Луи Буссенар
Из Парижа в Бразилию
Глава III
Скорость и сила ветра. – Краснокожие и монгольфьер. – Свидание Жака с Белым Бизоном. – Сын Луны. – Приключения пленного человека и воздушного шара. – Наплыв посетителей. – Представление по приказу. – Отказ. – У столба пыток. – Стрела парфянская. – Бегство. – Борьба с медведем. – Неосторожный поступок. – В лесу можно ожидать всего что угодно. – Канадский траппер жалуется на забвение старых традиций. – История одного выстрела, который никого не убил, но повлек за собой смерть многих людей. – Отец Медицины у индейцев-челикотов. – У атнасов. – Опоздали!
Горы, виденные Жаком, были действительно Аляскинские.
Воздушный шар, подхваченный воздушным течением, несся быстро и менее чем в десять часов пролетел около семисот верст.
Такая скорость, быть может, покажется читателю неправдоподобной, но, собственно говоря, в ней нет ничего необыкновенного. В летописях воздухоплавания встречаются примеры и еще более значительной скорости.
Поэтому не удивительно, что наш путешественник удалился в такое короткое время на такое далекое расстояние от форта Нулато.
Можно теперь представить изумление краснокожих индейцев при виде летящего шара и человека в корзинке под ним.
Однако нужно отдать справедливость индейцам: их бесстрашие никогда не изменяет им, даже в случае неведомой опасности. Все таинственное, конечно, пугает их, как всяких дикарей, но не настолько, чтобы они малодушно обращались в бегство.
Стоит напомнить один факт. Когда открывали тихоокеанскую железную дорогу, то многие индейцы при виде приближавшегося поезда храбро становились на рельсы и с копьем в руке встречали налетевший на них паровоз, не думая об участи, ожидавшей их.
Приглядевшись к шару, который значительно приблизился к земле, индейцы заметили на нем свесившийся вниз канат. Недолго думая, они ухватились за веревку и принялись изо всех сил тащить к себе шар, хотя и считали его принадлежностью сил сверхъестественных.
Судя по его объему, они думали, что шар представляет большую тяжесть и потребуются громадные усилия, чтобы опустить его вниз.
Каково же было их удивление, когда шар оказался необыкновенно легок.
Но удивление перешло в дикий восторг, когда корзинка коснулась земли и летевший в ней оказался живым человеком, из плоти и костей.
Со своей стороны голодный, уставший от неудобной позы в гондоле и еще наполовину сонный Жак являл собой среди ликующих дикарей преуморительную фигуру.
Не зная еще сам, что будет дальше, он вышел из гондолы, выпутался из веревок, которыми она была привязана к сетке, и сделал несколько шагов по земле, разминая отекшие ноги и потягиваясь всем телом.
Когда толпа увидала Жака во весь рост, пляска и крики разом прекратились.
Воцарилась глубокая тишина. Из толпы вышел вождь, которого можно было узнать по длинному плащу из шкуры белого бизона, в который он горделиво драпировался, – и подошел к Жаку, приветствуя его на ломаном английском языке:
– А гу! Здравствуй, мой брат великий вождь!
– Спасибо, вы очень добры, – отвечал Жак, с неменьшим варварством коверкая язык гордых бриттов.
– Мой брат прилетел к нам из страны звезд, где после смерти обитают воины, любимые Великим Духом?
– Ваш брат, господин индеец, просто-напросто прилетел из форта Нулато, который он оставил нынче утром.
– Гу!.. – с удивлением произнес краснокожий воин. – Скоро же летает мой брат. Скорее орла Скалистых гор.
– Да еще бы: ветер был такой чертовский, а шар ведь очень легок.
– Что мой брат называет шаром?
– Да ту машину, которая меня сюда принесла.
– Гу!.. – с некоторым даже раздражением воскликнул индеец. – Зачем мой брат смеется надо мною? Или он считает Белого Бизона старой бабой? Или желает скрыть, откуда он прилетел?
– Ну вот что, мой хороший, не сердитесь и говорите толком, что вам надобно?
– Только пусть язык моего белого брата не будет раздвоен. Пусть он откровенно признается Белому Бизону, что он – сын луны.
– Не может быть! – вскричал Жак, не веря собственным ушам.
– Потом пусть он объяснит нашему племени, отчего луна захворала и стала похожа на пустой мех. Только пусть мой брат отвечает правду, если дорожит своим скальпом.
– Вот тебе раз! – пробурчал себе под нос Жак. – Чего доброго они обвинят меня в похищении спутницы нашей планеты. Однако эти индейцы довольно глупы: отстали на полстолетия даже от тех, которых изображают Густав Эмар, Купер и Майн Рид. Кажется, они, кроме того, считают меня сыном луны. Ничего, оставляю-ка я их покуда в этом заблуждении во имя моих собственных интересов.
– Слышал ли мой брат, что я ему сказал? – спросил индейский вождь.
– Да, вождь, я слышал. Только тут есть лишние уши. Пусть все молодые люди будут глухи и слепы, а также дети и женщины. Белый Бизон должен один слышать, что скажет ему сын луны. Уф! – вздохнул Жак. – Вывернулся, кажется, ловко.
– Хорошо, – согласился вождь, которому требование Жака об удалении лишнего народа чрезвычайно понравилось, так как это возвышало его в глазах всего племени. – Мой брат будет гостем Белого Бизона.
Жак, в восторге от свой удачной выдумки, пошел за вождем, который привел его в просторную хижину. Когда подали пищу, проголодавшийся воздухоплаватель напустился на нее как волк. Утоливши свой голод, он бросился на постель из звериных шкур, устроенную в углу хижины, и заснул как убитый.
Первое что он увидал утром при своем пробуждении, было лицо Белого Бизона, но до безобразия разрисованное яркими красками. То была военная татуировка индейцев из племени атнасов.
– Пусть мой брат покажет атнасам свое искусство, – потребовал Белый Бизон.
– А… помню, так, так… – спохватился Жак, который уже начал было забывать вчерашнее приключение. – Луна… сын луны… Что же угодно Белому Бизону?
– Луна заснула так крепко, точно умерла. Пусть мой брат оживит ее и даст ей подняться в небо.
– Хорошо, но покуда белый человек будет совершать свои великие приготовления, никто не должен следить за его действиями.
– Как? Даже вождь атнасов? Но ведь белый брат обещал… и Белый Бизон даже военную татуировку себе сделал для этого случая.
– Впоследствии вождь узнает все, но сейчас ему лучше подождать, – отвечал Жак и прибавил про себя: – Однако с этими дикарями можно иметь дело. Они народ сговорчивый и нетребовательный. Поживу-ка у них покуда. Буду забавлять их своим шаром, а потом сюда явятся и мои друзья, которые, наверное, уже напали на мой след.
За ночь Белый Бизон распорядился обнести шар плотною изгородью, чтобы скрыть его от нескромных глаз. Подле были поставлены часовые с приказанием отгонять любопытных.
Подобное распоряжение вождя как нельзя более соответствовало интересам Жака.
Пополнив в бутыли запас масла, наш воздухоплаватель вошел один за загородку, поправил сетку, зажег лампу и приступил к наполнению шара воздухом.
Затем он важно и торжественно вышел из загородки, горделиво окинул взглядом собравшуюся толпу индейцев и жестом подозвал к себе вождя.
– Что, разве мой брат уже приготовил лекарство для луны? – спросил Белый Бизон, сияя от радости.
Жак отвечал поклонам.
– Можно Бизону пройти за загородку, где совершается чудо?
– Глаза вождя могут открыться, – отвечал напыщенным тоном Жак.
В эту минуту раздался громкий, душераздирающий крик, какой умеют исторгать только индейцы.
Жак машинально поднял кверху голову и сейчас же догадался, в чем дело.
Над загородкой, превышая ее на несколько сантиметров, появилось какое-то круглое тело.
– Луна поднимается! – вскричал Белый Бизон, хватая европейца за руку. – Мой белый брат – любимый сын Великого Духа.
«Отлично, – подумал Жак. – Если так пойдет дальше, то я сделаюсь у них, чего доброго, каким-нибудь божеством».
– Пусть Белый Бизон даст мне веревку, – произнес он вслух, как бы не замечая удивления индейца, – и мы войдем с ним в загородку.
Между тем шар наполнялся воздухом чрезвычайно быстро, вследствие того, что внешняя температура была очень низкой.
Жак привязал к якорю принесенную вождем веревку и другой конец ее крепко обмотал вокруг одного из столбов загородки. Таким образом шар, оставаясь на привязи, поднялся выше, чем на обыкновенную длину якорного каната.
Когда все было готово, Жак сел в корзину и, выбросив балласт, поднялся в воздух.
Невозможно описать восторга дикой толпы, с благоговением взиравшей на «чудо», делавшей предположения одно другого несуразнее и суевернее.
Шар поднялся на столько, на сколько ему позволила привязь. Пореяв немного в воздухе, Жак нашел, что любопытство толпы не следует удовлетворять до конца и, открыв клапан, спустился на землю.
– Ну, – сказал он, устроив шар на прежнем месте, за загородкой, – доволен ли теперь Белый Бизон? Убедился ли он в могуществе сына луны?
Индеец ничего не отвечал. Он был поражен и даже как будто немного напуган.
Жак Арно полагал, что дело этим и ограничится, и тревожить его больше не будут. Но он жестоко ошибся.
Вечером в деревню меднолицых нашло множество гостей из соседних племен. Оказалось, что жители всех окрестных селений уже проведали, что у атнасов гостит луна с сыном, и теперь отправились воочию убедиться в справедливости слуха.
Жаку пришлось совершить вторичный полет.
На другой день утром пришли еще гости. Жак вынужден был подняться и для них. В тот же день вечером явилось несколько соседних вождей, сахемов. От Жака снова потребовали представления. На этот раз он с раздражением отказал. Белый Бизон долго упрашивал, но француз стоял на своем, повторяя:
– Не могу больше. Устал.
– Хорошо, – холодно отрезал наконец Белый Бизон иотступился от Жака.
Не прошло и пяти минут, как к французу подошли несколько воинов с разрисованными лицами, схватили его и потащили к столбу, стоявшему посередине деревни. Затем, без дальнейших церемоний, Жака крепко привязали к этому столбу ремнями.
Тогда перед пленником как из земли вырос Белый Бизон с луком в руках и обратился к нему со словами:
– Знает ли мой белый брат, как называется столб, к которому его привязали?
– Нет, – сердито отрезал Жак.
– Это столб пыток. Мои молодые воины будут упражняться в ловкости на сыне Луны. Стрелы их будут слегка касаться его тела, пули засвистят над его головою, томагавк, ударяясь о дерево, застучит у него над ухом. Этим молодые воины будут забавлять гостей Белого Бизона, которых не хочет потешить сам сын Луны. Если шальная пуля или стрела, по несчастью, заденет бледнолицего человека и убьет его, то Белый Бизон оплачет сына Луны и возьмет его скальп себе на память.
– Что же после этого с вами делать, господин краснокожий! – воскликнул со смехом Жак. – Придется покориться. Извольте, я опять полечу, раз уж вы такие все ненасытные… Только посмотрим, на чьей улице будет праздник, – многозначительно прибавил он про себя.
На другой день собралось еще больше народа. Наплыв зрителей был громадный. От Жака опять потребовали, чтобы он подпялся на своей луне.
На этот раз он особенно тщательно надул шар, чтобы совершить максимальный подъем, положил в гондолу балласт из песка, вошел в нее и взлетел высоко вверх на глазах у тысячной толпы.
Веревка у якоря натянулась; но на этот раз оказалось, что конец ее не привязан к столбу.
– Белый Бизон! – крикнул Жак, приставляя обе руки воронкой ко рту. – Белый Бизон, слышишь ты меня?
– Слышу, – со смущением отвечал Белый Бизон.
– Белый Бизон, ты осмелился поднять руку на бледнолицего. Твои воины привязали его к столбу пыток. Берегись после этого, Белый Бизон! Лекарство сына Луны действует неотразимо…
И, послав в адрес индейцев эту туманную и совершенно невинную угрозу, Жак Арно выбросил из корзинки часть балласта и исчез с глаз изумленной толпы.
* * *
Вернемся теперь опять на лесную поляну, где охотник Андрэ бегает вокруг дерева, спасаясь от медведя.
Положение молодого траппера было не из приятных; несмотря на приход Жюльена и старшего Перро, зверь ожесточенно преследовал его.
Жозефу Перро хотелось лишь одного – чтобы медведь повернулся к нему мордой. Мы уже знаем, как решил привлечь к себе внимание зверя Жюльен.
Заручившись одобрением канадца, француз прицелился из своего штуцера и выстрелил в медведя. Пуля попала в круп.
Зверь зарычал и повернулся, Жюльен тем временем успел вновь зарядить ружье.
Свирепая, безобразная морда с оскаленными зубами была обращена теперь прямо к Жюльену и стоявшему рядом с ним Жозефу Перро. Диверсия удалась.
– А, гадина, ты дорого поплатишься за мучения, причиненные моему брату! – сквозь зубы проворчал канадец.
Грянул короткий, резкий выстрел, отрывисто просвистела пуля и ударилась обо что-то твердое.
Медведь приподнялся на задние лапы, а передними судорожно ухатился за голову, словно желая вытащить из нее засевшую пулю.
– Так, – произнес со смехом Жозеф, – служи. Мишка, служи, только за это ты не получишь конфет.
Медведь не в силах был двинуться с места. Постояв с минуту на задних лапах, он покачнулся, захрипел и тяжело рухнул на землю.
Жюльен захлопал в ладоши.
– Браво, друг! – обратился он к трапперу. – Мастерский выстрел.
Андрэ подошел к брату.
– Спасибо, – горячо проговорил он. – Ты спас мне жизнь…
– Очень может быть, друг мой. Надеюсь, однако же, что впредь ты будешь осторожнее, а теперь знай, что ружье надо заряжать тотчас же после выстрела.
И, обращаясь к Жюльену, Жозеф прибавил:
– Видите ли, сударь, я начинаю опасаться, что старые охотничьи традиции окончательно придут в упадок. Во времена моей молодости – мне теперь сорок девять лет – у нас, трапперов, были только ударные ружья. Теперешних, нарезных, с разными хитростями, мы знать не знали. Но это не мешало нам чудесно исполнять свое дело, и уж ни один из нас никогда бы не допустил такой непростительной неосторожности, как этот парень. Сойти с места, не перезарядив ружья! В мое время это было неслыханным делом… Теперь ружья заряжаются с казны, и молодые охотники то и дело попадают впросак. Уж одно то скверно, что теперешний охотник, пользуясь легкостью зарядки ружья, не дорожит выстрелами и не жалеет пускать пули куда попало. Он целится небрежно, торопится, теряет хладнокровие, предпочитает три плохих выстрела одному хорошему… Да вот вам пример. Прежде бобров всегда убивали выстрелом в голову. Причем обыкновенно целились в глаз, чтобы не портить шкуру. А теперь что? Я видел в Нулато бобров, простреленных насквозь поперек тела. С каждой стороны на шкуре оказывалось по большой дыре величиной в палец. Ведь это варварство, как хотите. Да что! Это еще ничего, а многие охотники поступают еще хуже: стреляют бобров крупной дробью, и шкурка бывает вся изрешечена выстрелами.
– Что же, разве это так плохо? – спросил удивленный Лопатин. – Неужели вы сами никогда не употребляете дроби?
Канадец рассмеялся.
– Нет, один раз в жизни и я стрелял дробью, но и то раскаиваюсь. Лучше было бы совсем не стрелять, потому что этот выстрел никого не убил, а между тем причинил зло многим людям.
– Как так? Расскажите, пожалуйста.
– А вот так. Это было возле форта Мумфорда. У меня несколько ночей подряд кто-то крал все, что я настреляю за день. Мне это надоело, и я задумал наказать вора, не нанося ему, впрочем, особенного вреда. Вечером я притаился в засаде, зарядив свое ружье крупной дробью. Вор подкрался и – цап великолепного бобра. Я пригляделся при лунном свете, прицелился и выстрелил. Вор закричал и пустился бежать со всех ног… Все бы хорошо, да дело в том, что этим вором оказался страшный колдун индейского племени чиликотов, или как его величали Отец Медицины. Лакомка и лентяй, он никогда сам не охотился, а только крал у других настрелянную дичь. За мой выстрел он возненавидел всех белых той кровожадною ненавистью, на какую способен только дикарь. Благодаря своему влиянию на соплеменников, ему удалось уговорить их и объявить нам войну. Война завязалась кровавая, истребительная. Много индейцев погибло, а остальные, теснимые нашими, вынуждены были отступить на юг. Видите, господа, как опрометчиво я поступил, стреляя дробью. Лучше бы было пустить пулю и убить вора наповал. Но, однако, довольно болтать. Жаркое поспело, закусим хорошенько, а завтра чуть свет снова в путь, чтобы поскорее добраться до деревни племени атнасов на берегу Медной реки.
– Атнасы? Это что же такое за племя?
– Это племя живет по другую сторону гор. Из рассказов встреченных индейцев, которых мне доводилось расспрашивать, я понял, что шар опустился где-то в той стороне.
– Я думаю то же самое, – согласился Жюльен. – Вершины Аляскинских гор, по всей вероятности, отразили воздушное течение, и Жак, попав в более спокойную атмосферу, получил возможность опуститься на землю.
Вскоре наши путешественники действительно получили сведения о Жаке, но сведения неутешительные.
Перевалив на санях через Аляскинские горы, они с риском для жизни спустились в долину и явились к атнасам, которых нашли в смущении и ярости.
Сын луны скрылся так же внезапно, как и явился. На него пришли смотреть жители отдаленнейших местностей, а он отнесся к ним с крайним неуважением и улетел, не удовлетворив их любопытства.
Как ни спешили наши путники, они опоздали на два часа.
Пришлось сейчас же ехать дальше, не зная наверняка, какого направления следует держаться. Индейцы-атнасы либо не хотели, либо не умели объяснить, в какую сторону улетел монгольфьер, уносивший Жака Арно.
Глава IV
Восемь месяцев путешествия. – Над морем. – Страна дождей. – Удивление путешественника в арктической стране при виде европейских домов, карет и джентльменов. – Ситка. – Остров Баранова. – Двадцать долларов нищего. – В гостинице Жак платит за место на корабле, чтобы… не плавать. – На буксире. – Чиликоты узнают о прибытии Перро. – Нападение. – Канадец и Отец медицины. – Перро угрожают.
«3 мая. Делаю эту пометку, а сам думаю: действительно ли сегодня 3 мая? Сколько пришлось пережить за последнее время, что неудивительно, если числа и перепутаются в голове.
Впрочем, дело не в хронологии. Буду писать как Бог на душу положит и со временем когда-нибудь перечту написанное, если мои воздушные полеты не кончатся каким-нибудь смертельным сальто-мортале.
Я ужасно устал, но тем не менее мне необходимо лететь. Я несусь на юг, и это самое главное.
Жюльен и monsieur Лопатин, вероятно, следуют за мною по тому же направлению. О них я не беспокоюсь, потому что у них есть средства окружить себя всевозможными предосторожностями. Я уверен, да и они, без сомнения, тоже, что рано или поздно мы соединимся вновь.
Я в гораздо худшем положении, чем они, да и то не унываю. У меня нет ни копейки денег, ни щепотки табаку, никакого багажа. „Все мое со мной“, как говаривал греческий философ Биас».
Так писал в своей памятной книжке Жак, сидя в корзинке монгольфьера, уносимого ветром с севера на юг.
Вдруг наш аэронавт услыхал гул, похожий на шум прибоя. Он бросил свое писание и поднял голову.
– Черт возьми! – воскликнул он слегка изменившимся голосом. – Я, кажется, узнаю этот отвратительный гул, хотя и слышал его всего только раз в жизни. Это волны.
Жак угадал. Действительно, доносившиеся до него звуки порождали волны, над которыми несся по воле ветра монгольфьер.
Гул волн, услышанный путешественником, происходил от прибоя в проливе Кросс между материком Аляски и островом Ситка.
К счастью, ветер был довольно сильный, и шар не падал, а держался на высоте, невзирая на промозглый холод.
Тревожное настроение не покидало Жака часа два, потом гул прибоя затих. Шар понесся над островом Ситка в южном направлении.
Жак понемногу успокоился, но через некоторое время под ним снова загудел океан, величайший из всех океанов – Тихий.
Монгольфьер находился в это время близ самой оконечности острова Ситка. Целый час вертелся он между островом Круза и северным мысом острова Баранова.
Минута была критическая. Малейшее отклонение – и воздухоплавателю грозила неминуемая гибель.
Но судьба смилостивилась.
Вследствие долгого пребывания в слишком влажной атмосфере шар до крайности отяжелел и начал опускаться с весьма значительной быстротой.
Он летел вниз все быстрее и быстрее… Куда он упадет?.. Жак зажмурил глаза.
Вдруг – толчок, и довольно сильный. Слава Богу! Шар опустился не на воду, а на сушу. Аэронавт довольно чувствительно стукнулся о землю-матушку. К нему от этого не особенно нежного прикосновения вернулось веселое расположение духа.
– Итак, я на твердой земле! – заговорил он сам с собою. – Правда, льет ливмя дождь, но это ничего: я боюсь оказаться на воде, а состояние «под водой» меня нисколько не пугает.
Жак оглянулся кругом и увидал по левую и по правую руку дома, построенные добротно, на европейский лад; по лужам шлепали какие-то джентльмены в резиновых калошах, непромокаемых плащах и под зонтиками.
Жак выскочил из гондолы, протирая глаза и спрашивая себя, не сон ли все это?
– Нет, я положительно брежу, – говорил он, открывая клапан шара, чтобы выпустить остающийся теплый воздух. – Дома!.. Настоящие европейские дома!.. Нет, это невозможно! Прилично одетые люди… даже экипажи. И никто со мной не заговаривает. Во всяком случае, здесь Америка, страна цивилизованная, и мне скорей всего не откажут, если я попрошу кого-нибудь объяснить, где я нахожусь.
Заметив проходившего мимо господина с козлиной бородой, который мимоходом рассеянно взглянул на пустой монгольфьер, Жак обратился к нему:
– Послушайте, сэр, не могли бы вы мне сказать, где я нахожусь?
– В Ситке.
– Но ведь Ситка – главный город Аляски?
– Да, сэр.
– На острове, кажется?
– Да, на острове… Баранов-Эйланд.
– Merci, сэр. Это все, что я хотел знать. Вы видите перед собой человека, с которым случилось несчастье…
Но господин с козлиною бородой был уже далеко.
«Я на острове! – воскликнул мысленно Жак. – На частице суши, окруженной со всех сторон водою! Неужели мне придется оставаться здесь? Ведь у меня нет ни копейки, чтобы купить себе масла и надуть шар…»
Но и жить на Ситке Жак не мог, опять-таки потому, что у него не было ни копейки денег. Чем он стал бы оплачивать квартиру, пищу, питье?
Погруженный в такие невеселые думы наш воздухоплаватель вдруг обратил внимание на то, что к нему подъехал громоздкий экипаж, вроде тех, в каких у нас возят пассажиров с вокзалов в гостиницы, – подъехал и остановился.
– Сэр, вы, вероятно, ищете гостиницу? – спросил Жака кучер кареты.
– Да. Не возьметесь ли вы довезти меня вместе с багажом?
Они вдвоем не без труда уложили монгольфьер в экипаж, и через некоторое время карета остановилась у подъезда гостиницы, с виду очень приличной.
– С вас один доллар, – сказал кучер.
– Ах, черт возьми!..
– Неужели это по-вашему дорого, сэр?
– Недорого, и я с удовольствием заплатил бы вам даже два, если б только они у меня были.
– У вас нет денег? Это легко поправить, – отвечал кучер. – Например, у вас имеется в корзинке бизонья шкура, которая стоит двадцать долларов.
– Не купите ли вы ее у меня за эту цену?
– Охотно. Вот вам девятнадцать долларов. Один я вычитаю за проезд.
Жак, ни слова не говоря, спрятал деньги в карман, помог вынуть из кареты монгольфьер, убрать в сарай и прошел в обеденную залу гостиницы.
Хозяин, несмотря на американскую флегматичность, вытаращил глаза на нового постояльца, прибывшего с таким необыкновенным багажом и к тому же одетого столь неуместно в меховую одежду.
– Комната и стол – четыре доллара в день, – отвечал он на вопрос Жака о цене.
– Хорошо, – сказал Жак. – Дайте мне позавтракать.
– Позвольте вперед деньги.
– Получите. Какой скот! – прибавил Жак в сторону. – А что, за справки и вопросы у вас тоже платят авансом? – вслух спросил он содержателя гостиницы.
– Справки у нас даются даром. Что вы желаете узнать? – отвечал хозяин, смягчившись вследствие получения задатка.
– Далеко ли от Ситки до материка?
– Около ста миль.
– Есть ли стабильное пароходное сообщение с берегом?
– Два раза в неделю.
– Когда отходит первый пароход?
– Завтра утром.
– Не можете ли вы подсказать, где мне найти капитана этого судна?
– Я капитан.
– Вы?
– Да… Почему вас это удивляет?
– Нет, я не удивляюсь. Это ваше дело. Не возьмете ли вы меня пассажиром?
– Да. До устья реки Стикена цена десять долларов. Оплата предварительная при посадке на корабль.
– Знаю уж я вашу присказку: «плата вперед»… Хорошо, я согласен. Но только предупреждаю, что я сяду к вам не как обыкновенный пассажир.
– Все мои пассажирские места за десять долларов для обыкновенных пассажиров.
– Да, но они помещаются на корабле, а я желаю быть над кораблем.
– Не понимаю.
– А между тем это очень просто. Согласны ли вы взять меня на буксир в лодочке, привязанной к надутому шару?
Хозяин подумал с минуту, потом кивнул головою в знак согласия и даже снисходительна улыбнулся на странную фантазию постояльца.
– Стало быть, решено? И вы беретесь перевезти на корабль мой шар?
– За это с вас еще доллар.
– Отлично. А можете ли вы также продать мне три галлона китового или тюленьего жира?
– И это могу… по доллару за галлон… деньги вперед.
– В котором часу отплытие?
– В восемь часов.
– Хорошо. В семь часов я явлюсь на пароход надувать свой шар.
– Как вам угодно. Что касается до меня, то я никогда никого не жду ни одной минуты.
Жак за завтраком ел и пил за четверых, потом завалился спать. О, блаженство! Он спал на настоящей постели, в опрятной гостинице и находил, что четыре доллара потрачены им недаром.
На другой день ровно в семь часов он явился на набережную, взошел по трапу на пароход, разводивший пары, и нашел свой шар привязанным к корме. Около шара были приготовлены все принадлежности для надувания.
Жак откупорил бутыль и не мог сдержать порыва гнева иудивления при виде жидкости, которая оттуда вылилась.
Но так как нужно было спешить, то Жак не стал долго раздумывать и приступил к надуванию шара, мимоходом изумляясь необыкновенному стечению народа на пристани и возле парохода.
Но вот монгольфьер плавно взмыл в воздух, и публика в восторге подняла одобрительный крик.
– Гип! Гип! Ура! – кричала толпа, к изумлению аэронавта, который не читал утренних газет и потому не знал о напечатанных там по инициативе бесцеремонного хозяина гостиницы широковещательных объявлениях.
В них значилось, что за плату в один доллар леди и джентльмены могут присутствовать при подъеме воздухоплавателя на монгольфьере.
Объявления свою роль сыграли, и ловкий торгаш ни за что ни про что положил себе в карман двести долларов.
Из всех индейских племен Аляски две наиболее многочисленные группы представляют чиликоты и атнасы, причем они в свою очередь разделяются каждая еще на несколько групп.
Чиликоты по большей части лентяи, пьяницы и воры. Они не любят охотиться сами, а норовят поживиться на чужой счет, крадут продукты чужой охоты и вообще не пользуются хорошей репутацией не только между трапперами, но и между своими же индейцами.
Читатель помнит, как наши друзья, догонявшие Жака, приехали к атнасам и узнали от них, что сын луны уже улетел.
Путешественники поехали дальше почти наугад и через несколько часов достигли английской фактории, куда именно в это время прибыло продавать меха много чиликотов.
Рассчитывать на гостеприимство начальника фактории наши путешественники не могли. Между английской компанией и американской существует такое жестокое соперничество, что агент одной ни за что не подаст даже стакана воды представителю другой, а, как известно, братья Перро были агентами американской компании.
Поэтому путешественники не вошли в форт, а остановились за его пределами в покинутой хижине, собираясь провести в ней ночь и наутро ехать дальше.
Между тем среди чиликотов просочился слух, что Перро, их непримиримый враг, приехал и остановился недалеко от фактории.
Старая ненависть вспыхнула с новою силой. Известный уже читателю Отец Медицины приложил все свои усилия, чтобы ее раздуть, и ему удалось склонить индейцев к действиям, почти неслыханным по своей дерзости.
Перро не знал о присутствии чиликотов в фактории и потому был далек от мысли опасаться чего бы то ни было, а тем более в виду европейского представительства.
Ночью, когда все спали, чиликоты тихо взломали двери, прокрались в хижину и в одну минуту связали путешественников.
Пленников бросили связанными возле груды материала для палаток и, торжествуя победу над ненавистным врагом, приступили к потешной попойке, которой, однако, суждено было войти в историю племени.
Больше всех пил и неистовствовал Отец Медицины. В середине кутежа ему вдруг пришла в голову мысль пойти в палатку, где лежал его связанный враг, ненавистный Перро, и дать волю сквернословию и насмешкам.
Омерзительно пьяный он вошел в палатку, держа по бутылке в каждой руке, и принялся осыпать канадца самыми гнусными оскорблениями.
Тот не удостоил пьяницу ответом и лишь презрительно смотрел на него своими честными темно-серыми глазами.
Это уничижительное молчание еще больше взбесило негодяя. Он приблизился и наклонился к охотнику, обдавая того винным перегаром.
Терпение Перро истощилось. Он вдруг совершил стремительное движение головою, ударив лбом своим индейца прямо в лицо. Удар был настолько силен, что свалил негодяя с ног.
Однако тот сейчас же вскочил с проворством обезьяны. Все лицо его оказалось расшибленным в кровь, передние зубы выбиты и рот полон крови.
Весь хмель разом соскосил с него.
– Ладно, – произнес он, стараясь быть хладнокровным. – Перро очень силен. Посмотрим, как будет он вести себя у столба пыток… Перро убил много чиликотов. Перро ударил Отца Медицины. Перро умрет. Но сперва Отец Медицины снимет с него скальп…
И негодяй, желая напугать пленника, в чем, однако, ничуть не преуспел, измазал себе кровью палец и провел им вокруг головы канадца, обозначая линию, по которой должен пройти нож.
Но вдруг по всему лагерю пронесся страшный вой. Вся негодная орда чиликотов испуганно, отчаянно взвыла, подняла кверху руки и попадала ниц на землю.
С неба валилась какая-то, огромная пылающая масса, осыпая чиликотов огненным дождем…
