bannerbannerbanner
Веря в сказку

Ольга Гутарёва
Веря в сказку

Полная версия

Ложь во благо

– Мария Леонтьевна! Мария Леонтьевна!

– Кирилл Вовку бьёт!

– Зимовцев снова дерётся!

Кирилл помнит себя сидящим сверху на этом вялом штруделе, помнит, как коленки его утопают в мокрой земле. Тогда он ещё не знает, что куда вернее будет бить кулаком по лицу, поэтому просто трясёт Вовку за грудки.

Слякотный двор полон напуганных детей. Но никто не смеет подходить ближе, все просто вразнобой хнычут и зовут воспитательницу.

Только промозглая стужа забирается под распаханную курточку, отороченную мехом.

Вовка не отбивается, просто жалобно водит скрюченными руками по воздуху, как перевёрнутый навозный жук, таращится на Кирилла от страха. Его лягушачий рот молча открыт, как если бы он хотел закричать, но от неожиданности и обиды забыл, как это делается.

Кирилл помнит обуявшую его злость. То свирепое упорство, с которой он валяет этого недопырка в грязи.

– Мелкий паршивец!

Кирилла отшвыривают прочь. Он готов к этому и сразу вскакивает на ноги.

Мамаша Вовки уже поднимает своего ненаглядного сынка из грязи, садится на корточки и начинает квохтать, размазывая сопельки по его круглой физиономии. Внезапно женщина поворачивается к Кириллу и свирепо выкрикивает:

– Не смей больше подходить к моему сыну, грязный щенок!

Кирилл вздрагивает, глаза начинает нещадно щипать. Но новый хлёст злости заставляет его взять себя в руки. Мальчишка сжимает кулаки, не смея сдвинуться с места. Сцепив зубы, зло продолжает тяжело дышать.

В знак своей причастности запоздалая воспитательница хватает Кирилла за капюшон куртки, как какого-то пса на поводок.

– Неужели опять, Зимовцев? – срывающимся на крик голосом, спрашивает воспитательница.

Кирилл обводит двор молчаливым взглядом. Он ещё толком не понимает, что в этот момент нуждается увидеть от других ребят слабую поддержку, хотя бы мимолётную, хотя бы…

Но прочие дети, как стадо перепуганных овец, шарахаются прочь от его взгляда. Кто-то из новеньких начинает плакать.

– Сколько это будет повторяться? Когда вы уже вышвырнете из садика этого хулигана?

– Обещаю, сегодня же мы поднимем этот вопрос с его родителями, – трескуче-сухой голос воспитательницы ломается под натиском рассерженной мамаши.

– Поглядите, как он напугал моего Вовоньку!

Вовонька потерянно стоит рядом с мамочкой, растерянно хлопая своими белёсыми ресницами.

– Извините, я как воспитатель недоглядела…

– У него вообще есть родители?! – не может утихнуть взмыленная мамаша. – Что этот ребёнок вообще здесь делает? Ещё ни разу не видела, чтобы этого паршивца забирал кто-то из взрослых!

– Сегодня его заберёт дядя.

Кирилл скалится в ответ и сразу же получает тяжёлый подзатыльник. Опустив голову, мальчик остаётся стоять, понурив плечи.

– Безобразие! – бросает мама Вовы, уводя сына. – Пойдём скорее, мой зайчик, пойдём, купим тебе твой любимый бисквитный тортик.

Кирилл вскидывает взгляд исподлобья, но не успевает ничего разглядеть. Мария Леонтьевна хватает его за руку и начинает трясти, словно намереваясь вывернуть плечо.

Рассерженная воспитательница что-то продолжает втолковывать ему, но Кирилл её не слышит. Повернув голову, он смотрит вслед Вовке и его маме. Он видит, как, отойдя на безопасное расстояние, женщина садится перед Вовой на корточки и бережно начинает наматывать ему на шею вязаный шарфик.

Краем ухо Кирилл слышит утихающий голос Марии Леонтьевны:

– У тебя же папа – милиционер! Как тебе не стыдно так себя вести?

Кирилл вырывается из хватки. Хочет спрятать руки в карманы куртки, но вдруг шикает от боли, задев застёжку. Он подносит к носу рукав, смотрит на тыльную сторону ладони – на покрасневшей коже алеют капли крови. Снова ему никто не напомнил взять с собой на улицу перчатки, от холода все руки потрескались.

Кирилл жмёт плечами. Он поворачивается и бредёт в сторону скамейки. К коленкам неприятно липнут промокшие джинсы.

На скамейке сидит девочка. До того, как Кирилл подрался с Вовкой, она предлагала ему сыграть в дочки-матери.

«Я буду мамой, а ты папой».

Но стоит Кириллу подойти ближе, как девчонка начинает реветь. Он останавливается, в недоумении глядя на её слёзы.

– Уходи, ты плохой! – испуганным голоском вскрикивает она.

Кирилл не двигается с места. Он не может понять, что сделал не так. Растерянный, он хочет присесть рядом на скамейку, но девочка отпрядывает в сторону.

– Уходи! Не хочу с тобой дружить!

Кирилл в нерешительности делает шаг назад. В груди возникает щемящее чувство.

«Почему? Что я сделал не так?»

Но девочка продолжает плакать.

Кирилл поворачивается и бредёт прочь.

«Вовка смеялся над тобой, и я заступился за тебя. Так почему ты прогоняешь меня? Что я сделал опять не так?»

Дует стылый ветер, мешая талый снег с гнилой листвой.

И лишь на языке остаётся привкус грязи.

***

Кирилл поднимает голову с локтей.

Он сидит под дверью, голый по пояс, босой. Лишь вязаный шарф приятно покалывает плечи.

Пальцем Кирилл касается мозолей на костяшках. Начинает задумчиво водить по ним кончиком пальца, отсчитывая сердитые шаги за дверью.

– Максим, может, выпустишь, а? Жрать хочу, не могу!

Кирилл демонстративно скребёт себя по выпирающим рёбрам, но брат за дверью его не видит.

– Макс, чё молчишь? Говно всякое про меня думаешь?

Шаркающая походка брата за дверью прерывается споткнувшись. Макс чертыхается на входе в кухню.

Кирилл прыскает со смеху, но поспешно подносит кулак к лицу – не хватало, чтобы Макс ещё больше рассвирепел из-за его весёлости.

В комнате Кирилла горит свет, но все электроприборы выключены, отчего лучше слышно всякое движение за дверью. По полу разбросана одежда, затоптанное покрывало, пустые банки и упаковки. На кровати валяются раскиданные лекарства и пластыри, разлетевшиеся из аптечки от удара об стену, когда, разъярённый, Макс метнул их напоследок, прежде чем захлопнуть дверь. Кирилл к ним даже не прикоснулся.

Кирилл устало вздыхает и, вытянув перед собой ноги в пижамных штанах, начинает перебирать в руках кончик вязаного шарфа.

Тот самый шарф, что оставила девчонка из метро.

Кирилл с улыбкой вспоминает её заботу, когда дверь за спиной резко открывается. От неожиданности Кирилл падает, головой ложась прямо в ноги брата, возникшего над ним грозовой тучей.

Завидев Макса, Кирилл по-идиотски расплывается в улыбке, лукаво щурится. Вставать он не собирается, лежит на полу.

– Так чё на ужин будем?

У Макса дёргается глаз. Брат еле сдерживается, чтобы не пнуть тощего паршивца по башке. Но видит его фиолетовую физиономию и решает повременить.

– Пиццу заказал… сейчас привезут. Вставай.

***

Щипцы для колки орехов летят Стасу в голову. Он уворачивается, и щипцы угождают ему по куртке на плече.

Варя начинает истерично визжать, когда её принимаются выволакивать за ногу из-под стола. Да настолько громко, что стеклянная люстра на потолке начинает протестующе звенеть.

– Чего кричишь? – пыхтит мужчина, пытаясь справиться с девчонкой.

Варя вскакивает, рвётся прочь с пола, но Стас жёсткой хваткой пригвождает её к месту. Ноги Вари жалобно волочатся по войлочному ковру.

– Кто-нибудь! – успевает воскликнуть в потолок она, прежде чем широкая сухая ладонь закрывает ей рот.

Варя глотает крик. Она вдруг чувствует близкий тёплый запах мужчины, который крепко начинает скручивать её за руки, прижимая к себе.

– Когда ты… была маленькой, – сбивчиво роняет Стас, – ты порезалась об это стекло.

Варя взмывает в воздух, когда мужчина разворачивает её в сторону. Сильнее прижав к себе девчонку, он указывает на шкаф со стеклянными вставками.

Варя столбенеет, лихорадочно соображая, что этот грабитель хочет от неё услышать.

– Эту дверцу разбила бабушка. Поэтому она очень тогда за тебя переживала.

Она перестаёт судорожно хвататься за широкие запястья, фиксирующие её в неподвижности. Взгляд приковывается к дверце шкафчика. В нижнем углу стекло расходится узкой полоской – именно об эту трещинку несмышлёная маленькая Варюша порезала когда-то свой пальчик.

Почувствовав, что девчонка начинает успокаиваться, Стас выпускает её из объятий и отходит назад.

– Порезалась, – поражённо вторит ему Варя, не сводя плывущего взгляда с трещинки на стекле. – Но это было так давно.

Мужчина выдыхает с облегчением.

– Верно. Но это было.

Варя, опомнившись, отскакивает в сторону, тут же с готовностью поворачивается к незнакомому человеку.

– Я вас не помню. Кто вы такой? Что вы… здесь делаете?

Навязчивая мысль, что этот человек просто ткнул пальцем в небо, предположив, что в детстве маленькая девочка могла порезать палец о разбитое стекло, продолжает удерживать Варю от опрометчивых действий.

Смахнув рукавом слезы с глаз, Варя начинает разглядывать незнакомца.

Мужчина выше среднего роста, крепкого телосложения; скуластое лицо землистого цвета с неопрятной щетиной, впалые глаза с него смотрят внимательно, но устало; нос с горбинкой, битый однажды; изломанная бровь, левая, тоже как порезанная у конца; пепельно-ржавые волосы, всклоченные ветром, не мяты шапкой.

Она видела его впервые.

«Стас? Какой ещё Стас»?

Мужчина делает осторожный шаг в сторону, поднимает руку, чтобы размять себе шею, и Варя улавливает в его сдерживаемом движении скрытую силу, грозную, отточенную.

Сбежать от такого не удастся. Нагонит ещё на выходе из комнаты. А вздумает она упираться дальше, вмажет только так…

 

Варя судорожно сглатывает.

– Откуда вы знаете как меня зовут?

Стас возвращает на неё свой уставший взгляд.

– Я уже говорил, – голос у него басистый, хриплый. – Я твой брат.

Девчонка судорожно начинает всматриваться незнакомцу в лицо, силясь отыскать черты сходства Овечкиных. Не находит. Только стыдливо признаётся себе, что дядей называть этого человека было, и в самом деле, некорректно. Стас выглядел молодо, хоть и немного уставшим.

«А вытаскивать меня за ногу из-под стола было корректно?» – одёргивает саму себя Варя.

– Долгая история, – Стас поворачивается к ней спиной. – Живу в квартире по соседству.

Говорит Стас обрывками, будто выхватывая первые попавшиеся мысли. Кидает их Варе без особой острастки, равнодушно.

– Что? – Варя в недоумении таращится на его широкую спину в чёрной куртке, на короткостриженый затылок.

«Может, я всё-таки сплю?» – она щиплет себя за щёку и тут же морщится от боли.

– Приглашать к себе не буду. Иначе снова закричишь. Давай здесь на кухне. Сядем.

Стас выходит в коридор.

***

– Не хочешь снять куртку? – решается подать голос Варя.

Стас поспешно начинает стягивать с себя куртку, не вставая со стула.

Они сидят на кухне. На плите мерно плавится на синем огне чайник. Перед ними на столе стоят две пустых чашечки.

– Так значит, – Варя больше не может выдерживать этого тягостного, неловкого молчания. – Ты мой брат? Но…

– Сводный. Ничего особого, – Стас, не желая встречаться с нею взглядом, тянет руку к сахарнице, но его неловкие пальцы выдают его волнения. Он роняет кубик сахара на стол.

Варя кладёт холодные пальцы себе на щёки, желая согреться.

– Бред. Почему мы никогда не виделись?

Кусочек сахара гулко падает в пустую чашку.

– Мой отец был первым сыном бабушки. Не от её мужа, раньше.

– Проще не становится. И где же сейчас твой отец? Тоже в квартире напротив?

Варя сразу же жалеет о заданном вопросе.

– Давно умер.

– Мне жаль.

– Он был хорошим человек.

– А твоя мама? Вы живёте вместе?

Стас напрягается, черты лица его становятся резче. Варя замечает, как его пальцы вздрагивают, как у человека, который только что коснулся льда. На миг Варе показалось, что он сожмёт кулаки, но нет – руки так и остались полураскрытыми, беззащитными

– Нет, – наконец произносит он ровным голосом. – Она в другом городе.

– Ясно…

Варя встаёт, чтобы взять с огня чайник. Чувствуя на себе пристальный взгляд Стаса, не спешит отворачиваться от плиты.

– Она много рассказывала о тебе, твоя бабушка, – Стас кашляет, прочищая горло.

Варя шмыгает носом и поспешно возвращается к столу.

– Я не понимаю, правда, – растерянно роняет Варя, разливая кипяток по чашкам. – Почему она мне ничего не рассказывала. О тебе и… Почему так вышло, что сегодня мы первый раз встретились? Так ведь неправильно. Бабушка, она… она не стала бы врать о таком.

Они молчат, скорбно наблюдая за верчением чайных пенок.

– Так что? – настаивает на своём Варя.

– Не знаю.

– Что не знаешь?

– Что сказать.

– Почему бабушка скрывала правду?

– Это была ложь во благо, – пальцы Стаса нервно сжимают ручку чашки.

– Не бывает такой лжи. Любая ложь отвратительна.

По лицу Стаса пробегает тень. Он собирается что-то сказать, будто оправдаться, но Варя взволнованно продолжает:

– Бабушка не стала бы…

– У неё была тяжёлая молодость, – обрывает Стас, раздражённо стягивая локоть со стола. – Мой отец оказался в приюте, а потом… В общем, бабушке сказали, что он погиб. И как-то так сложилось, он вырос детдомовцем. Понимаешь? А затем я случайно переехал в квартиру напротив. Познакомились. Узнали всё друг о друге. Раскрыли правду. Она не успела никому рассказать.

Варя больно закусывает губу, силясь справиться с навалившимися чувствами. Она всё равно не могла поверить в подобную историю. Ещё тяжелее было принять мысль, что бабушка могла таить от семьи такое сильное горе.

Как же ей было больно продолжать жить, веря, что её сын умер в детдоме?

– Понимаю, – Варя понимает лишь то, что не в состоянии сделать и глотка. – Но мне как-то нехорошо от всего этого. Нужно прийти в себя.

Стас кивает, и они какое-то время сидят в молчании, отхлёбывая чай.

– Расскажи о себе, – просит Варя.

Стас поднимает на неё изумлённый взгляд.

– Раз бабушка столько рассказала тебе обо мне, тогда честно будет, если и ты сейчас расскажешь мне про себя. Разве нет?

Стас мило усмехается, отчего на щеках у него возникают ямочки-умилочки. Варя заворожено смотрит на них, чувствуя, как начинает отходить от испуга.

– Не знаю, что сказать, – признаётся Стас.

– Начни по порядку. Имя, фамилия, возраст. Раз ты мой брат, я должна знать о тебе хотя бы эти вещи.

Стас кладёт руки на стол, словно желая ближе оказаться рядом с новоиспечённой сестрицей. Взгляд его внезапно делается весёлым.

– Стас. Фамилия у меня от матери, поэтому Лешуков. Мне двадцать три, до недавнего времени занимался профессиональным спортом, но теперь…

– Что за спорт? – Варя поспешно утирает чай, брызнувший из носа во время смеха.

Стас запинается, взгляд его на миг тускнеет.

– Бокс. Ничего в особенности.

Девчонка смотрит на костяшки пальцев «брата».

– До недавнего? – тихо спрашивает она.

Отставив чай в сторонку, Варя с осмелевшим любопытством берёт его руку. Она чувствует прилив хорошего настроения, как если бы она вмиг опьянела от всего пережитого ужаса.

Стас заметно теряется, затихает.

Варя отпускает его руку и кивает – мол, продолжай.

– Ты, наверное, учишься? – она решает помочь ему с продолжением рассказа.

– Работаю.

– Кем?

Стас перестаёт выглядеть увлечённым. Он откидывается на спинку стула, взгляд его соскальзывает в сторону.

– В ломбарде.

Варя трёт глаза. После долгого сна неплохо было бы вначале омыть лицо холодной водой.

– Ломбарде? Господи, я точно ещё сплю.

Стас резко встаёт из-за стола.

– Тебе пора домой.

– Ой да! Уже так поздно. Но, подожди. Мы ведь ещё увидимся? Дашь мне хотя бы номер своего телефона?

Стас одним глотком поглощает кипяток из чашки. Варя испуганно смотрит на него. Не обжёгся ли?

– Если хочешь, дам.

– Ты живёшь по соседству? Как долго?

– Пару месяцев.

«Сразу же после смерти соседки, как её дети начали сдавать квартиру».

– Я могу как-нибудь к тебе прийти? – Варя хватает себя за коленки под столом.

Ей не хочется выглядеть приставучкой, но обида на бабушку не позволяет ей успокоиться.

– Хорошо, – неожиданно потеплев, отзывается Стас. – А сейчас допивай. Я провожу тебя до дома. Уже темно.

– Ещё вопрос, последний, но очень важный. А какие бабушкины пирожки тебе больше всего нравились?

Стас медлит.

– Все.

Варя облегчённо улыбается, как если бы брат прошёл последнее испытание, и теперь им было позволено продолжать общение.

– Мне тоже.

***

– Прости, что кинула в тебя «драконом», – находясь рядом с домом, Варя осмеливается подать голос.

Стас, мерно ступающий рядом, как-то странно смотрит на неё сверху вниз.

– «Драконом»?

– Ну… щипцами для орехов. Они ведь железные.

– Мне было не больно.

– Скажи, – Варя перешагивает через лужу, чуть не спотыкается и толкает Стаса нечаянно плечом. – А ты, правда, мой брат? Прости, я спашиваю уже в сотый раз. Просто до сих пор не верится.

Стас придерживает её за руку. Отвечает не сразу, словно заколебавшись.

– Правда.

– Здорово. Всегда мечтала о старшем брате. Ты только не дерись со мной, хорошо?

Варя начинает неловко смеяться.

– Хорошо, – не приняв шутки, отзывается Стас.

Над козырьком подъезда тускло светит фонарь. Варя вступает в пятно света, оборачивается.

– Здесь я живу, – она пальцем показывает на дом, вовсе, как маленький ребёнок.

Стас останавливается, не выходя из темноты.

– Я запомню.

– Не хочешь зайти?

– Нет. Уже поздно, не хочу тревожить твоих родителей.

Варя горестно вздыхает, умалчивая, что дома никого нет. Крохи сомнения всё ещё лежат на дне сознания. Брат он, или не брат, но он всё ещё незнакомец.

– Тогда, спасибо, что проводил. Надеюсь, мы скоро ещё увидимся, – Варя машет рукой в рукавичке. – Я ведь могу прийти к тебе на днях?

Стас неловко улыбается, отступает назад.

– Буду ждать. И да. Не могла бы ты не говорить родителям про моего отца?

– Почему?

– У меня сейчас много дел. Не до этого. Твои родители захотят встретиться. Потом, ладно?

– Ладно…

Стас резко, даже чересчур, поворачивается на месте и спешит уйти прочь.

Варя до последнего вслушивается в скрип снега, тающий в темноте.

Злой и страшный

– Если попадёшь в беду, просто позови меня. Я оскалю пасть, и все другие волки разбегутся.

«Ночная буря», мультфильм, 2005

Фунтик, или Даня Фунтиков, имел вполне обычную внешность, и только то, что он являлся тёзкой знатному персонажу из мультика, выделяло его среди своих сверстников. К сожалению, он и впрямь не мог похвастаться брутальной внешностью, обходясь одним добрым характером, поэтому чаще к нему обращались – «Эй, свин» или просто «свинтус, иди сюда». Так что обращение «Фунтик» для него было, самое что ни на есть необидное, и близкие друзья прекрасно им пользовались, не боясь обидеть чувства самого Фунтикова. Но и со свинкой Даня имел тоже мало чего общего, только если клетчатую рубашку, подвёрнутые по-модному штаны и бабочку. Он был обычным тощим пареньком, который носит очки в толстой оправе и отлично шарит в математике. Ещё он любил шутить и есть пирожки в школьной столовой. Мечтал стать артистом, если повезёт. Родители оба у него работали в прикладной механике, и к нездоровому стремлению сына относительно предвзято. Но Фунтик не унывал – он записался в школьный кружок актёрского мастерства, и теперь Варе с Ульяной приходилось каждые две недели лицезреть его на сцене то в костюме нелепого снеговика, то в наряде дерева на заднем фоне.

Ульяна Уткина, обладающая двойным «У» в своём полном имени, чаще приобретала и третью «У». «Утка», ну или «Кряка», «Селезень» – так подзывали одноклассники. Друзья же называли просто, без лишних сложностей – Уля. Уля в их троице обладала самым низким ростом и бо́льшим весом. Несмотря на свою неуклюжую комплекцию, Уля обладала больши́м объёмом зарядки. Двигалась она легко и непринуждённо, как если бы была стройной балериной. Она носила железные брекеты уже второй год, и каждый день хвасталась друзьям, что день со дня их должны снять, и это сразу же поспособствует её похудению.

– Вот снимут брекеты, отбелят зубы, – утверждала она, поедая булочку в столовой, – так и перестану жрать, чтобы не пачкать белизну.

И каждый раз Фунтик намекал ей, что такие угрозы она уже предъявляла, когда ей только ставили проволоку.

– Вот поставят брекеты, есть неудобно будет с ними, вот и сброшу!

Увы, брекеты установили, а есть и перемалывать пищу во рту стало только ещё удобней.

– Эй, гляньте, утка с железными зубами!

Но Уткина не унывала. День ото дня она пыхтела над уроками, мечтая поступить в Московский университет.

– Выйду замуж за москвича, будете потом локти кусать! Кому сейчас глупые нужны? Я вот через год буду и красивая, как брекеты снимут, и умная!

Ну а Варя… Овечка, что ещё с неё взять? Ни красоту, ни страшноту. Невидимка, каких много было, есть и будет. В учёбе завалы троек, ведь как управится со всеми этими предметами зараз? Ей в Москву не поступать, как Уле, слишком дорого.

Такая славная, лихая троица.

И вот когда наши герои выходят по окончании учебного дня на крыльцо школы, на весь двор слышится:

– Гляньте-ка! Овца, свинья и селезень!

***

Уля зарывается носом в воротник полушубки, прячась от холода.

– Какой холодильник! У меня уже ноги задубели…

Варя подставляет небу ладошку.

– Ну вот, – опечаленно вздыхает она. – Снег, пока сидели в классе, уже кончился…

– Ну и, слава богу! – возмущается Уля. – До дома хоть дойти спокойно успеем!

– Фунтик, а Фунтик, ты не сильно расстроился из-за двойки по литературе? – Варя заботливо гладит друга по плечу.

Фунтик нарочно шмыгает носом, удручённо качает понурой головой.

Уля смотрит на них и издевательски фыркает:

– Вот ещё, жалеть его вздумала! Ему через год литературу для экзамена сдавать, а он стишок несчастный рассказать с выражением не может!

Фунтик, уже серьёзно, начинает надувать щёки, готовясь обидеться.

– Ой, Уткина, кто бы говорил! Сама всё в Москву, в Москву, а сама шухеришься всех подряд!

 

Варя поспешно отводит его от насмехающейся Ули.

– Ты сегодня просто устал за день, вот и не рассказал стихотворение, – уверяет она.

Фунтик утвердительно кивает, уязвлённый правдой.

Продолжая распри, они спускаются с крыльца. К этому моменту настроение у всех успевает подняться.

Варя смеётся от всей души, и оба её друга довольно переглядываются. Весь день они пытались всячески развеселить её – сегодня был первый раз, когда Варя пошла в школу после смерти бабушки. Варя держалась молодцом, больше не вспоминая плохое. И её звонкий смех радовал Улю с Фунтиком больше всяких там оценок.

В какой-то момент Фунтик решил дать волю ладному настрою – сдёрнув с Варьки шапку, он начал бегать от неё по всему школьному двору.

Уля и Варя, забыв про тяжесть рюкзаков с учебниками, задыхаясь от смеха, кинулись за ним. Но вскоре стало ясно, что Даня уж больно увлёкся своей затеей.

Запыхавшись, девчонки останавливаются, хватаясь друг за друга. Уля грозно машет Фунтику кулачищем.

– А ну! Придурок, харэ придуряться!

Варя нагибается, хватается за колени.

– Фух… Ну, Данька!

А тот знай себе, приплясывает вдалеке, нагло, громко, шапкой над головой размахивает.

– Дань! Верни шапку! Ну?! – кричит Уля и вдруг удивлённо сбавляет голос. – Варь, смотри! Мне кажется или?..

Варя, всё ещё пытающаяся отдышаться, поднимает голову.

Прямо на них стремительно идёт какой-то незнакомый парень. Он находится ещё сзади Фунтика, когда девчонки могут разглядеть его как следует. Парень их одногодка, может, на год постарше, но долговязый, с чудаковатой улыбкой от уха до уха. Из-под шапки-ушанки, съехавшей на брови, не отрываясь, глядят радостные глаза. И вид весь у парня такой, как если бы он спешил увидетьчто-то весёлое . Куртка нараспашку, из-под неё торчит красный вязаный свитер. На свитере снежинка одна, огромная.

Рядом слышатся голоса одноклассников с крыльца:

– Да ты глянь! Это Зимовцев?!

– Чё он тут у нас в школе забыл?

– Какой красавчик!

– Опять бить кого-то собирается?

– Милаш какой!

Уля и Варя удивлённо переглядываются. Секунду назад им могло показаться, что он идёт прямо на них. Теперь же возникает сомнение: не причудилось ли?

А Фунтик, не глядя себе за спину, всё приплясывает на месте, подначивая Варю.

– Эй! Овечкина! Шапку забирать не передумала? А?!

Зимовцев, подходя ближе к Фунтику, замедляет ход. Взгляд Зимовцева падает на Фунтика. Варя с Улей успевают испуганно охнуть.

Не помнящий себя от радости Фунтик удивлённо оборачивается, когда кто-то трогает его за плечо. И в следующий миг в глаз Фунтику летит пудовый кулак.

Фунтик жалобно заваливается на снег, теряя Варину шапку.

– Даня! – вскрикивают девчонки, бегом устремляясь к другу.

Зимовцев спокойно наклоняется над нокаутированным парнишкой, подбирает с земли девчачью шапку с помпоном и начинает отряхивать её от снега.

Когда Варя с Улей оказываются рядом с Фунтиком, тот уже успевает пересчитать звёздочки над головой.

– Даня! Данечка, ты жив? – Уля с трудом садится на колени, пытается поднять его за руку.

Варя, стоящая над ними, испуганно поднимает взгляд с Фунтика на жуткого Зимовцева.

– Зачем ты ударил его?! – злится Варя.

Зимовцев удивлённо вытягивает лицо. Взгляд его делается по-детски растерянным. Он беспомощно чешет затылок, отчего шапка-ушанка сползает набекрень. Потом он протягивает Варину шапку ей и неуверенно роняет:

– Я разве сделал что-то не так?

***

Фунтику, наконец, с помощью девочек, удаётся подняться на ноги. Но ненадолго. Его шатает, а треснувшие пополам на носу очки только мешают сфокусировать взгляд.

– Шо… собствн произошло? – икает он.

– Даня, держись, мы тебя сейчас в медпункт уложим! – лепечет Уля, удерживая его за одну руку.

– Ты только дыши! – напутствует Варя с другой стороны.

– Ты Варя? – неуёмно радостно влезает Зимовцев.

Девчонки изумлённо смотрят на парня.

– Д-да, я, – дрогнув голосом, соглашается Варя.

При этих словах с Зимовцевым начинает твориться что-то очень странное. Он подпрыгивает на месте, как если бы сорвал джек-пот, начинает улыбаться, давя в себе смех.

– Нашёл! Я нашёл! Круто. Какой же я молодец. И без тебя, Макс, справился.

– Какой жуткий тип, – заведя голову за Фунтика, запальчиво шепчет Уля Варе.

Варя соглашается.

– Ты не узнаешь меня? – Зимовцев подскакивает к Варе, нагибается, поднося к ней своё нахальное лицо.

Варя вспыхивает.

– Нет! – она поспешно ставит свободной рукой заслон.

Зимовцев вблизи, и правда, оказывается симпотичным.

Большие, впрозелень голубые глаза, обрамленные густыми ресницами. Ровные черты лица и невероятно широкая, красивая улыбка. Но только это не меняет того факта, что этот негодяй дал в глаз Фунтику.

Зимовцев, словно не слыша, продолжает восторженно глядеть на Варю, как кот на валерьянку в руках хозяина.

– Зачем ты ударил его? Что он тебе сделал? – своим недовольством Варя заставляет его проснуться.

– В тот день… ты дала мне это, узнаёшь? – Зимовцев быстро стягивает с себя шарф.

И только теперь Варя узнает эту вещь. Она ведь сама его вязала.

– Так ты тот бомж из метро?

– Ну, вообще-то, я не бомж. Мне есть, где жить. И я достаточно часто моюсь.

– Можешь оставить шарф себе, – мрачно перебивает его Варя. – Пошли, Уль.

Зимовцев, как громом с небес поражённый, оступается на ровном месте.

– Но почему?

Варя кидает на парня злой взгляд.

– Ты только что ударил моего друга! Теперь ему плохо! Вот почему!

Зимовцев с последней надеждой сжимает в руках шарф.

– Но я думал, он обижает тебя!

– Это не повод бить!

Зимовцев столбенеет. Жалкое выражение его лица заставляет Варю смягчиться. Вся злость вдруг оседает в ней, давая место светлому чувству.

– Ты хотел заступиться за меня, спасибо тебе. В иной раз я была бы тебе очень благодарна, но не следует просто так бить людей. Понимаешь?

– Не разговаривай с ним, пошли, – шикает Уля.

– Мамочка, роди меня обратно, – булькает Фунтик.

Зимовцев вдруг снова озаряется восторженным светом. В нём будто меняют лампочку. Тихонечко смеясь вместе со своими тараканами в голове, Зимовцев налетает на девчонок и отнимает у них безвольно повисшего Фунтика.

– Что ты делаешь?! – пугается Варя.

– Хулиган! Хулиган! – верещит Уля, всплёскивая руками.

Ловко вскинув пациента себе на спину, Зимовцев решительно стартует с места, как если бы Фунтик весил меньше пуховой подушки. Смеясь на весь двор, Зимовцев бежит к школе.

– Нашёл! Ай да я. Ай да я!

Местные школьники-старшеклассники в ужасе сигают в стороны, не желая попадаться этому ненормальному на пути.

– Скорее за ним! – Уля приходит в себя первой. – Стой! Хулиган! Кто-нибудь! Убивают! Калечат!

***

Медпункт оказывается закрытым, поэтому Зимовцев огорчённо скидывает Фунтика на диванчик на входе.

Фунтик падает, со свистом выпуская воздух из лёгких, и начинает сдуваться, как надувная игрушка.

– Аккуратней! – свирепеет Уля.

Зимовцев с чувством выполненного долга поворачивается к Варе.

– Меня Кирилл зовут. А ты Варя Овечкина?

– Ты десятый раз уже повторяешь, что она Овечкина… – дразнится Уля, присаживаясь на край дивана рядом с Фунтиком.

Зимовцев, не расставаясь со своей обворожительной улыбкой, с весёлостью оборачивается к Уле.

– А тебя?

– Меня что?

– Тебя как зовут?

– Ульяна Уткина.

Зимовцев с восторгом нагибается над Улей, заглядывает ей в глаза, будто в них написан выигрышный номер в лотерее.

– Утя?

«Какая ещё Утя?!» – чуть не падает от возмущения Варя.

Но сама «Утя» так ошарашена столь неожиданной близостью с таким симпатичным молодым мужчиной, что не может вымолвить ни слова. С открытым ртом она лишь зачарованно кивает, глядя в его глаза, словно на удава Каа.

Зимовцев довольно выпрямляется.

– Ты правда можешь оставить шарф себе, – несмело, Варя указывает пальцем на обвисший шарф у него на груди.

Зимовцев ревностно хватается за вещь.

– Правда? Тебе не жалко?

Варя не может понять, придуривается ли этот парень или и впрямь говорит серьёзно. В любом случае, эмоции бьют из него через край. Хочется отступить подальше, чтобы не забрызгало.

– Я свяжу себе новый, делов-то.

Зимовцев чуть не валится с ног. Такого неописуемого восторга он словно никогда в жизни до этого момента не испытывал.

– Сама? Ты сама связала этот шарф? Неужели ты такая способная?

Варя уже начинает жалеть, что раскрыла рот.

Фунтик тем временем приходит в себя. Фингал под глазом успел налиться сочным цветом.

– Он мне очко выбил! – хнычет Фунтик, хватая Уткину за рукав.

Уля косится на приятеля, как на больного лишаём. Зимовцев старательно хмурится, силясь обмозговать услышанное.

Варя горестно вздыхает, достаёт из кармана куртки выбитую линзу очков Фунтика.

– Линза у меня, не переживай.

***

– Давай за мной! – Зимовцев хватает Варю за руку и начинает тянуть её через сугробы в сторону детской площадки.

Варя замедляет его пыл, вынужденная старательно, но медленно перебирать ногами через снежные препятствия.

– Куда же ты! Там снег! Ой!

Они вываливаются с холма снега на вычищенный участок. Зимовцев отпускает Варину руку.

– Пошли! Ну же! Пока свободно! – торопит он.

Прежде чем Варя успевает понять, куда же им следует так спешить, Зимовцев запрыгивает на старые качели.

– Варька! Дуй сюда! – смеётся парень, теряя с головы шапку.

Варя с опаской подступает ближе. Тяжёлая сумка на плече мешает ей двигаться быстро.

Рейтинг@Mail.ru