Мое имя в его устах прозвучало резко. Так мощно ударило по натянутой между нами струне, что она порвалась и хлестнула по сердцу. На мгновение оглушив, вытряхнув из состояния, в котором я находилась все эти годы, и его, судя по всему, тоже. Потому что на мгновение резкость ушла из его черт, сменившись давно забытым, неестественным на этом изменившемся лице выражением. Должно быть, именно это стало последней каплей, заставившей меня совершить роковую ошибку.
– Вон, – севшим голосом приказала я, – убирайся!
И указала ему на дверь.
Такого не ожидал никто: ни слегка порозовевшая в момент отступившей Бездны Зарина, ни Снежана, ни я, ни Богдан. Лишь на мгновение в его темных глазах мелькнуло замешательство, а после он в два шага преодолел расстояние между нами, подхватил меня и перекинул через плечо. От резко переменившегося положения сначала перехватило дух, потом потемнело перед глазами.
– Ты, – бросил он Зарине коротко, – веди ребенка следом.
И, не дожидаясь ответа, вышел. В момент, когда мы оказались под взглядами его сопровождения в коридоре, я опомнилась.
– Поставь! – прошипела я. – Поставь меня на пол! Немедленно!
– Надо было думать раньше, – холодно ответил Богдан, – когда я предлагал тебе просто пойти со мной.
Болтаться у него на плече как кулек было не просто неудобно, унизительно. Но еще гораздо более унизительно сейчас было начать колотить его кулаками или брыкаться, особенно на глазах у дочери. Учитывая, что силы Богдана хватило на то, чтобы перекинуть меня как пушинку, не было ни малейших сомнений в том, что мои попытки освободиться ни к чему не приведут. Оставались переговоры, и те судя по всему зашли в тупик.
– Ты пожалеешь, – пообещала я.
Богдан ничего не ответил. Он шел так быстро, что порывы воздуха холодили лицо. Какую радость он сейчас доставил всем моим недругам! Рассказы о том, что Верховный Северной Лазовии тащил меня по коридору вверх тормашками наверняка порадуют Катерину и ее дочерей. И всех, кто считает, что мне здесь не место.
Это была такая ерунда, такой пустяк, смешно право-слово, но в глазах почему-то предательски защипало. Впервые за долгое время я была близка к тому, чтобы разреветься, и… из-за чего?! В моей жизни было столько опасности, но ни одно событие не заставляло меня чувствовать себя такой уязвимой, как сейчас.
В ушах грохотал пульс, вторя его ритму звучали шаги Богдана и его сопровождения. А я не могла даже обернуться, чтобы посмотреть, где там моя дочь с Зариной, они же не умеют ходить так быстро! Что, если они отстанут? Что, если Богдан их с собой не возьмет?
На миг меня накрыло холодным липким страхом и беспомощностью, лишь усилием воли я напомнила себе, что я не просто выжила и спасла свою дочь. Я заставила всех считаться со мной, включая Михаила. Даже его! Насколько он вообще способен с кем-то считаться, но я это сделала. Я победила. И никто, никогда больше не заставит чувствовать себя беспомощной!
Любая дорога заканчивается, вот и эта закончилась, сначала ступеньками, потом легкой прохладой летнего утра, а следом, когда Богдан все-таки поставил меня на ноги возле магической кареты, вернулись и сила, и уверенность.
Напротив, когда наши взгляды с Богданом столкнулись, я почувствовала себя полной сил.
– Пусть это послужит тебе уроком, – жестко произнес он. – Когда я говорю, ты идешь – и делаешь.
Его сопровождающие остановились чуть поодаль, и среди них я первым выхватила Евгения. Тот опустился на корточки рядом с моей дочерью и что-то ей рассказывал, Снежана слушала его, открыв рот.
– Хороший урок, – произнесла я. – Теперь я знаю, что вы с Михаилом похожи больше, чем сами того хотите.
У Богдана дернулась щека.
– Не тебе жаловаться, Алина, – на этот раз мое имя он выплюнул. – Ты с ним делила ложе. И не только с ним, со всеми ему угодными и неугодными. Сколько их побывало в твоей постели?
Меня снова обожгло, если не сказать опалило. Но оплошности, допущенной у дочери в спальне, я повторять больше не собиралась.
– Пусть это тебя не волнует, Богдан, потому что ты больше в ней не окажешься, – я улыбнулась. – По крайней мере, по моей воле, или ты и в этом теперь похож на своего дядю?
Бездна всколыхнулась так, что вокруг в один миг стало тихо. По ощущениям даже ветер замер, боясь потревожить листву и такую силу, но я на Богдана даже не взглянула, посмотрела на няню с дочерью и помахала им рукой. Спустя мгновения Евгений уже подал мне руку, чтобы помочь взойти на подножку, следом подсадил Снежану. Последней к нам забралась Зарина.
Мы устроились на мягких сиденьях, и я притянула дочку к себе. Магия, конечно, смягчит скорость, но Снежана вечно вертится, как юла.
– А дядя Евгений совсем не злой, – сообщила дочь. – Он обещал научить меня кататься на лошади! Если ты разрешишь. Ты же разрешишь, мама?
– Когда подрастешь, – напомнила я. – Мы же уже говорили с тобой об этом, Снежинка.
– Мам, я уже подросла! Ну ма-ам…
Карета тронулась, почти мгновенно набрала скорость. Снежана, разумеется, забыла про лошадей и прилипла к окну, а я смотрела на нее и думала о том, что с каждой минутой становлюсь все ближе к тому, чего так отчаянно пыталась избежать.
Алина
Три с половиной часа – и мы в Талминбурге. Разумеется, будь мы обычными путешественниками, на границе бы простояли чуть дольше, но мы обычными путешественниками не были. Да и артефакты на скоростных каретах Богдана и Михаила стояли самые мощные, позволяющие преодолевать большие расстояния гораздо быстрее.
Талминбург встретил нас мелким дождем, который закончился почти сразу, как мы въехали в город, сыростью и привычной суетой большого города, из-за которой наше движение по его временами чересчур узеньким улочкам существенно замедлилось. Снежана уже устала, начала капризничать, и я ее понимала. Когда мы ехали быстро, путешествие казалось увлекательным, сейчас же, когда карета двигалась еле-еле, из-за обилия других карет и толкотни, терпение начинала терять даже я. Что уж говорить о ребенке.
– Потерпи, дорогая, скоро приедем, – сказала я дочери, когда она в очередной раз дернула шторку, чтобы посмотреть, сколько мы проехали.
Правильный ответ: почти нисколько. Мы как стояли рядом с трехэтажным темно-серым особняком, прячущимся от городской суеты за массивными воротами, так и стояли. Правда, правое крыло осталось чуть в стороне, теперь мы двигались вдоль левого. С улицы доносились крики возниц, цокот копыт лошадей: скоростные кареты позволить себе могли даже не все бестиары или свободные люди.
А свободными на землях Богдана были все, и сама мысль об этом казалась сейчас такой правильной, что даже давящая атмосфера северной столицы казалась не такой уж тяжелой. Повинуясь какому-то порыву, я тоже отодвинула шторку и выглянула на улицу, правда, смотрела не на дома, а наверх.
Низкое свинцовое небо словно стремилось упасть на нас всей своей тяжестью и навсегда запечатать в рукаве улицы. В тот момент, когда я об этом подумала, рядом с дверцей оказался Богдан. Он шагнул к нам настолько стремительно, что я не успела отпрянуть, поэтому наши взгляды снова столкнулись.
От этого прямого удара глаза в глаза сердце забилось так быстро, что даже в свежести салона, обеспеченной артефактами, дышать стало сложно. Я мысленно напомнила себе о том, что произошло несколько часов назад, о том, что этот мужчина – совсем не тот, кого я когда-то знала, и это помогло.
Сердце выровняло ритм и даже не дрогнуло, когда дверца открылась.
– Выходи, – скомандовал Богдан. – Поедешь со мной верхом.
Для того, кто освободил половину Лазовии, он слишком привык приказывать людям, что делать. С другой стороны, свободными здесь были все, кроме меня.
– Не поеду, – спокойно отозвалась я. – У меня дочь, и я ее не оставлю, а Снежана слишком мала, чтобы путешествовать верхом.
– Зато слишком взрослая, чтобы просидеть здесь еще несколько часов, пока мы, наконец, доберемся до дворца? Она поедет с Евгением. Выходи.
Как бы мне ни хотелось ему возразить (чисто из духа противоречия!), я поняла, что он прав. Если постоять здесь еще хотя бы час-полтора, легче Снежане не будет. Да, ради нее останавливали карету на кромке леса, когда она запросилась в туалет. Среди аристократии это было недопустимо, но я не стала играть в приличную мать, пока мой ребенок мучается. Сейчас она опять начинала ерзать, и я кивнула.
Евгений Снежане понравился, и я ему доверяла. По крайней мере, тому бестиару, которого знала в прошлом. В отличие от Богдана.
– Снежинка, ты хотела покататься на лошади, – я повернулась к дочери.
– Что?! Правда?! – Глаза ее загорелись, она мигом забыла обо всех неудобствах и о нескольких часах в дороге. Подскочила, бросилась к дверям, и Евгений, появившийся рядом с Богданом, подал руку сначала мне, а после снял мою маленькую егозу.
Покататься верхом было мечтой дочери, но, разумеется, до этого дня она верхом не ездила. Михаил ни разу не посадил ее к себе даже чтобы проехать до ворот конюшни, тем более это запрещалось остальным. Зная, чем чревато нарушение его запретов, никто не хотел рисковать, поэтому Снежане оставалось только смотреть на лошадей и вздыхать. Иногда мы ходили их кормить, и она с такой радостью протягивала им кусочки сахара или яблоки, что, глядя на это, я не могла не улыбаться.
Вот только сейчас, когда мы подошли к лошадям, случилась заминка. Лошадь Евгения, серая в яблоках кобылка Снежане понравилась, но на жеребца Богдана, хьердаррского амазина, она смотрела, не мигая. Возможно, дело было в том, что конь Михаила был той же породы. А может быть, в том, что он и впрямь был невероятно красив и статен. Янтарные глаза, черная, как смоль, шелковистая грива. Только в отличие от скакуна Михаила, в его масть вплетался дымчатый, как туман поутру, цвет.