Алина
– Мамочка, мне здесь не нравится, – сказала Снежана, – когда мы поедем домой?
Когда Михаилу в голову взбредет, подумалось мне. Вслух я, разумеется, такого сказать не могла: для Снежаны он был отцом. И не худшим отцом, что удивительно. Мне казалось, к своим дочерям он относился гораздо холоднее и жестче, чем к ней. Что не отменяло факта его готовности использовать Снежану и всех остальных для укрепления своей власти.
Сейчас я могла только догадываться, что он задумал. Оставаясь рядом с ним изначально, я хотела не только защитить свою дочь. Я хотела выяснить, что произошло в доме Семена и Марии, каким образом он устроил тот пожар, через кого. но мне это так и не удалось. Михаил делился со мной исключительно тем, в чем я могла быть ему полезна. Может быть, я и знала гораздо больше остальных, но недостаточно. Со временем и главные цели поблекли, словно потеряли значение и силу.
Я сама потерялась.
– После того, как приедет папа.
Раньше меня так не корежило, когда я называла Михаила ее отцом, сейчас же словно кость поперек горла встала. От этой лжи, ставшей на удивление привычной, сейчас захотелось помыться.
– А когда он приедет?
– Не знаю, милая. Ешь.
Снежана завтракала неохотно, даже несмотря на то, что я отпустила Зарину и занималась ей сама. Няне тоже было не по себе, я это видела, вчера после ужина с прислугой она вернулась сама не своя, расстроенная, и мне так и не удалось выведать, что же там приключилось. В конце концов я решила, что когда придет время, расскажет сама.
За окном уже с утра светило яркое солнце, небывалая щедрость погоды для Талминбурга. На небе не было ни тучки, что обещало нам возможность пойти погулять.
– Злой дядя будет постоянно к нам приходить?
Я вспомнила вчерашний визит Богдана и поперхнулась. Закашлялась, а дочь тут же подскочила и принялась хлопать меня по спине своими крохотными ладошками.
– Ты вчера… что ты слышала?
– Слышала, как он пришел, потом больше ничего.
Я глубоко вздохнула и порадовалась, что разучилась краснеть. Или почти разучилась, по крайней мере, полыхать костром от стыда перед дочерью мне точно не хотелось.
– Нет, думаю больше он не придет.
Хотелось бы верить. Очень хотелось бы, и тот Богдан, которого я знала раньше, действительно не пришел бы. Но этот… другой, чужой, опасный и еще более притягательный, на которого мое тело отзывалось так, словно не могло насытиться его близостью после долгой разлуки… его я совершенно не знала. Не знала, что от него ожидать, точно так же как и не знала, чего ожидать от себя рядом с ним.
– А зачем вчера приходил?
Да, про свой талант не краснеть я задумалась рано.
– Хотел обсудить условия нашего пребывания здесь.
– Условия?
– Да, это… как мы здесь будем жить, что нам можно, а что нельзя.
– Нам что-то нельзя?
– Нельзя плевать людям за шиворот, например. Даже самым злым.
Снежана засмеялась, а я лишь мысленно поблагодарила всех, кого можно, что переключилась с опасной темы.
– Гулять нам можно? Я хочу гулять!
Снежану за уши было не вытащить с улицы, поэтому во время обучения она часто считала ворон, глядя в окно и представляя, что будет, когда закончатся занятия. Здесь она, судя по всему, от занятий освобождена, и… что же, пожалуй, это пойдет ей на пользу. Немного отдохнет, поживет без постоянных надзоров гувернантки, музыки, чтения и счета.
– Да, я думаю можно, милая. Сейчас Зарина вернется, я отправлю ее узнать, как и где мы можем подышать воздухом.
– Ура! Ура! Ура!
Снежана подскочила со стула и принялась хлопать в ладоши.
За радостью дочери я забыла даже спросить вернувшуюся няню, как прошел ее завтрак, вспомнила только, когда она вышла за дверь. Но, судя по тому, как Зарина выглядела сегодня, уже гораздо лучше, чем вчерашний ужин.
Пока я собиралась, раздумывая, что надеть на прогулку, а что взять с собой, Снежана читала свою любимую книгу «Потерянная бестиари» с невероятно красивыми картинками на страницах. Сказка была о девочке из аристократической семьи, которую воспитала бедная женщина. Она попала к ней после нападения злого жаждущего власти бестиара на ее родителей, который их и убил. Впоследствии она повстречала прекрасного бестиара, все, разумеется, выяснилось, зло было наказано, а девушка стала счастливо жить со своим возлюбленным.
Дочь могла перечитывать ее и рассматривать картинки часами, поэтому я не особо прислушивалась к тому, что происходит в ее комнате. Погруженная в свои мысли, перебирала вещи, а очнулась от того, что услышала мальчишечьи голоса.
От неожиданности сначала замерла, потом бросилась в ее спальню, готовая снова защищать свою Снежинку теперь уже от сыновей Богдана. Почти ворвалась к ним, когда услышала не по-детски серьезное:
– Меня зовут Мирон, а это Матвей. Не перепутай.
В голосе мальчика не было враждебности, и я остановилась. Решила послушать.
– Как вас можно перепутать? – серьезно спросила дочь. – Вы же совсем разные!
Я стояла у стены и в приоткрытую дверь могла видеть мальчишек. В самом деле похожих как две капли воды.
– Нас даже мама путает! И папа! – возмутился тот, что стоял поближе ко мне.
– А я не буду!
– Будешь!
– Не буду!
– Хорошо, отвернись, а потом скажешь, кто из нас кто.
Никогда не понимала, зачем близнецов одевать одинаково. В белых рубашках с жабо, темно-синих брюках и темно-синих камзольчиках они выглядели как зеркальные отражения друг друга. Я вот при всем желании их бы не различила, особенно учитывая, что они все равно для меня одно лицо: Богдан. Таким Богдан наверное был в детстве. При мысли про маленького Богдана все внутри сжалось, и я запретила себе думать об этом. О том, чьи это дети – тоже. Может быть, это малодушие, но я пока не могу. Не готова, это слишком больно.
– Поворачивайся! – скомандовал не то Мирон, не то Матвей.
Снежана повернулась и подошла к ним, теперь я могла видеть и ее.
– Ты Мирон, – она беззастенчиво ткнула пальцем в грудь одному, а второму просто кивнула. – Ты Матвей.
Близнецы переглянулись.
– Да. Как ты угадала? – спросили чуть ли не хором.
– Я же говорю: вы разные.
– Хм. – Произнес Матвей (я запомнила!) – А ты интересная.
– Ты тоже ничего, – снисходительно отозвалась моя дочь. – И ты.
Продолжение разговора я не услышала, потому что вернулась Зарина, и близнецы, услышав хлопнувшую дверь, мигом обернулись. Я же поспешно повернулась к няне, которая открыла было рот, чтобы что-то сказать. Но тут тоже увидела близнецов, всплеснула руками и ахнула.
– Вот же сорванцы! Весь дворец на уши поставили, вас там все ищут.
– Не надо нас искать, мы уже взрослые! – насупился то ли Мирон, то ли Матвей (у меня они опять перепутались).
– Мы знакомиться пришли, – возмущенно произнес второй. – И вообще, мы кавальеры!
– Зарина, отведи мальчиков в их покои, – попросила я.
– Но мы не хотим уходить!
– Да! Мы еще только познакомились!
– Мам, а можно они останутся?
Дети атаковали меня сразу все, поэтому пришлось отвечать по порядку:
– Сначала нужно спросить разрешения у вашей матери или у гувернера. Поэтому – на выход, молодые люди, – я посторонилась, чтобы их пропустить, и два надутых кавальера гуськом потопали мимо меня. – Снежана…
– Мам, но мы же сможем играть вместе? – спросила дочь. – Ты же разрешаешь? Если их мама разрешит?
Снежинка смотрела на меня с такой надеждой, что я просто не смогла отказать. Тем более что за меня это наверняка сделает Анна, а мне совсем не хотелось быть той, кто разрушит радость дочери.
– Да, – ответила я. – Да, я разрешаю.
Кавальеры заулыбались и зашагали вслед за Зариной уже более бодро, а я подошла к Снежане и опустилась рядом с ней на корточки.
– Тебе они действительно понравились, Снежинка? – спросила, глядя ей прямо в глаза.
– Да, они хорошие! И совсем не злые, как тот дядя. Я очень хочу с ними играть!
В ней было столько надежды, что у нее правда получится, что у нее наконец-то буду друзья, что я поддалась минутной слабости и, обняв ее, мысленно поклялась, что не сделаю ничего, чтобы воспрепятствовать этой дружбе. Более того, в этот момент я готова даже была говорить с Анной, если она не захочет, но говорить мне пришлось не с Анной.
Потому что сыновьям приближаться к Снежане запретил не кто иной, как Богдан. Он же запретил нам гулять.