Михаил Константинович Зарубин
Долгая дорога к маме
Какие эпитеты Платонову можно дать, как тренеру?
Бывает тренеры до мозга костей, бывают от Бога. У Платонова печать божественного дара. Я уже говорил об этом, но что поделаешь, если это дар во всем и в человеческих качествах и профессиональных.
Мне интересно было наблюдать за работой Вячеслава Алексеевича. Ругался он редко, да и то как-то не всерьез, зубами не скрежетал, ногами не топал. Что-то подсказывал во время игры непосредственно игроку, находящемуся на площадке, иногда говорил несколько слов, выходящему на замену. Мы не видели всей глубины, которая начиналась на тренировках, мы видели итог.
Я как-то спросил у Вячеслава Алексеевича:
– Кто такой тренер? Как это можно сформулировать?
Он долго думал, потом, подбирая слова, ответил:
– Знаешь, каждый находит свое определение этой трудной профессии. Мы часто слышим: тренер должен быть психологом; у тренера должен быть свой почерк; тренер всегда диктатор; и так далее, и тому подобное. На самом деле все это правильно и вместе с тем не точно. Знаешь, кто такой тренер? Тренер – это тот, кто нужен в данный момент. Он не может быть всегда одним и тем же по очень простой причине: эта профессия из тех, что подразумевает управление ситуацией. Всей сразу. С множеством составляющих. А количество таких ситуаций бесконечно. Так вот тренер должен быть психологом – когда это нужно, нянькой – когда требуется, должен быть строгим, а иногда мягким, должен быть тактиком, но порой засовывать эту тактику подальше, потому что бывают случаи, когда чертить на доске – только мел тупить.
Чем к большему количеству ситуаций тренер может подобрать ключи, тем выше его квалификация.
Главное, что я запомнил с тех пор, тренер – это профессия, такая же как металлург, строитель, правда, не в каждой из них человек добивается высот. Не все ведь люди добиваются сверхмастерства, практически в большинстве своем, осваивая профессию, многие оказываются где-то посередине. Единицы лидеры. Платонов из них.
Его тренерское мастерство многогранно он тренер-тактик, подразумевая под этим тренера, который много внимания уделяет конкретному построению в конкретном матче. В его карьере, которая благо что прошла почти вся на виду, мы найдем немало остроумных тактических решений. Но при этом он был совершенно лишен свойственного тренерам условного амплуа догматизма. Часто у тренеров-тактиков идея все-таки превалирует над личностями игроков, схема довлеет, а с Платоновым я не помню случаев, чтобы он во имя схемы оставлял сильного и готового играть игрока на лавке.
Чего не отнять у него и что подходит ему стопроцентно – так это определение «психолог». Хотя на самом деле классный тренер не может им не быть. Это синоним понятия «большой тренер». А Платонов – лучший в мире.
Он не прагматик и не романтик в чистом виде, кто бы об этом ни говорил. При тренерской работе категория «романтик», как мне кажется, вещь выдуманная. О везении Вячеслава Платонова рассуждать тоже бессмысленно. То, что ему соответствует – лежит на поверхности, а что нет – сейчас уже и не помнится. Но всякий, кто посмотрит на его карьеру, убедится, что отнюдь не всегда ему везло. Я бы назвал его идеальным тренером, который в любой ситуации найдет выход. Он видел ситуацию в максимальной полноте и понимал, что нужно делать во-первых, во-вторых и в-третьих.
Когда он это делал, многие кричали: «Боже, да это же легко и очевидно!» Конечно, как мы не догадались – сквозь зубы цедили «порядочные люди». «Мы и сами так можем», – скандировали завистники. Но вот он ушел, некому повторить даже маленькую толику того, что он сделал.
Однажды мне удалось уговорить Вячеслава Алексеевича быть рядом с ним на скамейке во время игры. Я хотел ощутить дыхание игры и вместе с этим поведение тренера и игроков. Издалека, с трибун, как не присматривайся, на мой взгляд, что-то упускаешь. Мне очень хотелось, я его долго уговаривал, не без некоторых колебаний Платонов согласился:
– Константиныч, делаю это в первый раз, ну или почти в первый раз, – поправился он, увидев мое удивленное лицо. – Почему? Это мой электрический стул, мое испытание. Другим здесь нет места.
Игра проходила в Спортивно-концертном комплексе «Петербургский». Несколько слов об уникальном здании.
Застроить это место мечтали с пятидесятых годов двадцатого века. Уже были проработаны эскизы высокой доминаты типа сталинской высотки, но смерть Сталина навсегда сделали эти планы невыполнимыми. А после того, как было принято решение провести Олимпиаду в Советском Союзе, и речь шла о спортивных сооружениях, то другого места для комплекса и не искали.
Проект здания разработали советские специалисты – представители ЛенЗНИИЭПА во главе с архитекторами Н. В. Барановым, И. М. Чайко и главным специалистом по конструкциям О. А. Курбатовым, а выполнил строительство трест № 16 Главленинградстроя под руководством главного инженера А. В. Яхонтова. Здание было построено из отечественных материалов. Строительство закончили в конце 1979 года и открыли 19 мая 1980 года перед Олимпиадой.
Как и ожидалось, новый Спортивно-концертный комплекс, которому по традиции дали имя вождя мирового пролетариата, стал крупнейшим спортивным комплексом Ленинграда. В нем проводились крупнейшие спортивные соревнования по различным видам спорта. Именно в комплексе в 1984 году прошёл матч, ставший знаковым для Ленинграда: ленинградский «Зенит» обыграл харьковский «Металлист» со счётом 4:1, тем самым впервые став чемпионом СССР по футболу.
В постсоветский период СКК им. Ленина переименовали в СКК «Петербургский» (или Петербургский СКК), таким образом отпраздновав возвращение Петербургу исторического имени. Однако вместе с именем из СКК ушёл и спорт. В первые годы после советской власти в СКК ещё проводились крупные соревнования, такие как Игры доброй воли 1994, однако всё больше места уделялось концертам и различным шоу. В 1998 году здесь прошёл финал Серии Гран-при по фигурному катанию. Кроме того, каждый год здесь проводится теннисный турнир St. Petersburg Open. Но уже тогда же правое крыло заняла «Ярмарка в СКК». А в 2000 году из комплекса ушли почти все крупные спортивные турниры – на смену ему пришёл Ледовый дворец.
СКК находится в центре большого луга и представляет из себя цилиндрообразное здание в стиле неоконструктивизма. Центральный вход обращен к Парку Победы, от него идёт выложенная асфальтом дорожка, являющаяся своеобразным продолжением Аллеи Героев.
Вместимость зала 25 тысяч зрителей. Высота основной части сорок метров, диаметр – сто шестьдесят метров. Да простит меня читатель, как строитель я не могу промолчать и не отметить достоинства этого уникального сооружения.
Играли в тот вечер с волейбольным клубом ЦСКА, сильнейшем клубом России. Это сегодня о нем не слышно и на экранах не видно. В былые годы лучшие волейболисты отечественных клубов почитали за честь играть под знаменами Вооруженных сил. Выступление за ЦСКА – это был своего рода «высший пилотаж» спортсмена-волейболиста, открывающий прямую дорогу в национальную сборную. Мы сегодня радуемся за «Зенит» – он обладатель Кубка обладателей кубка Европы, а ЦСКА – тринадцатикратный обладатель Кубка Европейский чемпионов и трехкратный обладатель Суперкубка Европы и еще имел массу регалий. Дай бог, может все вернется на круги своя.
Главным тренером волейбольного ЦСКА был в это время Олег Алексеевич Молибога, благодаря Платонову мы были знакомы. Человек – гордость нашего волейбола. Игрок сборной Советского союза в пору ее наивысшего подъема под руководством Вячеслава Алексеевича. Его достижения как спортсмена недосягаемы: Олимпийский чемпион, серебряный призер Олимпийских игр, двукратный чемпион мира, двукратный обладатель Кубка мира, четырехкратный чемпион Европы, чемпион Европы молодежных команд, семикратный чемпион СССР, бронзовый призер чемпионата СССР, победитель Спартакиады народов СССР, серебряный призер Спартакиады народов СССР, победитель Кубка СССР, трехкратный обладатель Кубка европейских чемпионов.
И на тренерской работе достижений предостаточно. А в трудные девяностые он вместе с Платоновым тянул лямку второго тренера Сборной страны.
Совсем недавно, уже подготавливая эти записки к печати, смотрел игру сборной России по волейболу, которая боролась за трофей в Мировой лиге. Увидел хороший волейбол, отличные ребята были собраны под знамена сборной России, не хватало мастерства с бразильцами, но была огромная жажда к победе. К радости всех российских болельщиков и моей также команда победила. И часто на экране мелькало для меня знакомое лицо, немного постаревшее. Господи, неужели? Показали крупным планом. Да, это Молибога – помощник нынешнего старшего тренера российской команды. Молодец Олег Алексеевич. Жив, курилка. Я был рад этой встрече, хотя и виртуальной.
И снова я вспомнил, как началась игра. Я сидел с краю, недалеко от Платонова, наблюдал за ним, посматривал на трибуны, народу немного, может, тысяча человек, может, две, несколько болельщиков бьют по барабанам, детские пищащие трубочки, десятка два парней после каждого удара кричат, работает одна телекамера. Все как обычно. Особого ажиотажа нет.
Это не Аргентина, о которой рассказывал Вячеслав Алексеевич, когда крики беснующихся аргентинских болельщиков были сравнимы с грохотом Ниагары, с ревом реактивного двигателя и наэлектризованной ярости ансамбля поп-музыки вместе взятых.
Наши играли хорошо, выигрывали, но Платонов практически не вмешивался в игру, сидел тихо, несколько раз что-то сказал Жене Сивкову – второму тренеру. Я хоть и был рядом, ничего не слышал. В тайм-аутах о чем-то попросил Сашу Богомолова, Семена Полтавского и Олега Согрина, негромко, мне так и не удалось ничего подслушать. После игры я спросил его:
– Почему вы так вели себя, как будто игра была вам безразлична? Я же видел с трибуны, как на матчах с другими командами, да, я согласен, с некоторыми, вы не садились на лавку, постоянно в технической зоне, что-то подсказывали игрокам, брали тайм-ауты, порой кричали так, что болельщики удивлялись. Он улыбнулся:
– Значит именно в этой игре так было нужно. Когда-нибудь я объясню тебе все эти хитрости. Найдем время, этого на ходу не расскажешь.
Время на беседу так и не нашлось. Я позабыл об этом вопросе, заданному мной Платонову, но он нет. Я получил ответ на свой вопрос, прочитав его книгу «Моя профессия – игра», вышедшую после его смерти. Привожу ответ полностью, думаю, что он будет интересен читателям.
«Ведение игры – само по себе большое искусство. Многое здесь делается по наитию, интуитивно, но опыт выработал и рациональные приемы ведения игры, которых стоит придерживаться.
Если команда играет хорошо – не мешайте ей своими заменами. Теоретически верная замена хорошо играющей команде только вредит. Первая заповедь – «не навреди». Это относится как к тренеру, так и к выходящему на замену игроку. Если у команды не заладилось, вступайте в игры вы, тренер, своими заменами и тайм-аутами начинайте свои тренерские игры. Но прежде, чем к ним приступать, проанализируйте причины плохой игры, прикиньте, смогут ли эти замены изменить ее ход. Может быть, они еще больше развалят ее. Может быть, лучше команде «отстояться», прийти в себя. Возможно, надо найти сильно действующие слова, средства психологического воздействия. Замена не должна быть лотереей, она (замена) всегда должна иметь идею, реальную, конкретную идею. Если же замена «не пошла», моментально откажитесь от нее и верните на площадку замененных игроков, не упорствуйте, не упрямьтесь. Теоретически вы сто раз правы, но в данный момент нет победителей, есть только проигравшие. У игры свои непредсказуемые течения и законы. Продумайте до матча возможные варианты замен, причем самые фантастические. При дефиците времени в ходе поединка, его страшной психологической напряженности эти предигровые мысли – идеи могут вас внезапно и очень вовремя «озарить» и оказаться единственно верными в данной ситуации.
Самое правильное решение, принятое во время матча чуть раньше или чуть позже нужного момента, становится ошибочным. Тренер играющей команды, как шахматист в цейтноте, должен принимать молниеносное решение.
Обязательно нужно готовить замену. Позовите к себе волейболиста, объясните идею замены, успокойте его, посмотрите ему в глаза – они о многом вам скажут. Поставьте ему конкретные задачи, с акцентом на наиболее важное в данный момент для команды. Если вы предупреждали спортсмена о замене, но не сделали ее по каким-то причинам, объясните ему, почему так поступили.
Мне посчастливилось тренироваться у наставников, каждого из которых считали седьмым игроком по площадке. Четко руководя командой во время матча, они часто спасали нас от поражений, помогали в трудные минуты, находя нестандартные ходы – можно сказать, они играли вместе с нами, и иногда они выигрывали игры, а не мы. Это высший класс тренера.
Готовясь к игре, обязательно учитывайте личность своего коллеги – противника. Наблюдайте за ним, составьте его психологический портрет, узнавайте его творческое кредо. Как спортсмен перед поединком анализирует действия своего оппонента, так и вы, тренер, должны делать это тщательно. Начинайте личную подготовку к игре, как можно раньше – на пресс-конференциях, в интервью, при личных встречах, через друзей и врагов. Хвалите, ругайте, не замечайте, избегайте контактов или наоборот, общайтесь с тренером команды противника, но постарайтесь заставить его нервничать или, наоборот, успокоить, расслабить, сделать злым или добродушным. Все это также должно входить в тренерские подготовительные игры перед матчем. Конечно, не они главное в подготовке, скорее это мелочи, имеющие второстепенное значение, но сегодня тренироваться хорошо могут многие, а побеждает тот, кто учитывает все детали и умеет положить их в банк победы вовремя и под хорошие проценты.
…Велико напряжение – нервное, душевное, психическое, испытываемое людьми нашей профессии. Не жизнь, а сплошной стресс. Надо помнить об этом и готовить себя к этому. Вспоминаю одного своего коллегу. Мы тренировали разные по классу команды. Я – одну из ведущих команд высшей лиги, ленинградский «Автомобилист», он – клуб, занимавший обычно шестое – восьмое место в чемпионате.
Но выигрывали мы у них всегда тяжело, случалось, и проигрывали. Нам нельзя было терять очки, им – не страшно было нам проиграть, а если уж они у нас выигрывали, это воспринималось как сенсация. Обычно этот тренер держался на скамейке легко, непринужденно, раскованно. К тому же я был главным тренером сборной команды СССР, а он, как мне казалось, в какой-то мере примерял на себя мой «костюм». Что ж, плох тот солдат, кто не мечтает стать генералом. В общем, в соперничество команд привносились (вмешивались) личные амбиции тренеров. Но вот в один из сезонов его команда заиграла так, что стала претендовать на одно из призовых мест. Наша встреча, одна из последних в чемпионате, решала очень многое для команды моего коллеги. Под давлением сильного нервного стресса он наделал много ошибок в ведении игры (забыл, кого на кого менял, просил лишние тайм-ауты, за вторую неподготовленную замену получил карточку), и его команда с треском проиграла.
Умение выходить из стрессовых ситуаций надо в себе воспитывать, хотя чаще всего его воспитывает сама жизнь. Архиважно самокритично проанализировать свои действия игры, в спокойной ситуации, наедине с собой, а еще лучше – с другом-помощником. Ведь бывает, что тебя так захватит игра, столько отдашь ей нервов и души, что многие детали пройдут мимо твоего сознания, не отложатся в памяти. Иногда мне рассказывают, что я делал или говорил во время матча то-то и то-то, а не верю, не может быть! Для меня это были несущественные детали, я моим помощникам, оказывается, они запомнились как что-то смешное или драматичное.
Как вести себя тренеру во время игры? Сделать непроницаемое выражение лица, не снимать эту маску, пока не прозвучит финальный свисток судьи? Или не обращать внимание на то, как ты выглядишь со стороны, и реагировать на изменение ситуации, как это свойственно тебе в жизни? Склоняюсь ко второму варианту, но, разумеется, контролировать себя, свои эмоции надо жестче, чем на отдыхе, в дружеском кругу или даже на тренировке. Во время игры нельзя впадать в панику и растерянность, терять выдержку и самообладание. Надо всегда помнить, что игрокам на площадке тяжело и они ждут от вас помощи, а не ругани и критики, хотя и это, правда, крайне редко, помогает в отдельных эпизодах. Любите игроков во время матча, жалейте их, понимайте их проблемы, и тогда тон и содержание ваших разговоров будут на пользу игре. Жесткий тон возможен только когда нарушена тактическая и игровая дисциплина. Хочу дать один банальный совет: берегите нервы игроков и свои. В любом конфликте в ходе поединка будьте мудрее игрока, действуйте только в интересах команды, дела. Если игрок перевозбужден, вы должны быть хладнокровны. Перенесите основное разрешение возникшей в матче проблемы на послеигровое время. Первое быстрое решение иногда бывает верным, но не обязательно мудрым. Конкретные, деловые указания, как вести игру, команде и отдельным игрокам, высказанные в дружелюбном тоне, на мой взгляд, лучшая форма общения во время тайм-аутов между тренером и спортсменами».
Я часто вспоминаю ту скамейку, себя рядом с великим тренером, а понимаю только сейчас, какие бури были в этот момент внутри этого человека, сколько эмоций закрывало внешнее спокойное выражение лица с чуть безразличным взглядом и как это все действовало на команду, в итоге на ее победу.
Игра, работа с командой приносила Платонову кроме огромных забот, бед, разочарований и большое счастье.
Подбирая материалы к этим запискам, я нашел интервью Вячеслава Алексеевича, данное им после десятого чемпионата мира, который проходил в Буэнос-Айресе в спортивном дворце «Луна-парк». Удивительные слова, и в этом тоже Платонов.
«Вроде бы не пристало мне восхищаться своей командой. Кто же не знает, что тренеру по штату положено не успокаиваться на достигнутом, не удовлетворяться сделанным и т. п.? Поверьте мне – чаще всего нашим чемпионам, корифеям, заслуженным-перезаслуженным приходится выслушивать от их старшего тренера не комплименты, а критику, ибо предела для совершенствования нет.
Но бывают минуты, часы, целые игры, когда до малейшей зазубринки знакомая команда, вместе с которой падал и поднимался, заблуждался и прозревал, которую знал, казалось, до донышка, предстает перед тобой в сиянии и блеске, командой твоей мечты, пусть на семьдесят две минуты, но в яви, а не во сне, хоть в третьем часу ночи добропорядочным гражданам полагается смотреть сны…
Счастлив тренер, который видел однажды команду своей мечты, подготовил ее, и не подозревая до конца, на что она способна, воспламененная собственным вдохновением и трибунами…
Семьдесят две минуты длился матч, решивший судьбу чемпионского звания. Такого скоротечного финала не было еще на чемпионатах мира. Я затрудняюсь описать, как играли наши волейболисты, хотя был там, и все три партии до сих пор стоят у меня перед глазами.
Сказать – у нас получалось все, значит ничего не сказать. Один человек, когда он виртуозно владеет своим телом, – мим, акробат, жонглер, гимнаст – поражает воображение. А тут шестеро творят с мячом, взаимодействуя друг с другом, с противником, со зрителями, нечто абсолютно согласованное, ритмически завораживающее, подчиняющее душу, сердце: танец – не танец, музыку – не музыку, игру – не игру…
Пожалуй, все же игру, ибо игра – это и танец, и музыка, и тайна. Всегда недосказанность.
Надо быть просто железным, даже железобетонным, чтобы тебя не пробила, не достала, как говорит нынешняя молодежь, такая игра. Меня, тренера, каюсь, пробила, достала. Я любовался ребятами все семьдесят две минуты и, как мне сказали потом, аплодировал вместе со всем «Луна-парком». Да-да, они склонили-таки на свою сторону и трибуны! Их тороидная часть стушевалась, быстро уразумев, что варианта Рио-де-Жанейро здесь не предвидится, а инчадная публика, грозившая накануне буквально разорвать советскую сборную, с той же пылкостью принялась нас поддерживать.
Бразильский тренер, пытаясь спасти положение, делал лихорадочные замены, брал перерывы. Во время первого из них наши игроки, как водится, подошли ко мне за советами. Я сказал им: «Тренер нужен бразильцам, а не вам. У вас все получается! Дайте мне отдохнуть хоть раз в жизни…»
Вот так завершился чемпионат мира, перед которым у меня было как никогда тревожно на душе. Все, конечно, хорошо, что хорошо кончается, но и благополучные исходы нуждаются в неспешном анализе. И сейчас, выиграв вторично с этой командой звание мировых чемпионов, не могу сказать, что все у нас ладно.
Несколько лет назад в сборной было одиннадцать равноценных игроков. Это давало свободу маневра, позволяло равномерно распределять нагрузки, обостряло конкуренцию за место в стартовом составе. В Аргентине, несмотря на все предварительные эксперименты, выбор тренера был, по существу, ограничен восемью спортсменами. Но из них так и не достигли прежних высоких кондиций Дорохов и Селиванов. Значит, осталось шестеро. Причем, если уж быть откровенным до конца, в каждом матче (финал – исключение) у кого-то из этой проверенной шестерки были сбои, кто-то выпадал из ансамбля. Так что при свете дня выясняется, что мои опасения были небеспочвенными…
И все-таки мы победили. Победили по всем статьям! Специалисты признали нашу победу на десятом первенстве мира безоговорочной. Как же вяжется одно с другим – небеспочвенные опасения тренера и безоговорочная победа тренируемой им команды?
В общем-то вяжется. Во всяком случае, одно другому не противоречит. Тренер даже в минуту ликования – ну, понятно, не в самую минуту восторга, а чуть позже, на остывшую уже голову, – обязан думать о завтрашнем дне, должен жить будущим. Тренер, опьяненный победой своей команды, витающий в облаках радости, быстро опускается на землю и обнаруживает себя у разбитого корыта, еще вчера – не корыта, а клипера, мчащегося под всеми парусами.
Тренер обязан опережать игроков в осознании перспектив игры, команды, в понимании встающих проблем: это его профессиональный долг. Тренер должен жить с «заглядом» вперед и предвидеть возникновение тайфуна задолго до того, как он наберет головоломную скорость.
Несмотря на все свои тревоги, я верил, что потенциал нашей сборной еще не исчерпан и она способна победить в Аргентине. Но о такой безоговорочной победе, признаться, не помышлял…»
В этих двух цитатах виден весь Платонов, специалист и человек с большой буквы…
Непогода в Пулково–2 не выпускала нас с Ниной из Праги. Мы изнывали от жары, солнце хоть и поздней осени, пекло так, что хотелось раздеться насколько позволял этикет. Но он много не позволял, поэтому и обливались потом. Сначала рейс отложили на один час, потом на два, затем вылет перенесли на шесть часов. Нет ничего хуже, чем слоняться по чужому аэропорту, хотя коротать время и в родном нелегко. Все они одинаковы, когда приходится ждать. Кажется, изучили все, рассмотрели все, купили что надо и не надо в магазинах «дюти фри», отсидели задние места, спину уже не разогнуть. В голове один вопрос: «Ну когда же? И что же это такое? Что мешает посадке в Питере, непогода»? Дождь для Питера – дело привычное. По мобильному телефону родные, ожидающие нас, говорят, что у нас там сильный ветер со снегом. Но неужели современному самолету это стало преградой? Покоя не дают мысли и огромное желание быть дома, увидеть свою комнату, принять ванну, сесть на диване и включить телевизор.
Ну слава богу, вот наконец нас пропускают в «отстойник», но там держат больше часа. Даже в Праге, в международном аэропорту в отстойнике на всех не хватает кресел, это даже не кресла, а просто лавки и один туалет на всех пассажиров, изнывающих от жары. Про условия для маленьких детей, пожилых людей, инвалидов, вообще говорить не приходится. Все устали до безумия.
Но вот пошли в рукав, даже не верится, однако сели в самолет, и он разбежался по полосе и взлетел. В полете все успокоились, кто-то вздремнул, кто-то читал газеты. Мы были не одиноки, из-за мерзкой погоды задержали десятки рейсов из других стран, и все они приземлялись на питерской земле с пятиминутными интервалами. Когда после всех передряг вошли в зал паспортного контроля, то «яблоку негде было упасть» от скопления людей.
Однако в подарок за все невзгоды судьба нам с Ниной подарила встречу с Платоновыми, которые прилетели из Берлина. После первых радостных возгласов и расспросов, откуда прилетели, что видели, Валентина Ивановна шепнула мне:
– Поздравь Славу, он лучший тренер двадцатого века. Вчера в берлинском «Гранд Гала» состоялась церемония награждения.
Как ни тихо она говорила, Вячеслав Алексеевич услышал ее слова:
– Валя, лучший тренер – Ясутака Мацудайра, а я в числе тех, кто отмечен специальными призами за вклад мирового волейбола в двадцатом веке.
Я стал поздравлять Платонова, он, немного стесняясь, волнуясь, говорил мне:
– Ну ладно, ладно, Константиныч, неудобно же, видишь, люди уже стали обращать внимание.
Я понял это по-своему и спросил напрямки:
– Ты что, обиделся, что лучшим тренером планеты по волейболу двадцатого века первым номером назвали японца Мацудайру, а тебя вторым?
– Ну что ты, быть в одной компании с Ясутака, великое счастье. Он – главный тренер той мужской сборной Японии, которая в 1972 году выиграла Олимпийские игры. На протяжении многих лет господин Мацудайра возглавлял японскую волейбольную ассоциацию, и Азиатскую волейбольную конфедерацию, занимал пост вице-президента Международной федерации волейбола (ФИВБ). Но, наверное, главная его заслуга перед мировым волейболом – это создание Мировой лиги, одного из самых престижных мужских волейбольных турниров. Вплоть до начала 90-х годов волейбол был популярен лишь в социалистических странах и в Японии. Мацудайра, бесконечно влюбленный в волейбол, очень хотел, чтобы этот замечательный вид спорта развивался во всем мире. А для этого нужен был крупный коммерческий турнир, за победу и участие в котором национальные сборные получали бы реальные деньги. Таким турниром и стала созданная Мировая лига. Господину Мацудайре удалось увлечь своим проектом солидных спонсоров, благо тому способствовала стабильная в то время экономическая ситуация Японии. Несмотря на то, что сам Ясутака Мацудайра удалился от дел, его детище продолжает жить и до сих пор оправдывает себя во всех отношениях. Волейбол с каждым годом приобретает все большую популярность в США и странах Западной Европы, в Азии и Латинской Америке. У Мировой лиги появляются все новые спонсоры, среди которых теперь много фирм, находящихся далеко от японских островов. К нашей стране и особенно к нашему городу господин Мацудайра питает особо теплые чувства, так как считает, что именно в Ленинграде, куда в 1961 году он приехал на стажировку, он постиг таинство тренерского мастерства и проникся идеей беззаветного служения волейболу. Именно в городе на Неве жил человек, которого он считал своим учителем – это заслуженный тренер Советского Союза, заслуженный мастер спорта, военный хирург, полковник медицинской службы Анатолий Николаевич Эйнгорн. Как написал когда-то известный петербургский писатель и журналист Алексей Самойлов: «Все мы (имеется в виду волейболисты) вышли из шинели Эйнгорна». Мацудайра один из них. По его словам всем своим достижениям в волейболе начиная с олимпийской победы в Мюнхене он обязан Эйнгорну.
Если говорить об олимпийском драгметалле, у него его больше, чем у меня: кроме золота, есть серебро, две бронзы, а у меня лишь одно золото Москвы-80. Кстати, я расскажу одну историю, и ты поймешь, кто такой Мацудайра. В 1980 году Московскую Олимпиаду вслед за Штатами бойкотировало и правительство Японии. Но федерация волейбола Японии сказала: «А мы поедем!» Президентом федерации был Мацудайра. Он так решил не из-за симпатий, например, ко мне. Просто он считал, что бойкот – это ошибка. Понимают такие вещи многие. Но немногие могут выступить наперекор своим правителям. История потом рассудила: Япония была не права, а Мацудайра – прав. Так что быть вторым за таким человеком – большая честь для меня.
– Вячеслав Алексеевич, я знаю, ты был против бойкота олимпийских игр в Лос-Анджелесе 1984 года.
– Был против, но у нас не Япония. Я высказался резко, для спортсменов потеря четырех лет невосполнимая потеря, да и для тренера тоже. А при командных видах спорта все это вдвойне. Меня одернули. Мои слова мне дорого стоили и, наверное, стоят до сих пор. Правда сейчас, конечно, нашлось тьма умных храбрецов, умеющих махать руками после драки, от которой они же в свое время благоразумно уклонились. Все, оказывается, тогда видели пагубность и ошибочность бойкота Олимпиады, но боялись КГБ и тяжелых последствий, вплоть до тюрьмы. Бог им судья. Грустно, повторить демарш Мацу-дайра в нашей стране было невозможно, но попасть в немилость к властям можно было мгновенно. С тех пор, оставаясь главным тренером команды, выигрывая чемпионаты мира, Европы, различных мировых турниров, при этом получая звания лучшего тренера Европы и мира, в родной державе власти на похвалу и награждения были скромны. Так уж, если деваться некуда, то награды на уровне запасных игроков. Все это в назидание другим, чтоб знали и помнили о величии власти.
В одном из журналов, уже во время перестройки меня назвали «волейбольным диссидентом» и связали все последующие мои злоключения с моей реакцией на решение о бойкоте Олимпиады.
Писать можно, что угодно, но диссидентом не был, я никогда не выступал против существующего режима и не боролся с ним. Ну не будем об этом, столько времени прошло, боль осталась. Но это моя боль.
Сейчас вроде новое время, полная демократизация общества, но уверен, что решение Международной федерации волейбола пройдет почти незамеченным.
– Да ладно, Вячеслав Алексеевич, все газеты протрубят о таком событии.
– Посмотрим.
Я был не прав, только две питерские газеты написали об этом, официальные власти хранили молчание. Я говорю с грустью: ну разве это событие: среди всех российских тренеров по игровым видам спорта названы двое – Вячеслав Алексеевич Платонов – тренер мужской команды и Гиви Ахвледиани – тренер женской команды – лучшими тренерами по волейболу в двадцатом веке. Эка невидаль. Если мне не изменяет память, по другим видам спорта и этого нет. Готовя записки, я перерыл тонну литературы, не нашел других имен, нет, не в волейболе, по всем видам спорта, исключая хоккей.
