Ирина Шишкина
Искусство созерцания. Год самопознания: Ритуалы, практики и медитации, меняющие жизнь
Нежный, яркий и гибкий
Преобразование – вот что такое творческое воображение. Ключ, открывающий ему двери, находится в феминном подходе, который приводит к называемому Синтией Буржо «сияющим ви́дением созерцания». Эта внутренняя йога не о женщинах. Речь идет о женском аспекте обоих полов – восприимчивом, сопереживающем, открытом сердце. Более тридцати лет назад учитель Ли писал:
Процесс – женский путь, и ключи к замку, заключающему в тюрьму реальность или истину, находятся в феминном подходе. Мы должны подойти к этой путанице, называемой умом или сном (или бессознательностью, иллюзией либо майей), с очень ласковым, юмористическим, терпеливым, принимающим отношением к нему. Можно практиковать энергично, но с яркой и гибкой, а не жесткой и праведной энергией.
Мы должны дать себе время расслабиться в просветлении, чем бы оно ни было, вместо попыток заставить его овладеть нами, проникнуть в страхи и иллюзии, чего оно, конечно же, не может сделать! Помимо очевидного осознания того, что мы ищем, если подойдем к этой работе как женщина, мы вдруг сможем открыть что-то совершенно неожиданное, удивительное и восхитительное.
Путь к личной трансформации посредством креативности – это не марш-бросок и не вооруженное наступление. Творчество нуждается в дисциплине воинского духа с его ясностью, целью и решимостью. Умение быть воином – один из многих даров жизни, но слишком много огня обожжет нежное сердце, иногда с катастрофическими последствиями. Воображение требует другого воина. В новаторской книге «Шамбала. Священный путь воина» покойный учитель тибетского буддизма Чогьям Трунгпа Ринпоче описал нежное и ранимое сердце бойца, побеждающего не с помощью агрессии или насилия, а с помощью мягкости, сострадания и самопознания – с «яркой и гибкой энергией».
Каждому нужны любящая доброта и щедрость в полной мере. Нам необходимы расслабление и принятие, чтобы открыть потаенные уголки сердца. В этой области правит женский принцип – от земной до космической матери, – хотя у нее, безусловно, есть и свирепая сторона воина. Как пишет Мирабай Старр в книге «Дикое милосердие»: «Я верю в исцеляющую энергию женственности как в огонь, способный растопить замерзшее сердце мира, в мастерство, которое чинит изорванную паутину взаимосвязи».
Внутренняя йога воображения и творчества задействует женское, правое полушарие мозга, обладающее интуицией, высокой пластичностью и продуктивностью. Креативности нужно много свободного пространства, в котором можно играть и бродить, возвращая нас к пятому элементу философии санкхьи, Пространству – «матери» или матрице, в которой живут остальные четыре элемента. Мы прошли полный круг к началу, к одной из самых основных целей созерцания: создать внутри себя простор и тем самым создать открытого человека, которым мы можем быть.
Внешнее и внутреннее пространство – это дар женского, который создает и поддерживает расслабление, омоложение, мечтательность и легкий творческий поток. На более глубоких уровнях трансформации феминный аспект может раскрыться в радость доверия, мудрую невинность и внутренний покой, даже если наступают трудные времена. Когда у нас достаточно внутреннего пространства для свободного движения и танца творческой женственности во всем, что присутствует в жизни, мы начинаем понимать искусство созерцания.
Если прислушаться к внутренним естественным движениям души, что спонтанно возникает? Есть некое желание, нечто слегка подталкивающее: малейшее движение подобно тому, как верхушка растущего растения тянется к солнцу. Вы чувствуете? Возможно, вас тянет к музыкальному инструменту, гаражу, кухне, письменному столу или студии. Вы берете кисть, краски и идете к холсту или раскладываете ингредиенты для блюда, которое будете готовить с любовью и вниманием к деталям. В этой созерцательной деятельности нет ничего принудительного. Легко плывя по течению, осознанность одновременно сфокусирована и рассеяна. Вы можете думать о пункте назначения, но не знаете пути. Просто следуете за потоком, зная, что он откроется вам по мере продвижения.
Мой учитель говорил, что преобразующий потенциал творчества заключается в настроении, которое возникает в процессе речи, письма, пения, строительства, приготовления пищи, высадки растений, лепки, рисования. Мы можем привнести такое же чувство и проникновенный дух во все, что делаем, пока нас не унесет течением реки.
Будь в потоке
Есть множество способов войти в творческое состояние потока. Некоторые погружаются в это чудесное состояние, работая в мастерской и изготавливая поделки из дерева, работая с числами, занимаясь благоустройством сада или исцеляя других. Для иных быстрый путь к потоку – через альпинизм, бег, ходьбу или йогу. Хотя я люблю ходить пешком, в поток я вхожу по-другому. Иногда по утрам мне хочется сесть на скамейку за пианино, чтобы сыграть все, что придет в голову. Настроение спокойное, сосредоточенное, но расслабленное, чтобы ощутить целеустремленность и непринужденность. В зависимости от того, куда хотят двигаться руки, я начинаю в тональности ре, до или ля в мажорном или минорном ладу – это напрямую связано с настроением. Когда мне немного грустно или я задумалась, то играю в минорном ключе. Если полна радости и воодушевления, мною движет настроение мажорных тональностей. Игра на фортепиано в любом настроении спонтанная и яркая, она питает душу. Но я не всегда в состоянии так просто сесть за инструмент и играть все подряд – это навык, который вырабатывался десятилетиями во взрослой жизни.
Одна из ключевых историй в формировании моей личности: я перестала играть на фортепиано в десять лет. Однажды мама сказала, что отец приедет навестить нас с бабушкой и дедушкой, где мы жили с тех пор, как мне исполнилось три. Я была так рада! Сколько себя помню, папы у меня не было. Он был жив, хотя никогда не писал и не посылал открыток. Мама, бабушка и дедушка, тети и дяди не говорили о нем ничего – только что Уолт жил в Вирджинии.
Их молчание говорило о многом непонятном мне, но даже при этом я обрадовалась, увидев человека, который был моим папой. Оказалось, что я не отличалась от других детей – у меня действительно был отец. Втайне ото всех, в невинном уме и сердце зародилась надежда. Не обращая внимания на напряжение между родителями, я сидела с ними в гостиной, пока мама не встала, чтобы сварить кофе. Я жаждала отцовской любви, поэтому, энергично подпрыгивая, подошла к старому пианино, вытащила изношенную деревянную скамейку и начала играть.
«Прекрати, – рявкнул он через несколько секунд. – Ты слишком много шумишь».
Я удивленно повернулась и посмотрела на него: «Но я хочу сыграть для тебя».
Он отвернулся и увидел, как мама вошла с подносом в руке. «Достаточно. А теперь иди и поиграй где-нибудь еще. Я хочу поговорить с твоей матерью».
Слезы жгли глаза; мне было стыдно, я вышла на задний двор – мое убежище на все времена – и заплакала под магнолией. Когда я вернулась, он стоял на крыльце, готовясь уходить. Папа почти не разговаривал со мной, и я до сих пор не помню ни прощального объятия, ни даже улыбки.
Не зная, что произошло между отцом и мной, мама немного сказала о нем – только что он вернулся в Вирджинию. Вскоре после этого я перестала играть на фортепиано, оно выпало из моей жизни. Через два года я взялась за гитару и к тринадцати годам уже пела народные песни исполнительницы Джоан Баэз.
Когда мне было шестнадцать, я попросила маму объяснить, что произошло в тот день. Она сказала, что он пришел спросить, могут ли они вновь быть вместе. «Я изменился», – сказал ей отец. Но она и ее дочери слишком много пережили от его жестокости и гнева после того, как он вернулся с фронта в 1945 году. Она давно приняла трудное решение, и не было пути назад. Глядя в прошлое спустя столько лет, я уверена, что она приняла правильное решение для всех нас.
Блестящий, красивый и эмоционально травмированный отец снова появился в моей жизни четыре года спустя. Нам удалось узнать друг друга лучше, мы помирились и расстались с чувствами любви и принятии, когда он умер от рака много лет спустя, но это уже другая длинная история. Когда мне исполнилось тридцать, я загорелась желанием играть на фортепиано. Не могла отделаться от ощущения, что должна играть Моцарта, Шопена, блюз и буги-вуги, как будто это было частью плана, с которым я родилась. Оглядываясь на жизнь, я заметила, когда и как решила бросить играть на пианино.
Некоторое время я оплакивала потерю творческой жилки. Затем однажды, когда навещала маму в Луизиане, я рассказала о печали, что почувствовала. Она внимательно выслушала, что произошло в тот день, когда мне было десять. Потом отвела меня к органу (она играла для маленькой сельской церкви неподалеку) в гостиной.
«Ты все еще можешь играть, – заверила она, ее богатый альт звучал с любовью и ободрением. – Я покажу основы игры на слух, используя обе руки, высокие и низкие частоты». Я провела следующие сорок лет, экспериментируя и улучшая игру, основываясь на этой единственной инструкции. Сегодня я чувствую глубокую благодарность за тот чудесный исцеляющий момент с ней у органа.
Несмотря на старый шрам, своего рода травму, я играю, не думая об ограничениях – и, может быть, даже из-за них. Позволяя клавишам создавать мелодии, которые радуют слух, иногда я чувствую, что мама и бабушка (обе пианистки), а особенно моя прабабушка, которая более ста лет назад играла на фортепиано и скрипке в Новоорлеанском симфоническом оркестре, помогают и благословляют меня.
У каждого из нас есть трогательные истории из детства. Что я усвоила из этой части? Мне нет нужды быть Бетховеном, чтобы наслаждаться игрой на фортепиано и быть в потоке. Это истина для любого вида творчества. Поток не предназначен для особых, удачливых или необычайно одаренных людей. Вдохновение без усилий приходит к обычным людям в обычных обстоятельствах, когда критический, аналитический ум превзойден телом и душой. Это момент, когда небеса соединяются с землей и поток омолаживающей энергии высвобождается.
