Николай Коняев
Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости
Глава вторая
ОРЕШЕК СТАНОВИТСЯ КАМЕННЫМ
Благо есть уповати на Господа, нежели уповати на князи.
Псалом 117, ст. 9
Четверть века миновала с тех дней, когда поставили новгородцы с князем Юрием Даниловичем крепость на Ореховом острове.
Как видно из археологических раскопок, площадь крепости тогда не покрывала всего острова и составляла всего 8500 квадратных метров. Вся она – планировка крепости представляла собою две взаимно перпендикулярные улицы шириною четыре метра – была застроена деревянными избами, в которых помещалось около четырех сотен человек.
Тяжело покачивались в невской воде потемневшие от времени деревянные стены, крепость преграждала путь незваным пришельцам, наполняла уверенностью сердца снарядившихся в дальние плавания новгородских гостей.
Немало ладожской воды утекло с той поры, как привезли в Москву и погребли в Архангельском соборе тело основателя крепости Юрия Даниловича, и в Москве начал княжить его брат – 37-летний Иван Данилович Калита.
Неотвратимо и грозно вершился ход истории, и вершился он совсем не так, как хотелось тверским или московским князьям, а так, как Богу было угодно…
В 1342 году сын Ивана Даниловича Калиты Иван II Иванович Красный женится на дочери московского тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова, и в этом браке будет рожден князь Дмитрий, которого назовут Донским.
Тогда же в лесу, к северо-востоку от Москвы, Сергий Радонежский построил себе келью и церквушку, которая положила начало не только Троице-Сергиеву монастырю, но стала и духовным основанием всей Московской Руси…
«По творческому замыслу основателя, Троичный храм, гениально им, можно сказать, открытый, есть прототип собирания Руси в духовном единстве, в братской любви, – отмечал Павел Флоренский. – Он должен быть центром культурного объединения Руси, в котором находят себе точку опоры и высшее оправдание все стороны русской жизни».
Павел Флоренский говорил, что смертоносной раздельности противостоит живоначальное единство, неустанно осуществляемое духовным подвигом любви и взаимного понимания, и, «вглядываясь в русскую историю, в самую ткань русской культуры, мы не найдем ни одной нити, которая не приводила бы к этому первоузлу: нравственная идея, государственность, живопись, зодчество, литература, русская школа, русская наука – все эти линии русской культуры сходятся к преподобному. В лице его русский народ сознал себя, свое культурно-историческое место, свою культурную задачу и тогда только, сознав себя, получил историческое право на самостоятельность. Куликово поле, вдохновленное и подготовленное у Троицы, еще за год до самой развязки, было пробуждением Руси, как народа исторического»…
В Первом послании к коринфянам Апостол Павел сказал:
«Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море; и все ели одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие; ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос.
А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы. Все это происходило с ними, как образы, а описано в наставление нам, достигшим последних веков»…
Неотвратимо и грозно вершился ход истории, и все эти годы стояла посреди Невы, заслоняя ладожские просторы и саму русскую историю, крепость Орешек.
1
Борьба между тверскими и московскими князьями не самым благоприятным образом отразилась на крепости, хотя бы уже потому, что когда началась борьба князя Ивана Даниловича Калиты за «дани новгородские», Новгород отшатнулся к Литве.
«В лето 6841… – говорит новгородская летопись. – Сем же лете вложи Бог в сердце князю Литовьскому Наримонту, нареченому в крещении Глебу, сыну великого князя Литовьскаго Гедимина, и приела в Новъград, хотя поклонитися святии Софии; и послаша новгородци по него Григорью и Олександра, и позваша его к собе; и прииха в Новъгород, хотя поклонитися, месяца октября; и прияша его с честью, и целова крестъ к великому Новуграду за одинъ человекъ; и даша ему Ладогу, и Ореховый, и Корельскыи и Корельскую землю, и половину Копорьи в отцину и в дедену, и его детем».
История, связанная с превращением сына литовского князя Гедимина князя Наримонта в князя Ладожского и Мозырского, путанная и темная.
«Бархатная книга» утверждает, что Наримонта выкупил в Орде сам Иван Данилович Калита и отпустил на великое княжение Литовское, однако, Наримонт «не дошед в своея вотчины, крестися по своему обещанию, и наречен бысть во святом крещении Глеб и тогда братья его и вся земля Литовская не даша ему великаго княжения, а посадиша на великое княжение Олгерда, а Наримонта взяли в Великий Новгород».
По другим источникам[4], это сам новгородский архиепископ Василий Калика вынужден был пообещать Наримонту княжение в Новгороде, когда по дороге из Владимира Вольшского «гнался за ними с Татарским баскаком» киевский князь Федор.
Как бы то ни было, но передача Наримонту «в отчину и дедину» главных новгородских крепостей вместе с Орешком вызвала волнения в Новгороде.
«Думая, может быть, и то, что Россия, истерзанная Моголами, стесняемая Литвою, должна скоро погибнуть, – писал по этому поводу Н.М. Карамзин. – Новогородцы искали способ устоять в ее падении с своею гражданскою вольностию и частным избытком».
Вольно было новгородцам мудрить и подыскивать оправдания отходу от Руси, но перехитрить свою русскую судьбу им не удалось, и не могло удаться, поскольку не было на то Божией воли.
Судьба Орешка ясно показала это…
Ему предстояло заслонить Русь от очередного крестового похода.
2
Еще в 1316 году в Швеции в семье герцога Эйрика Магнуссона и принцессы Ингеборг, дочери норвежского короля Хакона V, родился сын, названный Магнусом.
В 1319 году свергли с престола Биргера, родного дядю Магнуса, и трехлетний ребенок стал королем Швеции.
Магнусу не исполнилось и четырех лет, когда скончался его дед, норвежский король Хакон V, и Магнус получил еще и норвежский престол.
В Швеции он был Магнусом II, а в Норвегии – Магнусом VII.
Самостоятельное правление Магнуса, хотя он и согласился включить постановления первой шведской «конституции» 1319 года в состав Ландслага[5], трудно назвать безоблачным.
Можно связать резкое ухудшение при Магнусе государственных финансов с излишне роскошной жизнью короля и его двора, а также со значительными затратами на многочисленные войны, но и непрекращающиеся конфликты с оппозицией, тоже не способствовали стабилизации положения.
Впрочем, это шведско-норвежская история короля Магнуса, а для нашего повествования интереснее и важнее русская часть его жизни…
3
Решение Магнуса II предпринять новый крестовый поход на восток некоторые историки объясняют влиянием на короля Биргитты (Бригитты).
Она было дочерью Биргера Персона, который возглавлял совет опекунов при юном короле Магнусе.
В семь лет, как рассказывала сама Бригитта, к ней явилась Богоматерь и возложила на ее голову корону, что, впрочем, не помешало 13-летней девушке – это произошло как раз в год воцарения трехлетнего Магнуса! – выйти замуж за Ульфа Гудмарссона и родить ему восьмерых детей.
И так, быть может, счастливо и жила бы она[6], но в 1344 году умер муж, и вскоре после его смерти к Бригитте вернулись чудесные детские видения, и она осознала, что ее предназначение – не рожать детей, а передавать повеления Бога земным правителям и представителям высшего духовенства.
Считается, что это призывы Бригитты способствовали прекращению Авиньонского пленения пап[7] и возвращению Святого престола в Рим.
Понятно, какое влияние оказывали видения святой Бригитты, про которую уже при ее жизни рассказывали, что она развешивает свои одежды на лучах солнца, на короля Магнуса, который знал ее с первых лет своей жизни.
Когда в видении в 1346 году Бригитта получила повеление основать новый монашеский орден, члены которого, мужчины и женщины, должны были жить совместно в смешанных монастырях, тридцатилетний король выделил под будущую обитель ордена землю на озере Ваттерн в Вадстене.
Чуть отвлекаясь, скажем, что папа римский Климент VI, который не был столь же осмотрителен и осмелился отклонить прошение святой Бригитты, поплатился за это после своей кончины.
«Услышьте теперь!
Колокола пылают[8], и люди кричат: „Государь наш мертв, государь наш Папа покинул нас; благословен будь сей день, но не благословен сей государь“.
Как странно, ибо кричать им было б уместно: „Да благословит Господь нашего государя жизнью длинной и благополучной“; а они кричат и приговаривают с радостью: „Упал он, и пусть не встанет никогда!“
Но не странно это, ибо сам он, которому следовало б восклицать: „Придите ко мне и обретите покой в душах своих“, призывал всех: „Придите ко мне и поклонитесь ко мне, живущему в роскоши и славе более, чем у царя Соломона были. Придите ко двору моему, и опустошите кошели свои, и мы найдем прощение вашим душам“.
Так кричал он и устами, и пергаментами своими.
По сему и Моему гневу пришло время, и буду судить я его как одного из тех, кто разгонял стада святого Петра.
О, что за суд ожидает его!
Но все же, если он успеет обратиться ко Мне, я приду к нему и встречу на полпути, как заботливый Отче».
Так, от лица самого Бога, обличала святая Бригитта несговорчивого Климента VI после его кончины.
Понятно, что король Магнус, если даже у него и были сомнения, не дерзнул противоречить святой Бригитте, когда решался вопрос о крестовом походе на Русь.
4
Ранней весною 1348 года в Новгород прибыло необычайное посольство.
То есть посольство было самое обыкновенное, но вот предложения, привезенные послами, звучали странно и дико даже и для бывалых новгородцев.
Шведский король Магнус II предлагал новгородцам выставить своих самых искушенных философов и богословов, чтобы они в ученом диспуте со шведскими философами и богословами выяснили, чья же все-таки вера лучше?
Проигравшей спор стране следовало принять веру победителя.
Может быть, в устах святой Бригитты подобное предложение и звучало естественно, но изложенное прямой русской речью: «Ино аз иду в вашу веру, или, паки аще наша будет вера лучше, и вы пойдете в нашу веру!» – оно пробуждало в новгородцах беспокойство за состояние шведских умов…
Новгородским архиепископом был тогда святитель Василий Калика.
В молодости, будучи еще священником Космодемьянской церкви Григорием, Василий Калика, как и святая Бригитта, совершил паломничество на Святую землю, за что и получил свое прозвище[9].
В 1330 году новгородцы «от мала до велика возлюбили» его и избрали по жребию новгородским владыкой.
Став после монашеского пострижения Василием, он семнадцать лет управлял новгородской епархией, и деятельность его выходила далеко за пределы церковной жизни.
Архиепископ Василий Калика занимался не только писанием икон и строительством храмов, но еще и укреплял крепостные стены в Новгороде, строил мосты, занимался дипломатической работой. Это ему обязан Новгород своим примирением с Москвой в 1340 году, когда Василий Калика заключил от имени Новгорода мир «по старым грамотам» с великим князем Симеоном Гордым.
Не чужд был архиепископ и ученых трудов.
Его послание тверскому епископу Феодору о рае много веков повторяли русские летописи.
С годами авторитет святителя Василия стал столь высоким, что митрополит Феогност благословил его «крещатыми ризами». Этим знаком особого достоинства Василий Калика был отмечен первым не только из числа новгородских владык, но и среди всех русских иерархов.
Ну а белый клобук, посланный Василию Калике Константинопольским патриархом, превратился в сюжет «повести о новгородском белом клобуке», утверждающей, что Русская Церковь является наследницей и Византии, и Римской империи, поскольку клобук этот некогда из рук императора Константина получил первый папа римский Сильвестр.
Вот этому архиепископу и предстояло ответить святой Бригитте и шведскому королю Магнусу II. И Василий Калика проявил тут воистину святительскую мудрость.
– Веру мы приняли от греков, и не нам решать, лучше она или хуже латинской, – учтиво и смиренно ответил он. – Посылай с этим вопросом к Константинопольскому патриарху, а если имеешь какие претензии к нам – скажи прямо, о том мы готовы говорить.
Магнуса и святую Бригитту такой ответ не удовлетворил, и весной 1348 года, как только открылась навигация на Балтике, в Неву вошли шведские корабли.
Часть войска – крепость тогда занимала только часть острова – высадилась в конце июня на Ореховом острове, а другая часть, разделившись на небольшие отряды, начала грабить земли по берегам Невы.
Намеченный богословский диспут перешел сразу в практическую плоскость. Всех русских пленных, отказывающихся перейти в католическую веру, Магнус приказывал казнить.
5
Кто знает, может быть, и взятие Орешка тоже было открыто в видениях святой Бригитты, ведь захватом этой крепости решались чрезвычайно важные задачи крестового похода.
Во-первых, Орешек позволял контролировать торговлю Новгорода с Западной Европой, во-вторых, отрезал от Новгорода карел, и лишенные новгородской поддержки они неизбежно должны были покориться шведам. Ну и, в-третьих, открывалась возможность покорения всей Ижорской земли.
Сорок дней длилась осада.
Возможно, шведам и удалось бы задушить осадой крепость, тем более что ореховский князь Александр Наримонтович в своей столице отсутствовал, но тут случилось событие, которое не предвидели ни король Магнус, ни святая Бригитта.
23 июля сравнительно небольшой отряд новгородцев, возглавляемый боярами Онцифором Лукиничем, Яковом Хотовым и Михаилом Фефилатовым, с криком «Святая София!» неожиданно атаковал шведский корпус и разгромил его.
«…Избиша немец 500 в канун святых Бориса и Глеба, а иных изнимаша и переветников казниша, – сообщает по этому поводу новгородская летопись. – А бой бысть на Жабце поле».
Это Жабце (Жабче) поле располагалось в северо-западном углу Гатчинского района, на месте нынешнего поселка Терволово.
Весть о поражении на Жабце поле заставила Магнуса изменить тактику рыцарской войны.
В первых числах августа он отправил в осажденную крепость Орешек посланцев, обещая уйти, если город заплатит ему выкуп.
Подумав, жители столицы Ореховского княжества согласились и 6 августа отворили ворота.
Вместо того чтобы уйти, шведы вошли в город.
Впрочем, сам Магнус свое обещание сдержал.
Через неделю, оставив в Орешке восемьсот человек гарнизона, он отплыл обратно в Швецию на военный совет со святой Бригиттой.
Уплыл король вовремя…
Уже 15 августа новгородское ополчение осадило крепость.
Полгода новгородцы держали шведов в осаде, но те не сдавались, и 25 февраля 1349 года начался штурм.
Возведенные князем Юрием Даниловичем деревянные стены были обложены хворостом и подожжены. Шведы попытались укрыться в каменной башне, но новгородцы ворвались и туда.
Так был взят Орешек, вернее то, что осталось в нем после пожара.
6
В драматургической коллизии, что в полном соответствии со словами апостола Павла разворачивалась в середине XIV столетия как «образы для нас», как «наставление нам, достигшим последних веков», события сплелись так причудливо, что судьбы исторических персонажей кажутся заимствованными из волшебных сказок.
Как разделяют Ореховый остров потоки ладожской воды, так же разделены были судьбы инициаторов крестового похода 1348 года на Русь.
Мы знаем, что вернувшийся в Рим папа Урбан V разрешит Бригитте учредить орден, получивший название Ордена бригитток, и она построит смешанный монастырь в Вадстене на озере Ваттерн, в котором ее дочь, святая Катерина Шведская станет первой аббатисой.
Сама святая Бригитта умрет в 1377 году, и будет похоронена в монастыре в Пирите, в нескольких километрах от нынешнего Таллинна.
В честь ее заслуг, не последнее место среди которых занимала и проповедь крестовых походов против схизматиков, папа римский Бонифаций IX причислит Бригитту в 1391 году к лику святых, а в 1999 году она будет провозглашена папой римским Иоанном Павлом II покровительницей Европы.
Камень на могиле короля Магнуса II
Совсем другая судьба выпала королю Магнусу II.
Поощряемый будущей покровительницей Европы Магнус предпринял новый поход на новгородские владения, но поход этот оказался еще более неудачным, чем предыдущий.
Когда корабли крестоносцев вышли в Финский залив, поднялся шторм и, как сообщает новгородская летопись, «рать немецкая истопе (утонула) в море».
Утонул, согласно шведским хроникам, и сам король Магнус II.
Подтверждая этот факт, в XIX веке почитателей короля водили к его могиле – нагромождению камней на берегу моря. Однако в XX веке археологи раскопали могилу на берегу моря и вынуждены были разочаровать паломников. Захоронение, объявленное захоронением Магнуса II, относилось к бронзовому веку.
Зато сохранилась могила «Схимонаха Григория, шведского короля Магнуса» на старом монастырском кладбище Валаама. Как утверждают здешние предания, Магнус спасся во время бури и был подобран русскими монахами.
Они и выходили неудачливого крестоносца.
Магнус оставил тогда трон, постригся в монахи под именем Григория и, будучи схимонахом, умер в 1374 году в Валаамской обители.
7
Как мы уже говорили, новгородский архиепископ Василий Калика, пока не призвали его на святительское служение, был священником Григорием.
Король Магнус стал иноком Григорием.
В этом зеркальном отражении имен и чудится нам развязка богословского спора о вере, который пыталась затеять с новгородцами святая Бригитта.
Диковинный поворот случился и в посмертной, связанной с Россией судьбе самой Бригитты.
Монастырь в Пирита, где была погребена святая «просветительница эстов», – развалины его находятся в пешеходной доступности от современного Таллинна! – во время Ливонской войны (1558–1583) оказался разрушенным. Однако реформационное движение тогда уже охватило скандинавские страны и Прибалтику, и судьба захоронения католической святой никого не волновала.
Вспомнили о мощах «покровительницы Европы» уже при Петре I. И вспомнили чисто по-петровски.
Венера Таврическая
В Риме тогда откопали великолепную статую Венеры (Афродиты), Юрий Кологривов купил эту статую для русского государя, но поскольку папа римский Климент XI не разрешал вывезти ее, Петр I предложил обменять «мармурового Венуса» на мощи святой Бригитты.
Климент XI был поставлен в безвыходное положение. Будучи главой католической церкви и наместником Бога на земле, он никак не мог предпочесть языческую богиню мощам католической святой.
Обмен состоялся, и так у Петра I появилась настоящая античная статуя, которая под наименованием Венеры Таврической экспонируется сейчас в Эрмитаже.
8
Впрочем, с обменом мощей святой Бригитты на «мармурового Венуса» мы забежали почти на четыре столетия вперед, тогда же, в 1352 году, новгородские бояре и черные люди били челом владыке архиепископу Василию Калике, чтобы он «ехал и устроил башни в Орехове».
Василий Калика не стал медлить.
Решено было восстановить Орешек в камне.
После Ладоги, Копорья, Пскова, Новгорода и Изборска Орешек должен был стать шестой цельно каменной русской крепостью.
Каким был Орешек, спроектированный святителем Василием Каликой, археологам удалось выяснить совершенно точно.
«У стен церкви XIX века, в центре крепостного двора, почти под современной мостовой, во время раскопок 1969 года вдруг показался ряд валунов. Участников экспедиции насторожило то, что в сооружениях острова такие камни не употреблялись. Находку стали расчищать, обнажился отвесный край, и стало ясно, что это не отдельные камни, а необычная для этих мест кладка из крупных и мелких валунов на известковом растворе. Среди валунов были видны выравнивающие прокладки плитняка. Возникло предположение о дворце, тереме, церкви, отдельно стоящей башне… Из земли между тем освобождалось нечто необычное, словно былинное. На трассе 120 метров (с перерывами из-за поздних повреждений) открылась внушительная стена толщиной в три с лишним метра, сохранившаяся на высоту до двух с половиной метров. Ее внутренняя часть оказалась забутованной мелким булыжником. Фундамент образован двумя-тремя рядами крупных сложенных насухо (без раствора) валунов. Неровность плана, рельефно выступающие камни, затейливая игра светотени придавали сооружению вид гигантской скульптуры…
В одном месте раскопа наметился резкий поворот стены. На ее предполагаемом продолжении забили вешку и наметили новый раскоп. И снова лопата звякнула о стену. Поразительно, что здесь древние камни лежали почти на самой поверхности. По ним ходили и ездили, не подозревая о том, что они здесь существуют. Стена изгибалась буквой „Г“: это были северная и западная стороны неправильного четырехугольника. Восточная сторона его была выявлена в 1970 году (южная не сохранилась).
Итак, за два года раскопок удалось раскрыть три стороны древней крепости. Она занимала юго-восточную часть острова размером примерно 90 на 100 метров. Укрепление, построенное архиепископом Василием в ответственный момент русской истории, перестало быть загадкой»[10]…
9
Грозно возвышалась крепость на холме в юго-восточной части острова.
Восточная и южная стены ее, сложенные из крупных валунов и известковых плит, повторяли изгибы береговой линии, а вдоль западной стены крепости проходил трехметровой ширины канал, пересекавший остров с севера на юг и отделявший крепость от посада, занимавшего всю западную часть острова.
Остров Орешек
Воротная башня начала XVI века. Вид с крепостного двора
По верху крепостных стен был устроен боевой ход с квадратными бойницами.
Крепость имела три приземистые прямоугольные башни, которые возвышались над стенами. Воротная башня стояла почти в центре северной стены, две другие располагались в юго-западном и северо-восточном углах[11].
Впрочем, достраивали Орешек уже без архиепископа Василия Калики.
«Кто во что позван, тот в том пребывает», – говорил святитель и всегда следовал этим словам в собственной жизни.
«Нарядив костры» в Орешке (заложив крепостные башни), он уехал в Псков, где открылась тогда эпидемия моровой язвы.
Великое опустошение произвела «черная смерть» в Пскове, и подавленные горем и страхом жители умоляли архиепископа помолиться вместе с ними.
Прибыв в Псков, Василий Калика исполнил свой архипастырский долг, совершил богослужение в трех церквах и обошел город с крестным ходом, а уже возвращаясь в Новгород, заболел и скончался в обители Архангела Михаила, при устье реки Узы, впадающей в Шелонь.
Случилось это 3 июля 1352 года.
И получается, что спроектированная и заложенная им незадолго до кончины крепость Орешек с тремя прямоугольными башнями, с маковкой церкви, выглядывающей из-за сложенных из валунов стен, стала еще и памятником великому – не зря был передан ему из Константинополя белый клобук! – святителю Василию Калике.
