же вызвался проводить ее до дома. Вместо того незаметно для себя вышли они на берег Стролскридсэ́львен в месте, где та протекает у обрыва, и рассматривая под ногами расстилающееся до горизонта зеленое море древесных крон и зависшее меж горных вершин полуночное солнце, беседовали до утра. С тех пор все больше времени проводили они вместе, и когда однажды Эйверет увидел, как Айслин смотрит на оружейника на городском празднике, то понял, что потерял ее. У конюшего не было шансов соперничать с блистательным воином, с которого писали портреты для королевского замка. И с болью, тихо, Эйверет отступил в сторону. Это было тяжкой ношей для эльфа, чье сердце за всю свою долгую жизнь, возможно, не полюбит вновь.
Он так и не смог отказаться от своего чувства. Для Айслин он оставался хорошим другом; впрочем, чтобы не тревожить эту рану, та слегка отдалилась. Тяжко было видеть ее с другим, но было в этом и некоторое утешение. Эйверет понимал, что соперник, дерзкий, самоуверенный, вульгарный оружейник Его Величества, любит Айслин горячо и искренно, и сможет защитить ее, как никто другой. Нужно отдать должное Лонангару, одержав победу, он совершенно не поддразнивал проигравшего борьбу за сердце Айслин, и ни разу не пытался его унизить. Эйверет страдал, однако не мог ненавидеть того, кто сделал Айслин счастливой.