Николай Леонов
Игра в наперстки
– К вам достаточно часто пристают женщины-скульпторы? – иронично спросил Лев.
– Нет. Я достаточно часто выбрасываю из головы ненужную информацию и потом не сразу могу вспомнить что-то важное. Поэтому у меня есть помощник, – честно ответил Лев Второй. – Он следит за моим расписанием, занимается внешними контактами и напоминает мне о встречах и сроках. Единственное, в чем я в последнее время точно не путаюсь, это диагнозы моих пациентов. Время от времени они все еще обращаются ко мне за консультациями. Помогаю чем могу. А вы проверяли, кстати, ее личную жизнь? В настоящий момент она замужем или нет?
– Была три раза, – ответил Гуров и тут же заметил, что им навстречу шла Даша. Судя по улыбке, которую было видно издалека, Дарья или нашла место, где сделали яд, или «золотой» запас партии, или еще новый труп. В целом эксперт радовалась бы во всех случаях.
– Порадуешь нас?
– Да. Я подумала, что можно проверить вначале подсобку, ведь там темно и есть разные химикаты. Хотя на самом деле я туда пошла взять ведро. Обычное пластиковое ведерко, это очень полезная вещь, я думала сложить туда все найденные бутылки с водой. Тут они везде стоят.
– Даша, – мягко прервал тираду эксперта Гуров, чтобы направить ее в правильное русло и напомнить, что им еще обратно ехать.
– В общем, яд синтезировали в подсобке. Ну, это громко звучит, что синтезировали, на самом деле это просто его там собрали как конструктор. Это просто порошки, смешанные в нужных пропорциях. Их нужно смешать сразу на месте и добавить в воду. Как я вам уже говорила, потом будет очень мало времени, чтоб поместить яд в бутылку, а бутылку, ну то есть воду в человека. И тот, кто смешивал яды в подсобке, просто просыпал их. Я проверила пол, и там все усыпано натрием субстанат. Ну, это одна из химических вариаций соли. В общем.
Дарья сделала вдох и посмотрела на непонимающие лица Гурова и Рассолкина.
– Ладно. Если коротко: этот натрий что-то типа контейнера, который доставляет нужные вещества в кровь, чтобы яд, ну или нужное вещество точно усвоилось. В общем, этот человек, который делал яд, он рассыпал его.
– Может быть, именно поэтому он на кого-то подействовал не сразу? Есть вероятность того, что убитых должно было быть больше? Все пассажиры микроавтобуса, например, – предположил Гуров.
– Нет, я сомневаюсь, – неожиданно ответил Рассолкин и добавил: – Это не сходится с его портретом. Я думаю, что тут другое. Он был один. Вернее, как… Химика, скорее всего, наняли. И он мог сделать яд, объяснить, как его, как говорит Даша, собрать, дал составляющие. И преступник их просыпал. Это хорошо. Значит, он не психопат.
– Однако после этого он убил Воронцову. Может быть, у нас два убийцы? Кто-то решил, что может замаскировать ее убийство под действия маньяка, – рассуждал вслух Гуров. Хотя и сам не верил в то, что это может быть. – Тогда тот, кто хотел убить Воронцову, должен был каким-то образом быть или знакомым с убийцей, или знать вещество, которым отравили. То есть я правильно понял, Даш? Те, кто погиб в автобусе, получили огромную дозу релаксанта, какого-то особенного, который, смешавшись с газом, дал смертельный результат. В две бутылки был добавлен такой же релаксант, так?
– Так.
– И от него пострадала Жанна, – продолжил рассуждать Гуров.
Дарья кивнула.
– Но Воронцова тоже получила такую же дозу релаксанта, но это же не яд?
– Да. Но этот релаксант так среагировал с теми лекарствами, которыми ее пытались реанимировать. Так что он стал ядом. Поэтому я и называю все вещества, которые нахожу сейчас, ядами. Потому что все они могли быть ядами сами по себе. И релаксант, и газ. Но именно в смеси они дали настолько интересный эффект.
– Убийство к заданному времени, – сказал Гуров.
Рассолкин кивнул, а потом сказал:
– Дарья, я дам вам список веществ, которыми пользуются наши спецслужбы, вы можете сравнить эти вещества с ними?
– У меня уже есть этот список, – чуть смутилась Дарья и добавила: – Ну, мы же работаем с ними часто, и у нас, экспертов разных служб, есть доступ к спискам и формулам, которые могут быть инструментами в работе других ведомств.
На самом деле Гуров тоже этого не знал и удивился так же, как и Рассолкин.
– То есть если ФСБ использует в своей работе какую-нибудь секретную сыворотку правды, то простой, хоть и очень талантливый, эксперт Дарья может спокойно получить доступ к ее формуле?
– Ну не так спокойно, после того, как проработаешь некоторое время и через Матильду Давтяновну отправишь запрос. А вот у нее уже есть почти полный доступ, и я сама уже думала о том, что нужно сравнить газ со всеми имеющимися в нашем распоряжении формулами. Но мне нужно было ваше разрешение. А еще лучше, если бы сами позвонили…
– Я позвоню, – отозвался Гуров. – Значит, ты думаешь, что убийцей может быть кто-то из ведомств?
– Ветеран. Допустим, у нас есть ветеран боевых действий, у которого огромный опыт и нестойкое сознание. Но опять же вопрос: что было у этих пятерых, теперь уже шестерых, общего, что они заставили его убить их?
– Самый простой ответ на этот вопрос: они все вместе совершили какое-то преступление. И нужно найти свидетелей или пострадавших.
Рассолкин немного поморщился, как от головной боли, достал из кармана пиджака коробочку с какими-то таблетками, разжевал одну и продолжил с тем же охотничьим блеском в глазах:
– А если преступлений было несколько? Если у нас преступная группа? Может быть, у них был преступный сговор?
– Судя по тому, что показали свидетели, они практически не пересекались, – ответил Гуров, но подумал, что этот вечер они скоротают за просмотром записей с камер наблюдения из коридоров, веранды, столовой и общего зала. А в самом деле, не собирались ли их погибшие вместе? Хотя в столовой они точно не сидели за общим столом, это он уже спросил, но, может быть, где-то еще?
Дарья выглядела такой довольной, как будто ей вот-вот вручат Нобелевскую премию. Гуров проверил, нет ли сообщений от Крячко, и решил позвонить ему сам. Почему-то молчание из госпиталя уже стало казаться ему зловещим знаком.
– Что у нас плохого? – спросил Гуров, когда напарник взял трубку.
– Пытаемся успокоить панику. Народ массово пытается сбежать из госпиталя, но лучше, чтобы они оставались все на одном месте. Жанна изображает самую главную жертву и выдала одну очень интересную вещь. Нужно будет проверить.
– Что?
– Наш поэт подозревался в насилии. Подозрение с него сняли, но осадок остался, поэтому он переехал из родного города. Оказалось, что Жанна знала об этом, потому что он проболтался ей по пьянке. Вроде как в разговоре о том, какая несправедливая жизнь. Стоило только подкатить к симпатичной девушке и вот. Только она путает: поэт или шоумен. Она вообще все путает и заговаривается.
– Будем проверять. Мы тут нашли следы того, что яд делали тут. Ну, вернее, наш релаксант.
– А камеры?
– Смотрят, – коротко ответил Гуров.
Но, как оказалось, подсобка находилась в слепой зоне. А если отмотать назад, то по этому коридору проходили почти все.
– Нужно сработать на этой панике. От страха люди начнут вспоминать даже то, чего не было, но может сработать случайный эффект, когда зацепятся нужные воспоминания.
Рассолкин кивнул и щелкнул пальцами:
– Точно. Вот что я еще вспомнил: Анна говорила, что она похоронила трех мужей. В пьяном пылу это звучало немного почти как хвастовство, что вот, столько мужчин ее любили, что после развода оставили ей все, что только можно было. А она еще и наследство получила. Кажется, один или двое мужей оставили на нее завещание, – консультант поморщился. – Честно говоря, не очень приятная тема, но, если честно, я не успел проверить.
– Это было в ее личном деле, – вспомнил Гуров. – Может быть, это и роднит наших убитых? То, что у них в прошлом были какие-то пятна преступного характера.
Лев посмотрел перед собой, не видя того, что было. Он все никак не мог понять, что в этом деле не так. Оно было каким-то слишком кинематографичным. Не хватало только тревожного саундтрека, горничной, дворецкого… Что-то вертелось на закорках памяти. Лев пошел вперед, прошелся по саду, посмотрел на веранду, которую продолжали красить.
– А зачем вы красите ее сейчас? Неужели после конвента беседку настолько испачкали?
– Да тут, видимо, хорошо погуляли, и кто-то исписал стену надписями вроде «Ты – следующий», – сказал директор санатория.
Гуров приподнял брови:
– А фотографии сохранились?
– Да.
– Почему не доложили?
Директор немного смутился:
– Да закрутился. Подумал, что кто-то из поселковых хулиганит. У нас тут война небольшая была с местными. Санаторий старый, и его очень хотят перестроить под современный отель, рядом же водохранилище, территория очень лакомая. Приходится держаться из последних сил.
– Что еще вы забыли нам сказать? – спросил Гуров, не давая увести себя в бездну разговоров о переделе собственности.
Директор пожал плечами. Тут его снова кто-то дернул, и, извинившись, он убежал по своим делам.
Гуров запросил дела всех сотрудников санатория. Не только тех, кто работал в тот день. Ведь не зря же они сюда приехали. Все явно началось тут. Значит, нужно искать следы, пока у них было время и пока не произошло новое убийство. Лев был уверен, что они еще будут. Директор санатория пообещал подготовить ему все необходимые дела и как-то даже между делом сказал, что так-то у них не так много сотрудников работает и буквально все на виду. Разве что…
– У нас сторож пропал, – сказал директор санатория, возвращаясь все на той же крейсерской скорости. – Два дня никто найти не может. На телефон не отзывается, но он номера меняет очень часто. Не знаю, откуда симки берет.
Гуров приподнял брови:
– А почему не позвонили сразу?
– Да он и раньше часто уходил в запой, и бывало, что мы его по несколько дней не видели, – вздохнул директор. – Он так-то неплохой человек, кандидат наук, правда никто точно не знает каких, так и зовут его все – Кандидат. Но пару лет назад у него произошла какая-то странная история в семье, у нас не принято лезть настолько глубоко в души.
– А где его личное дело?
Дело нашлось в отделе кадров. Ну, как дело… Так, несколько бумажек. Но их было достаточно, чтобы найти его документы, пробив по всем базам Главка.
И вот уже теперь можно было ехать в Главк. Рассолкина по пути завезли домой: консультанту было не очень хорошо. Он, как признался, был на капельницах с тех пор, как его выписали из госпиталя.
– Кажется, химика мы нашли, – Крячко положил трубку после доклада техников и посмотрел на напарника.
Гуров хмуро кивнул. Только время потеряли. Получается, что он все время был у них под носом. Тихий и незаметный, вечно пьяный или в похмелье охранник. Вот тот, кто точно знает расположение камер, кого никто не замечает и кто точно знает время заезда, отъезда и начала всех экскурсий гостей. И все они у него перед глазами.
Лев еще раз посмотрел на фотографию из дела охранника и сравнил с фото с камер наблюдения санатория. На фотографиях из личного дела и с кафедры университета на них смотрел типичный профессор. Умный взгляд, короткая аккуратная стрижка, седые волосы, очки, торчащие из кармана пиджака. Традиционная «интеллектуальная» бородка. Вот, кстати, интересно: кто ввел моду на такие бородки у профессорско-преподавательского состава? Может быть, молодые ученые, когда думали, что без такого украшения на лице они будут выглядеть несолидно? Но тем не менее вот он. Варген Георгиевич Кабаридзе.
Личность настолько выдающаяся, что часть его деятельности была засекречена. Все пошло плохо после последней чеченской кампании. Согласно материалам личного дела, Варген был замечен в связях с боевиками, которые шантажировали его сыном, но сразу поймать профессора не успели. Гуров еще раз просмотрел все, что дали ему техники, и понял, что дело было шито белыми нитками. Кому-то очень не хотелось разбираться в обстоятельствах и в частности в том, зачем Кабаридзе-младший отправился на войну. Вернули его, молодого мужчину, уже глубоким инвалидом. Сын Варгена покончил с собой три года назад. Варген все это время находился в тюрьме, куда попал после возвращения сына. Дело его долго тянулось, официальное обвинение было предъявлено, но адвокат подал апелляцию, и в конце концов его выпустили. Но только ни сына, ни дома у него уже не было. Кабаридзе разочаровался в науке и стал работать где попало.
Лев покачал головой:
– У него тут есть даже несколько патентов на лекарства, представляешь? Все просто… В мусорку. Он никуда с ним не подавался. Просто изобрел, собрал, запатентовал и положил в ящик стола.
– Сломался. Оно и понятно, – вздохнул Крячко. За этим вздохом осталось многое, что можно не произносить вслух.
К сожалению, друзья видели много таких историй. И видели, чем они заканчивались. Отцы, дети. Сыновья. Войны, наемники. Каждый раз история была очень похожей. Особенно если кто-то из родни, не всегда отец, может быть, дед или брат, мать, – ценный специалист или просто богатый человек. Сыновей им возвращали. Но чаще всего или глубокими инвалидами, или наркоманами. Каждый раз все заканчивалось плохо. Мало кто мог выбраться из такой глубокой ямы, помогало, если сын был не единственным или было какое-то дело. Кто-то уходил в церковь, кто-то – в благотворительность.
Кабаридзе не смог. Но кто-то из друзей прошлого устроил его на работу в санатории, где он тихо и мирно влачил свое существование.
– Не сходится, – Лев отложил бумаги.
– Что именно?
– Не сходится. Исходя из его дела, он может мстить, да, я согласен. Но эта компания не имеет никакого отношения к нашему профессору. Вообще никакого. Зачем ему готовить яд, который сразу натолкнет нас на него? Ведь вряд ли кто-то еще из публики сможет похвастаться таким же образованием.
– Думаете, его кто-то нанял?
Орлов тоже был в кабинете. Он сам принес документы от техников. Если генерал покидал свой кабинет, это означало, что дело очень срочное, и генерал, как обычно, заинтересован в том, чтобы его расследовали как можно быстрее. И что-то еще.
– Пресса, – коротко пояснил Петр Николаевич, когда оба его подчиненных посмотрели на него с большим интересом, но ничего не сказали. – Они везде. Уже караулят на проходной. Решил на некоторое время у вас тут спрятаться, пока Верочка отбивается от журналистов. Кто-то очень хорошо слил информацию в интернет о том, что у нас тут происходит.
– Подробности дела? – коротко спросил Лев.
– Нет. В том-то все и дело. – Орлов достал из папки, которую принес с собой, распечатки с разных сайтов и положил на стол Гурову. – Если будет интересно, можете почитать на досуге. Кто-то слил в Сеть огромное количество такой ерунды, что мне страшно сказать. Такое ощущение, что где-то прорвало мешок с ересью и чернухой.
Гуров взял несколько бумаг и бегло прочитал заголовки. Да… Чего там только не было. И маньяки, которые нападают в подмосковных санаториях, и дуэли среди творческой элиты. Журналисты «желтых» изданий решили не останавливаться на деле о маньяках. Они стали штурмовать аккаунты известных писателей и спрашивать у них о том, что они думают о деле, в комментариях в записях, при этом было совершенно не важно, о чем была публикация. Самое главное было создать как можно больше шума.
Но сотрудникам Главка было не привыкать.
– Завтра наша пресс-секретарь даст еще один комментарий, но мне нужно что-то, что она сможет рассказать. Хотя бы отдаленно похожее на правду. Что у нас есть?
Напарники доложили.
– Ничего из этого рассказывать широкой публике нельзя, если мы не хотим спугнуть нашего убийцу, – вздохнул Орлов. – Ладно, разберемся. Работайте.
– Вернемся к нашему химику. Я уверен, что это не он. Вернее, так: что в основе дела не он.
– Наняли?
– Либо бартер. Я думаю, что такому, как Варген, деньги не нужны. Что-то другое. Обмен на услугу?
Лев еще раз посмотрел в глаза профессору. Интересно. На что он променял жизнь пяти человек? Уже шести… Обмен должен быть равноценным и умным. Даже на фото, где вместо профессора был тихий, неприметный старичок, что-то было в нем. Ум? Гуров был уверен, что просто так он не продал бы свои услуги. Нет, там должно быть что-то еще. Может быть, месть тем, кто был виновен в трагедии с сыном. Или какая-то еще помощь, но точно не деньги.
– Ладно, давай проверим его цифровой след, – сказал Гуров.
Проверить «цифровой след» на языке сыщиков Главного следственного управления означало загрузить по полной технический отдел. Чтобы проверили, какие банковские карты оформлены на человека, где отмечались его документы, сим-карта, проследить звонки. Пересечения с другими номерами, например, семейными.
В случае с Варгеном проверять сим-карту, как поняли напарники, было бесполезно, потому что директор санатория сразу предупредил их о постоянной смене номера.
При современных возможностях получить такой отчет можно достаточно быстро. Хотя многие банки до сих пор давали доступ к своим базам только после огромного количества согласований, а многие свидетели и подозреваемые предпочитали расплачиваться наличными, либо по старинке, либо понимая, что их будут отслеживать по действиям с картой.
Варген не прятался: через час сыщики знали, что он купил билет на свое имя в Махачкалу. Горящий билет на вылет через шесть часов.
– Как давно я сам лично не ездил на такие задержания, – даже с некоторой ностальгией отметил Гуров. Конечно, можно было отправить отряд, но Лев решил поехать сам. Хотя бы потому что знал, что в дороге, в момент, когда подозреваемого «приняли», можно узнать гораздо больше информации, чем тот расскажет уже в допросной, когда либо впадет в непродуктивное отчаяние, либо придет в себя, отойдя от первого стресса, и будет уже внятно соображать.
– Какой аэропорт?
– Домодедово.
Один из самых сложных для поимки преступника аэропорт. Даже в Шереметьево найти и отследить кого-то было проще, потому что там уже вся территория аэропорта охватывалась системой видеонаблюдения с возможностью распознавания лиц. В Домодедово такая система тоже была, но расположена она была настолько неудобно, с точки зрения сыщиков, что им в прямом смысле этого слова приходилось как следует побегать, чтобы добраться до нужного места или ворот.
Пропуска на территорию аэропорта оформили моментально, и вот уже Гуров занял место за дежурной стойкой, где проводилась регистрация на рейс до Махачкалы. А Крячко остался в помещении с камерами. Оперативники в штатском патрулировали зал прилета.
Повесив на шею выданный администрацией чей-то фирменный бейдж, Лев со скучающим видом прохаживался вдоль стоек. Регистрацию на нужный рейс еще не открыли, но профессора он заметил сразу.
Именно профессора, а не пьянчугу-сторожа. Конечно, на лице оставались следы возлияния, но при аккуратном, пусть и немного старомодном светлом костюме, недавно сделанной стрижке, очках и потертом кожаном портфеле, профессор выглядел скорее изнуренным какой-то долгой болезнью.
В каком-то смысле так оно и было.
Гуров подтянулся и приготовился. Варген посмотрел еще раз на табло вылета. Проверил, что подошел к нужному месту для регистрации. Еще раз проверил билет. Он нервничал, но не больше, чем другие пассажиры. Всегда же хочется поскорее пройти все эти этапы с регистрацией багажа и билета, контроль и уже спокойно устроиться в зале ожидания у своих ворот.
Гуров выбрал момент, когда Кабаридзе сделает шаг в сторону и рядом с ним не окажется никого из пассажиров, чтобы не поднимать ненужных разговоров и не привлекать внимание. Не хватало бы им еще завтра снова оказаться в заголовках новостей.
– Добрый день, профессор Кабаридзе. Пройдите со мной, пожалуйста, – негромко сказал Гуров и показал свое удостоверение. Полковник уже успел очень хорошо ознакомиться со всеми материалами дела профессора и понимал, что он не побежит и не будет поднимать шум.
Так и получилось. Кабаридзе попросил сделать всего один звонок. Сказал, что сделает его в машине, под присмотром полиции, чтобы было понятно, что в его звонке нет никакого преступного замысла. Просто это важно. Гуров кивнул. Варген спокойно вышел без шума и наручников. Отдал свой портфель Крячко, сел в машину и только после того, как они тронулись, Гуров дал ему телефон.
– Громкая связь, – предупредил он.
– Хорошо. Мара? Мы на громкой связи. Все получилось?
Женщина на другом конце провода вздохнула и сказала, что все получилось, подтвердила, что дети уже едут домой. Спросила, когда они приедут, сказала, что комната ему уже готова, и все будут рады его видеть. Кабаридзе покачал головой и, добавив в голос грусти, сказал, что, к сожалению, не сможет: тут его задержит работа, но он все перевел и будет ждать писем и фотографий детей. Адрес сообщит позже.
– Это мои внуки. Восемь детей. Теперь они будут жить у моей двоюродной сестры, – сказал профессор, положив трубку.
– У вашего сына же не было детей?
– Не было. Но были дети у его друга. Он погиб, и жена его погибла, больше никого не осталось. Поэтому я усыновил всех. Но на это нужны были очень большие деньги. Приедем, и я все расскажу.
После этого он замолк, глядя в окно, и Лев понял, что спрашивать что-то еще бесполезно, потому что профессор уже все для себя решил. И расскажет далеко не все, а только то, что нужно. И имени заказчика они точно не узнают. Не потому, что тот хорошо скрывался, а потому что он помог Варгену закрыть дело с детьми. И теперь последний будет считать себя до конца жизни должным этому человеку. Хотя жизнь иногда готовит сюрпризы.
– Ведется запись допроса, – сказал Лев, входя в помещение допросной. Это была все еще та же комната, хотя рекомендации Рассолкина Орлов принял, но такие дела быстро не делаются.
Консультант сказал, что не может присутствовать при допросе, сославшись на плохое самочувствие, так что Лев допрашивал сам, а Крячко стоял за окном. Привычный порядок.
– Расскажите все, что собирались. Почему вы собрали сложный релаксант? Откуда вы знали, какими лекарствами будут реанимировать Воронцову? Кто дал вам информацию?
Лев нарочно избегал слов «нанял»: важно было, чтобы это сказал сам бывший профессор, тогда уже допрос пойдет немного в другом ключе. Полковник слегка ослабил давление, чтобы послушать историю Кабаридзе и сравнить ее с той, что у них уже была. Со стороны могло показаться, что сыщик немного жалеет профессора, но на самом деле – нет. Гуров относился к нему как к обычному преступнику, потому что его вина, в отличие от тех людей, которых он помог убить, была уже доказана. И даже если он знал о них что-то, чего не знает полковник, самосуд – это последнее дело. Поэтому Гуров ждал ответов. И никакое благое дело, которое устроил Кабаридзе, не искупит шесть смертей.
– Вы напрасно надеетесь. Имени моего напарника я не знаю. За неделю до заезда гостей кто-то оставил у меня на столе в подсобке мобильный телефон. Обычный, недорогой смартфон. Через несколько часов на него позвонили. Голос был мужской, не искаженный, но я вряд ли смогу его узнать, у меня плохая музыкальная память. Мы проговорили несколько часов. И на следующий день тоже. Он знал все. И о моем прошлом, и о моих открытиях. О сыне. О том, что сделали с ним в плену, о том, что я готов был сделать и сделал, когда меня попросили. О том, какого ребенка мне вернули. И что я уже свое отсидел за то дело. Он знал и о том, что есть дети у друга моего сына. Сослуживца, единственного человека, который не отвернулся от него и помогал всем, чем может. Дети оказались в детском доме в Дагестане. Мы договорились. Я сделаю то, что ему нужно, и тогда, когда ему нужно, а он даст мне денег и поможет выкупить этих детей. Оформить. Все оформлено легально, вы не сможете забрать этих детей.
– Я и не планировал. Мы не отбираем детей, – отозвался Гуров, и Кабаридзе махнул рукой, показывая жестом, что он не это имел в виду.
– Органы. Я имею в виду, что никакие органы теперь не смогут забрать этих детей. Они будут жить хорошо.
– Дальше про дело. Про детей я уже понял.
Варген кивнул.
– Он описал, что нужно сделать. Сказал, что все необходимые реагенты найдет и пришлет. Я уже раньше делал такие средства. По заказу. По сути, это обычное успокоительное, только в очень большой дозе и с очень быстрым действием. Это мое изобретение. Контейнеры, маленькие химические контейнеры, которые доставляют все вещества в кровь, прямиком к сердцу и мозгу и очень быстро. Если человек пьет воду, в которой есть мое изобретение, то действие начинается быстро. А если кофе, то еще быстрее. И это лекарство может и помочь, и убить в зависимости от концентрации. Если нужно для ваших экспертов, то я напишу состав и все необходимые формулы.
– Газ тоже ваше изобретение?
– Да, я давно уже его разработал. На самом деле, в качестве безвредного средства для уничтожения насекомых. Он тяжелый, быстро оседает на поверхности и те, кто его вдохнет, просто засыпают. Для людей он был не опасен. В той концентрации, как я его продавал для нужд химиков.
– А для убийства людей?
– Просто усилил дозировку, и он стал вторым действующим веществом. Умереть должны были только те, кто пил кофе.
– Кофе, а не воду?
– Кофе. Они, все пятеро, покупали кофе в кофейном автомате у нас в холле. Я добавил его в стаканчики. Знал точно, когда они пойдут к «микрику».
– А если бы кто-то другой взял эти стаканчики? – спросил Гуров, сузив глаза. Полковник начинал заводиться, понимая, что этот тихий интеллигентный старик спокойно рассказывал ему о том, как планировал и осуществил убийство.
– Я подумал об этом и поэтому достал все стаканчики из подставки. Эти пятеро каждое утро сразу после завтрака шли к этому кофейному автомату. Они были страстными кофеманами и паслись около него каждый день, даже больше, чем на всех этих мероприятиях. Поэтому мой друг, для вас – заказчик этого дела, знал о том, что они будут там. Он же и обратил внимание на то, сколько времени они проводят у кофейного автомата. Тогда мы с ним вместе и придумали этот план. Когда они снова после завтрака решили выпить кофе перед дорогой, я вынес им эти стаканчики, которые упаковал в пакет так, словно они были новые.
– А газ?
– Это было сложнее всего. Я изготовил контейнер в нужной концентрации, оставил его у себя в подсобке и должен был исчезнуть на пару дней.
– А вода?
– Несколько пузырьков я оставил там же, где и газ. Все, что нужно было, это соединить содержимое двух пузырьков и добавить в воду.
– Не на то вы потратили свой талант, – вздохнул Гуров. – Могли бы спасти десятки жизней.
– Мой талант не сильно пригодился тем, кому я предлагал помощь. Но пригодился сильно тем, с кем я не хотел иметь дело ни при каких обстоятельствах. Мой талант не смог спасти моего сына. Эти люди были не самыми лучшими представителями нашего общества. Пробейте их по вашим полицейским базам, и вы ничего не найдете, но поговорите с людьми, которые были рядом с ними. С их семьями, друзьями. Вы много чего узнаете. Я был рядом не так давно, а уже знал, что у них гнилая кровь. Они были жадные до денег, до впечатлений. А эта женщина, Воронцова, на ее счету очень много пострадавших. Поговорите с ее помощницей.
– Вы же должны были исчезнуть сразу после того, как передали все химикаты. Откуда вы узнали про Воронцову?
– Я должен был исчезнуть из санатория. Уйти в запой для всех. А сам поехал на квартиру, которую снял мне мой друг. Переоделся, привел себя в порядок. И как клиент стал посещать офис Воронцовой. Я делал вид, что хочу заказать себе курс омоложения организма, и попросил почитать состав средств, которые входят в курс. Этими средствами не лечат. Этими средствами можно убить печень за несколько курсов.
– Она же торгует безобидными БАДами, – прикинулся Гуров.
Кабаридзе поморщился:
– Нет, при повышенном холестерине, а он сейчас повышен почти у всех, такие лекарства могут поднять его еще выше, до критического уровня. Если вы возьмете у нее курс, который предлагали мне, то сразу начнете чувствовать сильное недомогание, усталость, придете к ней снова. А она скажет, что это нормально, что вашему организму не хватает ресурсов для того, чтобы «переварить» курс, и предложит посетить врача клиники, с которой они сотрудничают. Совершенно бесплатно, как их клиент. А потом окажется, что вам дадут совершенно неправильную расшифровку анализов. И дальше будет только хуже. Одно будет тянуть другое, и скоро вы уже будете плотно сидеть на ее добавках или на лекарствах, которые вам выпишут уже в нормальной клинике, чтобы восстановиться после такого лечения. Если сможете.
– Летальных случаев не было? – поинтересовался Гуров.
Кабаридзе покачал головой:
– Возможно, пока еще нет. Но думаю, что были бы, дай мой друг ей еще время поработать. Эта женщина была жадной до денег и совершенно не разбиралась в том, чем она занималась.
– И снова мы возвращаемся к тому, что самосудом у нас никто не занимается. Вы могли прийти со своими доказательствами к нам, – сказал Гуров.
– Я уже приходил один раз, – парировал Кабаридзе и добавил: – Дайте мне лист бумаги и ручку, я напишу признание и адрес квартиры, которую мне снимали. Там вы найдете телефон, но вряд ли сможете что-то из него извлечь.
Лев кивнул.
Адрес квартиры он узнал сразу. И, пока под присмотром следователей и Крячко Варген писал признание, Гуров поехал по адресу.
Заказчик не поскупился. Видимо, он хотел таким образом показать свою щедрость, поэтому снял большую квартиру прямо у метро «Смоленская». Две минуты, и профессор был в Смоленском пассаже. Он сам сказал, что был рад пожить в центре старой Москвы, погулять по Арбату, старым улочкам, смотреть по вечерам на шумный Новый Арбат. Дойти до Бородинского моста. Ключи были в вещах Кабаридзе.
Квартира была просторной, с хорошим ремонтом. Было видно, что она нежилая. Ее сдавало агентство. Но, может быть, именно на это все было и рассчитано: чтобы квартира была хорошей, дорогой, но безликой и не отвлекала от дела.
Как и говорил профессор, на столе лежал телефон. В холодильнике несколько бутылочек и склянок с реактивами. С большой гордостью Кабаридзе несколько раз сказал, что большим достоинством придуманных им веществ является то, что для сборки того или иного лекарства не нужна лаборатория. Все реактивы можно смешать буквально на коленке.
Пока коллега Дарьи осматривала квартиру, приехал представитель агентства, через которого было снято жилье, и привез копии документов того, кто снял квартиру. Как и предполагал Гуров, документы были поддельные, хоть и очень хорошего качества.
– Попробуйте вытянуть хоть что-то о том, кто нанял нашего химика, – сказал Гуров, отдавая телефон экспертам. Сказать по правде, сам полковник уже валился с ног от усталости, но нужно было еще хотя бы полчаса просто посидеть в тишине и подумать, чем он и занялся в машине.
