Форт Нулато. – Борьба зимы с весною. – Жак Арно желает идти по льду. – Разлив реки Юкон. – Утонувшие сани. – Жак убеждается в существовании во французском языке слова «невозможно». – Аляска и американская компания торговли мехом. – Фактория. – Гостеприимство капитана. – На одинаковой широте неодинаковая температура. – Воздушный шар капитана Андерсона. – Воспоминание о том, что было. – Жак оказывается изобретателем. – Монгольфьер. – Первые опыты. – Неожиданный полет.
– Ну что, господа, не прав ли я был, когда еще в прошлом месяце говорил, что вам не удастся выехать ни завтра, ни через неделю, ни через две?
– Правы, капитан, совершенно правы.
– И помните, что я еще сказал? «Вы пробудете в форте Нулато до половины весны».
– Увы!..
– Как? Неужели вам здесь так скучно? Неужели вы все еще рветесь в дорогу? Но ведь подумайте: даже сами здешние жители не решаются выходить в это время из своих домов.
– Вы не так поняли восклицание моего друга, – вмешался третий собеседник. – Живя здесь, нам совершенно не на что пожаловаться. Ваше радушие выше всяких похвал, комнаты отведены нам прекрасные, стол отличный, а уж мистрисс Андерсон мы не знаем как и благодарить.
– Вообще мы вам бесконечно благодарны и от души, и от желудка, – прибавил еще один собеседник, четвертый.
– И все-таки вам ужасно хочется в путь, несмотря на погоду, в которую, как говорится, добрый хозяин собаки из дому не выгонит.
– Но ведь это отчего? Оттого, что мы здесь сидим и ничего не делаем, а до Бразилии далеко.
– Прекрасно, но чем же я-то виноват, если погода никуда не годится и дождик льет, как во время потопа?
– Вот что, капитан: скажите, пожалуйста, неужели так-таки и нет никакой возможности переехать в санях через эту проклятую реку?
– Monsieur Арно, ваши соотечественники любят повторять фразу, что во французском языке нет слова «нельзя», «невозможно». Но дело в том, что человек, составивший эту поговорку, вероятно, никогда не бывал под 155°30′ западной долготы и 64°42′ северной широты, то есть у ворот форта Нулато, на правом берегу реки Юкон, и вдобавок еще в то время, когда преждевременная и дружная весна находится в разгаре своего спора с необыкновенно суровой зимой. Вы как думаете, monsieur Лопатин?
– Я с вами совершенно согласен, капитан, и тоже боюсь, что всякая попытка будет неудачна, – отвечал тот самый собеседник, который делал поправку к печальному восклицанию Жака «Увы!»
– И не только неудачна, а даже, может быть, и гибельна, – заметил Жюльен де Кленэ, то есть четвертый собеседник, благодаривший «от души и желудка» гостеприимного хозяина. – Ну, милый Жак, – продолжал он, – не будь же капризным ребенком, который сердится, что ему не дают поиграть луной в ведре. Со стихией ничего не поделаешь. У ней есть много способов смирять непокорных: ураганы, бури, метели и не знаю еще что.
– Но ведь сегодня, право же, не холодно: после дождя пошел снег, и ртуть поднялась выше нуля.
– Вот это-то повышение температуры и опаснее всего. Ведь так, капитан?
– Так, monsieur де Кленэ. С минуты на минуту нужно ожидать оттепели и разлива реки. Слышите, какой ужасный треск раздается по временам? Это лед ломается.
– Оттепель! Разлив! – вскричал Жак. – Да что вы!.. Значит, Юкон скоро освободится ото льда, а я все еще здесь!
– И слава Богу, что все мы здесь, а не где-нибудь под дождем…
– Вам-то хорошо говорить, а я…
– Что ж вы? Чем вам здесь плохо? – спросил капитан.
– Да, в самом деле, – поддержал капитана Жюльен. – Отчего тебе здесь хуже, чем нам, Жак? Или ты из другого теста сделан? Особенно важный господин?
– Совсем не в этом дело, а просто я хочу выбраться отсюда.
– Домой в форт? Отлично. Нам тоже пора идти.
– Вовсе не в форт… Я хочу переправиться на другой берег реки.
– Да ведь тебе уже сказано, что это невозможно.
– Несчастный! Чего же ты хочешь? Дожидаться, что ли, следующей зимы, когда река опять замерзнет? Нет, благодарствую. Я уже здесь досыта насиделся. А ехать по реке две тысячи метров…
– Две тысячи восемьсот, – поправил капитан.
– Я не поеду водой. Я путешествую посуху. Ты обещал, что не будет плавания. Изволь держать свое слово.
Треск льда стал настолько силен, что ответа Жюльена нельзя было расслышать. Точно пятьдесят пушек непрерывно стреляли, сопровождаемые частой ружейной пальбой.
– Капитан, – сказал Жак, воспользовавшись минутным затишьем, – дайте мне, пожалуйста, сани и немного провизии.
– Зачем вам?
– Покуда еще есть время, я на собственный страх и риск переправлюсь через реку по льду и буду ждать на другом берегу конца разлива.
– Нет, сударь, этого я не сделаю, – коротко отрезал капитан. – Я не желаю обременять свою совесть вашей гибелью.
– Ну, хорошо; в таком случае я пойду через реку пешком.
– А мы вас не пустим силой.
– Увидим… Взгляните-ка, взгляните, пожалуйста! – вдруг воскликнул Жак с искренним торжеством. – Вот какие-то два человека, даже и не французы, доказывают вам наглядно, что невозможного не существует.
Действительно, на реке показалась запряженная двенадцатью собаками легкая нарта, в которой двое неизвестных пытались переехать через реку.
Они были еще в пятистах метрах от берега, на котором стояли европейцы, и всеми силами погоняли собак, которые, чуя опасность, и сами добросовестно старались поскорее вытащить сани.
– Несчастные! – прошептал капитан.
– Да, я им не завидую, – сказал Жак, – но только потому, что они едут с берега, на который мне бы страстно хотелось попасть.
– Они обречены.
– Ничего подобного! Через четверть часа они будут здесь, еще через пять минут я подойду к ним, а самое большее через полчаса они перевезут меня на другой берег.
Однако надеждам Жака не суждено было сбыться. Вследствие быстрого повышения температуры конфигурация льда на реке сильно изменилась.
Юкон уже давно делал усилия сбросить ледяной панцирь, который вздулся на середине, образуя опасные покатости с края. Вода снизу напирала все больше и больше.
Вдруг раздался страшнейший грохот, точно залп артиллерии. По ледяной коре побежали во все стороны широкие трещины, перекрещиваясь, перепутываясь между собой, и вода хлынула через них неудержимыми потоками.
Сани в это время находились на самом краю огромной, внезапно образовавшейся трещины. Вдруг та часть льдины, на которой они стояли, оторвалась от общей массы и почти отвесно стала погружаться в воду.
Люди, экипаж, собаки исчезли под водой на глазах у потрясенных европейцев, безмолвных свидетелей страшной сцены.
– Ну что, monsieur Арно, – нарушил наконец тягостное молчание капитан, – излечились вы теперь от вашего упрямства? Подействовал ли на вас этот страшный урок?
– Действительно, страшный, – отвечал Жак, – я сдаюсь, я отказываюсь от борьбы с неумолимой стихией.
– Вы, значит, согласны теперь, что переезжать реку нельзя?
– Увы! – произнес опять Жак тем же тоном, как и прежде.
– Ну-с, так пойдемте-ка домой в форт, – продолжал капитан. – Это самое лучшее, что мы можем сделать. За стаканом горячего грога мы поищем компромиссный вариант между вашим неприятием водного пути и желанием непременно ехать.
Полчаса спустя после этого трагического события, имевшего для Жака весьма важные последствия, капитан Андерсон и его гости уютно сидели за большим столом в зале комендантского дома. Сняв эскимосские шубы и оставшись в удобных суконных костюмах, все четверо с наслаждением тянули из стаканов вкусный грог, но воспоминание о гибели нарты с пассажирами не выходило у них из головы.
Фактория, или форт Нулато, находится на расстоянии 200 верст с небольшим от залива Нортона, в бассейне Берингова моря, на берегу реки Юкон, где эта река делает решительный крутой поворот с северо-востока на юг. Форт принадлежит той территории Северной Америки, которая в 1867 году куплена у России Соединенными Штатами и известна теперь под названием Аляски.
Богатства края, состоящие преимущественно из дорогостоящих мехов, эксплуатируются с широким размахом «Товариществом американской пушной торговли», которое, таким образом, является серьезным соперником старинной английской Компании Гудзоном залива, преследующей точно те же цели.
С туземцами сделки совершаются обыкновенно меновые, как и в Сибири на нижнеколымской ярмарке. Меновой единицей служила прежде бобровая шкура, но теперь бобры стали очень редки и единицей служит шкура бизона. Индеец или вообще какой-нибудь траппер является в факторию с трофеями своей охоты. От агента компании он получает столько деревянных марок, сколько бизоньих шкур он принес; если он доставит какую-нибудь более ценную шкуру, равную, например, по цене двум бизоньим, то получает эа каждую две марки, и т. д. На эти марки он тут же, в фактории, имеет право получить в специально для того существующих магазинах компании все нужное для трапперского обихода: порох, топоры, пули, ножи, ружья, одежду.
Форт Нулато, построенный некогда для обороны от туземцев, до сих пор еще сохранил, несмотря на давность постройки и суровый климат, вполне внушительный вид.
Он состоит из крепкого палисада в шесть метров высотой, построенного из толстых, глубоко вбитых в землю бревен, связанных между собой крепкими поперечинами. Палисад имеет форму обширного параллелограмма с четырьмя четырехугольными бастионами по углам; в них проделаны отверстия для стрельбы; крыша имеет коническую форму. В середине ограды стоит крепкий дом, в котором живет комендант форта и главные агенты товарищества. Дом в два этажа и с виду вполне приличен, хотя в окнах вместо стекол вставлены крепко натянутые тюленьи пузыри.
Остальную часть двора занимают постройки, в которых помещаются склады мехового товара и предметов для менового торга, жилой дом для низших служащих, пороховой магазин и небольшая часовня, в которой за неимением пастора капитан Андерсон сам читает по воскресеньям Библию для живущих в фактории.
Когда все жители в сборе, что бывает очень редко, население форта Нулато состоит из пятидесяти мужчин, сорока женщин и двадцати пяти детей.
Это все народ рабочий: артельщики при складах, кузнецы, плотники, охотники. Происхождения самого разношерстного: американцы, англичане, канадцы, метисы; но все живут между собой дружно, объединенные великодушием и твердостью капитана Андерсона.
Хотя мистер Андерсон и носит воинственное звание капитана, тем не менее статуса и полномочий коменданта крепости он не имеет.
У него под командой нет ни одного солдата. Все охотники, все служащие в фактории в минуты первой же опасности готовы превратиться в бойцов, но в обыкновенное время они простые, скромные труженики.
Еще в то время, когда территория Аляски принадлежала России и Компания Гудзонова залива брала у казны на откуп местную меховую торговлю, управляющие факториями величались обыкновенно капитанами, а фактории – фортами. Это название сохранилось по старой памяти до сих пор, даже после того, как территория перешла во владение Америки. Такова сила традиции, сила привычки. Впрочем, капитаном зовут Андерсона, так сказать, неофициально его подчиненные и индейцы; официальное же его звание главноуполномоченный. Итак, наш chief-factor, или, если хотите, капитан Андерсон, сидел у себя в зале в кресле, откинувшись на спинку, вытянув ноги и положив их на решетку камина. Это был добродушный пятидесятилетний мужчина, твердый, хладнокровный и хорошо образованный. Потягивая горячий грог, он старался убедить Жака Арно в том, что проще пересечь Юкон в лодке, нежели подниматься до ее истоков, как непременно того желал неисправимый ненавистник воды.
Лопатин и Жюльен тоже сидели в креслах, но не в позе капитана, а в более учтивой, принятой у европейцев. Покуривая сигары, они с улыбкой слушали спор Жака с капитаном. Их взоры в сотый, быть может, раз безучастно и рассеянно останавливались на американском девизе «Epluribus unum»[11], который держал в когтях взлетающий орел. Рядом капитан Андерсон оставил на стене залы, вероятно как реликвию, старинный герб Компании Гудзонова залива. На этом вычурном и довольно безвкусном гербе были изображены: на одной половине на серебряном поле – горностай, а на другой, на голубом поле – лисица. Под гербом девиз: «Cutem acutus tollet acuti».
Жак все жаловался на то, что зима неожиданно проходит и наступает непрошеная весна.
– Просто ужасно! – говорил он. – Я рассчитывал, что здесь зима протянется до июня, а между тем оттепель наступила еще в апреле… На что это похоже?
– Ваш расчет был совершенно верен относительно сибирского берега, – возражал капитан, – но относительно американского нужна совсем другая мерка.
– Это почему?
– Да потому, что температура здесь совершенно иная, хотя широта та же.
– Вы серьезно говорите? Или, может быть, шутите? Когда мы постучались в вашу гостеприимную дверь, на дворе было тридцать пять градусов мороза. Неужели это, по-вашему, теплее, чем в Сибири?
– Не теплее; я говорю в другом смысле: в том, что наша зима короче сибирской. Да уже одного взгляда на растительность нашего и сибирского берегов достаточно, чтобы сразу уяснить разницу в климате. На американском берегу возле мыса Принца Валлийского в изобилии растет лес, а в Сибири на той же самой широте только мох и лишаи.
– Но ведь это странно. Отчего такая разница? Или ваши соотечественники ухитрились поставить какой-нибудь искусственный нагреватель? С них это станется. Чего доброго, они и тундру, пожалуй, разогрели бы, попадись она к ним в руки.
Капитан громко захохотал, сотрясая своим тучным телом кресло.
– Ну нет, – возразил он, насмеявшись от души, – до этого еще не дошло. Правда, мы придумали отапливать дома паром, но менять климат еще не научились. Со временем, конечно, кто знает… Нет, господин Арно, разница в климате тут зависит не от нас, а от самой природы.
– На мою беду! – вздохнул Жак, которого снова кольнуло воспоминание о разлившейся реке.
– И это легко объяснить, – продолжал капитан. – Вы, конечно, знаете, что во всех морях существуют течения, направления которых настолько неизменны, как будто бы они в самом деле заключены в какое-нибудь твердое русло.
– Кое-что слышал, читал. Но все равно: продолжайте.
– Массы воды, нагретые у тропиков, течением относятся с юга на север, проникают в Японское море и далее в Берингово. Для атмосферы они такой же источник тепла, как и ветры.
– Хорошо. Но почему же это тепло не равномерно распределяется между обоими берегами? Что за каприз природы?
– Это происходит оттого, что теплое течение встречает крутые подводные берега Азии и отклоняется к берегам Америки; сверх того холодное полярное течение устремляется в северную воронку Берингова пролива и вследствие вращения земли отклоняется вправо, к берегам Сибири. Так как плотность воды в обоих течениях не одинакова, то воды их не смешиваются, вследствие чего сохраняется разница температур на обоих берегах. Вот вам и весь секрет необыкновенного явления.
– Благодарю вас, я теперь все отлично понимаю и вижу, что моему горю помочь нельзя. Кажется, я так никогда и не пройду между Сциллой и Харибдой морозов и оттепелей. Но повторяю вам самым решительным образом: водой через Юкон я не поеду ни за что, хотя бы мне пришлось дожидаться здесь следующей зимы или подниматься вверх до истоков реки по берегу, или лететь на воздушном шаре…
– На воздушном шаре? – переспросил капитан.
– Да, на аэростате… Называйте меня, пожалуй, сумасшедшим, если хотите.
– Нет, я вас так не назову, потому что у меня есть для вас кое-что.
– У вас есть воздушный шар?!
– Yes, sir[12].
…Читатель помнит, конечно, как наши путешественники спаслись от преследования разбойников благодаря случайной встрече с канадским охотником Жозефом Перро и его братьями. Отпустив якутов домой и щедро наградив их, путешественники в сопровождении трапперов через шесть дней достигли форта Нулато, где нашли радушный прием у управляющего фактории, мистера Андерсона.
Европейцы хотели немедленно продолжать путь на санях до Виктории, главного города Колумбийского округа, но, как на грех, наступили такие ужасные холода с бурями и метелями, что пускаться в дорогу было опасно, и потому капитан Андерсон задержал гостей до наступления более благоприятной погоды.
Лопатину и Жюльену очень пришлась по душе эта неожиданная задержка, но Жак Арно плохо мирился с нею и беспрерывно жаловался на судьбу, опасаясь какого-нибудь еще нового приключения.
И вдруг, к его ужасу, опасения оправдались. После морозов наступило внезапное повышение температуры, полил дождь, началась оттепель.
Мы уже стали свидетелями подвижки льда на многоводной реке Юкон.
Жак совсем был готов прийти в отчаяние. Вдруг его выручил капитан Андерсон, упомянув о воздушном шаре.
Воздушный шар! Здесь, в форте Нулато! – Жак положительно не верил своим ушам.
– Этот шар можно купить? – спросил он.
– Можно.
– За сколько?
– Сколько дадите.
– Значит, дело решено. Где он у вас? В хорошем ли он состоянии?
– Вполне. Впрочем, вы можете осмотреть его сами.
– Но где вы раздобыли этот снаряд для плавания по воздуху? – вмешался живо заинтересованный Жюльен.
– Его три года тому назад оставил у меня капитан Роджерс, отправляясь открывать свободный ото льда проход в Ледовитом океане. Как и множество других путешественников этого рода, капитан Роджерс – увы! – не вернулся назад. Членов экспедиции я снабдил припасами, одеждой и оленями для нарт. Они обещались оплатить расходы по возвращении. Стоимость шара едва покрывает собой сумму всех затрат. Следовательно, он моя неоспоримая собственность.
– Где он у вас хранится?
– В одном из бастионов. Пойдемте, я вам покажу.
Шар оказался в превосходном состоянии. Он был очень большой и сделан из прочной материи, на которой после тщательного осмотра друзья не нашли ни малейшего повреждения. Чрезвычайно легкая и удобная гондола могла свободно вместить четырех человек. Шелковая сетка казалась прочной, словно сделанная из стальных волокон.
– Решено, капитан, – произнес с веселым видом Жак, – я покупаю у вас шар. Как только наступит хорошая погода, мы немедленно приступим к надуванию его. Нужно выработать газ. У вас, конечно, есть и цинк, и серная кислота.
– By God!..[13] Роджерс не оставил мне ни того, ни другого.
– Вот тебе раз! – Стало быть, газ взять негде! – с огорчением воскликнул Жак.
– Да, голубчик, тебе действительно не везет, – заметил Жюльен. – Как нельзя ружье зарядить без пороха, так нельзя и аэростат надуть без газа.
– Ты все шутишь, а мне, ей-богу, не до смеха… Послушайте, monsieur Лопатин, неужели нельзя добыть водород как-нибудь иначе?
– Я знаю способ добывать водород из воды при помощи электричества.
– Где же нам взять электричество? У нас и аппаратов никаких нет.
– Ничего не поделаешь, придется оставить и эту мысль, – сказал Жюльен.
Но Жак не хотел сдаваться. Он мрачно стоял, глядя пристально на шар, и, наморщив брови, думал. Вдруг лицо его прояснилось, и он обратился к друзьям с некоторой насмешкой:
– Так нельзя надуть шар? А? Нельзя, по-вашему?.. Эх вы, ученые!
– Попробуй, надуй сам.
– И надую. Только пусть никто мне не мешает. В первый же ясный день я полечу по воздуху. Капитан, можете вы достать мне следующие вещи: ножницы, несколько аршин медной проволоки, тюленью кишку, бутыль с двадцатью фунтами масла, железную трубу от переносной печи и железный или деревянный обруч?
– Могу.
– Так вот, пожалуйста… Жюльен, можно покупать шар…
На следующий день дождь перестал, проглянуло солнце.
Наступила хорошая погода.
Жак, получив желаемые вещи от капитана, заперся в бастионе, где на потолке, точно люстра, висел аэростат, и принялся за свою таинственную работу.
Он вырезал в нижней части шара круг и вставил в него обруч, прикрепив проволокой; к обручу он подвесил бутыль с маслом, в которую пропустил фитиль, зажег его, прикрыв пламя железной трубой, как ламповым стеклом; верхний конец трубы он вставил в кишку, которая, будучи прикреплена к обручу, соединялась с шаром.
Сделав все это, Жак позвал друзей полюбоваться его трудами.
Те вошли и остановились в изумлении.
– Ты додумался сделать монгольфьер![14] Наполняешь шар нагретым воздухом! Только подумай: труба может накалиться и шар сгорит.
– Не сгорит. Труба достаточно изолирована от материи, из которой сделан шар.
– Но лампа, наконец, может потухнуть, когда не будет притока свежего воздуха.
– Я проделал в трубе отверстие внизу, смотри сам. Помоги мне вынести шар на воздух, испытаем его.
Шар вынесли из бастиона. Он стал заметно надуваться. Жака горячо поздравляли с удачной выдумкой.
– Да ты у нас просто гений! – кричал Жюльен, весело улыбаясь.
Изобретатель занял место в гондоле. Шар, надуваясь все больше и больше, поднялся уже фута на два от земли.
– Ничего, на нем можно перелететь через Юкон, – сказал капитан. – Это вполне безопасно… Да вот что: я думаю, шар достаточно силен, чтобы поднять двух. Мне ужасно вдруг захотелось с вами. Вы позволите?
– О, пожалуйста.
Капитан Андерсон вошел в гондолу. Он был человек дородный, тучный, и шар тотчас опустился на землю. Пришлось прибавить огня в лампе. С новым притоком нагретого воздуха шар поднялся опять на прежнюю высоту.
– Чудесно! – кричал снизу Жюльен. – Замечательный корабль! Как мы его назовем?
– «Аляска», – подсказал Лопатин.
– Прекрасно! – подхватили остальные. – Ура, «Аляска»!.. Вот и окрестили… Надо теперь спрыснуть крестины – и в путь.
– Первый опыт удался, – сказал капитан Андерсон. – Пока довольно. Пойдемте в дом и чокнемся перед отъездом.
С этими словами он выпрыгнул из гондолы на землю. Жак хотел сделать то же, как вдруг… Все присутствующие разом вскрикнули. Шар, избавившись от тяжести грузного капитана, моментально взмыл вверх, как подброшенный резиновый мячик. Веревка выскользнула из рук ничего не ожидавшего служителя, приставленного ее держать, и быстро провизжала по блоку.
Через несколько секунд Жак был уже на высоте тысячи метров от земли, а зрители стояли, задрав головы, раскинув руки и разинув рты.