Виктор нервно закусил губы и отвел взгляд.
– Я не слышу ответ! – Алекто нахмурилась, но тот по-прежнему молчал.
– Виктор, ну не надо упрямо пытаться меня разозлить… Ты, похоже, не понимаешь, чем это может закончиться. Ведь если я сейчас потеряю самообладание, то мне не хватит сил тварь держать… а если она вырвется, то до того момента, как я сумею её вновь взять под контроль, тебе будет ой как несладко… Убить она, конечно, тебя вряд ли успеет, но развлечется по полной программе, ты видел, на что она способна.
– Вы хотите сказать, что та тварь, в которую Вы можете обращаться, это не Вы, и Вы её не контролируете? – Виктор изумленно уперся в неё взглядом.
– Конечно не я. Ты ведь достаточно долго подле меня, неужели так и не понял, что это параллельная вечная сущность, которую я закабалила и не более?
– Нет, миледи, я не догадывался о том, – даймон нервно сглотнул.
– Что ж, тогда сообщаю: я закабалила вечную тварь, у которой почти нет разума, лишь жажда поглощать корчащиеся от страха и боли души, и пытаюсь обуздывать её, но это не всегда мне удается. Лишь когда я сама абсолютно спокойна и не испытываю никаких страстей, да и она не особо долго голодала. Поэтому прекрати меня провоцировать и злить! Ничего хорошего это не даст, а особенно тебе. Тварь на тебя давно глаз положила, ты её несказанно раздражаешь.
– Миледи, то есть Вы специально искали маньяков, чтобы насыщать эту тварь?
– Можно сказать и так.
– А Магистр Света знает об этом?
– Конечно. Именно он и заставил меня тварь закабалить.
– А почему Вы мне никогда раньше не говорили об этом?
– Считаешь, я должна всё докладывать тебе?
– Тогда почему сейчас сказали?
– А потому что из-за твоей дури, я сегодня едва не прикончила наивную светлую девчонку, которая даже представить себе не могла, кому в пасть пытается пихнуть свою глупую голову. Ей несказанно повезло, что, несмотря на то, что я разозлилась, мне удалось сдержать исчадье Тартара, готовое её растерзать и лишить души. Мне жутко неприятно выворачивать перед тобой свою душу, особенно зная твоё отношение ко мне, но я обязана предупредить: не прекратишь провоцировать меня, последствия будут катастрофичными. Причем не только для тебя…
– Я понял, миледи. Подобное больше не повторится.
– Если понял, то прямо и откровенно: какую цель преследовал, когда проход переориентировал?
– Я не хотел Вас злить, миледи, никоим образом. Я вообще надеялся, что Вы об этом не узнаете.
– А об энергетическом следе забыл?
– Я нашел способ его нейтрализовывать, – Виктор нервно сцепил руки.
– Какой?
– С помощью ионизации пространства и обратной инверсии.
– Умно, только частичная возмущенность поля все равно останется.
– Не без этого, но определить, кто прошел и куда невозможно.
– То есть для Райниры старался?
– Да, – не стал лукавить даймон.
– Отрадно, что не стал врать. Только медвежью услугу ты бы ей оказал, если бы у вас всё получилось.
– Почему?
– Неужели ты не понимаешь, что границу и свод правил и уложений не я придумала? Мне они по большому счету фиолетовы все… Я охраняю их по приказу обоих Магистров. Это им нужна нерушимая граница, а не мне. Я лишь плату за её охрану от них получаю в виде индульгенции на жертвы с обеих сторон, чтобы тварь мою питать и не более. Поэтому узнай о проделке твоей протеже Авенир, это он бы ей башку открутил или меня бы это сделать заставил… Ведь и тебя он мне отдал, вернее навязал… на фиг ты мне вообще нужен был… от тебя лишь проблемы сплошные… от Германа и то меньше, хотя и его терпеть не могу. Достали вы меня оба. Видеть вас обоих уже не могу… до тошноты прям, – Алекто скривилась. – Ладно, будем надеяться, что твоей пассии достанет ума не сказать Авениру о том, что это была её идея. Потому что выносить здесь ещё и её будет уже слишком…
– Но это невозможно, миледи… невозможно то, что Вы говорите!
– Намекаешь, что я лгу? Что ж, дело твоё, не верь. Только будь добр, не мешай мне исполнять то, что я поклялась исполнять обоим Магистрам.
– Если это все так, что Вам мешает убить меня ну и того же Германа?
– Только одно, глупая сентиментальность, которая, кстати, и твоей протеже жизнь сохранила. Но если ты не прекратишь меня провоцировать, я переступлю через неё и стану такой, какой хотят меня видеть оба Магистра, и какой рисуют в глазах своих соратников: злобной и беспощадной продолжательницей дела эриний, получающей удовольствие от мести, нарушившим Закон и порядок.
– Вы никогда не говорили и не показывали ничего такого, миледи… – растерянно проговорил Виктор.
– И не сказала бы, если бы не почувствовала, что замерла на краю… Ты довел меня… довел до того состояния, когда ещё шаг, и я безвозвратно изменюсь… Ты вряд ли поймешь, но я все же попробую объяснить… Раньше я наказывала и мучила жертвы лишь для закабаленной твари, понимая, что иначе не смогу её контролировать, а вырвавшись, она принесет гораздо больше бед. Сегодня же впервые мне самой хочется заставить тебя страдать. Страдать так, чтобы неповадно больше было идти мне наперекор и пытаться подставить. Но если я сделаю это, то исчадье Тартара получит надо мной власть… станет частью меня… хотя, скорее всего, мне легче и жить с ней будет, и ненависть всех воспринимать. Потому что у меня уже больше нет сил быть прежней и соответствовать тому образу, в котором хотят меня видеть Магистры.
– Миледи, ну почему же Вы никогда раньше не говорили мне того? Ведь мне казалось, это Вы вертите обоими Магистрами, а не они Вами.
– Ты считаешь, мне было легко переступить через себя и признаться в собственной слабости? Признаться перед тем, кто так меня ненавидит? Перед тем, кто спит и видит как мне досадить и жизни своей не пожалеет лишь бы уничтожить? Что ж, порадуйся, всё это время было плохо не только тебе. Вся моя жизнь это сплошная пытка и борьба с тварью, которую держу… и очень похоже, что в этой борьбе я начинаю проигрывать… Только учти, мой проигрыш радости тебе не принесет, тварь, что держу, гораздо хуже меня. А теперь всё! – Алекто резко поднялась с кресла и, шагнув в сторону, отвернулась к стене и вцепилась пальцами в мраморную облицовку, сипло выдохнув: – Уходи! Уходи немедленно! Сил её держать у меня больше нет…
– Миледи! – Виктор бросился к ней и, опустившись на колени, обхватил её ноги. – Я же не знал… не знал ничего этого. Простите, я никогда не посмею больше… я приму любое наказание, пусть даже твари, лишь Вы простите.
– Виктор, уйди… – пальцы Алекто видоизменились и, скребя когтями по мрамору стены, она стала медленно оседать на пол.
Он стремительно поднялся и, подхватив её на руки, прижал к себе:
– Не удерживайте её, миледи, я постараюсь выдержать её нападение. К тому же я заслужил.
Обхватив когтистыми лапами его плечи, Алекто перехватила его взгляд и, вглядываясь в его глаза, хрипло проговорила:
– Если я выпущу её сейчас, она власть обретет… Хочешь помочь её держать – постарайся удовлетворить или уходи… Что выбираешь?
Вместо ответа Виктор крепче прижал её к себе и шагнул в сторону широкой мягкой тахты.
Алекто лежала на тахте, расслабленно раскинув руки и прикрыв глаза.
– Вы что-нибудь хотите, миледи? – поднявшийся Виктор замер над ней.
– Апельсиновый сок принеси, – она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц и, заметив, что он, кивнув, вышел, вновь сомкнула веки. Приятная нега разлилась по всему телу. Виктор оказался хорошим любовником и постарался доставить ей максимальное удовольствие. Даже с Владом ей не было столь хорошо.
Она внутренне усмехнулась. Давно ей было надо приблизить его к себе, но мешали злость на самоуверенного юнца, осмелившегося вступить с ней противоборство, и собственная гордыня. Её нежелание объясняться и оправдываться перед ним породило взаимную неприязнь и ненависть, разрушить которую она сумела лишь сейчас.
Пришло осознание, как был прав отец, когда говорил, что всему виной её отношение к собственному окружению.
– Прошу, миледи, – вернувшийся Виктор присел на край тахты и протянул ей стакан свежевыжатого сока.
Она приподнялась и, взяв стакан, отпила освежающую жидкость.
– Вам легче, миледи?
– Да, Виктор. Благодарю, – едва заметно кивнула, отметив про себя, что даймон польщено улыбнулся. Прямолинейный и бесхитростный. Только ленивый не сделает из такого своего фанатичного сторонника… До чего же она была слепа и глупа.
Допив сок, вернула ему стакан:
– Я могу тебя попросить?
– Всё, что в моих силах, миледи.
– Ты можешь мне пообещать, что никому не расскажешь то, в чем я вынуждена была тебе признаться?
– Да, миледи, конечно.
– Понимаешь, если Герман или кто из ратников, причем с любой стороны, узнают, что мне присущи и сентиментальность, и жалость, моя жизнь станет совсем невыносимой. Я не могу позволить им этим пользоваться… Поэтому очень тебя прошу: ни при каких обстоятельствах не распускай язык.
– Вы хотите, чтобы никто вообще ни о чём не знал?
– То, что ты стал моим любовником, можешь не скрывать, лишь скажи, что это я жестко заставила, а сам ты от этого не в восторге.
– Почему именно так? – Виктор удивленно приподнял одну бровь.
– Потому что, во-первых, всё так и есть… я вынудила тебя… а во-вторых, и тебе и мне так легче будет.
– Я лучше вообще молчать буду.
– Это тоже вариант, – Алекто улыбнулась и кончиками пальцев коснулась его волос. – А ты хороший любовник. Я в кои веки сумела расслабиться, и даже тварь терзает меньше…
– Вы больше не злитесь на меня? Простили?
– Сейчас – да, но если и дальше продолжишь игры за моей спиной, вряд ли ещё раз прощу.
– Нет, больше не посмею. Я, наконец, понял, какая Вы, миледи. Я полностью на вашей стороне.
– Это радует… – её пальцы заскользили по его щеке, коснулись губ, – у меня ведь кругом враги… даже внутри меня… я совсем одна… Магистры лишь используют… а всех остальных лишь силой держать можно… Ты даже представить не можешь, насколько я одинока…
– Теперь нет, миледи. Вы можете мне доверять, я жизни не пожалею ради Вас… и во всем помогать буду. Клянусь.
– Твои слова как бальзам на мою изодранную тварью душу. Я ведь думала, что мне больше и не услышать такого… В глазах всех я лишь жестокая и злобная гадина, от которой лучше держаться подальше… Но Творец, похоже, сжалился надо мной, раз позволил ощутить надежную поддержку и опереться на плечо соратника, – она помолчала немного, потом решительно тряхнула головой так, что серебристо-платиновые пряди взметнулись над плечами. – Ладно, хватит сантиментов. Иди Германа мне позови. И было бы хорошо, если бы ты ему сказал, что на данный момент по злобности любая фурия мне и в подметки не годится, и предупредил, чтобы старался мне не перечить.
– Я, конечно, скажу, но для чего это Вам?
– Герман – тёмный даймон, не забывай. Его можно контролировать лишь страхом и силой. Чем он будет больше меня бояться, тем меньше мне придется в реальности применять против него силу – раз, и тем более сильный выплеск энергетики страха, способный хоть немного, но удовлетворить мою тварь, я от него получу. Я же не просто так драконовские порядки ввожу, мне страх, который при мне испытывают, помогает тварь мою питать. Поэтому чем больше гадостей про меня всем окружающим будешь плести, тем лучше.
– Предлагаете мне всем врать?
– Считай, что это ложь во спасение и приказ.
– Понял, миледи. Я исполню, – Виктор взял её руку и нежно поцеловал, после чего, поклонившись, вышел.
Она откинулась на подушки. Интересно удастся ли ей и Германа заставить относится к ней с обожанием. Тёмные сущности более сложны и непредсказуемы. Однако попытка – не пытка. Решив, что попробовать стоит, она видоизменила руки под лапы твари и стала ждать.
Через некоторое время Герман вошёл в её апартаменты и замер на пороге:
– Звали, миледи?
Приподнявшись на локте, она поманила его когтистым пальцем:
– Иди сюда, ближе.
Герман нервно сглотнул, но, не посмев ослушаться, подошел к тахте и сел рядом:
– Что Вы хотите, миледи?
– Герман, я всё спросить хотела, – когтистая рука рванула ворот его рубашки и крепко сжала обнажившееся плечо. – Как ты ко мне относишься?
– Миледи, – скривившийся от боли Герман, постарался изобразить улыбку, – я покорен и почитаю Вашу власть.
– Насколько покорен?
– Я выполню всё, что только пожелаете, миледи.
– Абсолютно всё? – она, с силой рванув его за плечо, повалила на тахту и нависла над ним, пристально вглядываясь в глаза.
– Да, миледи, – хрипло выдохнул он, не отводя взгляда.
Алекто разжала когти и, отстранившись, отодвинулась в угол:
– И тебя не смутит, даже если я полностью изменю свой образ?
– Нет, миледи, – Герман приподнялся на локте и внимательно наблюдал за ней.
– Жаль, – она повела плечами и, вернув рукам нормальный облик, поднялась с тахты, повторив при этом: – Очень жаль.
– Почему, миледи?
– С твоим напарником было интереснее, он боится меня в этом образе… его прям трясет от страха и отвращения… это так возбуждает и подпитывает… а ты не реагируешь на такое, – обернувшись к нему, она раздраженно поморщилась.
– Вам доставляет удовольствие, когда перед Вами испытывают страх и отвращение? – в глазах Германа мелькнул огонек неподдельного интереса.
– Герман, ты так долго подле меня… неужели не заметил: мне несказанно нравится вызывать эти чувства… я питаюсь ими… они необходимы мне как воздух… Именно поэтому здесь такие жестокие порядки, и оба Магистра позволяют мне жертвы, потому что знают: без них я зверею… и готова стереть всё и всех в порошок лишь бы их ощутить…
– То есть Вы не тёмной энергетикой питаетесь?
– Нет, Герман, я питаюсь энергетикой страха… и мне без разницы, кто испытывает страх: тёмный или светлый. Кстати, именно поэтому тёмные меня называют светлой стервой, а светлые наоборот тёмной.
– Миледи, – Герман заворожено не сводил с неё глаз, – какой же я был идиот…
– Это ты о чём? – чуть приподняла она бровь.
– Ну это когда я задумал Вас уничтожить, думая что Вы порождение светлых для борьбы со сферой Тьмы…
– Это точно. Ты явно неправильно себе мой образ представлял. Я изгой и проклятье обеих сфер… и каждой из них могу нанести непоправимый урон. Зная это, Магистры договорились, взамен на моё обещание не рушить равновесие, удовлетворять мои насущные потребности. Именно поэтому я имею индульгенцию на жертвы с обеих сторон. Они знали: убить меня нельзя, а разгневавшись, я способна довести до состояния Хаоса любую из Сфер.
– То есть все охоты на маньяков это не попытка изменить мир и создать перевес в сторону светлых…
– А элементарное удовлетворение моих низменных потребностей, – со смехом докончила за него она.
– Вы необыкновенны, миледи…
– Я знаю… – она саркастически хмыкнула, – пожалуй, по сущности я ещё более тёмная, чем все тёмные вместе взятые, по большому счету мне ничего не стоит истребить и всех тёмных, и всех светлых… Я даже не представляю, как Творец терпит моё существование… Наверное, лишь потому, что не пытаюсь это сделать и добровольно себя ограничиваю.
– О, миледи, – в глазах Германа плескались восторг и обожание, – служить Вам оказывается такая большая честь, а я кретин этого не понимал… Я постараюсь… буду очень стараться, миледи, чтобы Вы были мною довольны… я и раньше старался, но теперь, когда я осознал… я удвою усилия…
– Замечательно, – она сдержанно кивнула, – раз понял, пойди Лилю приведи и заставь её дрожать от страха, иначе мне придется это сделать с тобой…
– Именно от страха или от боли тоже? – осторожно уточнил он.
– В первую очередь от страха… Боль это лишь средство внушить ужас и добиться состояния страха. Сможешь довести её до истерики, почти не наказывая?
– Думаю – да, – Герман плотоядно улыбнулся, – по крайней мере, приложу все силы. Я счастлив, что, наконец, понял, как Вам угодить.
Глядя на рыдающую у её ног Лилю, Алекто удовлетворенно улыбалась. Ведьмочка испытывала такой страх и ужас, что тварь внутри была довольна. Давно сдерживающая свои потребности сейчас она расслабилась и радостно впитывала поступающую энергетику. Конечно же, с ещё большим удовольствием тварь вытянула бы у бьющейся в истерике жертвы душу, но чувствуя, что это не входит в планы Алекто, не смела настаивать.
– Помилосердствуйте, молю, – сквозь слезы причитала Лиля, заламывая руки, – я всё-всё исполню… я ведь очень покорная Вам… всегда покорная была… – обезличенное обращение давалось ей с трудом, но она старательно его придерживалась, памятуя какую бурю негодования вызывает иное, – я любую Вашу волю… все что захотите…
Сжавшаяся на полу ведьмочка не вызывала у Алекто никаких чувств кроме презрения. Она так и не смогла избавиться от неприязни к бывшей фаворитке Люциуса, которая из-за любви к нему когда-то заманила её в ловушку зеркальных переходов в надежде, что на долгое время, а то и навсегда избавится от соперницы. Люциус, пришедший ей тогда на помощь, воспользовался благоприятным стечением обстоятельств и взамен на спасение потребовал согласие выйти за него замуж. Измученная терзающей её голодной тварью и еле живая, понимая, что если не выдержит и погибнет, то тварь, поблуждав по переходам, рано или поздно попадет или в Светлую Сферу, или в мир, Алекто согласилась, почти не раздумывая. Получив после обручения Лилю в качестве свадебного подарка, она поначалу хотела отдать её на растерзание твари, но ужас, который Лиля испытывала при ней и её безропотная готовность выполнить любой приказ, подтолкнули к пересмотру этого решения. И, сохранив ведьмочке жизнь, она оставила её подле себя.
– Ты совсем распустилась, – носком туфельки Алекто стукнула ведьмочку в плечо.
– Я исправлюсь… я сделаю всё, что пожелаете… и любое наказание приму, лишь не гневайтесь, – жалобно заскулила та.
Страх волнами исходивший от неё, достиг своего апогея, Алекто почувствовала, что ведьмочка близка к обморочному состоянию и махнула рукой Герману:
– Забери её, будем надеяться, она и вправду постарается исправиться. Потому что если не постарается, то очень об этом пожалеет.
Герман тут же подхватил за шиворот все ещё испуганно всхлипывающую и не смеющую верить в счастливое избавления от хозяйского гнева Лилю и выволок за дверь. Потом вновь заглянул:
– Больше никаких распоряжений не будет?
– Нет, – качнула она головой, – до ужина свободен, а потом в мир вернемся.
– Понял, миледи, – кивнул Герман, плотно закрывая за собой дверь.
Глава 7
Когда они вернулись в мир, то встретили Владислава у ворот его дома.
– Алечка, где же ты пропадала? – тут же взволнованно проговорил он. – Почему ты не соглашаешься иметь мобильник раз так надолго исчезаешь? Я весь извелся и вообще не знаю, что делать.
Алекто хотела резко оборвать поток претензий, но потом, вглядываясь в его растерянное лицо, поняла, что у него серьезные неприятности.
– Что случилось?
– Лиза не вернулась из лицея… Там говорят – она ушла, а шофер её не видел… Одним словом – как сквозь землю провалилась. Я конечно подключил всю свою службу безопасности, но они пока ничего не нашли… и я не знаю сообщать в милицию или нет… Если это похищение с целью выкупа, то, может, им лучше и не говорить ничего?
– Никому ничего не сообщай, и службу свою отзови, – тоном, не терпящим возражений, скомандовала Алекто.
– А что же делать? – растерянно воззрился он на неё.
– Тебе – ничего. Ты останешься здесь. А я прогуляюсь в одно место…
– Я с тобой!
– Нет!
– Но почему? Я не могу тебя оставить одну!
Алекто подняла руку, намереваясь, используя свои способности, жестко приказать, но в последний момент передумала и, очаровательно улыбнувшись, проворковала:
– Милый, ты должен дежурить дома на случай, если похитители позвонят. Они наверняка захотят разговаривать только с тобой. Так вот: соглашайся на все их условия и тут же свяжись со мной.
– И как мне с тобой связаться?
– Дай мне мобильник кого-нибудь из охраны. Если похитители объявятся, ты мне перезвонишь.
– О, Алечка, ты прелесть! – Влад шагнул к одному из охранников и, забрав телефон, отдал ей.
Она с улыбкой взяла и махнула рукой в сторону джипа:
– Не возражаешь, если позаимствую?
– Нет, конечно! Только подожди, я доверенность напишу.
– Милый, мне не нужны никакие доверенности, – Алекто, прижав руку к губам, послала ему воздушный поцелуй, после чего села на водительское сиденье и повернула ключ, торчащий в замке зажигания.
Герман молча сел сзади, Виктор рядом, и джип рванулся в предусмотрительно распахнутые охраной ворота.
– Какой план, миледи? – вопросительно посмотрел на неё Виктор, как только они отъехали.
– Никакого… – Алекто поморщилась, а потом вскинула руку, и джип провалился в туманный Сумрак.
Оба даймона, согнувшись на сиденьях, схватились за головы, а машина тем временем, раздирая туман, пробиралась к входу в обитель.
– Нечего расслабляться, пошли. Нам надо поторопиться! – распахнув дверку, Алекто шагнула наружу и выжидательно замерла, наблюдая как они, постанывая и морщась, выползают из машины.
Скорость в Сумраке могли себе позволить немногие.
– Вы считаете: есть причина торопиться, миледи? – растерянно пробормотал Герман. – Ведь раз мы здесь, время в миру не имеет значения.
– Девочка может быть не в миру и стать легкой добычей любого… Авенир снял с неё блок на переходы, – Алекто раздраженно нахмурилась, поскольку пришлось сбрасывать карты.
– Зачем? – удивлению Германа не было предела.
– Он пытался заинтересовать меня ею как жертвой.
– И Вы взяли её?
– Да.
– Тогда почему не дали свой оберег?
– Ты задаешь слишком много вопросов! – злобно выдохнула Алекто. – Не подумала, не подумала я о том, что её могут у меня украсть! Доволен? Считаешь, я спущу тебе, что уличил меня в недальновидности?
– Простите, миледи. Не посмею больше… – Герман испуганно попятился.
– Прощу, если девчонку мою целой и невредимой найдем… А вот если нет, живьем с тебя шкуру спущу за такие разговоры! Понял?
– Понял, миледи. Я приложу все силы, чтобы Вам её вернуть.
– Вот это другой разговор. Идите по обеим сторонам границы прогуляйтесь, а я у зеркала поворожу. Если хоть какой-то след обнаружите, тут же мне доложите, – она шагнула на порог и скрылась в дверях обители.
Проводив её долгим взглядом, даймоны молча разошлись в разные стороны.
У дверей Алекто встретила Лиля:
– Вы что-то забыли, миледи? Я могу чем-то помочь? – заискивающе глядя на неё, пролепетала она.
– Брысь! – зло рявкнула Алекто, и Лиля тут же метнулась к лестнице на нижний этаж.
Войдя в спальню, Алекто подошла к огромному зеркалу в бронзовой раме и по обеим сторонам зажгла свечи в канделябрах. Потом вскинула руку и начала читать заклятье. Её отражение стало мутнеть и вскоре совсем исчезло, погрузившись в туман. А затем из тумана стала проступать картинка: Лиза сидит, забравшись с ногами в кресло, в той её квартире, куда она когда-то привела Влада, а в кресле напротив сидит Люциус.
Алекто сжала пальцы в кулак, и зеркало задрожало, взмах руки, и по его поверхности побежала рябь, свидетельствующая, что переход открыт. Шагнув в него, она подошла к супругу:
– Давно ждешь?
– Да уж порядочно, – кивнул тот. – Ты не особо торопилась. Будь на моём месте кто другой, так ты бы и к шапочному разбору не успела.
– Кто другой вряд ли бы посмел играть со мной в такие игры, – Алекто раздраженно поморщилась. – Что хочешь?
– Ничего, дорогая. Лишь предупредить, что ты крайне неосмотрительна, и посоветовать дать девочке твой оберег.
– Люциус, что бы ты, получив возможность требовать, и ничего не потребовал… Да быть такого не может, – недоверчиво проговорила она, вглядываясь в тёмную бездну глаз супруга.
– Я счастлив, что ты одумалась и вернулась к исполнению своих обязанностей по восстановлению границы, а так же умело раскрутила Авенира на дополнительный карт-бланш тебе. И теперь я терпеливо готов ждать, чтобы ты и про иные свои обязательства вспомнила.
– О чём это ты?
– О том, что ты моя супруга. Мне бы не хотелось, чтобы ты забывала об этом, дорогая.
– Об этом забыть невозможно, и я это помню всегда. Что ты конкретно хочешь?
– Конкретно ничего. Лишь напомнить, что я по-прежнему тебя люблю и пытаюсь хранить от всевозможных неприятностей. И это, – он кивнул на испуганно сжавшуюся в кресле Лизу, – очередное тому доказательство.
– Люциус, я знаю цену подобным твоим разговорам. Так что не утруждайся. Мне твоя лапша на ушах ни к чему, ты её для своих фавориток прибереги. Давай перейдем на конкретику. Я признаю, что допустила промах, и готова за него заплатить. Поэтому спрашиваю ещё раз: каковы твои требования?
– Да нет у меня никаких, требований, женушка, – Магистр Тьмы резко поднялся. – Я всю жизнь храню тебя и помогаю не потому, что мне нужно то, что ты можешь дать взамен, а потому что люблю тебя. Когда же ты, наконец, это поймешь?
– Мило… как же мило… Никак ты решил продемонстрировать, что тебе не чужд альтруизм? Я хоть и не верю в подобное, но не могу не отметить, что со стороны этот жест доброй воли выглядит очень благородно и самоотверженно. Только благодарности не жди. Я не верю тебе, и потому благодарить не стану. Ладно, не хочешь играть в открытую, придется принять твои правила и самостоятельно разбираться, зачем тебе понадобилась подобная демонстрация.
– Алекто, это исключительно дружеское предупреждение, так что не ищи то, чего нет.
– Кстати, кто её увел?
– Трей.
– Он как-то на неё воздействовал?
– Нет, хватило его болтовни. Он предложил ей сниматься в кино, и девочка пошла с ним по доброй воле.
– Он провел её по Сумраку?
– Нет, по нашему первому уровню.
– Да уж… – Алекто раздраженно хмыкнула, – кто бы мог подумать, что всё может быть столь элементарно… В который раз убеждаюсь, что он несказанно умен и хитер.
– Хочешь, отдам его тебе?
– Нет, не надо. Я лучше воспользуюсь твоим любезным предложением, и пока ты не передумал, заберу мой сыр из твоей мышеловки.
– Что ж, удачи, дорогая, и береги девочку, как ты понимаешь, на неё теперь охотников много будет.
– Кто бы сомневался, – Алекто поморщилась.
– Я люблю эту твою фразу, – улыбнулся он в ответ и, кивнув на прощание, прошел к двери.
Когда дверь за ним закрылась, Алекто повернулась к Лизе:
– Значит, славы и легких денег захотелось… – презрительно скривив губы, проронила она.
– Мама… мамочка, не сердись, пожалуйста… я не нарочно… я не знала что так получится, – испуганно залепетала Лиза.
– Зря я тебя не наказала тогда… надо было, чтобы без спросу даже рта открыть не смела, а не то что кому из незнакомых «да» сказать… Ведь второй раз уже меня подставляешь…
– Я обещаю, я больше никогда никому ничего без твоего разрешения не скажу «да» и ни на что не соглашусь!
– Очень хочется верить, – мрачно хмыкнула Алекто, – но что-то мне кажется, что вряд ли ты долго будешь помнить это своё обещание, если я тебя сейчас не накажу. Вот накажу, тогда глядишь и останется что в голове.
– Мамочка, мамочка, ну не надо, пожалуйста, не надо… я все хорошо и так запомню, – из глаз Лизы потекли слезы, – не надо меня наказывать… я ведь не нарочно… я ведь просто не знала… и к тому же, ведь всё закончилось хорошо.
– Хорошо? Игра, в которую вмешался мой супруг, по определению уже пошла плохо. Ты просто очень глупа и не понимаешь этого… Ладно, что попусту говорить, иди сюда, – Алекто поманила её пальцем.
– Что я такого сделала? – отшатнулась от неё Лиза. – За что ты меня хочешь наказать? Я не виновата ни в чём! Мне наврали, меня обманули! Я всего лишь поверила. И вообще ты не имеешь права! Не имеешь! Кто ты мне такая, чтобы наказывать?
– Та, что пытается душу твою спасти, – усмехнулась она в ответ.
– А мне это не надо! Я что тебя об этом просила? Нет! Так вот убирайся и не смей ко мне подходить! – Лиза вскочила и со слезами на глазах метнулась к окну. – Я в окошко выброшусь, если только попробуешь тронуть меня!
– Как быстро ты первый урок забыла…
– Ничего я не забыла! Пусть меня лучше твари эти сожрут, чем ты издеваться и унижать будешь! Ты такая же тварь, ничуть не лучше их, даже хуже!
– А вот с этим ты в точку… намного хуже, чем они… – Алекто нахмурилась, немного помолчала, а потом тяжело вздохнула и тихо сказала: – Что же, не хочешь, чтобы душу твою хранила, не буду… Сама со всеми своими проблемами разбираться будешь. Пойдем, не трону тебя, – она протянула правую руку.
Лиза, нервно кусая губы, подошла к ней и вложила дрожащую руку в её ладонь.
Алекто повела левой рукой и шагнула в переход, откуда пришла. Очутившись вместе с Лизой в своей комнате, она вышла с ней во двор, где стоял джип.
– Вы нашли девочку, это славно, – с улыбкой шагнул к ней Герман, стоящий неподалеку, – а то я даже докладывать боялся, что не нашел никаких следов.
– Заткнись и позови Виктора, – раздраженно бросила она ему и подвела Лизу к машине: – Садись.
Лиза молча залезла на заднее сиденье. Алекто села за руль и буквально через пару минут в машину сели Герман с Виктором.
Джип рванулся вперед. У Лизы тут же все поплыло перед глазами, и она потеряла сознание. Когда она очнулась, машина въезжала в ворота отцовского дома. Как только они остановилась, к ним подбежал отец.
– Мне никто не звонил, Алечка. А как дела у тебя?
– И хорошо, что не звонил. Твоя дочь на заднем сиденье в целости и сохранности, – выходя из машины и опираясь на руку отца, холодно проронила мачеха. – Кстати, если ты хочешь чтобы я осталась в твоем доме, то прими к сведению: я не желаю больше ни слова слышать о ней.
– Ты хочешь, чтобы я отправил её в пансион? – озадаченно глядя на неё, тихо спросил отец.
– Ты плохо слышишь или плохо соображаешь? – её глаза сердито блеснули. – Она может быть здесь или где угодно, мне абсолютно безразлично, где она будет находиться и что будет делать. Я лишь не хочу ни общаться с ней, ни разговаривать о ней. Даже слышать её имя не хочу. Отныне меня не интересует ничего связанное с твоей дочерью. Разбирайся с ней сам. Ясно?
– Чем она так тебя обидела, Аля?
– Меня невозможно обидеть, Влад. В принципе невозможно. А если ты и дальше будешь продолжать разговор о ней, то здесь меня больше не увидишь.
Она резко отдернула руку и пошла к дому, а отец, озадаченно посмотрев ей вслед, шагнул к машине.
– Где ты была? И что вообще у вас произошло? – помогая Лизе выбраться из машины, раздраженно спросил он.
Лиза вылезла и, потупившись, молча замерла рядом с отцом.
– Что ты молчишь, словно воды в рот набрала? – отец с силой схватил её за плечо.
Оба пасынка мачехи тоже вышли из джипа.
– Владислав, Вам вряд ли имеет смысл в ближайшее время расспрашивать дочь. Она пережила сильный стресс. К тому же, если миледи не захотела разговаривать на эту тему, то её вообще лучше замять, – шагнул к отцу Виктор.
– Это точно… и к миледи с расспросами не лезьте, Вам дороже обойдется, – поддержал его Герман.
– Ребят, ну хоть вы-то можете сказать, где была моя дочь? – отец выпустил её плечо и обернулся к ним.