Макс Игнатов
Черные подковы
– Я очень хочу, Витя, – прервал молчание Дима, – чтобы ты все вспомнил. Нашу первую встречу, как я тебя знакомил с нужными людьми, как помогал в разное время. Чтобы ты вспомнил о том, сколько мы с тобой соли съели и водки выпили.
– Я все помню, – кивнул Виктор.
– Тогда почему же ты не хочешь все рассказать своему старому другу?
– Потому, что это не только моя тайна.
Мятников опустил глаза и покачал головой.
– Ясно…
Они помолчали еще некоторое время. И снова первым заговорил Дима:
– Тогда ты понимаешь, что в этих условиях у нас – у всех нас, – он сделал особый упор на этих словах, чтобы Виктор понял, о ком идет речь, – нет иного выхода, как перестать доверять тебе и вывести тебя из своей… своей тусовки?
Черт! Вот как можно было предположить, что разговор со старым другом на ничего не предвещавшей пьянке зайдет о таких вещах? Конечно, не сегодня, так завтра кто-то мог бы начать задавать неудобные вопросы. И Виктор материл себя последними словами, что не смог подготовиться к подобному повороту событий. Но – Мятников? Что он знает – или они? Про Плескову и ее проект? Это катастрофа. Про Анатолия? Еще хуже! И про что еще они могут знать?
Опять перед Гордеевым повисли незримые весы. На одной чаше – перспектива, звезды и обещание Плесковой, на другой – друг Дима и контакты с «командой». Эти ближе, но там..!
Все это пронеслось в голове у Виктора за несколько секунд.
– Понимаю, – ответил он после паузы.
– Счет, пожалуйста, – попросил Мятников подошедшего официанта. После этого, развернувшись к Гордееву, он, улыбнувшись, произнес: – Ты не против, если я рассчитаюсь? Тебе же еще надо будет до дому добраться…
Не было ни прощальных слов, не рукопожатий. Они расстались как чужие люди. Виктор вызвал такси и всю дорогу ломал себе голову вопросом – правильно ли он поступил? Не нашел он ответа ни по дороге, ни дома, когда сел в кресле перед выключенным телевизором с бокалом коньяка, серьезно перепугав Татьяну.
– Уйди, – гаркнул Виктор жене, и та скрылась за дверью. Он снова повернулся к телевизору.
Больше всего пугала неизвестность в словах Мятникова. Впрочем, нет – поправил он себя. Еще сильнее пугает то, если его секреты станут известны.
Если в определенных кругах станет известно – или уже известно – о его долгих и плодотворных контактах с работником ФСБ, это сломает ему репутацию и закроет путь на все высокие должности. Даже туда, где всем могут управлять или уже управляют именно эфэсбэшники, бывшие или нынешние. Мало того, что нигде такая связь и так не будет особо приветствоваться – кто же будет хорошо относиться к стукачу? – так еще и Анатолий может добавить свои «две копейки» при удобном случае. Кстати, никаких гарантий, что это не его рук дело, нет. Выждал момент и сунул информацию, через знакомых или еще как-то, как в фильмах показывают да книгах пишут. С него станется. На пенсию Анатолию явно рано, да у «них», впрочем, говорят, и бывших-то не бывает.
А если в тех же кругах станет известно о связи Гордеева с Плесковой, это может повлечь за собой ненужные параллели и выводы. И если это дойдет до Плесковой или ее покровителей, тогда сразу можно бежать куда-нибудь на Луну. «Хер кому докажешь, что это не твой длинный язык что-то кому-то разболтал. Лучшее – это если просто вылетишь с работы с волчьим билетом».
«Мог стать генералом, а закончишь провалом!» Ох, не хотелось бы.
«И хуже, если дойдет до СМИ». Виктора аж передернуло от этой мысли. Он выпил и налил еще.
Ну, а с другой стороны – что было делать? Спрашивать у Мятникова – что тебе про меня известно, дорогой друг? Так он бы тоже поиграл на нервах, не дурак ведь. В ноги ему кидаться? Прощения просить? А если бы не поверил в актерские-то способности?
Вот же гадство!
«Ладно, спиваться тоже рано, – подумал он. – Посмотрим, куда кривая вывезет. Будем решать вопросы по мере их поступления, как когда-то говаривал первый наставник».
В понедельник Гордеев приехал на работу чуть ли не первым в управлении. Переодевшись в форму, он только решил ознакомиться со свежей сводкой, как зазвенел внутренний телефон.
– Не слышу поздравлений?! – складывалось впечатление, что Мочалов был пьян с самого утра.
– Не понял, Палыч, – потряс трубку Виктор. – Тебя что, назначили?
Но в трубке уже звучали гудки, а через несколько секунд в кабинет ввалился совсем не пьяный, а просто охренеть насколько радостный Мочалов.
– Ты что, вообще не в теме? – не здороваясь, он уселся в кресло к столу ближе к Гордееву.
– Нет, – помотал головой Виктор. – Я уезжал.
– Ну, ты дал! – захохотал бывший и.о. – Короче, слушай. На той неделе наш потенциальный начальник, господин Каменев влип по полной. Там была проверка, и у него нашли левые доходы, которые он не дек-ла-ри-ро-вал. Ха-ха-ха! Что, серьезно не слышал?
– Нет, – опять сказал Гордеев. Новость про проверку и недекларируемые доходы ему очень не понравилась.
– Так вот, – продолжил Мочалов, – его сразу задним числом – под зад, то есть не просто выговор, а именно – на увольнение, ну и стали решать, кого ставить. Я так понял, что решение-то по нему было уже практически принято, и тут такой конфуз. А кто первая кандидатура на замещение после Каменева? Ну? С трех попыток? – Мочалов театрально выпятил грудь.
– Так ну естественно вы, Дмитрий Павлович, – подыграл ему Виктор.
– Вот именно – естественно, – развел руки улыбающийся генерал. – Они прямо в субботу позвонили, типа готов? Вот бы я отказываться стал! Короче: в десять ноль-нуль общее построение в актовом зале, потом у меня фуршет. Понедельник, бляха муха, а то я бы нарезался.
– Понимаю, – улыбнулся Гордеев.
– Семеныч, – придвинулся еще ближе Мочалов, – я же к тебе не просто так зашел. Первым замом пойдешь? Сегодня тебя как и.о. объявим, и на этой должности пока останешься, а как Москва даст добро – по нормальному оформишься. Не забывай, генеральская должность!
Виктор понимал, что чем больше затягивается пауза с ответом, тем больше вопросов будет возникать в мозгу у новоявленного начальника управления. Но как быть? Без договоренности с Плесковой он не может и шагу сделать. А про генерала… Мочалову лучше и не знать.
– Да конечно, конечно, я согласен, – торопливо выпалил он, и собеседник даже как-то вздохнул, будто опасался отказа. – Просто неожиданно.
– Все, я, в общем, и не сомневался, – быстро ответил Мочалов, зачем-то помахал руками и, вскочив, направился к двери. На пороге он остановился и напомнил:
– В десять, в актовом. И.о. первого зама. – И подмигнул.
Звонить в Москву было еще рано.
Глава 53
Собрание в актовом зале управления надолго не затянулось. Кадровик зачитал информацию, присутствующие женщины вручили уже приготовленный по этому поводу букет, все громко похлопали и всуе пожелали новому начальнику всяческих благ. Потом слово взял Мочалов. Поблагодарив за добрые слова, он произнес несколько слов о перспективах и движении вперед, а потом ввернул новость по первому заму. Сказать, что аплодисменты на этот раз были не такими сильными, как ранее – значит, не сказать ничего. Для присутствующих данное известие оказалось громом среди ясного неба, особенно для остальных заместителей. Все-таки Гордеев еще не был настолько своим в управлении, не проработал здесь достаточно долго и не пользовался серьезным авторитетом. Впрочем, Мочалов если и обратил на это внимание, то не выдал себя ни единым жестом. Еще раз всех поблагодарив, он распустил присутствующих, за исключением замов, которых повел к себе в кабинет пропустить по рюмке под бутерброды.
Виктору на мнение остальных тоже было наплевать. Вот чье мнение его реально интересовало, так это Плесковой. Поэтому он пару раз чокнулся с Мочаловым, натянуто поулыбался в ответ на слова коллег, чуть-чуть выпил и двинулся к себе. И сразу достал телефон.
– Значит, так, да? – у генеральши там что-то щелкало, и Гордеев прикидывал, что: то ли она ручкой играет, то ли по зубам карандашом стучит. Или это где-то на линии?
– И я не в курсе, – продолжала сквозь щелчки говорить Плескова. «Наверное, все-таки ручка». – Интересно, этот бычара Мочалов, он вообще кого-то спросил? Ладно, узнаю. В любом случае он свое еще получит. А ты, значит, бегом согласился, чтобы уж с гарантией, да?
– Да что вы, Анна Дмитриевна, – Виктор готов был встать по стойке «смирно». – Неужто я не понимаю? Но у меня ведь не было другого выхода! Как я бы ему объяснил?
Щелканье прекратилось.
– Ладно, – прервала его генеральша. – Что сделано, то сделано. Ничего страшного в принципе не произошло. Надо будет переориентировать документацию…
– Решим этот вопрос!
– Да-да. И мы тут решим, и ты там решай. И чтобы такое в первый и последний раз! Все. Переезжай в новый кабинет. С новосельем тебя, – засмеялась она.
У Гордеева отлегло от сердца. По сути, он понимал, что вроде все нормально, но… все эти высокие материи – это так тонко.
В кабинет первого зама он переехал за два дня. В течение месяца действовал «консенсус», по которому Виктор занимал две должности. Надо было найти подходящую кандидатуру на оставляемый пост. Внимание привлек не хватающий звезд с неба начальник одного из отделов по фамилии Преображенский. Он был выходцем из Городской таможни, и его там хорошо помнили – как он сидел один в комнате, полной работников-женщин, но не делал ничего иного, как… мастерил бумажные самолетики. А еще он совсем недавно был лишен прав за то, что катался в деревне пьяным на снегоходе. Все это наводило на мысль, что при необходимости этим человеком можно будет управлять. Поэтому при передаче дел Гордеев нагнал на Преображенского всякой жути, и в результате получил практически «ручного» подчиненного, причем на должности и.о. зама начальника управления.
Мочалов начал с места в карьер. Стал выступать в различных СМИ по таможенной тематике (Виктор сразу вспомнил мятниковское «светить мордой»), поехал в командировки по таможням. Иногда Гордееву на выездных мероприятиях приходилось его подменять, и сердце грела приятная формулировка «исполняющий обязанности начальника управления…», которую озвучивали при его представлении. Жаль, это было не так часто.
Было понятно, что просто так, без результата, Мочалов свои покатушки не оставит. Но никто, даже Гордеев, не мог догадаться, что первой жертвой нового начальника станет… Сотилайнен.
По итогам проверок правоохранительных органов, которые те провели в грузовом отделе Летной таможни, картина вырисовывалась весьма печальная: нарушений – тьма, цифры убытков – огромные. Там были выявлены и подделка документов, и подмена товара, и недоплата платежей в доход государства. Причем в течение долгого срока. Конечно, основные фигуранты грядущих уголовных дел были как бы налицо – таможенники, оформлявшие все это дерьмо, и компания-перевозчик, она же – компания-брокер в виде другого юридического лица. Однако с таможенниками по доказательной базе все обстояло не так просто, при этом получалось, что во всем этом бардаке их участвовало слишком много. И теоретически было проще их всех нахрен уволить, что практически было совсем невозможно. Что же касается вышеперечисленных компаний, то они входили в один холдинг и были полностью подотчетны небезызвестному господину Непрошину, который уже нажал на все рычаги, чтобы минимизировать потери от случившегося. Он имел достаточно широкие связи на всех уровнях власти, что на себе прочувствовали даже столичные таможенные опера, входившие в состав сводной группы по данному делу. И этим Непрошин не ограничился – привыкнув по жизни доверять даже непроверенным слухам, он выяснял по всем каналам, кто слил ТУ САМУЮ информацию в органы, которая привела ко всем этим проверкам.
И именно поэтому требовалась жертва, причем чем крупнее – тем лучше. Мочалов, которому необходимо было с первых дней показать себя перед Москвой во всей красе, долго не думал. Лев Сотилайнен подходил на эту роль лучше других. Ведь все эти нарушения творились в его таможне, во время его руководства ею. Он этого не выявил. И храни его Бог от того, чтобы он об этом знал и, тем более, – как-то в этом участвовал, иначе… В общем, виноват? Однозначно. Бумерангом ударили по нему случаи с ювелиркой и янтарем. Как Лева не пытался выпятить свою роль при разборах указанных случаев контрабанды, запомнили основное, а именно – сами факты правонарушений, совершенных его подчиненными во время его руководства таможней. Всплыли еще какие-то мелочи. Оснований больше, чем надо. Разве могут быть какие-то вопросы?
Когда на совещании в управлении обсуждался вопрос об увольнении Сотилайнена «по собственному желанию», дабы избежать в СМИ ненужных кривотолков, Гордеев, как и все присутствующие, полностью согласился с мнением Мочалова. Но от предложения начальника управления – съездить и сказать о принятом решении Льву в глаза – отказался: дескать, много лет знакомы, не хотелось бы ехать с такой новостью. Мочалов покряхтел и, поглядев на присутствующих, согласился взять неприятную ношу на себя. А у Виктора внутри уже витало: «Поделом!»
Исполняющим обязанности после увольнения Сотилайнена оставался Антоша Берг, он же был, по мнению Гордеева, первым кандидатом на открывшуюся должность, хотя Мочалов что-то бормотал про «толкового мужика с Приволжья». Но по большому счету, Виктору было все равно, кто станет следующим начальником Летной таможни. Былой любви к первому месту работы у Виктора уже не было.
Впрочем, совсем отбрехаться от темы увольнения Сотилайнена Гордееву не удалось. Мочалов свалил в очередную командировку, и на встречу с журналистами, посвященную итогам работы управления за десять месяцев прошедшего года, пришлось идти именно Виктору. Вот тут ему жару и дали! Он им рассказывает про успехи и достижения – они его спрашивают про контрабанду и уголовные дела. Он им талдычит про задержания и правонарушения – они его терзают про связи с Сотилайненом и коррупцию в Летной таможне. Эта пресс-конференция прибавила Гордееву седых волос. Прямо с нее, не заезжая в управление, он направился домой, где, выключив телефон, напился в одиночку до зеленых соплей. Приехавшая с работы Татьяна обнаружила мужа спящим возле унитаза.
В выходные она ему об этом напомнила:
– Ты бы хоть здоровье поберег. Не молод ведь уже бухать-то.
– Перетерпим!
Близились новогодние праздники. Давно надо было с кем-то договариваться о совместной встрече Нового Года, что-то закупать домой и на подарки. Обычно Виктор все быстренько спихивал на жену, лишь изредка корректируя запросы в стороны уменьшения аппетитов. В этот раз даже разговаривать на эту тему ему не хотелось. Но, чтобы не обижать Татьяну, пришлось самому начать разговор:
– Ты там это… насчет Нового Года.
– Вспомнил, наконец-то, – покачала головой супруга. – Я уж почти все купила, вот только где будем справлять – пока не ясно. Что там Мятниковы?
«Черт, она же ничего не знает!»
– Давай, я в начале недели сам все решу, ладно? – подвел черту Виктор.
Но ничего решить не получилось.
Плескова позвонила сама.
– Телевизор смотришь? Интернет, газеты читаешь? – без предисловий начала она.
– Ну да, – ответил Гордеев. «Что за спешка в ее голосе?»
– Там одного человечка в Москве судили, и все-таки осудили в итоге, понял, о ком я?
– Э-э… о… да, понял.
– Он из наших. Мы эту битву проиграли, поэтому, видимо, кое-кому из нас придется уйти, во избежание серьезных последствий для души и тела. По крайней мере – мне придется уйти точно. Поэтому я сейчас всем звоню со словами благодарности и надежды, что в будущем мы еще увидимся и поработаем вместе.
– Анна Дмитриевна..!
– Так надо, Витя. У тебя там все хорошо, давай держись. И не забывай бабушку! Все, пока.
«Что это было?» Гордеев держал телефон возле уха, ничего не понимая. «Это что – ВСЁ?»
Трубка опять запела, и он автоматически включил ее, даже не посмотрев, кто звонит.
– …Анна Дмитриевна!
– Какая Анна Дмитриевна? Семеныч, ты чего? Это Дубинкин.
– Кто???
– Серега Дубинкин. Я сразу к делу. Меня все, на пенсию выгоняют, вот я и звоню тебе…
– Да идите вы все на хер со своей пенсией!
Виктор в сердцах отшвырнул трубку подальше от себя. Внутри его все клокотало, сердце билось как сумасшедшее. А в мозгу билась и билась одна мысль:
«Как же так?»
У него не осталось никакой поддержки. Все эти, нынешние… никого, из тех, кого сейчас, в эту минуту можно вспомнить, нельзя сравнить по уровню возможностей с теми, кого он потерял.
С Плесковой. С Мятниковым. С комитетчиком Анатолием.
«Как же так?»
Почему это произошло? Почему он растерял все свои «крыши»? Ведь, если разобраться, ни в одном случае он не был виноват. Анатолий сам пошел на обострение, когда этого совсем не требовалось. Что ему не нравилось? Даже деньги получал. Мятникову кто-то что-то нашептал, нельзя же было раскрывать ему все карты. Не маленький, сам прекрасно понимает, что у всех в жизни есть свои секреты, небось не рассказывал Гордееву всю подноготную своих взлетов и падений. Да Виктора это никогда особо и не интересовало, разве не так? И вот Плескова. Тут вообще все там, наверху случилось. В чем он грешен? Неужели нельзя было его передать там наверху кому-то в хорошие руки? Он бы отработал, он ведь понятливый и исполнительный…
Удастся ли самому дорасти до генеральских звезд? Вроде странный вопрос для чиновника, находящегося на соответствующей должности и при начальнике, сюда его и рекомендовавшем. Но для Гордеева этот вопрос вдруг стал очень и очень трудным.
«И силы есть, и котелок варит, но вот что-то внутри с сегодняшнего дня будет тебя по этому поводу точить, Витенька. Быть или не быть? Вот в чем вопрос…»
Все так близко. Или было близко?
Гордеев созвонился с кадровиком и через пять минут зашел к Мочалову.
– Отпуск в январе? – засмеялся генерал. – Ты куда намылился, в Куршевель?
– Не знаю пока, – ответил глупой улыбкой Виктор. – Есть пара идей.
– Смотри, я не против, я летом собрался, – почесал нос Мочалов. – Чего-то ты не в себе. Или мне кажется? Может, в больничку съездишь?
– Подумаю. Есть немного… недомогание…
Мочалов внимательно посмотрел на него, покивал головой, но ничего больше не сказал.
Оформив в кадрах отпуск сразу после новогодних праздников, он отправился в таможенную поликлинику. Осмотрев его, врач на удивление легко выписал ему больничный, порекомендовав хорошенько отдохнуть.
– Не в плане спиртного, конечно, – пояснил доктор. – Вам реально надо отдохнуть, у вас нервная система перегружена.
Попросив водителя отвезти его домой, а потом сообщить в управлении о том, что его на работе сейчас не будет и до Нового Года, – самому звонить очень не хотелось, – Гордеев первым делом, зайдя домой, сразу же нарушил завет врача и налил себе коньяка. Жены не ожидалось еще пару часов, и никто не мог помешать ему подумать в тишине. Он переоделся, выключил телефон, сел в любимое кресло и устремил взгляд в еще светлое окно.
«Итак, что ты, Витя Гордеев, нажил на сегодняшний день?
Должность есть. Деньги тоже. Хватит надолго, можно сказать – до конца дней. Тут все окей.
Есть вложения. Несколько предприятий, в которых крутятся его деньги. Тут тоже все хорошо.
Квартира. Дача. Своей машины нет, но при наличии служебного авто – зачем она нужна? Зато есть машины у жены и у дочки. Все хорошо.
Дочка всем обеспечена. Работает, живет в гражданском браке. Все хорошо.
Возможности по таможне. Пока есть. Что-то могу решить, кому-то позвонить, что-то в чью-то пользу подписать. И получить за это денежку. Но все это ненадежно. Не так, как раньше. Плохо.
Связи? Вроде как – есть, по сути – все какое-то напускное. Все эти депутаты, министры, бизнесмены… Только узнают, что у меня проблемы – разбегутся как тараканы, и не один слова за меня не замолвит. Плохо.
«Крыши» нет. Тут жопа.
Друзья… Нет друзей. Так, приятели, знакомые, товарищи по работе, собутыльники, мужья жениных подруг. Когда последний раз встречался с «сосновскими»? У-у. Когда созванивался? Если не считать звонок Дубинкина сегодня, хе-хе. С Насоном как-то разговаривал, что-то ругались, кажется. Когда это было?»
Виктор с удивлением обнаружил, что бокал пуст. Хотелось еще, но он решил – до прихода жены больше пить нельзя. Пустой бокал отправился на пол.
«Продолжим.
Основной минус – отсутствие надежного человека наверху. Этот вопрос надо будет решить в максимально сжатые сроки. Вынюхать все возможные варианты, узнать про кандидатов, выпытать информацию здесь и в Москве. Как и за что угодно, но надо остаться в этой обойме.
В «клубе».
Как бы он не назывался, и существует ли он в реальности – не важно. Для тебя, Витя, он су-щест-ву-ет. Все. С этой мыслью ты должен ложиться спать и вставать утром чистить зубы.
Второе: надо подстраховаться на случай возможных проверок. То, что все оформлено на родственниках – хорошо. Нет ли смысла в том, чтобы оформить фиктивный развод с женой? Татьяна, понятно, сразу всего не поймет, но надо нежно и ласково ей все это разжевать. Лучше – прямо сегодня.
Третье: на работе не залетать, ни с кем не ругаться, с Мочаловым дружить, там, глядишь, и звезды не заставят себя ждать.
Что еще…?»
Открывшаяся входная дверь и включившийся свет в холле прервали размышления.
– А ты чего это без света сидишь? – Взгляд вошедшей жены сразу упал на пол, где стоял бокал. – Пьешь опять? Ну сколько можно?
– Да нет, все нормально, – попытался успокоить ее Виктор. – Надо поговорить, давай переодевайся и приходи побыстрей.
Когда он изложил ей предложение, о котором думал в последний год несколько раз, она, вопреки его предположению, не расстроилась, а… рассмеялась.
– И чего смешного? – разозлился Гордеев. – Развод, хоть и фиктивный – все равно развод. Я думал, ты расстроишься.
– Извини, – вмиг стала серьезной жена. – Просто буквально сегодня с девчонками на работе на эту тему говорили. Вот одна и брякнула: мне бы муж добро отписал, так я бы его на раз киданула!
– А ты?
– А что я? – испуганно спросила Татьяна.
– Ты что сказала?
– А! Да ничего не сказала, мне не очень и интересно это все было. Вить, а это точно надо?
– Пока нет. Но это сегодня, а завтра – кто знает? Поэтому лучше подстраховаться. Я пропишусь куда-нибудь к деду в деревню…
– Ну, не знаю. Если ты считаешь, что надо – давай. Но ты ведь точно на другой не женишься?
Вот что еще может интересовать женщин?
– Я ж себе ничего не оставляю, – он тихо постучал пальцем ей по лбу. – Кому я нужен, вот ты дура!
– И Новый Год вместе справим?
– Вместе, – улыбнулся он ей. – Здесь, дома. Вдвоем.
Успокоенная жена пошла на кухню готовить, а Виктор, вздохнув, включил телевизор. Ничего подходящего не подвернулось. Чего-то не хватало. «Телефон!» – вспомнил он и включил телефон. Через полминуты пошли сигналы о пропущенных звонках, а когда он хотел посмотреть, кто там такой настойчивый, пришел и первый звонок.
– Виктор Семенович, вы чего там, телефон отключали? – Мочалов был официален.
– Да, врач сказал поспать, вот я и вздремнул немного, – оправдался Гордеев.
– Ясно, просто мы звоним и звоним. У вас официальный больничный?
– Конечно, – хмыкнул Виктор. «Мы? И что за глупый вопрос?» – В нашей поликлинике дали.
– И надолго?
– Пока не знаю. После праздников на прием, но там у меня еще и отпуск. Мы же с Вами говорили…
Мочалов переговорил с кем-то, сидящим у него в кабинете.
– Прошу извинения, Виктор Семенович, но судя по всему, нам придется вас побеспокоить и попросить в один из ближайших дней подъехать на рабочее место.
– Не понял, – забеспокоился Виктор. – Нам – это кому?
– Из Москвы подъехали наши коллеги, они хотят побеседовать с вами по некоторым щепетильным вопросам. Сами понимаете, темы нетелефонные. Сегодня понедельник. Когда сможете – завтра, послезавтра?
– Послезавтра… – прокряхтел в трубку Гордеев и, попрощавшись, отбился.
«Ну вот, вовремя с женой пообщались. Так, у кого там родственница в загсе работает?»
Назавтра они с супругой съездили и быстро развелись. Татьяна договорилась, что выйдет на работу позже, и теперь Виктор вез на ее же машине, одновременно успокаивая.
– Зря мы все это делаем, ой зря, – причитала жена всю дорогу.
Он уже ставил машину на стоянку в доме, когда «ожил» телефон.
– Ты уж извини, что беспокою, – с язвой в голосе процедил Сотилайнен. – Но я почему-то решил, что должен тебя предупредить. В общем, тебя ищет Непрошин. Сам догадаешься, из-за чего, или подсказать?
