Макс Игнатов
Черные подковы
– Клофелин? – Виктор сразу вспомнил газетные и киношные истории о клофелинщицах.
– Это глупые истории вокруг хорошего лекарства, – поморщился доктор. – Но вы же лечиться будете, а не водкой запивать…
– Боже упаси!
Вестями о здоровье Гордеев поделился с женой. Та сощурила глаза и попросила доказательств. «Хорошо, что дочке купили квартиру», – подумал Виктор, поворачивая жену спиной к себе.
Насонова утвердили первым замом, и Гордеев вздохнул с облегчением. «Сосновские» славно отметили данное событие на Володиной даче. Виктор туда не поехал, и были причины – Седов все еще «жаждал крови». А портить себе настроение не входило в планы Гордеева, да и доктор прописал – не нервничать! Зато теперь можно было подумать, что переложить на плечи первого зама. Список направлений определился быстро. Помимо «пассажирки», что было вполне естественно, он передал Володе конкурсы по закупу, от которых так нехорошо пахло. И еще в списке значилось то, за что Насонова начали потихоньку ненавидеть: он стал курировать вопросы приема и увольнения сотрудников. При этом, как казалось, ему не составляло труда самому выйти с инициативой о наказании, или того хуже – расставании с неугодным таможенником. Поэтому начальнику таможни было очень удобно сбросить на первого зама проблему по отделу оформления. Как только документы из офиса «Горных авиалиний» сравнили с документами из базы, там сразу стало все понятно. Были определены потенциальные «кожевниковские» креатуры, с которыми надо было как можно скорее распрощаться, невзирая на пол, возраст и выслугу лет. Этим и занялся Насонов. На него шли жаловаться к Гордееву, не понимая, что за пару дней до этого именно два руководителя вместе решали вопросы, проводником которых считался Насон. Но Виктора такая ситуация более чем устраивала. А Володя об этом не задумывался.
Вместо Насонова начальником «пассажирки» назначили Льва Сотилайнена. Вот кто ни от чего не отказывался! Сказано – сделано, и краснощекий бородач продолжил проводить политику руководства на вверенном участке. В какой-то момент Гордеев с Насоновым засомневались в выборе – Лева не был «сосновским», в отличие от того же Дубинкина, к примеру. Но своим отношением к делу, можно сказать даже – определенным рвением, плюс выполнением планов, как официальных, так и в соответствии со «схемами работы», он заслужил полное доверие начальников.
На Льва Виктор возложил еще одну задачу. Став начальником таможни, он решил, что уже негоже кататься по всяким «командным» делам в порт самому. Это… не по рангу, что ли. Поэтому он поручил Сотилайнену серьезную миссию: постоянно быть на связи и, в случае необходимости, лично встречать, сопровождать и провожать нужных людей. Предупредил: люди серьезные, в общении будь аккуратнее, чтоб все по-деловому, но если человек идет на контакт – нет проблем, будь лучшим другом. Если потребуются траты – не скупись, потом Насонов все кровные тебе покроет. Лев и к этому поручению отнесся с соответствующим почтением, и претензий к нему не было. Недовольства с его стороны не было, в чем-то он был даже доволен – доверие руководителя, новые связи. Начальники не исключали, что по затратам он иногда немного перегибает палку – и, возможно, даже хитрит в этой части «работы», – но закрывали на это глаза.
Оставалась одна серьезная головная боль – нерешенные вопросы с «Горными авиалиниями». Гордеев уже сам было хотел напроситься на встречу. Какой-то «жести» не хотелось, а затягивать эту бодягу еще на годы – к чему? Да и не было у него в характере воинственности, наоборот, все всегда старался решать мирно. Тем более, что силу свою показали, да и прикормленных сотрудников из таможни уволили. Но Кожевников-младший «опередил».
– Виктор Семенович, могу подъехать? Есть у нас незаконченное дело…
Они расстались вполне довольные друг другом. Авиакомпания решала вопрос об уплате необходимой пошлины, а таможня свертывала все претензии. Но самое главное было в том, что Гордеев в лице господ Кожевниковых получал двух прекрасных приятелей, с которыми он с этого дня не только здоровался при встрече за руку, но и мог решать определенные, скрытые от посторонних глаз вопросы. А это было намного важнее, чем чьи-то возможные обиды. К примеру, того же Добрынина. Увы, разные уровни, прости, Леша!
Теперь Виктор мог спокойно заниматься другими делами. Теми, которые не требовали большой нервной нагрузки – хоть и со смехом, но пожелания врача он периодически вспоминал, даже лекарство рекомендуемое купил. Правда, проходя ежегодный профилактический осмотр в курирующей таможню больнице, он случайно упомянул о данной рекомендации и серьезно пожалел об этом – терапевт разразилась долгим монологом на тему «Как много вокруг дилетантов!» Но не выбрасывать же теперь купленное? Так и валялся пузырек «Клофелина» в кармане, на всякий случай…
Глава 40
Впереди маячила серьезная дата – 15-летие Летной таможни. Необходимо было отметить сие событие не только трудовыми успехами, но и каким-нибудь концертом. Основным спецом по культмассовым мероприятиям всегда считался неугомонный Борис Телита. Гордеев часто вспоминал, как Боря на смене под гитару воспевал цыганом песню из известного фильма:
– Только на снегу… Только на снегу…
Чооорные паадкооовыыы…
Девчонки рыдали в голос. Виктору тоже нравилась песня. Слушая, он даже представлял черные следы на мокром снегу. Единственное, что смущало: ведь подкова вроде символ счастья, примета такая хорошая. А тут подковы черные. Что это – плохая примета, что ли?
Раз Витя по пьяни под эту песню с кем-то даже танцевал. Но это теперь вспоминать смешно, а тогда все пьяные были, и все танцевали. И гитара у Бориса постоянно в шкафу стояла. Это сейчас он больше не гитарой, а баней занимается: вложились с Колосковым на пару, купили сауну в поселке, поставили там игровые автоматы, бильярд, еще какую-то фигню. Думали бизнес продвигать! Но столкнулись, наивные, с суровой действительностью: то воду отключат; то штукатурка рухнет или пол проломится, и вот ремонт надо делать; то документы надо подписывать. В общем, хапнули горя, не знают сейчас, кому эту баню продать.
Задача Телите была поставлена, и через несколько дней он пришел к начальнику со своими предложениями. Что-то Гордеев забраковал, что-то они изменили. Один пункт Виктору особенно пришелся по душе. Это был своеобразный гимн таможенников. Борис называл его «Bad Customs!»
Работают люди на наших границах.
Совсем не по статусу им торопиться.
Внимательно смотрят на все документы,
И не отвлекаются на сантименты.
С петровских времен им работы навалом,
Всегда несли через границу чувалы.
И чтобы в казну уходили налоги,
Работники стали вставать на дорогах.
Bad Customs! Bad Customs!
Не всем то по духу, не всем то по нраву,
Хотят нас подмять или найти управу.
И чаще так выставят просто плохими,
Коль мы не согласны на их отступные.
Да,
Плохие для тех, кто закон нарушает,
Для тех, кто в страну «контру» пе-ре-ме-щает.
И пусть мы плохие, но труд их напрасен -
Для них коридоры мы красным закрасим!
Bad Customs! Bad Customs!
Пускай в нас плюют, и пускай нас ругают,
Проблемами всякими даже пугают.
Но нам все равно, мы «зеленое братство»!
Кого и с чего нам, ребята, пугаться?
Внимание, честность и вежливость к людям –
Профессии принципы мы не забудем.
Нам так завещал Верещагин трудиться,
И мы этим до смерти будем гордиться!
Bad Customs! Bad Customs! Bad Customs! Bad Customs!
– Классно! Ты придумал?
Телита помялся.
– Не совсем…
– Ну ладно, не важно, – махнул рукой Гордеев. – Только, так понимаю, это ж надо группе петь, ансамблю какому-то? А у нас такого нет.
– Это не проблема, – ответил Борис. – Минусовку сделаем, ребят пару-тройку человек подберем, чтоб с голосами, да в камуфляж оденем, чтоб вообще круто смотрелось. И все будет в ажуре.
Виктор не знал, что такое «минусовка», но признаваться не стал.
– Сколько тебе времени надо на все вот это?
Боря задумался.
– Недели две или три. Порепетировать надо. А где все будет-то – в ДК?
– Ну да, с ними уже договорились. Если надо договориться по репетициям – скажи, я позвоню.
– Надо.
– По песне решай. Если все всем понравится – с меня магарыч!
– Намек понял, – заулыбался Борис.
Колесо закрутилось. Гордеев пришел на «генеральный прогон». Если не брать маленькие детали, все было очень даже ничего – и песня, и маленький танец, который Боря поставил. Всего певцов было трое: двое парней и девушка, они ходили вперед и назад в такт музыке.
На праздник зал набился битком. На первом ряду сидело местное и приглашенное начальство. Из зеленопогонников, помимо Гордеева с замами, был бывший таможенник Мятников, а также его сменщик, новый начальник Городской таможни Торопов, только назначенный и явно чувствовавший себя не в своей тарелке. Само собой, присутствовали Воронков с Мостовковым, представлявшие управление. Были приглашены руководители аэропорта, авиакомпаний, пограничной службы и милиции. Пришли также бывшие начальники Летной таможни – Филинов и Маслов (Послова и Ухватова вроде как не нашли). И если на Филинова было приятно поглядеть – кровь с молоком, как говориться, весь из себя красавец – «белый офицер», то на Маслова нельзя было смотреть без содрогания. Небритый, какой-то неухоженный, он составлял прямую противоположность Филинову. «Пьет? Или это его Гера проклял?» – размышлял Виктор, глядя на предшественника и вспоминая обиду Большова на тогдашнего начальника. Слава Богу, долго Гордееву общаться с каждым приезжим не приходилось, ведь каждый следующий требовал своего, отдельного внимания. Основную же часть присутствующих составляли местные таможенники, алкавшие перспективу продолжения праздника – кафе уже было зарезервировано. Начальство во главе с Гордеевым тоже было готово отправиться праздновать годовщину, только в соответствующе подготовленный ресторан, поэтому было решено праздник не затягивать. Впрочем, праздничные речи руководителей «по поводу» и так были не слишком длинными. Гордеев рассказал о дате, обо всех, кто причастен к таможне в особой степени, об успехах и перспективах. Воронков рассказал о трудных первых годах – чего он, по сути, знать не мог, так как физически здесь не был, поведал всем о нынешнем прекрасном руководителе таможни, подарил Виктору какой-то дешманский настольный набор с присобаченной сбоку лайбой с дарственной надписью и пожелал дальнейших успехов. Больше желающих выступить не нашлось, и начался концерт. Сначала по экрану под музыку прошли старые фото, потом было несколько сценок и танцев. И вот грянуло:
– Таможенный гимн!
– Это что за хреновина? – шепнул Воронков Гордееву. – Я такого не знаю. Встать надо, что ли?
В этот момент пошел бит, и на сцену выскочили певцы, в камуфляже и берцах. Они подняли микрофоны, и понеслось! И если где-то со второго куплета зал просто топал в такт, то второй припев все таможенники, начиная от простого инспектора и заканчивая начальником управления, уже конкретно пели в унисон. Задние ряды просто встали, руки поднимались в такт, с пальцами «рожками». Отчасти все провоцировалось певцами, когда они в проигрышах в тот же такт не только топали, шагая, но и хлопали, что прекрасно передавали микрофоны. Все вокруг тряслось, но если кому-то и было до этого дело, то только руководству ДК. Царила всеобщая эйфория, и когда песня кончилась, под рукоплескания раздался всеобщий вопль:
– Бис!
Гордеев с удивлением обнаружил, что он орет вместе с Воронковым и Мятниковым. Торопов тоже уже не выглядел лишним на этом празднике жизни – засунув в рот два пальца, он высвистывал какой-то мотив. Телита смотрел со сцены обалдевшими глазами. Виктор махнул ему:
– Чего ты? Давай, давай заново…
Но кто-то из ребят уже подсуетился, и бит «минусовки» снова зазвучал. Певцы снова задвигались по сцене. В зале уже почти никто не садился. Все вбивали обувь в пол и пытались подпевать. Особенно припев, благо там много запоминать не приходилось:
– Bad Customs! Bad Customs!
В какой-то момент стало действительно страшно за целостность Дома Культуры. Но песни имеют свойство заканчиваться. Аплодисменты – тоже. Телиту стащили со сцены, и он предстал пред ясными очами генерала.
– Молодец! Мо-ло-дец! Виктор Семенович, как зовут этого молодца?
– Борис Телита, наш массовик-затейник, – Гордеев определенно хотел погладить Борю по голове.
– Его, говоришь, задумка? – Воронков нашел руку «молодца» и теперь долго ее тряс. – Надо наградить. А главное – послать этот номер в Москву, на первый же таможенный конкурс. Мы там всех порвем! Так ведь, мужчины?
Окружающие – а среди них, помимо большого количества простых сотрудников, жаждущих потереться рядом с руководством, стояли некоторые обитатели первого ряда, – шумно поддержали руководителя таможенников региона.
– И хватило же у тебя ума это придумать, – продолжал разглагольствовать Воронков.
– Да это не я… не мое… – засмущался Борис.
«Чего скромничаешь, дурачок? – подумал Виктор. – Сейчас премия уплывет к кому-то другому».
– А кто автор? – вопросил генерал. – Ну-ка, автора в студию!
Телита как-то нехорошо посмотрел на Гордеева, пожевал губами и нехотя выдавил:
– Вообще-то это Гера Большов написал. Я только музыку подобрал… и аранжировку сделал.
Виктор почувствовал, что напор сзади резко ослаб, и вообще стало не так шумно, как минуту назад. Маслов как-то нехорошо хохотнул. Воронков оглядел стоящих рядом.
– А кто это? – По мере того, как его глаза перемещались с одного лица на другое, улыбка сползала с его лица. – Кто такой Гера Большов?
Народу вокруг стало еще меньше. Гордеев понял, что отвечать в любом случае ему.
– Это наш бывший сотрудник. Сейчас он уже не работает…, давно не работает.
И как бы спохватившись, добавил:
– Может, будем выдвигаться?
– Да, – мелко закивав, согласился Воронков, долго не сводя с него взгляд. – Давайте выдвигаться.
Они всем кагалом пошли на выход. Перед самой дверью Гордеев оглянулся. Борис Телита стоял на том же месте, словно вкопанный. Виктор покачал головой, но говорить ничего не стал. Впрочем, выражение его глаз и лица говорили сами за себя.
В ресторане генерал сразу насел на Гордеева.
– Что-то ты недоговариваешь, друг ситный! Ну-ка, давай, колись!
Столы были поставлены так, что слышать их разговор могли только ближайшие соседи, которыми были Мостовков и Мятников. Но и хитрый взгляд уже нахлобучившего пару рюмок под тосты «за процветание Летной таможни» Маслова не ускользнули от глаз Виктора. «Хорошо, что с таможни никого нет, сейчас позорился бы…»
– Да что рассказывать, Петр Вадимович? Был такой инспектор…
– …Инспектор???
– Ну, не инспектор… сначала-то, конечно, инспектор, потом был и начальником смены…
– Так.
– Давайте выпьем, Дмитрий Васильевич тост сказал…
– Оп! – Воронков выпил. – И что дальше?
– Да ничего интересного!
– Вот чем больше ты так говоришь, тем больше мне любопытно. Ну!
– Мы с ним вместе работали…
– Вот, горяче͑е…
– А потом он попал под уголовное дело, и его уволили.
– По статье?
– Нет.
– Маслов уволил?
– Да.
– То-то он заржал, ишак… И как ты с этим связан?
«Телита, мудак! Аранжировщик, значит! Под что ты меня подставил?»
– С чем?
– Ты меня за дурака, что ли, держишь? Я сразу по твоей физиономии догадался, что вас что-то связывает. Как только певец этот про твоего напарника брякнул. Что он, этот Большов, прикрыл тебя, да? Не выдал когда-то? А ты, выходит, потом ему не помог? Или что? Тебе из-за этого неприятно про него слышать? И Маслов, поди, это все знает? Да?
«Бредятина какая… И ведь эти с боков сидят и слушают, нет, чтоб отвлечь его от этой ахинеи! Ну, Телита, вешайся!»
– Да нет, с чего вы взяли? Вообще не так. Вон у Маслова и спросите, что мне врать-то…
Оба посмотрели на Маслова. А тот, не отводя от них глаз, налил себе рюмку и, отсалютовав им – дескать, ваше здоровье! – выпил и как-то нехорошо усмехнулся в усы.
– Ладно, забудем пока, – налил себе Воронков. – Но история явно мутная. Надеюсь, расскажешь.
Ни пить, ни вообще сидеть дальше в этом коллективе Гордееву уже не хотелось. Но праздник был у Летной таможни, и пришлось все терпеть и дальше. Улучив минуту, когда генерал отошел, он вставил Мятникову:
– Ты что, не мог его унять? Отвлечь чем-то?
– Да что такого-то? Маразм у дяденьки разыгрался, решил в шпионов поиграть. А что там у вас с Герой произошло на самом деле?
– Вот тебя еще не хватало с расспросами, – Виктор вскочил. «Достали, в натуре…»
Он вышел в холл, по пути едва не сбив Воронкова. Подойдя к входным дверям, задумался – выйти ли?
– Там холодно, – раздался сзади голос Маслова, – я выходил…
«Спасибо за совет, советчик…» Но показывать характер Гордеев не стал, и просто повернулся к бывшему руководителю. А таких там внезапно оказалось двое – Филинов стоял рядом и скалился.
– Только что о вас говорили, Виктор Семенович, – подчеркнуто вежливо проговорил он. – Как время летит! Вроде недавно все мы приходили служить, а вот на тебе – мы уже бывшие, а вы – во главе таможни. Эх!
– Сильно тоскуете по тем временам, Михаил Николаевич? – спросил его Маслов.
– Нет, больше завидую нынешнему руководителю, – Филинов покосился на Гордеева, – сейчас все намного проще, и времена не такие сложные, как раньше.
Виктор усмехнулся. «Суки завистливые. Видимо, не очень дела-то идут на гражданке, вот и ноют. По Маслову-то точно видно – чмырь чмырем, а ведь денег наворовал в свое время – мама не горюй! Все детей своих бестолковых обеспечивал. Вся таможня ржала: сын выше отца, а по всем вопросам папе звонит; дочь шлюха, полпорта знает, какая у нее на лобке стрижка…»
– Извиняюсь, но это напоминает брюзжание старых бабок: вот в наше время… – Он развел руки: – Еще раз извиняюсь.
– Да никаких обид, – посуровев, ответил Филинов. Маслов закивал в унисон. – Просто есть вещи, которые нельзя сопоставлять.
– Какие это? – прищурился Гордеев.
– Ну, к примеру, количество различных… так скажем, ведомств, которые хотят контролировать таможню. И использовать ее в своих целях, – Филинов еще больше набычился. – Я не имею в виду руководство или контролирующие органы типа прокуратуры или ФСБ. Я имею в виду… жуликов, опять же – к примеру, или власть. Но с жуликами еще в принципе можно что-то порешать. А вот как быть с властью, с теми, кто там, – он потыкал пальцем в небо, – наверху? Мало приятного, когда тебя вызывают, как пацана, и дают задание – по таким-то дням будут прилетать грузовые самолеты, их надо пропустить без досмотра, выгрузить товар на склад, с которого в течение пары дней нужные люди все заберут. Вы с таким сталкивались, Виктор Семенович?
– Нет, – помотал головой Виктор.
– А мы с Евгением Даниловичем это прошли. И борзеть, так понимаю, они только в последние годы перестали. А ведь там как? Минимум доверенных людей, все надо скрыть, ибо, если все выйдет наружу – тебе башку за контрабанду оторвут, а не им. И никаких взяток, радуйся, что ты на своем посту работаешь. Вот я про что.
– Да ладно вам жути-то нагонять, Михаил Николаевич, – Маслов засмеялся, – что было – то было. Пойдемте, выпьем на троих как начальники, пусть мы с вами, – он приобнял Филинова, – и бывшие. Чего старое поминать? Кстати, весной управление приглашает молодые деревца у входа посадить, поедете?
Постепенно все начали расходиться. Как начальнику таможни, Гордееву теперь полагался персональный водитель, поэтому после ресторана он спокойно разместился на заднем сиденье и думал о том, что сказал Филинов.
Про то, что некие неучтенные грузовые самолеты летали в товаром в порт, он слышал, еще будучи простым инспектором. Там слово, тут слово, то техник, то грузчик – шила в мешке не утаишь, как бы этого не хотелось. Даже в газетах несколько раз такое всплывало, особенно в период многочисленных выборов. А однажды Гордеев услышал, что нечто подобное сказали при Лимохине – собутыльнике Замышляева и выходце с грузового отдела. Лимохин тогда грубо оборвал говорившего, обвинив того в «разносе бабьих сплетен». Однако было заметно, что эта тема Лимохину неприятна, и не из-за вида информации. Тогда Виктор не придал большого значения нервному выплеску Лимохина. Но товар на грузовых самолетах и тогда, и сейчас возили многие, тот же небезызвестный Непрошин, которого связывали с различными структурами и у которого под боком целая авиакомпания. Может, это его самолеты? На него и уголовку заводили в то время… или позже? Гордеев не был точно уверен, просто история была громкая, и мужики с грузового отдела много про это говорили. А вот про власть – если что-то было, то только мельком, слушком. В принципе понятно – если все это правда, таковое должно держаться в строгой секретности, люди-то серьезные замешаны. Но если связать цепочку Филинов – Замышляев – Лимохин – грузовой отдел и сегодняшние слова Филинова, тогда многое становится понятным. Да, может оно и лучше, что все с этими самолетами закончилось. Или нет? Надо у Добрынина спросить, наверняка знает.
– Не уснули, Виктор Семенович? – Водитель Сергей был сама доброта. – Приехали…
– Уснешь тут… Спасибо. Завтра как обычно.
Да, праздник выпал на середину недели, и завтра обычный рабочий день. Машина отъехала, чуть обрызгав мокрым снегом брюки Виктора. «Вот засранец!», – устало подумал он. Посмотрев вслед служебной «сонате», решил запланировать на ближайшее время замену служебной машины. «Надо узнать в Москве. Какой-нибудь джип, к примеру – «лэндкрузер», был бы как раз в жилу! А то позорюсь на этом ведре…»
Жена ждала его на кухне.
– Чай будешь?
– Нет. В ванну схожу – и спать.
На выходе из ванной жена его остановила.
– Вить, слушай, мы с Дашкой тебе все никак не скажем…
– Господи! Что случилось?
– Да ничего такого. Мы мою должность на фирме на нее переписали. Решили, что так лучше, и ей это определенный статус придает. И она теперь больше будет этим заниматься, раз такое дело. Ну, и я, конечно.
– Блин, я-то думал! Ну, сделали – сделали. Мне бы ваши заботы…
Татьяна обняла его.
– Иди спать.
Уже в кровати, закрыв глаза, Виктор подумал о том, что надо еще сделать завтра. Насчет машины, узнать – раз. Добрынину, позвонить – два. И что-то еще. Что? Он поворочался, устраиваясь поудобнее. Открыл глаза. Да! Телита. Найти, за что, и уволить мудака к чертовой матери.
Он закрыл глаза.
Три.
