Линда Летэр
Дым осенних костров
8. Хвосты, дуэли и круговая порука
После занятий девушки во Дворе Перехода носили платья. Переодевшись, они являлись в общий зал позже юношей, особенно когда приходилось стирать. В такие вечера руки натирали лечебным снадобьем от одной из наставниц. Густая бледно-зеленая масса с ароматом герани смягчала кожу и впитывалась без следа.
– Могу ли я получить уже эту склянку? – подчеркнуто ровно, скучающим голосом заметила Фенрейя.
– Тебе останется. – Бейтирин не спеша, щедро наносила снадобье на натертые стиркой тонкие пальцы, словно завершала штрихи неповторимого шедевра.
Несколько мгновений Фенрейя молча наблюдала за ней, а потом насмешливо скривила губы:
– Что, у Первого Дома руки белей, чем у Третьего?
– А разве это непонятно? – Бейтирин запоздало улыбнулась, чтобы сгладить действие фразы.
– Лиса, много кичащаяся своим хвостом, потеряет его.
– Было бы чем кичиться.
– Особенно когда более нечем.
Бейтирин приподняла брови.
– Ты желаешь померяться со мной? Напрасно: у Первого Дома все лучше. И двор больше, и теснее связь с королем.
– Желаю поставить на место. И я с удовольствием вызову тебя на дуэль. – Видя, как на лице Бейтирин появляется тень растерянности, Фенрейя вскинула бровь: – Или ты думала спрятаться за спинами охраны своего большого двора? Детская пора окончена: каждый сам отвечает за себя.
Бейтирин заморгала. Дуэль не входила в ее планы; она даже не собиралась затевать ссоры. Особенно с той, кто все чаще сражалась в тренировочном зале с наставницами. В последнее время напряженность то и дело нарастала между воспитанниками, не имеющими возможности избежать общества друг друга. Разногласия оставалось решать всего двумя путями. Бейтирин предпочла самый прямой. Протянув склянку Фенрейе, она, стараясь не уронить достоинства, молча направилась в общий зал.
* * *
– Не воображай, пожалуйста, что ты здесь самый лучший. – Дероальт смахнул с доски оставшиеся фигуры.
– Ты видишь, – пожал плечами Наль.
– Это мы увидим лишь на испытаниях. Одно то, что ты сын оружейника, не дает тебе преимущества. Во многих поединках ты был, честно говоря, довольно плох.
– Не умеешь проигрывать – не вступай в игру.
– Твое самодовольство несносно, Фрозенблейд.
– Или скорее моя победа?
Трижды проигравший в кнефтафел Дероальт вспыхнул. Улыбка победителя, беглая, тонкая и тщетно сдерживаемая, уже такая знакомая по тренировочному залу, действительно вывела его из равновесия. Сын Первого Дома привык быть первым.
– Оно сослужит тебе плохую службу.
– Кажется, кому-то просто прищемили хвост.
– Я намереваюсь пройти свой путь с честью, не опускаясь до славы источника яда и колкостей, в чем ты определенно преуспеешь – также как… – Разгоряченный Дероальт запнулся.
– Как кто? – очень тихо и четко проговорил Наль.
Повисло молчание. Остальные воспитанники оторвались от чтения, разговоров и игр в кнефтафел или Дивные Кристаллы. Уши Дероальта покраснели, однако он твердо выдержал взгляд льдисто-синих глаз, в глубине которых тлел гнев. Амаранта подошла к Налю, встала за его плечом.
– Я жду извинений, – так же тихо, раздельно произнес Наль, не отрывая от Дероальта взгляда.
Тот молчал. Воспитанники Двора Перехода затаили дыхание. Дероальт расправил плечи:
– За свои слова я отвечаю.
– Значит, дуэль, – констатировал Наль.
Несколько девушек вздохнули. Дероальт какое-то время смотрел на него, словно оценивая, насколько тот серьезен в своих словах, и наконец спросил:
– Будем драться настоящим оружием?
– Конечно, – презрительно проговорил Наль. – Кому нужны эти нелепые палки?
– Я хотел сказать, незатупленным оружием?
– Где вы здесь видали незатупленное оружие, господин? – взволнованно вмешалась Бирна.
– Разумеется, в оружейной комнате. – Дероальт повел плечом. – Ее не зря держат на замке.
– Вам не удастся. – Бейтирин избегала смотреть на Фенрейю. – К тому же наказание…
– Пусть будет по-настоящему, раз уж Фрозенблейд так желает.
– И по чести, которую Стерфарос так жаждет стяжать, – жестко заметил Наль.
Подростки вокруг предполагаемых дуэлянтов беспокойно задвигались. С одной стороны, речь шла о неслыханной дерзости, нарушении всяких правил, обмане доверия наставников… Но как заблестели глаза в предвкушении неожиданного, опасного приключения!
– Вам нужны секунданты, – решительно констатировал Теролай, выступая вперед. – Я могу быть твоим, Нальдерон.
– Я буду секундантом Дероальта, – вызвался Мерхард.
– И свидетели. – Фенрейя примкнула к тесному кругу.
– Разумеется. – Амаранта положила руку на спинку стула Наля.
– Это излишне! – покачал головой Мерхард. – Амаранте запретить нельзя, однако других дев впутывать не станем. Если мы попадемся, наказание угрожает всем.
– Лорд Мерхард полагает, что может что-то запретить мне? – Холодная, острая улыбка Фенрейи делала ее красоту колючей и опасной.
– Все мы уже свидетели, потому можем присутствовать и на дуэли, – заявила Бейтирин.
– Благо не на своей. – Фенрейя усмехнулась.
* * *
Ночью никто не думал спать. Убедившись, что дежурные удалились в свои спальни и выждав около часа, воспитанники, включая и большую часть простоэльфинов, покинули свои постели и бесшумно собрались перед тренировочным залом. Из тлеющих углей камина разожгли факелы и впервые за все время с опаской закрыли тяжелую, пронзительно взвывшую застоявшимися петлями дверь в коридоры. У юных эльфов даже зубы заныли от страха и досады. Замерев и не дыша, они долго прислушивались к шорохам и дыханию Оленьей крепости. Простоэльфины держались в стороне. Те покинули спальни не только из солидарности и любопытства, но и дабы доказать свою смелость, однако избежание гнева наставников теперь полностью зависело от успеха авантюры господ.
Амаранта задержала Наля, безмолвно прося об осторожности. Ее тоже тревожила затея, но в основном из-за незатупленного оружия.
– Я буду лучшим, – чуть слышно обещал он ей, и мысленно добавил: «Я обязан быть лучшим».
В это время Дероальт просунул в скважину замка на узкой двери в конце зала меч размером с иголку, взятый из крошечной руки жадеитового кнефтафелского Варлорда. Повозившись немного, он убедился, что меч не сломался, и склонился к замку с новой попыткой.
– Отойди. – Наль бесцеремонно отодвинул юношу. – Сын оружейника может кое-что показать.
* * *
Дероальт зашипел, выпрямляясь, и откинул со лба прилипшие волосы. Некоторое время он стоял, стискивая зубы, а потом обреченно повернулся к Налю:
– Продолжим.
Тот глубоко вздохнул и покрепче перехватил лопату.
Впервые в жизни он получил такие большие раны, хотя назвать их большими мог разве тот, кто никогда не бывал в настоящем бою. На счастье, а скорее, наоборот, у обоих хватило гордости не драться до первой крови. Столь короткая дуэль не стоила бы затраченных волнений и трудов. До первого поражения оказалось достаточным, чтобы запятнать и тренировочный зал, и одежду. Поражением считалось движение, приводящее к тяжелой травме противника, не будь оно совершено по щадящим правилам дуэли. Часть заготовленных бинтов пошла по назначению, однако остальными простоэльфины под конец лихорадочно вытирали пол.
Ни о каком сне не было речи и в остаток ночи. Оба дуэлянта чувствовали себя скверно, остальные были слишком встревожены. Скованные движения не укрылись от глаз наставников на следующее утро, и понять, в чем дело, не составило ни малейшего труда.
– Значит, круговая порука? – медленно проговорил Эльгарт, пронизывая стальным взглядом напряженно выстроившихся вдоль стены воспитанников. Наль и Дероальт стояли в центре зала. – Хорошо. Когда за товарищей – хорошо. А кто встанет за подлеца, предателя, против правды, подлежит с ним одной участи. Главное – не ошибиться стороной.
Юные сердечки отчаянно бились, но никто не проронил ни слова.
– Раз никто не знает причастных к дуэли Дероальта и Нальдерона, наказание получат они одни.
– Пусть будет так, ментор Эльгарт, – эхом подали голос оба. Началом затее послужила оскорбленная гордость. Сделать ее причиной страдания безвинных пугало сильнее всего.
Дуэлянтов провели в лечебный отсек, где раны тщательно обработали и перевязали. «Битых не бьют», – усмехнулся Эльгарт. Вместо порки провинившимся назначили уборку во дворе. Снега местами намело по грудь.
И все-таки Наль победил. Он защитил память отца. Знание это какое-то время грело изнутри, пока он, как и Дероальт, шипя от боли и прихрамывая, управлялся с лопатой. Потом стало жарко, они скинули меховые плащи. Работа продвигалась медленно.
– Я был слишком категоричен, – проговорил, отворачиваясь, Дероальт, когда оба присели дать отдых ноющим мускулам и еще свежим ранам.
Наль бросил на него пристальный взгляд. Требовалось большое мужество, чтобы вслух признать свою неправоту, пусть она и была подтверждена дуэлью.
– Уязвившись сердцем, теряешь голову, – прибавил Дероальт тихо. – Вот тебе и честь. Я не желал упоминать… – он замолчал. Имя Лонангара так и не прозвучало.
– Да я и сам хорош, – усмехнулся Наль. – Устроил репетицию Дня Испытаний. Вышло паршиво, потому что ночью.
Они засмеялись.
Утро после расчистки снега могло вызвать у обоих разве что вымученную улыбку. Когда юноши появились в тренировочном зале последними, разбитые и особенно бледные, Эльгарт по своему обыкновению обвел присутствующих пронзительными стальными глазами. Отмеченное звездчатым рубцом лицо оставалось бесстрастным, как и приветствующий воспитанников голос:
– В следующий раз наказаны будут все.
9. Исключительная возможность
Сердце Амаранты сковывала бессильная тупая тоска. Она видела убогое, покосившееся человеческое поселение; низкие лачуги теснились на берегу. Дом был разрушен. Люди с огнестрельным оружием и свирепые орки разорили и разграбили Исналор; возврата не было. Норды рассеялись по северному Мидгарду, затерялись среди чужих лесов и полей.
Она видела себя бредущей в прохудившихся сапожках сквозь мокрый снег к вялой и покрытой льдом равнинной речке, видела свои руки, когда-то безукоризненно белые, истертыми до мозолей, покрытыми иссушенной растрескавшейся кожей. Их сводило ледяной водой, пока она отстирывала в проруби грубое грязное белье. Она видела, как возвращается в заплесневевшую лачугу под подозрительными взглядами крестьян; своей ей здесь никогда не стать, да и задержаться надолго не придется. Сниматься с места необходимо каждые десять зим, чтобы избежать обвинений в колдовстве за отсутствие признаков старения. Манеры, осанка, внешность и так выдавали в эльфах чужаков. Выходя из дома, лица приходилось мазать сажей, чтобы не попасть на костер за бросающуюся в глаза красоту скорее, чем за долгую молодость. Собственные узловатые пальцы с черной каймой под неровными ногтями начали потрошить рыбу – скудный ужин. Скоро вернется из леса усталый грязный Наль, подбросит сырых дров в печь и усядется за стол; пропахшими рыбой узловатыми пальцами подаст она ему миску. В рыбьей вони, в дыму тлеющих дров завершится серый вечер.
Открыв глаза, Амаранта прерывисто вздохнула. Сон повторялся по нескольку раз в седмицу. Каждый раз, пробуждаясь, она долго лежала, слушая удары собственного сердца и вой вьюги за окном, и повторяла про себя слова Наля, сказанные ей в холле, пока не засыпала вновь.
* * *
Полгода подготовки летели на одном дыхании. Наль упивался тренировками, а вечерами в изнеможении падал в постель и засыпал крепким, здоровым сном. Последствия дуэли оказались не менее тяжелыми, чем травмы от поединка с Эльгартом. Потрясенный собственной выходкой, он просидел тогда на постели всю ночь, обхватив голову руками и размышляя, что будет, когда он провалит испытания. Потом он решил, что новая саднящая боль и затрудненные движения – это исключительный опыт, которого не выпадало другим воспитанникам, и блестящая возможность испытать себя в наиболее приближенных к настоящим условиях для предстоящих битв. Ему нравилось оттачивать движения до совершенства, кружиться в танце с оружием, испытывать границы возможного и бросать вызов собственному мастерству. Ментор Эльгарт наблюдал за ним молча и внимательно. Из сверстников Амаранта более других понимала, чего это все стоило Налю. Вскоре после дуэли, не найдя его ни в общем зале, ни в корпусе юношей, она спустилась в тренировочный зал, откуда доносился шум.
Используя то один меч, то два, Наль кружил вокруг мишени, изображавшей фигуру в полный рост, налетал, отступал и снова бросался в атаку. Губы его были плотно сжаты и белы, брови сдвинуты, но более ничто не выдавало напряженного мучительного усилия. Амаранта осторожно подошла, так, чтобы заблаговременно оказаться в поле его зрения.
– Зачем… Ты только ослабляешь себя двойной нагрузкой. Что если это затруднит прохождение испытаний? Обожди, пока заживут твои раны!
Он обернулся к ней, и в глазах его неожиданно заплясали шальные, игривые огоньки.
– Но враг-то не станет дожидаться, пока мои раны заживут, верно?
В другой раз он вновь отсутствовал в уютном общем зале с его играми и пахнущими старыми страницами книгами, но в тренировочном зале было тихо. Озадаченно заглянув внутрь, Амаранта увидела, что Наль сидит на полу, упираясь в него ладонями. Мечи лежали рядом. Он был очень бледен. На лбу и над верхней губой блестели капельки пота. Туника прилипла к напряженной прямой спине. Не уверенная, что он захочет, чтобы она видела его сейчас, девушка все же поддалась порыву и опустилась рядом. Может ли искреннее участие задеть его гордость? В конце концов, недопонимание между ними уже едва ли возможно. Однако, как эльнор должен обращаться с эльнайри как с прекрасным хрупким сосудом, и сам он является существом хрупким и сложным, гораздо более сложным, чем та глина, из которой он создан. Амаранта только начала познавать душу такого существа. Ранить можно было и излишней прямотой, и наигранной беспечностью.
– Хочешь поиграть в Дивные Кристаллы? – предложила она, надеясь, что избрала верный путь. – Дероальт несносен, и выигрывает уже в третий раз. Ты нужен нам.
Наль поднял на нее голову, посмотрел странно отрешенными, невидящими глазами.
– Я сейчас продолжу… Сейчас поднимусь и продолжу.
Помимо постижения различных видов борьбы воспитанники Двора Перехода стреляли из лука и арбалета, плели канаты и с их же помощью лазали по стенам, пытались разводить огонь в сырость и непогоду (наступающая весна предоставляла для этого множество возможностей), бегали и катались верхом вокруг Оленьей Крепости в седле и без него, а временами стирали одежду и сами готовили себе пищу.
– Можешь не стараться, сын оружейника, – задорно заверил однажды Мерхард. – При дворе не примут тебя с распростертыми объятиями, тем более что ты успел драться с представителем Первого Дома, даже не достигнув возраста. Не желаешь ли дуэли с кем-нибудь еще?
– С тобой? – Наль утер пот со лба тыльной стороной ладони, повел плечами, проверяя, как отзывается гудящее тело. Подростки расходились по спальням после долгой и утомительной вечерней тренировки.
– Ну нет! Это ты имел оплошность вывести себя из строя в столь ответственный период!
– Отстань, сын судебного обвинителя. – Голоса гулко и глухо отражались от стен промозглых полутемных коридоров с редкими дрожащими огнями факелов. – Иди создай мышей из своей грязной сорочки.
– Я возьму твою, – сострил кислую рожицу Мерхард.
– Отбери! – Наль вызывающе развернулся к нему, раскидывая руки.
– Очень надо, – пожал плечами эльф, делая вид, что занят поисками двери в купальню.
И новое занятие появилось у воспитанников. Может статься, что лишишься оружия: как защитить себя тогда? Неужели опустить руки и ждать расправы? Не кулачному бою обучали наставники, хотя при необходимости можно было использовать и кулак. Воспитанники познавали тонкую и ловкую борьбу, полагаясь лишь на собственное тело. Безоружным избежать смертельного удара, повергнуть нападающего на землю, вырваться из любого захвата, сделать собственные руки и ноги точным, опасным оружием, перехватывать оружие врага учились они.
Волнение, охватившее подростков в самом начале подготовки и понемногу улегшееся, нарастало вновь.
– Я так ожидал достижения возраста, а теперь, когда до него остается совсем немного, мне даже жаль, что седмицы летят столь быстро, – поделился Дероальт.
Близился отбой: юноши собрались в спальне, однако никого не клонило в сон, несмотря на усталость. Недавно подброшенные дрова трещали в камине, разгоняя вместе с укрепленными в разветвленных оленьих рогах свечами на стенах синеватую и уже испускавшую промозглую сырость тьму месяца пробуждения. Теролай расплетал светло-пшеничную косу. Кардерет читал «Сказание об охотнике Ульнаре в Искаженном лесу» лежа, придвинув к постели табурет с горящим на нем масляным светильником.
– Это мне знакомо, – улыбнулся Теролай. – И заставляет еще более уважать людей. Сколько всего должны они успеть за отведенное им время.
– Люди удивительны! – горячо подхватил через проход между кроватями простоэльфин Кеол.
– Ты их даже ни разу не видел, – насмешливо заметил Наль. Он сидел на высоком подоконнике в одних штанах и нижней сорочке и болтал ногами.
– Достаточно, что они достигают возраста к шестнадцати зимам, а наши ровесники уже могут иметь взрослых детей и управлять войском, – парировал Теролай. – А также, большие раны на них заживают хуже, чем на нас, и все же немало доживают до заката своих лет.
– Мелкие раны заживают хуже, – возразил Мерхард.
– Большие.
– Мелкие.
– И отчего это мелкие? Вспомни иллюстрацию, где наша рана средней тяжести редко оставляет человеку возможность выжить!
– Мне помнится, что у человеческих воинов больше шрамов, ибо даже небольшая рана может оставить след, – заметил Наль.
– Любые раны заживают хуже, – вмешался от книги Кардерет. – Это какая-то особенность их тканей.
– Кто-то с успехом выпустился из Университета, – протянул Дероальт в сторону Теролая и Мерхарда.
Последний открыл рот, чтобы что-то возразить, однако Теролай опередил его.
– Люди удивительны, ибо способны достичь столь великих духовных высот, что ради них Создатель побеждает чин естества, и открывает им множество дарований.
– Это верно, – согласился Наль.
Мерхард развел руками.
Все задумчиво закивали. За окном бушевало ненастье. Отступающая в горы зима временами еще бросалась сражаться с весной, и от состязаний их снег смешивался с дождем в ревущих вихрях.
– Еще мне все чаще приходит на ум, как от волнения перед Его Величеством кто-то забыл слова присяги, – негромко нарушил задумчивое молчание Дероальт.
Кардерет нервно фыркнул:
– Именно это со мной и случится. Я споткнусь по пути к трону, забуду слова присяги и наступлю на край собственной туники, когда буду вставать.
* * *
Занятия с оружием все чаще устраивали на воздухе. Перерыв между ними проводили там же. Почти стаявший снег местами еще белел под солнцем, обнажив темную и пока лишенную намека на траву землю. Бодрый щелкун уселся на край высокого тренировочного бруса неподалеку, вспушил серо-коричневые перья.
– Тоже чувствуешь это? – усмехнулся Наль.
Птица посмотрела на него блестящим хитрым черным глазом.
– Приближение лета, – продолжал юноша. – Вы строите гнезда; это тоже испытание. Однако, если в этот раз не выйдет, вы можете попробовать вновь.
Щелкун выразительно взмахнул хвостом с черными и голубыми полосами.
– Разумеется, лучше двигаться от успеха к успеху, но говорят, если всегда пить один мед, потеряешь его сладость. – Наль положил сплетенные пальцы на другой край бруса и опустил на них подбородок. – В конце концов, вечно пить мед все равно не придется, верно? Я совершил свои ошибки и готов бороться. Как считаешь?
Щелкун распахнул клюв с тонкими острыми зубами, поймал полупрозрачную мошку и вспорхнул, зайдясь характерным стрекотом.
– Вот и я так думаю. – Наль фыркнул, обернулся в глубину двора. Болезненный худощавый юноша нервно ходил от ворот до крыльца, не поднимая глаз. Звали его Фиандер, и принадлежал он к скульпторам Третьего Дома. Твердости руки и силы своего рода не унаследовал, однако с компенсацией недостатков скоростью и ловкостью выходило не лучше.
После последней за день тренировки Фиандер с приятелем по очереди отрабатывали защитные приемы. Получалось у обоих скверно, однако на лице Фиандера при каждой неудаче появлялся нескрываемый ужас.
– Дай сюда, – не выдержал Наль, вставая перед их напряженно и неловко скрещенными клинками. – Погуляй пока, хорошо? – он повернулся ко второму юноше.
Тот пожал плечами и отошел.
– Смотри. – Наль взял свободный меч и встал в оборонительную позицию.
Фиандер обреченно вздохнул.
– Уроки первых занятий: необязательно применять для отражения собственную силу – можно использовать силу противника. Нам это всем пригодится.
Наль произвел несколько замедленных маневров.
– Твой меч скрещен с моим; не пытайся застыть, удерживая его как щит. Это миг, когда ты можешь переломить ход боя! Иначе соперник сделает это первым.
– Я знаю, но…
– Похоже, долото пойдет тебе лучше, чем меч! – заметил с крыльца Мерхард, игравший с Кардеретом и Теролаем в Дивные Кристаллы. – Оно хотя бы меньше весит.
Наль не повел и бровью. Бывало, чужие, не имеющие оправдания слабость и малодушие поднимали в душе презрение, даже гнев. Однако его не привлекало веселье над более слабыми, он не делал их жертвами своих колкостей. Так обычно поступал Лонагар. Юноша знал это твердо, и это давало ему утешение, когда приходилось слышать о язвительном нраве отца.
– Доблестный оружейник, не боишься, что скульптору пойдут на пользу лишние уроки, и в День Испытаний он перегонит тебя в баллах? – не унимался Мерхард.
– Не боюсь, – не поворачиваясь, ответил Наль. – Не перегонит.
Впалые щеки Фиандера залились жгучим румянцем. Плачевные успехи его были очевидны, однако безжалостное, хотя и справедливое замечание своего неожиданного учителя перед всеми вбило последний гвоздь в его чувство достоинства.
– Помнишь, что говорил ментор? – Наль помахал клинком у него перед носом, привлекая внимание. – Они могут говорить что угодно. Это не должно сбить тебя с цели. – Он взмахнул мечом, и Фиандер запоздало блокировал выпад, едва не потеряв равновесие. – Орки начнут поносить твою мать, отца, невесту в самых грязных словах, чтобы ты потерял самообладание и сделался уязвим. – Еще одна атака, и также неудачно отбитая. – Пока тебя задевает чужое сквернословие, тебе не стать истинным воином.