Митчелл Уилсон
Брат мой, враг мой
3
Кен сосредоточенно трудился в гараже. Помещение окутывал едкий сизый дым, мотор ревел, как раненый зверь. Передок огромного грузовика с поднятым капотом напоминал разинутую пасть дракона. Сидевший в драконьей голове Кен убрал ногу с педали газа, и возмущенный рев стих сперва до ошеломленного фырканья, затем до неуверенного покашливания. Кен еще раз нажал на педаль, и дракон снова рассвирепел. Но для Кена, как для любого опытного ветеринара, этот величественный рык просто помогал поставить верный диагноз – впускной клапан барахлил, и последние десять минут он пытался заставить его работать как положено. Кен застыл на водительском месте, глядя прямо перед собой, – вся его поза выражала спокойное упорство. Светлые волосы растрепались и лезли в глаза. Кен резко встряхнул головой, откидывая их назад. Его молодое лицо сразу стало выглядеть открытым и даже одухотворенным. Сейчас он использовал почти все органы чувств. Он напрягал слух, пытаясь уловить пропущенный такт, нога сквозь толстую подошву ощущала малейшую задержку между нажатием на педаль и реакцией мотора, обоняние улавливало запах несгоревшего бензина, а по неравномерной вибрации грузовика он определял моменты, когда четырехтактный цикл сбивался на трехтактный. Через умелые руки Кена прошло множество движков. Теперь каждый мотор становился для него кем-то вроде близкого друга, обратившегося за помощью – и Кен помогал. Он видел их насквозь, словно заржавевшие блоки цилиндров были прозрачной оболочкой. Работать руками, все равно над чем – будь то двигатель грузовика или сложный научный прибор, – вот то, что он умел и любил. И потому инженерия для Кена означала в первую очередь физическое созидание. Пускай теоретики вроде Дэви разрабатывают новые принципы и научные доктрины – Кена волновало только то, что можно пощупать руками. Если это осязаемо – это имеет смысл. На работе он был счастлив. Здесь не возникало чувства соперничества, не требовалось доказывать в тысячный раз, что он самый быстрый, самый ловкий, самый сильный, – или выполнять каждое опрометчивое обещание, которое срывалось с его языка, прежде чем он успевал подумать.
Среди людей он легко становился заложником собственных слов и всякий раз, когда это случалось, испытывал невыносимые муки, хотя и не подавал виду. В такие моменты ему представлялось, что он бежит вверх по лестницам высокой башни, останавливаясь на каждой площадке, чтобы захлопнуть и запереть очередную дверь от своих преследователей, отрезая себе же обратный путь. Ему ничего не оставалось, кроме как продолжать бежать, а достигнув вершины – выскочить на балкон, бросить всему миру вызов и прыгнуть в пустоту, никогда не зная, приземлится он в стог сена или на груду валунов.
Однако за перенесенные муки всегда полагалась награда. Когда Кен наконец вынырнул на поверхность пруда, пробыв под водой дольше, чем любой другой мальчик, в глазах остальных он увидел восхищение, которое стало бальзамом для его мятущегося сердца. Всякий раз, схватив уверенной рукой бейсбольный мяч, он представлял себя своим кумиром – Кристи Мэтьюсоном из Национальной лиги. Кен чувствовал, что Дэви и остальные парни рассчитывают на него в надежде, что он совершит очередное чудо, и за эту поддержку и веру любил их всех до такой степени, что готов был умереть за них.
Играть в бейсбол удавалось нечасто, купаться тоже, поскольку для деревенских мальчишек всегда находилась работа, но Дэви непременно оставался рядом – Дэви был его командой. Кену требовалось знать, что брат прикрывает ему спину и подбадривает его: «Давай, Кен!» – выкрикивая напоминания обо всех предыдущих подвигах и своей искренней верой вдохновляя на новые.
Кен всегда оставался любимцем публики, но никогда особенно не задумывался, почему его любят, – он просто принимал это как должное. Впрочем, иногда ему становилось не по себе от чьих-либо излишне настойчивых попыток подружиться: будь то парень или флиртующая девушка. Люди ошибочно принимали его приветливость за нечто большее. Кен на самом деле не нуждался ни в ком, кроме Марго и Дэви. Все остальные были просто приятелями для развлечений, и он сам решал, когда развлечениям заканчиваться.
Когда он чувствовал, что его пытаются взять измором, то терялся и искал спасения в любимой работе, погружаясь в нее с головой, как в прохладную морскую пучину, где царил покой. Но вскоре ему делалось скучно, он бросал инструменты и опять выбирался на берег, промаргиваясь от воды, с улыбкой присматриваясь к парням и девушкам на пляже – в попытках определить, кто громче всех его звал. Поскольку тот, кто больше всех жаждал общения с ним, мог его заполучить – на какое-то время.
Теперь он всем телом ощутил почти неуловимое изменение в железном сердце машины и с облегчением выдохнул, когда четвертый цилиндр встроился в работу. Он уже собирался выключить зажигание, когда в гараж заехал Дэви. Младший брат всегда водил быстро, если был без пассажиров, и сейчас свернул с мостовой по крутой дуге, попав точно в открытые двери. Низкая малолитражка затормозила в нескольких футах от грузовика.
Не поворачивая головы, Кен спросил:
– Ну, какая она?
– Кто?
Кен взглянул на брата изучающе.
– Девчонка Уоллис.
– А-а, нормальная, – небрежно бросил Дэви.
Кен снова отвел взгляд, возвращаясь к работе.
– Хороша собой?
– Кен, она еще совсем ребенок. Слушай, тебе долго еще возиться? К вечеру закончишь?
– К вечеру, ха! Я уже закончил. – Кен выключил зажигание и ловко выпрыгнул из кабины. – Я починил «Бьюик», «Хадсон» Андерсона и вот этот «Мак».
– Да быть такого не может!
– Но я это сделал! – заверил Кен с гордой улыбкой. – Вообще-то, вечером я договорился встретиться с Элис.
– С Элис? Я думал, у тебя с ней все давно в прошлом. А как же завтрашний экзамен?
– А он тут при чем? Если наших знаний недостаточно, чтобы сдать его прямо сейчас, то до завтра мы все равно ничего нового не выучим. Ты же не собирался заниматься сегодня.
– Разумеется, собирался.
– Ты сказал, что будешь работать над тем приемником до половины одиннадцатого.
– Просто я думал, что до тех пор ты будешь копаться в моторах.
– Тогда какая разница? Я уйду от Элис пораньше и вернусь примерно в это же время. Мы успеем повторить все вопросы.
– Кого ты обманываешь? Господи, Кен, ты глупо рискуешь. Ты знаешь, что от этого экзамена зависит гораздо большее, чем просто диплом. И ты не нашел лучшего момента, чтобы идти на свидание?
– Время, может, и неподходящее, но я все равно не усижу дома. Я и так все утро протирал штаны в библиотеке. Кстати, откопал новый вывод теоремы Пойнтинга. А что касается Элис, так это ты виноват, что я с ней сегодня встречаюсь. Тебя не было, и мне пришлось самому подойти к телефону.
– Не сваливай это на меня. Каждый раз, когда ты бросаешь какую-нибудь девчонку, она звонит мне, чтобы попытаться тебя вернуть. Сам с ними разбирайся, у меня своих забот хватает. Позвони Элис и скажи, что занят.
– Нет, – заартачился Кен. – С чего вдруг? Из-за экзамена? Не волнуйся, все пройдет как по маслу. А у меня есть для тебя подарочек. Вот, стащил сегодня. – Он вытащил из кармана две серебристые колбы и вручил Дэви. – Лампы с экранирующей сеткой. Одна для работы, вторая для изучения. Милашки, правда? Я снимал с них характеристики сегодня днем.
Дэви опустил взгляд на блестящие вакуумные лампы, любуясь их совершенной формой и ощущая ладонью гладкую стеклянную поверхность.
– Черт с тобой, поступай как знаешь. Но учти, что сегодняшний вечер самый важный из всех…
Кен сжал его запястье – вроде бы в шутку, но за этим сквозило скрытое раздражение.
– Слушай меня, – произнес он, глядя Дэви в лицо. – Я твой старший брат?
– Ну и?
– И считается, что старший брат должен подавать пример?
– Если ты позвонишь своей…
– Старший брат должен подавать пример, – твердо сказал Кен. – А каковы были твои слова, перед тем как ты помчался встречать эту девчонку Уоллис?
– Я сказал…
– Ты сказал: «Вернусь через двадцать минут». Двадцать минут. Ты отсутствовал два часа.
– Но я…
– Два часа. Разве я начал нудеть, когда ты вернулся? Разве спросил, где тебя черти носили? Я хоть словом обмолвился о завтрашнем экзамене? Хоть намеком? Я проявил сдержанность, как и полагается приличным людям в таких делах. Все, что я спросил, – хорошенькая ли она. И как твой старший брат, подаю тебе в этом пример. А теперь иди и впредь относись так же к моим делам. И кстати – сегодня вечером я надену эти брюки, так что сними их и дай им какое-то время отвисеться. Все, катись отсюда.
– Да ну тебя к черту! – огрызнулся Дэви, но не смог сдержать улыбки.
4
Вся легкомысленная бравада брата по поводу экзамена перестала действовать на Дэви, стоило лишь Кену отъехать от гаража после ужина. Шум мотора затих вдалеке, и мандраж сразу вернулся. Дэви хотелось ругаться в голос, и его сдерживали исключительно братские чувства.
Марго сегодня трудилась допоздна и не явилась домой к ужину. Она ни за что не позволила бы Кену вот так сбежать. «Черт возьми, – думал Дэви, – она-то понимает, как важен этот экзамен». На следующей неделе они собирались начать поиски средств для финансирования работ, и в планы Дэви с самого начала входило обратиться за поддержкой в банк. Благополучно сдав экзамен, они станут не просто парочкой местных ребят-автомехаников с сумасшедшими идеями, а дипломированными инженерами с университетским образованием и учеными степенями – доказательство того, что они знают, о чем говорят. С этой точки зрения завтрашний экзамен означал деньги – такие деньги, от которых зависело будущее. Свидания с девушками были для Кена чем-то вроде азартной игры, однако, на взгляд Дэви, никакой приз не стоил возможной потери. Грамотный игрок хотя бы учитывает шансы на проигрыш.
«Проклятье, – с яростью думал Дэви. – Я по-настоящему зол на Кена! Не следовало его отпускать. Неизвестно, когда он теперь вернется. Он вполне способен загулять до утра».
От осознания этого ему стало даже как-то легче, ибо теперь Дэви мог обратить свой гнев на самого себя – за то, что никогда не ругал Кена, как это делала Марго. Кен не заслуживал такого щепетильного обхождения. Когда брат был прав – то был прав. Но если уж ошибался, то ошибался по-крупному, и следовало говорить ему об этом прямо. Дэви решил не ложиться спать и пробежаться вместе с Кеном по всем вопросам, во сколько бы тот ни вернулся, даже если это означало заниматься всю ночь напролет.
Он потянулся за конспектами, но новые лампы, которые принес Кен, манили к себе. Дэви выдвинул ящик, и две изящные сферические колбочки стукнулись друг о друга, издав легкий мелодичный звон. Он взял одну в руки и осмотрел со всех сторон – просто чтобы лишний раз прикоснуться к приятной гладкой поверхности; и в то же время его так и подмывало разбить стекло, чтобы как следует разглядеть сердечник и оценить все совершенство конструкции. Это не казалось ему вандализмом – скорее, искушением переместиться в другой мир, где он чувствовал себя как дома благодаря своему воображению.
Резким движением кокнув лампу о край стола, Дэви осторожно смел осколки в сторону. Он полюбовался хитросплетением тончайших проволочных деталей, медленно поворачивая цоколь в разные стороны. Затем взял вторую лампу и вставил в гнездо тестовой схемы.
Сферическая поверхность поблескивала в полумраке, как серебристый шарик на рождественской елке. В ней отражался свет одинокой электрической лампочки, висящей чуть поодаль. Дэви сидел, отвернувшись от своей новой игрушки, но мысленно проникал в самое ее сердце – в крошечную вселенную, где царил такой же вакуум, как в межзвездном пространстве.
Чувствительные пальцы Дэви лежали на кнопках управления. Он нажал на маленький рычажок переключателя, и серебристая сфера засияла вишневым светом – точно в ее центре короткая прямая нить раскалилась от тока. Но Дэви благодаря своему пониманию процесса видел намного больше. Он представлял, как с раскаленной поверхности хрупкой проволочки срываются электроны, образуя невидимое облако вокруг нити накаливания, которое становится все плотнее и тяжелее, поскольку его окружает непроницаемая электромагнитная стена. Для электронов эта стена была сплошной и прочной, хотя человеческий глаз видел ее просто небольшим сетчатым цилиндром. Сетка действовала подобно миниатюрной плотине с водосбросами, которые открывались и закрывались миллион раз в секунду, пропуская потоки электронов, так что постоянный ток, пришедший изначально к нити накаливания, теперь пульсировал с той же частотой, с которой открывались и закрывались «водосбросы».
Такая быстрая трансформация тока являлась обычным делом для любой вакуумной лампы, сутью ее работы. Однако Дэви не переставал удивляться. Ему это казалось тем же самым, как если бы за один непрерывный рабочий цикл расплавленная сталь сперва выплеснулась из печи в форму, затем застыла в слиток, прошла штамповку под многотонным прессом, фрезеровку, а в конечном итоге в виде заготовки была помещена в патрон токарного станка – для окончательной обработки. Все эти мощные машины делали с металлом то же самое, что одна маленькая вакуумная лампа с электричеством; отсюда Дэви и вынес свою концепцию, что благодаря изобретению радиоламп электричество превратилось в податливую глину в руках человека-творца. С первого же момента, как только Дэви понял назначение вакуумной лампы, он был воодушевлен ее захватывающими возможностями – словно человек, открывший для себя музыку после долгих лет восхищения мимолетной гармонией и красотой природных звуков.
Он искренне любил эту невидимую силу, которая находилась под его контролем. Любил молча и самозабвенно, отчего даже самая рутинная работа поглощала его с головой. И так увлекся, что не сразу услышал стук в дверь.
Вики с непокрытой головой стояла на пороге, глубоко засунув руки в карманы и расправив плечи. Она всматривалась в Дэви с угрюмой задумчивостью, похоже, определяя, действительно ли он тот человек, которого она видела днем. Но Дэви казалось, что в выражении ее лица кроется что-то еще – пока не ясно что, но нужное слово вертелось в голове.
– Ты, очевидно, забыл, что обещал зайти, – произнесла она.
Дэви в глубоком смятении открыл рот, поскольку действительно забыл. И тут же понял кое-что похуже: давая это обещание, он даже не вспомнил об экзамене, хотя весь вечер ругал Кена за то же самое.
– Заходи, – сказал он виноватым тоном. – Прости, голова идет кругом. Завтра у нас важный экзамен.
Она нерешительно колебалась в дверях. Дэви захотелось прикоснуться к ней, взять за руку. Неуверенность придавала Вики трогательности, которой раньше в ней не замечалось. Дэви снова задумался – что же еще он упускает.
– Если ты занимаешься… – начала она.
– Заходи-заходи! – повторил он. – Я просто тестирую новую лампу.
– Тогда только на минутку, – сдалась Вики. Она опустила глаза, поскольку ей пришлось пройти очень близко к нему в узком дверном проеме. Дэви продолжал торчать там, чувствуя легкое возбуждение от такой близости и глядя, как гостья подходит к верстаку. В ее присутствии он впервые заметил крайнюю неприглядность гаража.
– Я закончу через минуту, – пояснил он, – а потом буду в твоем распоряжении.
Вики уселась на высокий табурет возле верстака, молча наблюдая за хозяином; но в следующее мгновение он перестал ее замечать, поскольку вновь погрузился в схему. Для Дэви каждая схема, которую он спроектировал, была новой собственноручно созданной вселенной; и все время, пока он ее использовал, – он жил в ней. Даже в такой простенькой, которую тестировал сейчас.
Вики видела перед собой молодого человека с резкими чертами лица, который задумчиво рассматривал посеребренную стеклянную колбу, торчащую в окружении мешанины проводов и металлических плат, но Дэви видел мир с точки зрения электронов, которыми управлял, – тьму, полную звезд, мчащихся по заданному пути, направленному строго вниз. Иногда их движение превращалось в хаотический вихрь, иногда – в большой медленный водоворот, к центру которого их неумолимо сносило, и они продолжали свое падение. И только достигнув батареи, снова поднимались наверх – и в неподвижной аккумуляторной жидкости Дэви видел каскад шлюзов, стремительно обращающих вспять звездный водопад. Все возмущения в токе исчезали, и он плавно тек обратно в вакуумную лампу, где сетка придавала ему некий новый рисунок пульсации в соответствии с сигналом, полученным с антенны – и отправленным откуда-то с расстояния в тысячи миль.
Цепь, по которой протекал ток, включала в себя и наушники, так что Дэви слышал сейчас скрипящие в ухе звуки «Травиаты». Музыка ничего не значила для него – важным был только полет кружащихся звезд по курсу, который он сам указал, проложив им дорогу из обычных кусочков проволоки. Но все это время где-то в глубине его сознания оставалось лицо гостьи, и внезапно электрический мир холодной красоты и нечеловеческого совершенства схлопнулся, возвращая Дэви обратно в гараж, к теплу и обыденности. Ибо он наконец понял, какое чувство видел на лице Вики в дверном проеме – глубокое разочарование.
– Ну, как все прошло? – тихо спросил он.
Вики потянулась к разбитой лампе и тронула ее пальцем.
– Ты имеешь в виду – в доме у дедушки?
– Да.
– Мы оба чувствовали себя немного непривычно, вот и все. – Очень осторожно она взяла в руку осколок стекла; затем резко вскинула глаза – будто требовала от Дэви откровенности и в то же время обещала, что никогда больше не попросит о таком большом одолжении. – Он действительно меня ждал?
– В смысле?
– Он даже не приготовил для меня комнату. Он сказал, что забыл; но разве можно о таком забыть…
– Он знает, что ты пошла сюда?
– Думаю, да. После ужина он сразу сказал, что ему нужно над чем-то поработать. Я не знала, что делать, поэтому просто ждала тебя на крыльце. Потом вернулась в мастерскую, чтобы узнать дорогу сюда, а он даже не спросил, зачем мне это нужно. – Ее голос был безжизненным. – Просто показал направление, и все.
Она окинула помещение быстрым взглядом, словно не могла представить, как судьба занесла ее в это место. Дэви смотрел на нее с тоской.
– Ну, как ты сама говорила, – поспешил он ее успокоить, – все будет хорошо.
– О, я так говорила. Другое дело, верю ли я в это.
– Ты должна верить! – твердо сказал Дэви. – И это сработает. Я провожу тебя обратно. Мы сможем немного посидеть на крыльце. Десять минут у меня найдется.
– Нет! – быстро возразила Вики. – Я пока не хочу возвращаться.
– Тебе не понравилось у дедушки?
– Нет, – ответила она мягко, будто лишь сочувствовала Дэви за то, что он задает дурацкие вопросы. – Все это слишком отличается от того, на что я надеялась. Даже не знаю, как тебе сказать, чего я на самом деле хотела.
– Какого-то подобия семьи, надо думать.
– Конечно! – Ее темные глаза сверкнули с вызовом – как у мальчика, затевающего драку со взрослым мужчиной. – А что в этом плохого?
– Ничего. Но послушай, ничего никогда не получается именно так, как ожидаешь. Ты тоже не такая, какой я тебя ожидал увидеть.
Ей полагалось бы спросить: «А чего ты ожидал?» – но она не спросила. Дэви видел, что всякий раз, когда разговор хоть как-то выруливает на тему «что он о ней думает», Вики теряет интерес и замыкается в своей раковине, где до нее невозможно достучаться.
Вики покачала головой.
– Наверное, я утром уеду. Так что зашла в том числе и попрощаться с тобой.
– Не ври! – вырвалось у него. – Ты это только что придумала!
Она усмехнулась:
– Я не знала этого по пути сюда, но теперь знаю. – Она протянула ему руку. – Ты и правда был со мной очень мил. Не надо меня провожать, я вполне могу подняться обратно одна.
Дэви не ответил на рукопожатие, будто от этого Вики могла задержаться здесь еще немного. На мгновение он даже подумал – не плюнуть ли на подготовку к экзамену, чтобы провести всю оставшуюся ночь, гуляя с Вики по пустынным улицам, если потребуется; беседуя с ней, чтобы пробить лед ее безразличия. Но у него не было иного аргумента на это, кроме того, что он просто хочет видеть ее рядом.
Дверь открылась, и в гараж вошел Кен. Он успел дошагать почти до половины помещения, прежде чем их заметил, и замер на месте. Взглянул на Вики, затем на Дэви. Его глаза сияли так, будто в зрачках все еще отражался звездный свет. Кен еще раз посмотрел на Вики – уже внимательней – и наконец легкой улыбкой выразил свое удивление.
– Ну, привет! – задумчиво протянул он.
– Ого, я рад, что ты так скоро, Кен. Это Виктория Уоллис…
– Да? Очень приятно. – Он снова взглянул на девушку, но затем с улыбкой обратился к Дэви: – А ты ожидал, что я вернусь только через несколько часов?
– Нет, – возмутился Дэви. – Конечно нет!
– Сам знаю, что нет. Поди, ругал меня последними словами, что я такой-сякой расподлец, который сбежал и бросил тебя зубрить в одиночестве. – Кен рассмеялся. – Но я явился даже на сорок минут раньше, чем обещал. – Он потер ладони с притворным нетерпением. – Ладно, где там все эти книги и тетради? Марго уже дома?
– Нет.
Кен нахмурился.
– С кем она там засиживается?
– С какой-то девушкой из магазина.
– Уверен, что с девушкой?
– Откуда мне знать? Слушай, Кен, расскажи Виктории сам про ее деда – как он бывает настолько увлечен работой, что не обращает внимания на людей.
– Да не надо… – начала было Вики.
– Тебе следовало предупредить ее, малыш, – укорил брата Кен. – Ты должен был пойти туда вместе с ней. – Он повернулся к Вики. – Представляю, как ты это все восприняла, но правда, волноваться из-за причуд старика – дело глупое. – Кен слегка улыбнулся. – Такой девочке, как ты, здесь понравится – ты будешь чудесно проводить время. Да ты и сама это знаешь, верно?
Вместо того чтобы возмутиться таким бойким комплиментом – как почти ожидал Дэви, – она рассмеялась, но в ее смехе прозвучала грусть и, к еще большему удивлению Дэви, застенчивость.
– Боюсь, что не знаю.
– Вот чудачка, – легкомысленно хмыкнул Кен. – Ребята будут вокруг тебя штабелями укладываться. Взять вон хоть Дэви – парень так был настроен заниматься! – Он снова перевел взгляд на брата. – Ну и как? Ты готов приступить?
– В любое время, когда скажешь.
– Тогда я лучше пойду, – поднялась Вики. – Я забегала всего на минутку.
– И ни о чем не беспокойся! – произнес Кен, распахивая перед ней дверь. Дэви на мгновение замялся, но не отступил в сторону, чтобы дать Вики пройти: он не хотел просто так ее отпускать.
– Я провожу ее наверх, – сказал он. – Скоро вернусь.
– Это вовсе не обязательно. – Вики уже протиснулась на улицу мимо Кена. В полутьме было не разобрать выражения ее лица.
– Но я хочу проводить тебя, – настаивал Дэви. – В любом случае это не займет много времени.
Вики переводила взгляд с одного брата на другого, будто за последние несколько минут согласие Кена стало чем-то, чего нужно дождаться.
– Хорошо, – сказал Кен, пожав плечами, и отвернулся. – Только не задерживайся надолго.
Под холодным светом луны Дэви и Вики поднимались по извилистой утоптанной тропинке. До половины пути никто из них не произносил ни слова.
– Если бы у Кена голова сейчас не была забита другим, – сказал Дэви извиняющимся тоном, – то он вел бы себя более гостеприимно.
– Он намного старше тебя?
– Всего на полтора года.
– А кажется, что намного.
Дэви резко повернулся к ней:
– Ты ведь не уедешь на самом деле, правда?
Она не ответила.
– Не уедешь? – упорно повторил он. – Виктория?
Она продолжала идти рядом, почти касаясь его руки, и тут Дэви импульсивно – будто неподвластным собственной воле движением – взял девушку за плечи и развернул к себе. В лунном свете на ее по-детски припухлых губах он увидел удивленное выражение. Дэви убрал руки, и они неловко повисли вдоль туловища, сохраняя тепло ее тела.
– Хотя бы пока мы не сдадим экзамен, – настаивал он. – А потом Кен, Марго и я…
– Хорошо, – сказала она, но теперь выглядела смущенной. – В конце концов, это был действительно всего лишь первый день. Давай расстанемся здесь. Я сама доберусь наверх. Удачи на экзамене. И не называй меня Викторией – просто Вики.
Дэви послушно повернулся и зашагал вниз по тропинке, зная, что девушка смотрит ему вслед. Он прошел ярдов десять, когда услышал вслед ее голос:
– И передай брату, что ему я тоже желаю удачи.
Дэви резко оглянулся, но она уже шла в другую сторону, так что теперь настала его очередь стоять одному в темноте и смотреть в удаляющуюся спину.