Нора Робертс
Убежище
Посвящается семье – той, что по крови и той, что по сердцу.
Nora Roberts
HIDEAWAY
Copyright © Nora Roberts, 2020
This edition published by arrangemen with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency
© Лысикова А., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Часть первая. Потерянная невинность
Нет никого важнее дочерей.
Дж. М. Барри
Ребенок всех любит, он добрый по природе до поры до времени.
Фланнери О’Коннор
Глава первая
Биг-Сур / 2001
Когда девяностодвухлетний Лиам Салливан умер во сне в своей постели рядом с шестидесятипятилетней женой, мир скорбел.
Умерла икона.
Он появился на свет в крохотном коттедже среди зеленых холмов и полей неподалеку от деревни Глэндри в графстве Клэр, седьмой и самый младший из сыновей Шеймаса и Айлиш Салливан. Он знал, что такое голод, и на всю жизнь запомнил вкус маминого хлебного пудинга и тумаков, которые она отвешивала, когда он того заслуживал. Дядя и старший брат пали на полях Первой мировой, а сестра, немного не дожив до восемнадцати, умерла, рожая второго ребенка.
Еще в раннем детстве Салливан познал тяжкий труд пахаря, шагая за плугом, который тянула кобыла по кличке Мун. Он научился стричь овец и забивать ягнят, доить корову и выстраивать каменную стену. И до конца своих дней помнил, как по вечерам они всей семьей собирались у камина, воздух наполнялся запахом горящего торфа, мать затягивала песню своим ангельски-чистым голосом, а отец улыбался и подыгрывал ей на скрипке.
А еще танцы.
Мальчишкой он иногда пел в местном пабе, а фермеры пили пиво и обсуждали урожай и политику. Его тенор трогал душу до слез, а ловкие ноги, пустившись в пляс, могли поднять настроение кому угодно. Но он мечтал о большем, он не хотел всю жизнь пахать поля, доить коров и уж точно не хотел собирать гроши в скромном пабе в Глэндри.
Незадолго до своего шестнадцатого дня рождения он оставил дом с несколькими фунтами в кармане. Вместе с другими искателями счастья он пересек Атлантику в тесном трюме корабля. Когда в шторм судно бросало по волнам из стороны в сторону, а воздух наполнялся запахом рвоты и страха, он благодарил Бога за крепкий желудок.
Как и положено, он регулярно писал письма родным, мечтая о том, как отправит их, когда сойдет на сушу, а в свободное время веселил попутчиков песнями и танцами.
Лиам вовсю флиртовал и страстно целовался с белокурой девушкой из Корка по имени Мэри, которая держала путь в Бруклин, чтобы устроиться горничной в богатый дом. С Мэри он стоял на пронизывающем, но в кои-то веки свежем ветру, когда на горизонте возникла статная женщина с факелом в высоко поднятой руке. В тот момент Лиам решил, что жизнь его наконец-то началась. Сколько цвета, шума и суеты, какая толпа на такой небольшой клок пространства. Нет, думал он, не океан разделяет эту страну и мою родную ферму, но целый мир.
И теперь это был его мир.
Дядя по матери, Майкл Донахью, взял его помощником мясника к себе в лавку, что располагалась в Митпэкинг-дистрикт. Его радушно приняли, обняли и поселили в комнату с двумя двоюродными братьями. Не прошло и месяца, как он возненавидел звуки и запахи мясницкой лавки, но работу не бросил.
И продолжил мечтать о большем.
Это большее он впервые увидел, когда на заработанные с таким трудом деньги купил билеты в кино для себя и белокурой Мэри. На экране царила самая настоящая магия, ни на что не похожие миры, миры, в которых существовало все, что только может пожелать человек. Из них не доносилось скрежета костяных пил или ударов тесаков. Когда экранный мир поглотил Лиама, он позабыл даже о красавице Мэри.
Прекрасные женщины, отважные мужчины, трагедия, радость. Очнувшись, он увидел вокруг себя восторженные лица зрителей, слезы, улыбки, аплодисменты. Это еда для пустого желудка, подумал он, одеяло, которое спасает от холода, свет для измученных душ.
И года не прошло с того момента, как он, стоя на палубе, впервые увидел Нью-Йорк? – а Лиам уже отправился на запад. Он пробирался через страну, не уставая удивляться ее просторам, ландшафту и природным богатствам. Он спал под открытым небом в полях, в амбарах и придорожных забегаловках, куда его пускали переночевать за пару песен.
Как-то раз после небольшого недоразумения в местечке под названием Уичито он целую ночь провел за решеткой. Лиам научился ездить зайцем на поездах, убегать от полицейских, и, как он позже будет годами пересказывать в бесчисленных интервью, это было незабываемое приключение.
И когда спустя почти два года странствий он увидел огромную белую надпись «Hollywoodland», поклялся, что добьется славы и успеха.
Ум, голос и крепкая спина обеспечили ему пропитание. Смекалка помогла ему устроиться помощником декоратора на киностудию, а за работой он не переставал петь. Разыгрывал сцены, которые наблюдал, отрабатывал акценты, которые ему довелось услышать во время путешествия на Запад.
Эпоха немого кино ушла в прошлое, поэтому нужно было думать о звуковом оформлении сцены. Актеры, которые восхищали его своим молчанием на экране, в жизни говорили писклявыми или громоподобными голосами, а потому их звезды сгорали и падали.
Удача улыбнулась Лиаму, когда режиссер услышал, как он поет за работой ту самую песню, которую некогда немой киногерой должен был петь своей экранной возлюбленной в одной из музыкальных сцен. Лиам знал, что тот актер совершенно не умеет петь и продюсеры подумывают заменить его голос на озвучке. Лиам решил, что это шанс: он оказался в нужном месте в нужное время.
И пусть его лицо не появилось на экране, но голос заворожил зрителей. И открыл перед ним двери.
Дублер, прохожий в кадре, первая небольшая роль со словами. Строительные блоки, ступеньки, фундамент, заложенный честным трудом, талант и неутомимая энергия Салливанов – и вот у деревенского парня из Клэр уже появился агент, контракт, а карьера его началась в золотой век Голливуда, продлилась десятилетия и охватила несколько поколений.
С бойкой и популярной Розмари Райн он познакомился на съемках мюзикла – первого из пяти их совместных фильмов. Студия подогревала интерес к их роману, снабжая газетные колонки сплетен подробностями, но весь этот ажиотаж был лишним. Они поженились меньше чем через год после того, как впервые увидели друг друга. Медовый месяц они провели в Ирландии: навещали его семью и ее родных в графстве Мейо.
Они построили роскошный особняк в Беверли-Хиллз, родили сына, а следом дочь.
Участок в Биг-Сур они купили, потому что влюбились в него с первого взгляда, как некогда влюбились друг в друга. Особняк у моря назвали «Покой Салливана». Он стал их убежищем, а годы спустя – домом.
Их сын на деле доказал, что талант в семье Салливан – Райн передается по наследству. Из актера-ребенка он вырос в исполнителя главных ролей. А дочь Морин выбрала Нью-Йорк и Бродвей.
Супруга Хью погибла в авиакатастрофе, возвращаясь со съемок в Монтане, а незадолго до этого подарила Лиаму и Розмари их первого внука.
Придет время, и этот мальчик зажжет на экранах еще одну звезду Салливанов.
Эйдан, внук Лиама и Розмари, был уверен, что, по традиции Салливанов, любовью всей его жизни окажется сияющая блондинка. Их с Шарлоттой Дюпон свадьба была блестящей во всех отношениях (фотографии напечатали в журнале «Пипл»). В подарок невесте он купил особняк в Холмби-Хиллз. А у Лиама вскоре появилась праправнучка.
Четвертое поколение Салливанов нарекли Кейтлин. Кейтлин Райн Салливан завоевала любовь публики, когда ей еще не было и двух лет: она сыграла озорную девчушку, благодаря которой главные герои фильма «А папа пойдет с нами?» и поженились.
Критики почти единогласно признали, что маленькая Кейт переиграла исполнителей главных ролей (в том числе и свою мать) и этим наделала немало шума в определенных кругах. Эта роль так и осталась бы для нее последним глотком детской славы, если бы в возрасте шести лет прапрадед не позвал ее на роль свободной духом Мэри Кейт в «Мечту Донована». На съемках в Ирландии она провела полтора месяца, сыграв в одной картине с отцом, дедушкой, прапрадедушкой и прабабушкой. Все реплики в кадре она произносила с прекрасным акцентом западных графств.
Фильм, ставший для Лиама Салливана последним, снискал невероятный успех у зрителей и критиков. В одном из редких интервью незадолго до смерти он, сидя под сливовым деревом в цвету, под шум вечных вод океана сказал, что, подобно Доновану, увидел, как осуществилась его мечта. Он снял прекрасный фильм вместе с женщиной, которую любил шестьдесят лет, Хью, Эйданом и светом его жизни – Кейт.
Фильмы всегда были для него приключениями, а этот, сказал он, был подходящей пробкой к бутылке с волшебным джином его жизни.
Прохладным и солнечным февральским днем, через три недели после его кончины, вдова, семья и множество друзей собрались на ежегодный прием в Биг-Сур (Розмари настояла), чтобы воздать должное чудесно прожитой жизни.
Официальные похороны и поминки со звездами в качестве гостей и торжественными речами прошли в Лос-Анджелесе, а этот ужин должен был напомнить всем, сколько радости Лиам принес в этот мир.
Здесь были и речи, и забавные истории из прошлого, и слезы. Но была и музыка, и смех, и детские игры. Еда, вино и виски.
Волосы у Розмари, которая, по правде говоря, немного устала за день, теперь были белыми как снег, что лежит на вершине хребта Санта-Лючия. Она сидела в кресле у камина, выложенного камнем, в комнате, которую они называли общей. Оттуда ей было видно, как играют дети: малыши вовсю резвились на зимнем ветру. А за ними раскинулось море.
Когда Хью присел рядом, она взяла сына за руку.
– Если я скажу тебе, что все еще чувствую, будто он рядом, ты решишь, что я спятила?
В ее речи, как и в речи ныне покойного мужа, все еще звучал отголосок дома.
– Ни в коем случае, ведь я тоже его чувствую.
Она повернулась к сыну: волосы у нее были коротко стриженные для удобства и красоты, а в зеленых глазах светилась жизнь.
– Твоя сестра решила бы, что мы сумасшедшие. Как меня угораздило родить на свет такую практичную дочь, как Морин?
Она взяла предложенную ей чашку чая и вопросительно подняла брови:
– Чай с виски?
– Я же тебя знаю.
– Знаешь, да не все, мальчик мой.
Розмари сделала глоток и вздохнула, затем посмотрела на сына. Так похож на отца, думала она. Чертовски красивый ирландец. У ее мальчика, ее малыша волосы уже серебрились сединой, но глаза по-прежнему сияли синевой.
– Я знаю, как ты горевал, когда потерял Ливи. Так жутко и внезапно. Кейтлин очень на нее похожа, и не только внешне. Она такая же светлая, радостная и отважная. Я снова говорю как безумная?
– Нет. Я с тобой согласен. Стоит услышать, как она смеется, и я сразу слышу смех Ливи. Она мое сокровище.
– И наше с отцом. Хью, я очень рада, что после стольких лет одиночества ты нашел Лили и наконец-то обрел счастье. Она хорошая мать и стала любящей бабушкой для нашей Кейт.
– Это правда.
– Зная об этом, зная, что Морин счастлива, что у ее детей и внуков тоже все хорошо, я приняла решение.
– Какое?
– Я выбрала, где проведу остаток жизни. Я люблю этот дом, – прошептала она. – Эту землю. Я знаю, как она выглядит в любое время дня, время года и при любой погоде. Мы ведь не продали дом в Лос-Анджелесе из сентиментальности, ну и из-за удобства, на тот случай, если кто-нибудь будет сниматься неподалеку.
– Думаешь, пришло время его продать?
– Нет. Он хранит дорогие сердцу воспоминания. Ты же помнишь, что у нас есть жилье в Нью-Йорке, там сейчас живет Морин. Скажи, тебе бы хотелось жить здесь или в доме в Лос-Анджелесе? Дело в том, что я уезжаю в Ирландию.
– В гости?
– Навсегда. Не надо, – сказала она прежде, чем он успел возразить. – Пусть я и переехала в Бостон еще ребенком, но там моя семья, мои корни. И семья твоего отца.
Он накрыл ее руку своей и кивком головы указал на окно, за которым резвились дети и прохаживались взрослые.
– Твоя семья здесь.
– Это так. Здесь, в Нью-Йорке, Бостоне, Клэр, Мейо и даже в Лондоне. Как же нас разбросало по миру.
– Твоя правда.
– Надеюсь, все они смогут приехать и повидать меня. Но сейчас мне хочется быть именно в Ирландии. Среди зелени и тишины.
Она улыбнулась, и в глазах у нее сверкнул огонек:
– Вдова, которая печет ржаной хлеб и вяжет платки.
– Ты же не умеешь ни печь, ни вязать.
– Ха! – воскликнула она и шлепнула его по руке. – Я научусь, и преклонный возраст мне не помеха. Да, у тебя есть собственный дом, но пришло время мне вернуться. Одному Богу известно, как нам с Лиамом удалось заработать столько денег, занимаясь тем, что мы любили.
– Талант, – сказал Хью и постучал пальцем по тыльной стороне ее ладони. – И ум.
– Ну, у нас было и то и другое. Я хочу раздать то, что мы построили. Себе оставлю только тот прелестных коттедж, который мы купили в Мейо. Ну так что, Хью? Беверли-Хиллз или Биг-Сур?
– Второе. Здесь.
Она улыбнулась, а он покачал головой и добавил:
– У тебя уже был ответ, еще до того, как спросила.
– Я же тебя знаю даже лучше, чем ты знаешь меня. Решено. Дом твой. И я верю, что ты будешь заботиться о нем.
– Обязательно, вот только…
– Нет-нет. Я приняла решение. Хочу только, чтобы на время приезда в гости у меня был свой угол. А я приеду. Здесь мы с твоим папой прожили одни из лучших лет совместной жизни. Я хочу, чтобы и нашим детям это место принесло счастье.
Розмари погладила его по руке.
– Хью, смотри, – сказала она и засмеялась, увидев, как Кейт сделала кувырок. – Это будущее, и я счастлива, что внесла в него свой вклад.
Пока Кейт кувыркалась, развлекая двоюродных братьев, ее родители спорили в гостевой комнате.
Шарлотта по такому торжественному случаю уложила волосы в низкий пучок и нетерпеливо вышагивала по деревянному полу, каблуки лабутенов издавали звук, похожий на нетерпеливые щелчки пальцами. Когда-то ее необузданная энергия завораживала Эйдана. Теперь же ему было попросту скучно.
– Эйдан, я хочу уехать, ради всего святого.
– Уедем завтра днем, как и планировали.
Она повернулась к нему, губы надуты, глаза блестят от слез обиды. Мягкий зимний свет струился сквозь широкие стеклянные двери у нее за спиной, создавая ореол вокруг нее.
– С меня довольно, как же ты не понимаешь? Неужели не видишь, что я держусь из последних сил? Чего ради нам сдался этот дурацкий семейный завтрак? Вчера уже поужинали, сегодня этот бесконечный банкет, и я уже молчу о похоронах. Сколько еще историй о великом Лиаме Салливане я должна выслушать?
Было время, когда он думал, что жена понимает, как крепко он связан со своей семьей, потом надеялся, что придет день – и она поймет. Теперь оба осознали, что все это время она просто терпела.
Ждала подходящего момента.
Смертельно утомленный, Эйдан сел, позволив себе вытянуть длинные ноги. Он начал отращивать бороду для следующей роли. Волоски кололись и раздражали. Борода ему осточертела, и к жене он чувствовал то же самое.
Еще совсем недавно их брак пережил непростые времена, и вот они уже наткнулись на новый ухаб.
– Шарлотта, это важно для моей бабушки, отца, меня и всей семьи.
– Твоя семья проглотила меня целиком, Эйдан.
Она резко развернулась, раскинув руки. Сколько нервотрепки, подумал Эйдан, из-за каких-то нескольких часов.
– Всего одна ночь, на ужин остаются единицы. Завтра в это же время мы уже будем дома. У нас гости, Шарлотта. Мы сейчас должны быть с ними.
– Так пусть твоя бабуля их развлекает. Или отец. Ты. Почему я просто не могу сесть на самолет и улететь домой?
– Потому что это самолет моего отца, на котором ты, Кейтлин и я вместе с ним и Лили полетим завтра домой. А до тех пор мы выступаем единым фронтом.
– Если бы у нас был свой самолет, мне бы не пришлось ждать.
Он чувствовал, как над глазами растет головная боль.
– Нам обязательно нужно ссориться? Сейчас?
Она пожала плечами:
– Ну, по мне скучать не будут.
Он улыбнулся и решил попробовать иной подход. По опыту Эйдан знал, что пряник действует на жену лучше, чем кнут.
– Я буду.
И, вздохнув, она улыбнулась ему в ответ.
Он подумал, что ее улыбка способна заставить мужское сердце остановиться.
– Я ужасная вредина.
– Да, но ты моя вредина.
Она рассмеялась, быстро подошла и села к нему на колени.
– Прости, милый. Ну почти прости. Немного прости. Ты знаешь, мне здесь никогда не нравилось. Здесь так уединенно, у меня того и гляди начнется клаустрофобия. Знаю-знаю, болтаю всякую ерунду.
Эйдан знал, что ни в коем случае нельзя гладить ее по блестящим светлым волосам после того, как она их уложила, поэтому ограничился легким поцелуем в висок.
– Понимаю, но завтра мы уже будем дома. Мне нужно, чтобы ты продержалась еще один вечер, ради дедушки, папы. И ради меня.
Фыркнув, она ткнула его пальцем в плечо и по привычке надула губы. Полные алые губы, грустные голубые глаза и неестественно длинные ресницы.
– Я бы на твоем месте предложила что-то взамен. Что-то посерьезнее.
– Как насчет выходных в Кобо?
Она радостно ахнула и обхватила его лицо руками:
– Ты серьезно?
– До начала съемок еще пара недель. – Эйдан потер себе затылок. – Только представь, мы проведем несколько дней на пляже. Кейт будет в восторге.
– Но у нее же школа, Эйдан.
– Наймем репетитора.
– А как тебе такой план… – Шарлотта в траурном черном платье обняла мужа и прижалась к нему. – Кейт проведет время с Хью и Лили, она будет в восторге. А мы с тобой вдвоем отдохнем на Кобо. – Она поцеловала его. – Только ты и я. Милый, мне нравится бывать с тобой наедине. Тебе не кажется, что это пошло бы нам на пользу?
Это имело смысл: брак нужно не только спасать, но и укреплять. И несмотря на то что ему не хотелось оставлять Кейт, в словах жены была доля правды.
– Могу устроить.
– Ура! Я напишу Гранту, узнаю, можно ли назначить дополнительные тренировки на этой неделе. Хочу подготовить тело к бикини.
– Ты уже к нему готова.
– Ты просто прелесть. Но посмотрим, что скажет мой строгий фитнес-тренер. Ой, – подпрыгнула она, – мне же нужно столько всего купить.
– Сейчас нам нужно спуститься к гостям.
На краткий миг ее лицо омрачилось досадой.
– Хорошо. Ты прав. Дай мне пару минут, чтобы поправить макияж.
– Он как всегда прекрасен.
– Милый муж.
И, указав на него, она направилась к своему ночному столику, но остановилась:
– Спасибо, Эйдан. Последние несколько недель, похороны и поминки дались нам всем нелегко. Поездка, пускай и короткая, пойдет нам на пользу. Я скоро спущусь.
Пока родители выясняли отношения, Кейт уговорила остальных сыграть в прятки, а после идти в дом. Семья обожала эту игру, и у нее были свои правила, ограничения и возможность заработать дополнительные очки. В тот раз, согласно правилам, прятаться можно было только на улице, потому что некоторые взрослые строго-настрого запретили бегать по дому. Ведущий получал очки за каждого найденного игрока, причем первый из них в следующем раунде сам становился ведущим. Если ведущему меньше шести, то он или она мог выбрать себе напарника. Если участника игры не удалось найти три игры подряд, то он или она получал десять очков. Кейт весь день продумывала эту игру и точно знала, как всех обыграть.
Она сорвалась с места, как только одиннадцатилетний Бойд – первый вода – начал обратный отсчет. Бойд жил в Нью-Йорке, как его бабушка, и приезжал в Биг-Сур от силы два-три раза в год. В отличие от Кейт, он почти не знал здешнюю территорию.
К тому же она уже придумала, где спрячется.
Кейт закатила глаза, увидев, как пятилетняя Эйва заползает под белую скатерть на столе. Бойд найдет ее в два счета. Она уже была готова отступиться от своего плана, чтобы помочь Эйве найти место получше, но в прятках каждый сам за себя!
Гости разъезжались, но уйма взрослых еще прогуливались по верандам, у столов с напитками или сидели вокруг уличных каминов. Кейт вспомнила, почему они здесь, и почувствовала боль.
Она любила прапрадедушку. У него всегда были припасены для нее интересные истории и лимонные леденцы. Она рыдала без остановки, когда папа сказал ей, что дедуля отправился на небеса. Папа и сам не мог сдержать слез, даже когда сказал, что дедуля прожил долгую и счастливую жизнь, что он много значил для многих людей и что его никогда не забудут.
Кейт вспомнила свою реплику из их совместного фильма, из той сцены, где они сидят рядом на каменной стене и смотрят на землю вокруг.
– Милая, наши поступки, хорошие и плохие, – это вехи на жизненном пути. А те, кого мы оставляем позади, судят о нас по этим вехам и все помнят.
Она вспомнила лимонные леденцы и объятия, когда неслась к гаражу и обегала его с боку. С веранды, террас и из обнесенного стеной сада доносились голоса. Куда она бежит? К высокому дереву. Если залезть на третью ветку, то можно надежно спрятаться за широким стволом, в зеленых листьях в трех метрах над землей.
Никто ее не найдет!
Ее волосы, черные, как у большинства потомков кельтов, развевались на бегу. Няня Нина заколола их по бокам невидимками с бабочками, чтобы не лезли в глаза. Решительные голубые глаза светились радостью, пока она убегала все дальше от огромного особняка, за дом для гостей, от которого тянулись ступени к небольшому пляжу и бассейну, из которого открывался вид на море.
Всю первую половину дня из уважения к собравшимся она проходила в платье, но потом Нина переодела ее в повседневную одежду. Кейт старалась не запачкать свитер, но знала, что никто не будет ругать ее за пятна на джинсах.
– Я выиграю, – прошептала она, потянулась к ветке калифорнийского лавра и поставила ножку в фиолетовых (с недавних пор это был ее любимый цвет) кроссовках в небольшое дупло.
За спиной у нее раздался какой-то звук, и хотя Кейт понимала, что Бойд не мог так быстро ее найти, душа все равно ушла в пятки.
Обернувшись, она увидела позади себя мужчину в униформе официанта со светлой бородой и волосами, забранными в хвост. На нем были солнцезащитные очки, в которых отражалось солнце.
Она улыбнулась, приложила пальчик к губам и сказала:
– Мы играем в прятки.
Мужчина тоже улыбнулся.
– Хочешь, подсажу?
И, не дождавшись ответа, шагнул к ней, чтобы, как показалось Кейт, помочь.
Она почувствовала, как в шею с левой стороны вонзилась игла, и принялась шлепать по ней так, как будто это было какое-то насекомое.
Внезапно ее глаза закатились и она потеряла сознание.
За считаные секунды мужчина засунул ей в рот кляп и затянул веревки на руках и ногах. Простая предосторожность: с такой дозой она пробудет в отключке как минимум пару часов.
Кейт почти ничего не весила, и даже будь она намного старше, он бы без труда пронес ее несколько метров до стоявшей неподалеку сервировочной тележки. Он спрятал ее на одном из подносов тележки и покатил к фургону доставки еды. По специальному пандусу завез тележку в грузовой отсек и захлопнул за собой дверь.
Не прошло и двух минут, как автомобиль промчался по длинной дороге и свернул к краю частного полуострова. На пункте охраны мужчина ввел код рукой в перчатке. Ворота открылись, автомобиль тронулся с места, скрылся за поворотом и помчался по шоссе номер 1.
Он не поддался соблазну и не снял парик и накладную бороду.
Еще рано, он может потерпеть. Ехать недалеко, и вор надеялся, что соплячка на десять миллионов долларов окажется под замком в элитном коттедже, хозяева которого преспокойно отдыхают на Мауи, раньше, чем кто-либо спохватится о девчонке.
Свернув с шоссе, он, насвистывая мелодию, поехал вверх по крутому склону к тому месту, где посреди деревьев, камней и колючих кустов какой-то толстосум решил отгрохать райский уголок.
Все прошло как по маслу.
На балконе второго этажа он увидел своего напарника, который ходил взад-вперед, и закатил глаза. Ну что за идиот?!
Они же обо всем договорились, ради всего святого. Девчонке будут колоть снотворное, но на всякий случай заходить к ней будут в масках. Через пару дней, а может и раньше, они разбогатеют, соплячка вернется к этим чертовым Салливанам, а он, под новым именем, с новым паспортом, будет уже на полпути в Мозамбик, где сможет со знанием дела понежиться на солнышке.
Он остановил фургон за коттеджем. Дом не видно с дороги, и уж тем более никто не заметит припаркованный за деревьями фургон.
Он еще не вышел из машины, а его напарник уже бежал навстречу.
– Она у тебя?
– Еще бы. Что тут сложного-то?
– Тебя точно никто не видел? Тебя точно…
– Блин, Денби, остынь.
– Никаких имен, – прошипел Денби и, оглядываясь по сторонам, поспешно надел солнечные очки, как будто опасался, что из леса за ними кто-нибудь наблюдает. – Нельзя допустить, чтобы она узнала, как нас зовут.
– Да она в отключке. Давай отнесем ее наверх и запрем в комнате, тогда я наконец смогу снять с лица эту гадость. Умираю как хочу пива.
– Сперва наденем маски. Ты же не врач. Как мы можем быть уверены на все сто, что она до сих пор в отключке?
– Ладно-ладно. Доставай свою. Я обойдусь этим, – сказал он и погладил бороду.
Когда Денби скрылся в доме, его напарник открыл двери грузового отсека и запрыгнул внутрь, чтобы отпереть дверцы тележки. Вылезай, подумал он, вылезай. Он вытащил Кейт на пол автомобиля, протащил ее до дверей (девочка даже не пискнула) и спрыгнул на землю.
Оглянувшись, он увидел Денби в маске и парике Танцующего клоуна Пеннивайза и захохотал как ненормальный.
– Если девчонка проснется раньше, чем мы затащим ее наверх, то наверняка потеряет сознание от страха.
– Но мы же хотим ее напугать, чтобы она сотрудничала. Маленькая избалованная соплячка.
– Должно сработать. Ты, конечно, не Тим Кэрри, но это должно сработать.
Он перебросил Кейт через плечо.
– Наверху все готово?
– Да. Окна заперты. Из них открывается шикарный вид на горы, – добавил Денби, проследовав за напарником мимо простоватого деревенского плюща, который разросся у входа, в просторную гостиницу. – Но сомневаюсь, что она сможет им полюбоваться: она же все время будет спать или что-то вроде того.
Денби аж подпрыгнул, когда на мобильнике, закрепленном на поясе у его напарника, заиграла народная мексиканская мелодия.
– Грант, да чтоб тебя!
Грант Спаркс только рассмеялся в ответ.
– Ты назвал меня по имени, тупица.
Он затащил Кейт на второй этаж, площадка которого делила с гостиной общий высокий потолок.
– Это сообщение от моей девушки. Расслабься.
Он отнес Кейт в соединенную с ванной комнатой спальню, окна которой выходили на задний двор, и небрежно опустил на кровать с балдахином, которую Денби уже заправил простынями – дешевыми простынями, которые они купили, а позже заберут с собой.
Отдельная ванная была нужна им для того, чтобы не таскать девчонку по дому и избежать беспорядка, который ни один из них не хотел убирать. Если она намочит простыни, они их постирают. А когда все закончится, они аккуратно заправят кровать родными одеялами и вытащат гвозди, которыми забили окна.
Он огляделся и с удовольствием отметил, что Денби вынес из комнаты все, чем ребенок мог бы разбить окно. Она, конечно, не в том состоянии, но зачем рисковать?
Уезжая, они оставят дом точно таким же, каким он и был. И ничто не будет указывать на то, что они вообще там были.
– Ты выкрутил лампочки?
– Все до одной.
– Хорошо. Пусть посидит в темноте. Разрежь веревки и вытащи кляп. Если ей понадобится в туалет, не хочу, чтобы она намочила кровать. Пускай колотит в дверь, орет во все горло. Никто не услышит.
– Сколько она еще пробудет без сознания?
– Пару часов. Когда проснется, мы принесем ей особого супа, после которого она проспит всю ночь.
– А когда ты позвонишь?
– Когда стемнеет. Они же еще даже не начали ее искать. Девчонка играла в прятки, как и было обещано, и сама прибежала туда, где я ее и сцапал.
Он похлопал Денби по плечу.
– Все шито-крыто. Заканчивай и не забудь запереть дверь. А я пойду сниму эту гадость с лица.
Он стянул парик, затем сеточку, обнажив копну выгоревших, стильно подстриженных темно-русых волос.
– Возьму себе пива.