Мария Максонова
Попаданка в сильфиду
Глава 9
Сперва мне казалось, что это какой-то бред, что у меня слуховые галлюцинации. Но я действительно начала понимать смысл сказанных на местных языках слов. И значение их мне совсем не нравилось.
Халмир оказался не добреньким дедушкой, для которого я словно дочь, а слугой, которому приказано за мной, такой безрукой и глупой, ухаживать. И дрессировать меня по возможности, для чего ему и выдавались сладости. А теперь без сухофруктов и орехов он и не знал, что со мной делать. И все это, считая, что я не понимаю, он выдавал мне совершенно спокойно и с интонацией, словно говорит с душевнобольным ребенком.
К сожалению, хоть я и начала что-то понимать, это не дало мне возможности говорить самой.
Я пыталась отстраниться, но он меня не понимал и только продолжал успокаивать. Было безумно обидно как раз из-за того, что он говорил, но он этого не желал понимать! Поняв, что тактика слез и демонстративной обиды не работает, я попыталась знаками дать ему понять, что он не прав, что я его понимаю. Но он меня игнорировал:
– Опять ерунду какую-то показывает, – приговаривал он, поглаживая меня по рукам. – Ну, хватит-хватит головой вертеть, отвалится. Нам нужно, чтобы ты красивой осталась, а то тебя никто не купит. Ну, что ж ты никак не успокоишься-то? Ох, что же мне без сладостей-то делать? Дал же хозяин работенку! Хотя вообще-то хозяин-то умер, может, уже и плюнуть на тебя? – он сел, глядя на меня оценивающе и холодно. Я тоже замерла, удивленно хлопая глазами. – Да, ладно, нас, небось, орки продадут, меня-старика никто покупать не захочет, а если сказать, что только я с тобой-диковинкой справиться смогу, только я знаю, как ухаживать, чтобы крылья не пообломались, то, может, и пристроиться удастся… – пробормотал он задумчиво и опять улыбнулся любезно так с видом доброго дедушки-мороза.
У меня глаза на лоб полезли от его лицемерия.
– Ох, молодец, старик, умеешь в жизни пристроиться, – хохотнул один из пленных, сидящих рядом.
– А то как же? Я уж, почитай, пятнадцать лет в рабах, за мошенничество поймали – не повезло одного дурака опять в другом городе встретить. А то бы и дальше на свободе куролесил, – хохотнул Халмир, продемонстрировав зубы, среди которых не хватало половины. Мне тоже захотелось дать ему по голове. Но все мои эмоции провоцировали лишь то, что Халмир начинал меня успокаивать, а остальные пленные – сторониться и поглядывать, как на сумасшедшую. Я никому не могла объяснить, что все понимаю, особенно когда добрый старичок пояснял, что я всегда такая чокнутая и чтобы не обращали внимания. Чем больше проходило времени, тем больше я начинала ненавидеть этого старого хрыча.
В одном повезло. Заметив мое волнение, один из орков, что с кольцом на клыке, подошел ближе:
– Что тут за возня?! – прорычал он.
– Да диковинка волнуется, что и неудивительно, добрый господин, – важно и в тоже время подобострастно пояснил Халмир. – Я прежде за ней присматривал. Мне бы взять кое-что из шатра, чтобы ее успокоить.
Хитрость старика удалась, и, расспросив, ему позволили дойти до нашего шатра. Я увязалась следом, притворившись, что боюсь остаться одна. Однако, едва оказавшись внутри, поспешно ринулась к своим вещам и принялась собираться. Что бы там дальше не было, а сидеть полночи на холодной земле мне совсем не понравилось. Я быстро надела сверху своего еще один теплый халат, сняла наволочку с одной из подушек без вышивки и покидала в нее свою одежду и немногочисленные вещи: заколки, ленты, гребешок.
Ко мне подошел Халмир и протянул с улыбкой очередную горсть орехов, но я злобно глянула на него и ударила по руке, заставив выронить сладость. Старик удивленно приподнял брови, в его глазах мелькнул расчетливый интерес. Я пыталась придумать, что еще можно взять из палатки и как сделать из наволочки что-то более удобное для носки. Халмир, кажется, понял. Он тоже собрал свои вещи, и последовал моему примеру с наволочкой. Я тем временем заметила узорчатый платок, который мы обычно стелили на пол, прежде чем положить на него еду. Свернула его жгутом и привязала концы к наволочке так, чтобы получилось что-то вроде шоппера, который можно было повесить на плечо. Потом еще разок окинула взглядом палатку, ища, что еще можно было бы стащить. Большие вещи, вроде матраса, понятно, нам взять бы не позволили, да и тащить мне его не очень улыбалось. Но один маленький коврик я все же захватила, чтобы подстелить себе под попу и не сидеть больше на земле. Как раз вовремя, потому что в шатер зашел орк и рыком выгнал нас обратно. Мой коврик пытался отобрать, но я заканючила и почти заревела, Халмир принялся причитать, сунул мне сухофрукт в рот, чему я даже не сопротивлялась, и орк плюнул на нас.
– Ты меня понимаешь? – тихо-тихо шепнул мне на ухо Халмир, когда мы вернулись к остальным пленным.
Я повернулась к нему, заглянула в глаза и кивнула.
– А ты, оказывается, разумная зверюшка?.. – ухмыльнулся он.
Я попыталась врезать ему локтем под дых, но он увернулся, обхватил меня за плечи и поспешно зашептал:
– Ничего-ничего. Ты, главное, слушай меня, и мы, может, и выберемся из этого дерьма.
Я окинула его подозрительным взглядом. Он состроил взгляд совершенно честного человека, но я ему уже не могла поверить. Очевидно, что он во всем будет искать только собственную выгоду и хорошее местечко для своей задницы. Он даже на моем честно отвоеванном коврике теперь пристроился рядышком, хотя я его не приглашала.
Впрочем, с другой стороны, союзник мне мог и пригодиться.
/\/\/\
Тем временем орки, явно торопясь, принялись собирать лагерь. Точнее, они развязали нескольких наименее пострадавших людей, которые под угрозой клинков собирались. Орки при этом порыкивали, что их не интересуют многие вещи, они собирали только самое нужное. Люди шептались, что дикари, не понимая, бросают многие дорогие вещи: тонкие ткани, специи, свежие овощи и фрукты, которые можно задорого перепродать. А вот шатры собрали все, даже те, что пострадали во время сражения. Тела погибших не похоронили – орки заявили, что по их обычаю мертвое тело должно вернуться природе, и для них нормально, что мертвецов растерзают падальщики. Люди шептались, что в это место они пришли на встречу с торговцами, ходящими вверх по реке, вероятно, скоро те найдут разоренный лагерь и все же похоронят собратьев по своему обычаю. Заодно и те товары, которые оркам не приглянулись, заберут.
Сперва я думала, что людям повезло, что орки излечили всех раненых, но к утру стало очевидно, что все совсем не так радужно. Многие из пострадавших, которых можно было легко отличить по следам крови и разрывам на одежде, чувствовали себя плохо: их шатало, кое-кто начал бредить. Орки на это лишь плечами пожимали, кажется, считали, что это нормальный этап выздоровления. Судя по красным лицам, у людей начался жар, если не что-то похуже.
Хотя я начала понимать людей и нелюдей, но как-то странно, не все фразы. Если я не прислушивалась, то ничего и не понимала, чтобы уловить смысл речи приходилось полностью концентрироваться на говорящем. Как я поняла, из людей только некоторые говорили на орчьем, как и из орков лишь немногие понимали человеческий, что создавало некоторые проблемы в общении. Я понимала оба языка, если сосредотачивалась, но говорить не могла ни на одном, только кивать или отрицательно мотать головой была способна – хорошо, что в этом мире это означало то же, что и в нашем.
На рассвете орки погрузили все награбленное на верблюдов, которые слушались их, как не слушались и родных погонщиков. Людей сажали на животных и привязывали прямо к седлам. Я сперва не поняла, почему тем не попытаться отбиться от каравана и просто ускакать в другом направлении, но потом по разговорам людей узнала, что орки как-то подчиняют животных своей воле, и те больше не слушаются никаких команд. Даже если причинить боль верблюду, его не понесет. Более того, когда мы начали движение, оказалось, что они еще и идут куда быстрее, чем раньше.
Я теперь путешествовала не в матерчатом домике, и ничто не скрывало меня от жаркого солнца. Пришлось вытащить из сумки одну из рубашек и намотать ее на голову вместо панамки. Халмир опять сидел на месте погонщика, хотя в этом уже не было никакого практического смысла – верблюдом он не управлял, орки на животных даже сбрую не надели – им она была не нужна. Пользуясь тем, что между верблюдами было некоторое расстояние, и никто не мог нас подслушать, Халмир решил со мной поговорить:
– Ты точно меня понимаешь, диковинка? – спросил он, щурясь на жаркое местное солнце.
Хотелось возмутиться и сказать, чтобы он меня так не называл, но вряд ли мне удалось бы донести до него его эту мысль, поэтому я кивнула.
– Кто ты и откуда, чудо нездешнее?
И как я должна была ответить на этот вопрос, не разговаривая? Дурак старый!
– Оксана, – напомнила я ему свое имя.
– Ксания? – опять переиначил на свой манер он. – Это название твоей страны?
Я отрицательно покачала головой:
– Оксана, – показала на себя, – Халмир, – на него, – Оксана.
– Ксания – это твое имя, диковинка?
– Оксана! – возмутилась я.
– Да понял я, понял, – хохотнул он. – А знаешь ли ты, где оказалась, Ксания?
Я отрицательно покачала головой, и он начал свой рассказ. Халмиру бы следовало бы работать сказочником, так красиво он обо всем рассказывал, будто какие-то сказки Шахерезады. По его словам, мне повезло попасть в прекрасную и справедливую страну Халифат, где каждому воздается по трудам его и заслугам (ага, потому сам Халмир оказался в рабах), где земля плодородна, а женщины прекрасны. Но Пустынные Духи не дремлют, и пытаются покорить свободный народ, а маги во главе с Халифом противостоят этим коварным планам: ограждают людей от пустыни, призывают воду и творят другие великие дела.
Красиво он рассказывал, хоть и понятно, что большая часть из этого – враки.
Глава 10
Двое орков, едущих позади, громко рыкающе заржали, заставив меня вздрогнуть и обернуться. Я прислушалась, боясь, что они обсуждают какие-нибудь ужасы, например, как принести нас всех в жертву своим безумным богам, но оказалось, что здоровяк со странной прической из множества переплетенных между собой косичек рассказывает, как его маленький сынишка подобрал маленького зайца с перебитой лапкой и целую неделю прятал его в шатре от родителей, ведь жена орка не позволяла ребенку заводить домашних животных.
– «Это кто же на новую шкуру-то что-то пролил вонючее?» – в лицах, изображая жену, рассказывал орк, – а сын и отвечает: «Это я описался. Прости, мама, сейчас застираю». Она чуть не поседела. Думала, заболел чем наследничек: по почкам ему в драке уличной ударили или траванулся чем. К шаману хотела бежать. А этот дурачок просто своего питомца покрывал!
Его приятель заржал пуще прежнего, да и я тоже улыбнулась.
– И что ты сделал? – спросил второй орк.
– Вылупил, конечно, чтобы врать неповадно было! А потом принялся учить животными управлять.
– Такого малого?! – ахнул его друг.
– Так способности-то уже проявляются, что делать, – развел руками папаша, но было заметно, что он гордится сыном и тем, что так все рано. Вроде как и смешной случай рассказал, а одновременно и похвастался наследником.
Дослушав, я перевела взгляд на Халмира, и наткнулась на его мрачный взгляд. Он по-шпионски огляделся по сторонам, а потом поманил меня пальцем. Пришлось наклониться к нему.
– Ты что же, поняла, о чем орки говорили? – спросил старик свистящим шепотом.
– Ну, да, – ответила, а потом сообразила, что он не понимает и кивнула.
Он опять сощурился с очень подозрительным видом, хотел отвернуться, но тут уж я схватила его за плечо, не позволяя. Всем своим видом изобразила вопрос.
– Люди не знают языков орков, – пояснил Халмир.
Я удивилась. Многие из людей в караване могли разговаривать с орками, я это видела и слышала – они говорили не только на человеческом, но и на орчьем. Махнула рукой в сторону наших спутников и вопросительно задрала брови.
Халмир устало вздохнул, а потом пояснил:
– У орков много отдельных племен и много языков. У каждого племени язык свой, а все языки всех племен выучить человеку невозможно. Но есть также общеорчий, он куда проще. Это смесь языков разных племен, да еще и с халифатским вперемешку – суржик. Его используют для торговли с людьми, его знают торговцы. Но между собой орки говорят на языке своего племени, чтобы их никто не понимал. Я даже не знаю, из какого именно племени наши похитители.
Я озадачилась. То есть получается я теперь понимаю множество языков. Понимаю, да, но не говорю на них.
– Халмир, – окликнула я его и показала на рот.
– Хочешь, чтобы я помог тебе научиться говорить? – догадался он.
Я радостно закивала.
– Ох, и дурочка, – поморщился он, словно я сморозила, что земля плоская. – Из какой только дыры ты вывалилась, чудо-чудное, диво дивное… не нужно тебе говорить!
Я глянула на него возмущенно. То есть это как «не нужно»?! Это что, он так за свое место при мне переживает? Эгоист проклятый! Я злобно сощурилась и скрестила руки на груди, выпрямляясь в седле.
Но Халмир дотянулся до меня, притянул к себе ближе и зашептал быстро-быстро мне на ухо:
– Тебе не нужно говорить на нашем языке, дура! В немоте твое спасение. И никому, слышишь, никому не показывай, что понимаешь чужую речь!
Я посмотрела на него удивленно, явно показывая, что мне нужны объяснения. Так просто на веру его слова я принимать не собиралась.
– Ты знаешь, как работают рабские ошейники? – спросил Халмир.
Я отрицательно покачала головой. Конечно, нет, я о таком прежде и не слышала.
– Они основаны на магии земли, потому влияют только на физическое тело. Ошейник не может внушить тебе мысли или чувства по желанию хозяина. Владелец может отдать любой приказ, если он не нарушает контракта – а поверь, твой контракт я видел, там нет никаких ограничений, которые бы тебя защитили от хозяйского произвола. Прикажет хозяин тебе крылья вырвать – и ты сама пойдешь вырывать, поняла?!
Я шокировано уставилась на него. Разве такое возможно?!
– Раб может сопротивляться приказам хозяина, но тогда его будет преследовать боль, очень сильная боль. Это одна из самых мучительных пыток – приказать рабу то, что он не может сделать физически. Он не сможет есть, не сможет спать, не сможет ничего. Единственный выход – притвориться, что ты делаешь что-то, чтобы достичь цели. Однажды мне приказали достать луну с неба. Я не чувствовал боли, только пока мог прыгать на месте. Это страшное наказание, поверь мне, Ксания.
Я сглотнула. Но, кажется, мой ошейник работал как-то совсем иначе! Я даже растерянно коснулась золотого колье рукой.
– Некоторые безумцы приказывали своим рабыням полюбить их, и те умирали в муках, не в силах сделать этого. Невозможно внушить себе какие-то чувства, можно только делать то, что приказано. Но это если ты понимаешь приказы своего хозяина. Если же нет, то смысл приказывать тебе что-то сложное – ты не поймешь, и только измучаешься. А портить такой товар никто не хочет, поэтому тебе ничего и не приказывали прежде, – он с улыбкой похлопал меня по плечу. Я удивилась – приказывали ведь! То встать, то сесть, то не выходить из палатки! – самые простые приказы ошейник может заставить выполнить даже ничего не понимающего раба-иностранца или глухонемого. То, что не требует сложных действий, инициативы, творчества, когда хозяин видит и контролирует процесс: сидеть, стоять, не покидать. Это простые вещи, минимальные ограничения. В остальном же ты была свободна, девочка. Твоя немота и глухота – твое спасение. Не пытайся выучить местный язык и никому не показывай, что знаешь его, пока не поймешь, что в безопасности. Мой тебе совет, – и он сунул мне в рот очередной орешек, погладил по голове, как ребенка, а потом отвернулся. Я увидела мрачного орка с колечком на клыке, который проехал мимо, проводив нас подозрительным взглядом.
/\/\/\
На привале я постаралась выглядеть еще тупее, чем на самом деле: взмахивала руками и бормотала что-то невнятное, пугая людей и настораживая орков. Халмир сажал меня рядом, гладил по головке и выдавал сладости. И начинал рассказывать какие-то очередные сказки. Людям он пояснял, что чужая речь меня успокаивает.
– Это как с норовистой лошадью – неважно, что говоришь, главное хоть что-то, чтобы она речь человеческую слышала, чтобы интонация была успокаивающая, – пояснял он пленным купцам, и те кивали со знанием дела.
Как я в этот момент их всех ненавидела! Но приходилось затыкать свое эго, все же рассказы Халмира про мучения от неисполнения приказа меня очень испугали. Лучше уж пусть за дуру держат, чем мучают. А там, глядишь, удастся выгодно пристроиться и «поумнеть».
В воображении я рисовала себе прекрасного молодого халифа или хотя бы какого дворянина, которому добрый папаша купит меня-диковинку. И он влюбится в меня с первого взгляда, а я сперва не смогу ему доверять, а потом все же покажу, что понимаю его речь. Он избавит меня от ошейника, осыплет золотом, и мы поженимся. А потом я рожу ему сыночка или дочку, а, может, и обоих. Правда, крылья в мечты не очень вписывались, но, думаю, и им найдется применение.
Пока в сказках, что рассказывал Халмир, не было ни слова про крылатых людей. Уверена, если бы он знал что-то такое, рассказал бы… а, может, и нет, наоборот, попытался бы скрыть. Черт, как же неудобно иметь дело с таким скрытным и ненадежным человеком! Еще и не поговоришь нормально, чтобы выведать у него все.
– Есть в Халифате место, где всякий раб мечтает оказаться, – рассказывал Халмир мне очередную сказку на ночь. Да и остальные пленники тоже прислушивались. – Посреди пустыни, что когда-то звалась Мертвой, однажды по воли великой волшебницы появилось озеро, прозванное Солнцем. Вокруг него выросли дивные растения, поселились там свободные люди. Строга колдунья со своими подданными, требует она, чтобы у мужа, как бы богат он ни был, была лишь одна жена и никаких наложниц. А рабство там запрещено, всякий раб, что окажется на их землях, будет освобожден. И, ежели в оазис заедет владелец раба, оставив того за границей плодородных земель, контракт рабский также будет разорван.
Я думала, что сейчас все посмеются, но неожиданно заговорили серьезно:
– Да брехня это все, – сказал один из пленников. – Мой кузен ездил в оазис ОванХор, и рабы все при нем остались.
– Так он в оазис-то не въезжал, остался в гостинице. А торговали его слуги – очень уж он на них после ругался, – заспорил другой.
– Да много ты знаешь про моего кузена!
– Его слуга – мой родственник, а ты прямо много знаешь! – заспорили они между собой.
Мне только и оставалось удивленно хлопать глазами. Я-то думала, это сказка.
На следующее утро мы почему-то никуда не поехали, так и остались на месте, где был организован привал. Все это время мы с орками двигались на север примерно вдоль реки, но не совсем по берегу, а держались так, чтобы с воды было незаметно. Вот и сегодня стояли за песчаным холмом, скрываясь от человеческих лодок, что изредка проходили по реке. А потом я увидела, как на руку главного орка приземлилась здоровенная птица с желтым оперением.
– Племя Золотых Соколов, теперь все понятно, – выдохнул Халмир, наблюдающий за этой сценой. – Я все думал, как он сумел подать знак своим, чтобы наш караван перехватили, а он птицу послал. Только представители этого племени могут управлять не только зверями, но и некоторыми птицами. Ох, и дураком же был наш прежний хозяин! С этим племенем связываться себе дороже. Лучше бы он ему за работу заплатил.
Орк тем временем будто бы прислушивался какое-то время к птице, а потом прорычал на орчьем новость своим воинам:
– Шаман скоро будет здесь, его отряд уже переправился через реку.
Я напряглась. Вспомнились слова этого орка, когда он поймал меня на поле боя, что я должна понравиться их шаману.
Глава 11
Группа орков вынырнула из-за бархана через несколько часов. Мне будто что-то подсказало, куда смотреть, и я стала первым свидетелем эпичного появления. Впереди на белоснежном верблюде ехал низкорослый толстый зеленый орк, напоминающий разукрашенную татуировками жабу. На лысом черепе торчал куцый хвост черных волос с вплетенными в него перьями птиц, на лице переплетались линии геометрических рисунков, притягивая взгляд и не позволяя зафиксировать его выражение. Я как-то сразу поняла, что это и есть Шаман. Его окружали еще восьмеро орков, как мне показалось, куда менее матерых, чем те, что захватили караван: они были как-то помельче ростом, менее накаченные, в более скромной одежде, без такого обилия татуировок, фенечек, кулончиков и других украшений, как у наших пленителей.
Однако, когда шаман верхом приблизился ко главе отряда, тот вежливо поклонился и прорычал на орчьем слова приветствия, а потом сообщил, что великого колдуна ждут богатые дары.
– Вождь будет недоволен, – цыкнул шаман, но все же улыбнулся, и его белый верблюд лег на песок, чтобы всаднику удобнее было спуститься.
– Тот человек нанес мне оскорбление, – выпрямившись, недовольно прорычал глава отряда.
– Я не оспариваю твое право на месть, СакрКруш, но тебе следовало тихо прирезать его ночью, а не устраивать показательное выступление, привлекая своих побратимов. Люди могут развязать войну и отправить на наши земли своих огненных магов. Против них не выстоят никакие звери, которыми мы сможем повелевать.
– Людской вождь умер, а люди режут друг друга за его посох. Некому отправлять магов, – отмахнулся орк. – А тот торговец опозорил меня перед своими людьми, поэтому они тоже виновны.
– Ты не прав. Людской вождь умер, но у него остался наследник, чья магическая мощь не знает равных. Он воздвиг новую столицу в сердце пустыни и ждет своего часа. Если орки будут вести себя слишком агрессивно, люди объединятся против нас под рукой нового вождя, и тогда нам несдобровать.
– Людской вождь слаб, если не может уже сейчас взять свое племя под контроль!
Шаман снисходительно рассмеялся:
– Людские земли – не маленькое племя, в людской вождь должен управлять многими тысячами тысяч, а не десятками сотен. Я скажу вождю, чтобы не отпускал тебя больше на человечьи земли, раз ты ничего не смыслишь в том, что здесь происходит.
Лицо СакрКруша потемнело до цвета хвои старой елки, что, очевидно, означало у них то же, что краснота лица у людей. Он со злостью сжал кулаки, но вот возразить своему шаману не посмел, лишь склонил голову резким движением и отошел прочь, когда тот небрежно взмахнул рукой.
– Ты не понимаешь, что они говорят, не забывай об этом, – злобно прошипел мне на ухо Халмир, и я поспешила отвернуться, впрочем, продолжая прислушиваться.
– Кого вы избрали? – тем временем спросил шаман.
Пленившие нас орки забегали и начали разделять караванщиков на группы по одному им понятному принципу. В итоге вышло, что в сторону были оттащены в основном те, кто составлял охрану каравана и лишь некоторые торговцы. Многие из них пострадали во время сражения, некоторые так и не оправились. Один из мужчин так и не пришел в себя, его било в лихорадке все дни пути. Капельницы ему ставить было некому, его только поили разбавленной водой и перетертой похлебкой, которую ели остальные, а иногда один из орков что-то колдовал над ним. Так как ухода нормального не было, воняло от него соответствующе. Еще несколько человек были в чуть лучшем состоянии – хотя бы в сознании, но очень слабы. У других дела обстояли получше. Но шаман все равно строго осмотрел всех и забраковал почти всех больных:
– Нам нужны только сильные воины.
– Они сильны! – возразил один из орков. – Они отважные и умелые.
Шаман смерил его таким взглядом, будто тот сморозил несусветную глупость, но соизволил пояснить:
– Сила человека куда меньше силы орка. Мы примем лишь тех, кто может перебороть не только воина, но и болезнь. Зачем он нужен, чтобы племя скорбело о нем?
Орк потупился и, отрицательно помотав головой, ушел.
После Шаман начал творить какое-то странное действо. Он взял котелок, насыпал в него какой-то грязи, песка, золы, воды, все перемешал, напевая странный мотив без слов. Смысла в тексте его песни я не чувствовала, но благодаря этому мотиву грязь в котелке будто забурлила без огня, а потом начала шевелиться, будто выпуская щупальцы. Я едва не приподнялась повыше, чтобы разглядеть, но Халмир дернул меня вниз и придавил на удивление сильной для такого сухенького старика рукой. Впрочем, кажется, на мои метания никто не обратил внимания – все люди и орки были поглощены ритуалом.
Затем Шаман кивнул на первого из пленных. Человек испуганно забился и попытался сопротивляться, но двое орков схватили его с двух сторон и подтащили к колдуну. Легко, будто бумагу, они разорвали его рубаху, обнажая плечо. Неожиданно шаман выхватил откуда-то странный кривой клинок, лезвие его зависло буквально в миллиметре от глаза пленника.
– Ты хочешь жить, человек? – с акцентом спросил оркский шаман на языке караванщиков.
/\/\/\
– Ты хочешь жить, человек? – с акцентом спросил оркский шаман на языке караванщиков, держа нож в миллиметре от глаза пленника.
– Да, – выдохнул тот еле слышно.
– Твои глаза словно два камня агата, они прекрасно подойдут для моих зелий. Ты хочешь этого, человек?
– Нет, пожалуйста! – взмолился несчастный.
– Ты согласен быть живым и с обоими глазами, но подчиняться мне?
– Ты хочешь сделать меня рабом?! – ахнул человек.
– Нет, ты будешь свободен. Свободен как птица. Ты согласен? – он убрал нож от лица своей жертвы. Тот кивнул, но шамана это не устроило. – Говори! – велел он.
– Да… да, я согласен!
Резкое движение клинка, и нож срезает кожу на плече несчастного. Тот кричит от боли, а шаман со спокойным выражением окунает руку в черную грязь, намешанную в котелке, и шлепает ее прямо на рану:
– Будь свободен, как Золотой Сокол! Лишь солнце укажет тебе путь, брат!
Человек замолк, и сперва я подумала, что потерял сознание, но потом увидела, что нет. Он был ошарашен и будто перестал понимать, что вокруг происходит. Орки оттащили его в сторону и бросили на песок. Мужчину пошатывало, и он удивленно держался за свое плечо. Через какое-то время он оторвал окончательно свой и без того разодранный рукав и оттер черную грязь вперемешку с кровью с плеча. Раны там не было, только на коже так и остался не исчезающий черный рисунок в виде сидящей боком птицы с крючковатым клювом.
Через этот же ритуал провели и остальных избранных, никто из них не посмел отказать страшному шаману. Один попытался молчать, но ему в ногу всадили нож, заставив отвечать. Если рана на плече заживала немедленно после окончания ритуала, то ногу несчастному лечил, посмеиваясь, один из орков.
Когда последний из избранных получил свою татуировку, стало понятно, что теперь пришла наша очередь. Люди занервничали, а я растерянно смотрела на избранных. Орки сняли с их рук веревки, и это почему-то привлекло мое внимание. Они действительно стали свободны? Что это за странная игра?
Тем временем Шаман что-то спросил у окружающих орков, я не успела сконцентрироваться, чтобы понять, в чем суть, но они начали ругаться.
– Присмотрите за пленными, – велел Шаман, поднимаясь на ноги. И я с удивлением поняла, что он обращался к освобожденным людям.
Орки разбежались по лагерю, что-то разыскивая, Шаман на них прикрикивал, костеря за тупость и разгильдяйство. Освобожденные приблизились к нам, растерянно переглядываясь. Почему-то они, хоть и не были связаны, не пытались бежать, не бросались к бывшим друзьям, чтобы освободить из веревок. Просто стояли истуканами, будто слегка не в себе.
– Ну, уж нет, не позволю сделать из меня раба, – неожиданно пробормотал один из воинов, отбракованных из-за того, что его раны не слишком хорошо заживали. Он резким движением сорвал со своих запястий веревку, которую перетирал обо все подворачивающиеся на дороге острые камни все эти дни, кое-как, пошатываясь, поднялся на ноги и рванул в сторону реки.
– Что ты задумал? – шепотом крикнул ему один из получивших татуировку.
– Пусть лучше меня сожрут крокодилы при попытке побега, но дольше я здесь не останусь.
Остальные люди тоже заволновались-заворочались, не решаясь ни побежать следом, ни остаться на месте. Я замерла, не зная, что делать. Перспектива встретиться лицом к лицу с крокодилами не вдохновляла от слова совсем. Но все же еще пара человек попытались последовать за первым.
Вдруг откуда-то из кустов выскочил молодой орк из тех, что приехали с Шаманом. Он принялся ругаться на орчьем, выхватил саблю, но первый беглец быстро его обезоружил и оттолкнул.
– За мной! – прокричал он, вскинув саблю вверх.
Еще несколько человек из оставшихся приободрились и рванули следом… но шум привлек внимание остальных орков.
– Не сдавайтесь, смерть в бою лучше рабства! – вскричал главный беглец, словно поднимая остальных на бой… но тут ему в голову прилетел метко брошенный Шаманом камень, и он упал ничком в песок.
Все произошло так быстро, что я ничего не успела сообразить. Остальных беглецов быстро скрутили и усадили на место, угостив парой ударов для острастки.
– Вам велели сторожить пленных, бездари! – рыкнул, подойдя, Шаман. И неожиданно те, кто получил татуировки, согнулись от его слов, словно в приступе боли. Шаман просто ругался на них, а они корчились, будто избивал. – Следите за пленными! Если хоть один уйдет, вам не поздоровится, – велел он напоследок. И теперь уже получившие татуировки с уважением склонили перед ним головы. Потом колдун подошел к бессознательному телу первого беглеца.
– Сильный воин, храбрый, – заметил один из орков. – Хорошее приобретение для племени. Как он обезоружил Кхархура!.. – он прицокнул с уважением.
– Слишком непокорный, – поморщился Шаман.
– Как и должно члену племени Золотых Соколов!
– Нет, слишком непокорный. У меня нет времени ломать его волю, и так уже с тем огненным намучились, – отмахнулся Шаман, и его огромные лапы потянулись к человеческому горлу.
Я почему-то сразу поняла, что дальше будет. Перед моими глазами промелькнула картинка того, как здоровые зеленые руки обхватывают голову жертвы и резко дергают назад и вбок, с противным хрустом ломая позвоночник…
– Нет! – вскрикнула испуганно, и только потом поняла, что это мне лишь показалось, что этого не случилось, лишь привиделось.
– Глупости творит зверюшка безмозглая, добрый господин. Не слушайте ее бессмысленные бредни, добрый хозяин. Испугалась диковинка, вот и кричит, она часто кричит без всякого смысла! – забормотал-залебезил он, пытаясь меня прикрыть.
Халмир резко прижал меня к себе, заставляя уткнуться лицом ему в плечо и замолкнуть.
