– Ты долго ещё там намерен торчать? – окликнул его отцовский голос с нотками нетерпения. Сам отец стоял в кухонном проёме и, скрестив руки на груди, выжидающе наблюдал за сыном. – Я, конечно, всё понимаю, тебе сегодня можно многое, но вообрази, не у всех есть время на то, чтобы дожидаться твоего лучезарного явления.
Юстин Катунь, высокий и крупный мужчина с мелкой проседью в коротко стриженных тёмно-каштановых волосах, поправил очки, сдвинув их чуть-чуть на переносице. Очки были новые и оправа, которая должна была прилегать к лицу с наибольшим удобством, комфорта как такового не доставляла. Юстин собирался вернуть их, но почему-то всё откладывал поход в магазин оптики, ссылаясь на вечную занятость и усталость.
Вида, взирая на эту неприятность, не раз предлагала мужу сама сходить за него в магазин, но тот втайне опасался, что из этого ничего хорошего не выйдет. Несмотря на все имевшиеся у жены таланты и достоинства, за ней водился один явный и курьёзный недостаток, в котором она, безусловно, не была виновата. Одним словом, Виду преследовала неудача. Что бы она ни покупала – обязательно с браком, что бы ни делала – всё шло с мелкими и досадными злоключениями.
И эти новые очки для него приобрела пару дней назад Вида, поэтому Юстин не удивился, а лишь тихо вздохнул, когда переносицу зажало, как в тисках. Ему давно пора было менять старую оптику с поломанной левой дужкой, но всё было недосуг. А тут заботливая жена расстаралась и сделала за него нужную покупку. Безусловно, он лично решил бы эту проблему с очками, но существовали некоторые «если». Если бы не Мичлов Граник, коллега по работе, ни с того, ни с сего пропустивший свою смену и отчего-то не выходивший на связь. Если бы не плотный, прямо-таки адски загруженный график в курьерской компании, где Юстин пять лет исправно водил служебный грузовичок. Так что пока ему было всё недосуг.
И сегодня, в законный выходной, он был вынужден выйти на работу. Хорошо, что начальство пошло на встречу и разрешило припоздниться на пару часов. Причина-то уважительная.
– Прости, пап, – только и смог произнести Матфей, вмиг сконфуженный видом отца.
Юстин был беспрекословным авторитетом и главным столпом семьи. Ещё с детских лет Матфею внушала трепет и уважение рослая фигура отца, который казался великаном подле матери. Его густой, глубокий голос и поныне оказывал на Матфея тот же эффект, и юноша ощущал себя провинившимся мальчуганом под тяжёлым взглядом отца, не смотря на то, что давно был одолён двадцатилетний жизненный рубеж.
– Ладно, проехали, – примирительно добавил Юстин. Его лицо вмиг просветлело, а светлые глаза за линзами очков по-доброму смотрели на сына. – Сегодня такой важный день, сын. Сегодня такой важный день!
Оба сблизились, отец крепко и щедро обнял именинника, да так сильно, что Матфею послышался хруст в теле. В отличие от Юстина, который был не только великаном, но и богатырём, Матфей, явно унаследовавший материны гены, но слава Создателю не её неудачливость, был хилёнышем.
– Пап, ты меня раздавишь, – пошутил Матфей.
– Ты бы хоть подкачался, сын, – иронично заметил Юстин, когда освободил из объятия-захвата сына. – А то смотреть на тебя не всякому удовольствие, хлюпик.
– Я пробовал, ты же знаешь, – насупившись, пробурчал Матфей.
– Знаю я, как ты пробовал. Пару раз сходил, подёргался со штангой, попыхтел над гантелями и успокоился, – ухмыляясь, сказал Юстин. Он уже направлялся обратно на кухню, где томилась в ожидании Вида.
– Не пару раз, а восемь, – поправил отца Матфей. – Да и не нравится мне с железками тягаться.
– Ещё бы! Компьютер куда интереснее, – усмехнулся старший Катунь.
– Юс, дорогой, – напомнила о себе Вида, – времени совсем мало.
– Да-да, ты права, Ид, – поспешно кивнул Юстин. – Иди сюда, Матфей. Мы с мамкой тебя поздравим.
В уютной чистой кухоньке было всё как надо: крепкий, крытый тёмно-серым линолеумом пол, стены с бирюзовыми обоями, плита и раковина, вычищенные до блеска, пузатый серебристый холодильник и парочка шкафчиков, заставленных всевозможной, и, безусловно, нужной утварью. У самого окна стоял деревянный стол в окружении стульев с мягкими сидениями. В центре крытого по обыкновению цветастой скатертью стола возвышался здоровенный торт с уже зажжёнными свечами. Матфей направился прямиком к кулинарному шедевру. Эта сладкая диковинка привлекла его внимание сразу – десерт был выполнен в виде парившей птицы и обильно умащён тёмно-матовой глазурью. От сходства с вороном Матфею стало не по себе.
– Какой торт! – промолвил он, уставившись на раскрытый клюв птицы-торта.
– Нравится? – улыбнулась Вида. – С вороном – моя идея. Но с тортом мне подсказал один хороший знакомый, а я уже заказала десерт в «Марке Мио». Там такой выбор, ты не представляешь!
«Марка Мио» – крупнейшая сеть пекарен – гремела по всей стране, прославившись в основном необычными видами тортов и пирожных, начинки коих бывали порой самыми неожиданными. Так особую популярность у гурманов снискало пирожное «Блюмс»: внутрь бисквита кондитеры помещали тёртую морковь, вяленую клюкву и сушеный имбирь.
– По моей просьбе внутрь добавили всё то, что ты так ужасно любишь, – продолжала щебетать довольная мать, не замечая озадаченного выражения лица сына. – Там цукаты, воздушный рис, фундук, ирис и даже зефир. Они так и сказали: мадам, мы горды тем, что можем позволить себе угождать любой, самой взыскательной прихоти клиента. Да, так и сказали.
– А почему именно ворон? – спросил Матфей.
– Мне показалось это оригинальным, – сказала Вида, указывая на торт рукой. – Вон, смотри, у ворона клюв, глаза и лапки из марципана. Это так мило.
– Главное, чтобы было вкусно, – добавил отец. – Давай, сын, загадывай желание и задувай свечи.
– Можно было и без этого обойтись, мам, – мягко заметил Матфей. – Я имею в виду эти свечи. Крайний раз, помнится, на одиннадцать лет я задувал свечки, пыхтя и раздувая щёки.
– Но сегодня твой день рождения, сына, – не менее мягко заверила мать. – Сегодня такое событие. И я подумала…
– Вот именно, мам, мне всего-то двадцать два исполнилось, – воскликнул сын. – Не такая-то и важная дата, чтобы свечи жечь и дуть на них. Это как-то по-детски.
– Ты так думаешь? – бодрое выражение лица Виды тут же поникло.
– Так, Матфей, дуй на свечи и кончай уже капризничать, – немного резко, чем хотелось, сказал Юстин. – Вида старалась, а ты даже не поблагодарил её.
– Извини, мам, – виновато кивнул Матфей и склонившись над кулинарным шедевром «Марки Мио», одним мощным выдохом загасил частокол свечей, с которыми съедобный ворон имел близкое сходство с дикобразом. Свечной дымок сизыми змейками потянулся к потолку, терпкой горчинкой вплетаясь в сладкий запах какао и марципана.
– Загадал желание? – поинтересовалась Вида, позабыв о разногласии минуту назад.
– Да, мам, – соврал Матфей. Лучше подыграть матери, иначе не отстанет.
– Отлично, а теперь, когда основной церемониал окончен, мы с мамой хотели бы вручить тебе подарок, – торжественно произнёс Юстин, одной рукой прижимая к себе за талию супругу, а другой – протягивая глянцевый объемный конверт. – Я помню, что ты копишь на машину. Мы с Видой посовещались и решили ускорить этот процесс. Уж не знаю, какую ты хочешь…
– Спасибо! Мам, пап, огромное спасибо вам! – Матфей, лишь мельком глянув в содержимое пухленького конверта, запрыгал от радости и кинулся обнимать родителей. – Вы не представляете, как вы мне помогли! Теперь я смогу купить себе машину! Вот это да!
– Вот и отлично, – подытожил Юстин, незаметно от супруги поправляя очки. – Рад, что ты оценил подарок. Кстати, если пожелаешь завести себе домашнего любимца, не стесняйся. Бери, кого душа запросит.
– Ему уже не зверька надо заводить, – двусмысленно улыбаясь, вставилась Вида Катунь.
– Действительно, – согласился супруг и как-то хитро прищурился, будто оценивая новые будущие возможности сына, о которых тот ещё не догадывался. От этих ухмылок-доглядок юноша смутился и тут же покраснел.
– Что такого в этом двадцати двухлетии? – поразился вновь Матфей. – И крупную сумму денег дарят, и дают добро на животное. Раньше вы мне почему-то не позволяли заводить себе никого, даже мыши. И со своими зверьками не разрешали играть. Что изменилось?
– Время пришло, – уклончиво произнёс отец, поспешно обувавшийся в прихожей комнате.
– Да я уже перерос этих домашних баловней, они мне ни к чему, – поспешно сказал Матфей.
Он и сам себе поразился: прежде он делал и не раз попытки завести своего личного домашнего любимца, как у родителей, будь то щенок или котёнок, но получал жёсткий отказ всякий раз. Будучи подростком, это желание стало слабеть и угасло окончательно к теперешнему дню. С удивлением Матфей осознал, что ему нет особой необходимости держать при себе кого-то, на кого и времени-то особо нет.
– Может так, а может и нет, – вновь странно ответил старший Катунь. Он накинул стёганую куртку и направился к выходу. – Если повезёт, управлюсь до девяти, в крайнем случае, до десяти. Не скучайте и празднуйте без меня, как полагается.
– Хорошо, Юс, – ответила ему Вида, заботливо поправив топорщившийся ворот его куртки, – береги себя.
И закрыла за ним дверь.
Только Матфей с матерью вернулись обратно на кухню, как туда же прокрались и завертелись меж ног белоснежный хорёк и чёрный, поблёскивавший гладкими чешуйками, довольно упитанный уж. Эти зверушки отчего-то не нравились Матфею особым своенравием и необычайной преданностью каждый своему хозяину. Так хорёк Велизар неотступно следовал по пятам за хозяйкой, а Ксафан, змей крупный даже по ужиным меркам, не отставал от хозяина.
Не раз подмечал Матфей, как доверительно беседовали родители со своими любимцами и те внимали им так, словно прекрасно понимали человеческую речь. К себе домашние зверьки хозяйского сына и близко не подпускали, кусая его при случае, если тот проявлял излишнюю настойчивость в попытке погладить кого-нибудь из них.
А сколько уж раз Матфей уговаривал, клянчил, требовал отца и мать, чтобы они и ему позволили завести личного друга. Но каждый раз мальчик получал отказ и где-то после тринадцати лет Матфей оставил все попытки убедить родителей в свою пользу. Он даже привык, что в доме много лет существовал подобный порядок вещей. Конечно, всё изменится, как только он уедет из этого дома.
– С-с-смотри какой торт уготован баловню. Она так расс-с-старалась, а он нос воротит. Неблагодарный гадёныш-ш-ш! – донеслось мягкое шипение совсем близко от Матфея. Совпадение или нет, но произошло это, как только Вида покинула под каким-то предлогом кухню.
– Я давно говорю, что они с ним много сюсюкаются. Его нужно было давненько, как следует покусать. Как он был несносен прежде, когда норовил дотронуться до меня! Фых! А его эти муси-пуси?! Фурррр! – присоединился другой резкий и фыркающий голосок, более тонкий и звонкий. – Хорошо, что он хоть не дебил. Уяснил давно – нечего ручонки свои распускать. Это ему так просто не пройдёт!
Матфей внимательней пригляделся к животным, подозрительно уединившимся в дальнем уголке кухни и поразительно смахивавшим на заговорщиков. Он надеялся, что ему всё послышалось, но, увы, незнакомые голоса явно доносились из занятого зверьками угла.
– Смотри, как уставился, сейчас язык выпадет изо рта. Вот болван, ей дьяволу! – Хорёк мотнул белобрысой головкой в сторону застывшего и опешившего Матфея.
Змея, вальяжно лежавшая ровными кольцами подле хорька, медленно и как показалось Матфею, нарочито небрежно, повернула гладкую головку с двумя белыми пятнышками и, блеснув непроницаемо-чёрными глазками-бусинками, тут же отвернулась.
– С-с-сегодня он ос-с-собенно туп, – констатировал уж.
– Вы чего? Говорите что ли? – выговорил ошарашенный окончательно Матфей, тут же почувствовав себя первостатейным глупцом.
– А ты думал, что разговаривать – прерогатива лишь людей? Фых. – Слова с нотками презрения и вызова явно исходили из пасти пушистого зверька, который тут же встревожено вскрикнул. – Ты что, ты нас понимаешь? Ты нас понимаешь?!
– Если я не сошёл с ума то, получается, понимаю, – отозвался Матфей, которому очень-очень захотелось вернуться в свою комнату, лечь в кровать, заснуть, и чтоб всё это было только сном.
– Но этого не может быть! Фых! Ксафи, подтверди, подтверди! – Хорёк прямо-таки взбесился и принялся метаться по кухне, налетая на углы шкафчиков, ножки стульев и подбегая к невозмутимому ужу, тычась носом в его чешуйчатое тело.
– Дейс-с-ствительно, это нечто из раз-с-сряда необычного, Вел, – не двигаясь, шипел Ксафан, казалось, он являл полную противоположность Велизару в живости и энергичности. Хотя, может всё потому, что и сути их были разными. – Но я бы на твоём мес-с-с-сте перес-с-стал гонятьс-с-ся по кухне, как чумной, а то того и гляди, твоя хоз-с-сяйка реш-шит, что ты взбес-с-сился.
По-видимому, на Велизара слова змеи произвели нужный эффект, потому как вдруг хорёк, присмирев и опасливо озираясь по сторонам, подошёл к Ксафану.
– Так ты всё-всё понял из того, что мы говорили? Фурррр, – вновь обратился белоснежный зверёк к Матфею.
– Ну да, – ответил тот и отчего-то вновь ощутил себя неловко.
– А когда ты начал нас-с-с понимать? – проговорил змей, раскрыв миниатюрную пасть, из которой вынырнул тонкий раздвоенный язычок.
– Только что. Вы кого-то ругали, – сказал Матфей и, тут же догадавшись о сути недавнего диалога животных, возмутился. – Эй! Так вы обо мне говорили?! Это вы такого ничтожного мнения обо мне? Вот наглость! Я, конечно, и раньше подозревал, что не в фаворе у вас, а теперь окончательно убедился.
– И что ты сделаешь, мальчишка? Пойдёшь и пожалуешься мамочке, что тебя оскорбляют хорёк и уж? – с вызовом и долей презрения протявкал Велизар.
– Не трогай его, Вел, – прошипел Ксафан. – Он ш-ше ничего не з-знает. Это вс-с-сё равно, что бить калеку и орать на глухого.
– Чего я не знаю? – достаточно громко спросил Матфей. – Эй, вы двое, отвечайте – чего я не знаю?
– Да много чего, – отрезал уж и, не дожидаясь нового шквала вопросов, а может просто устав от пристального внимания к своей персоне, пополз к белёному проёму кухни, намереваясь покинуть помещение. Хорёк засеменил за ним следом, и как показалось Матфею, притом неприлично высоко задрал пушистый хвост.
– Эй, стойте! Я хочу узнать! Погодите! – Матфей решительно направился за ними.
– Слушай, отстань от нас, фуррр, – сердито напустился Велизар. – У тебя должен быть свой прислужник. Вот у него и спрашивай всё, что душе угодно. А мы тебе не подчиняемся. Фух!
– Вс-с-сё дело в его дне рож-ш-шдения, – на ходу обронил Ксафан, – и с-с-сегодня ему ис-с-сполнилос-с-сь двадцать два. Вс-с-сё так и ес-с-сть. Вот причина.
– Но постойте! Кто такой этот прислужник? Где мне его взять? Что он должен сказать мне? – раздосадовано кричал вдогонку улепётывавшим животным Матфей.
– Сам разбирайся и не приставай к нам больше! – рявкнул Велизар и скрылся.
Матфей хотел ещё что-то крикнуть, особенно, наглому хорьку, но в этот момент на пороге кухни возникла Вида с вопрошающим видом.
– Ты что-то мне кричал, сына? Что я тебе должна сказать? – спросила она.
– Да нет, мам, это я так, с тортом разговаривал, дурачился, – шутливо улыбнувшись, сказал Матфей и, проскальзывая мимо матери, устремился к лестнице. – Пойду, приберусь в комнате. Всё-таки гости придут, а у меня там бардак.
– Пойди, пойди, – согласилась Вида и странно улыбнулась, когда ноги её мягко коснулся белоснежный хвост хорька.
3. И снова ворон
Дверь его спальни была распахнута. Матфей, распознав знакомый хриплый говор и не желая преждевременно быть замеченным, замер в тени лестничной площадки, жадно вслушиваясь в каркающие отголоски, вылетавшие странными фразами из комнаты.
– … настоятельно советую, быть предельно осторожным и следить за своим подопечным в оба глаза, Рамар, – взволновано и торопливо говорил кому-то ворон. – Это не случайность. Уже четвёртый пропал. Возможно, охота, но может быть и нечто серьёзнее.
– Я тоже думал об этом, Гамаюн, друг мой. – К своему удивлению Матфей расслышал незнакомый, больше похожий на клёкот голос воронова собеседника, отчего взволновался ещё сильнее. – Слишком много совпадений для одного маленького городка. Слишком много. И в городе появились совы.
– Рамар, они что-то замышляют, – ворон понизил голос, и Матфей приблизился на несколько шагов к дверному проёму, затаив дыхание и надеясь расслышать каждое слово странного диалога. – Город заполонили галки, а ты, мой друг, прекрасно помнишь, чем это обернулось семьдесят лет назад. Они не остановятся, никогда. Они способны таиться годами, но они никогда не смирятся с ролью рядовых. Им подавай только первое место.
– Согласен, друг мой, – отозвался незнакомец. – Тревожные времена настали, недобрые.
– Эй! Что здесь происходит? С кем ты говоришь? – заинтригованный непонятным разговором, Матфей вбежал в комнату и был немало поражён – ворон по-прежнему сидел перед монитором ноутбука, а более никого поблизости не было!
– Кто это, Гамаюн? – послышался встревоженный голос неизвестного. – Тебе угрожают?
– Ничего подобного, Рамар, – невозмутимо доложил ворон светящемуся прямоугольнику монитора и пояснил с ноткой раздражения. – Это всего лишь мой подопечный. Малость невоспитанный, правда, но что ж поделать – у каждого свои недостатки. Крух.
Птица фыркнула и – да, ему точно не привиделось! – посмотрела на вошедшего человека с упрёком, а затем вздохнула, ну совсем по-людски, отчего Матфею стало окончательно не по себе.
Приблизившись к столу, юноша различил по обратную сторону работавшего экрана настороженно взиравшую на него птицу – полную противоположность ворона. Тёмное оперение головы, чуть встопорщенное, очевидно от волнения; полураскрытый крючковатый клюв и грозно зыркающие чёрные бусины глаз, выдающие гордый взгляд. Сомнений не было. Ворон общался через ноутбук с соколом, а не бездумно стучал клювом по кнопкам клавиатуры, как думалось ранее Матфею! Это открытие потрясло парня, он ухватился за спинку кресла дрожащими руками.
– Рамар, друг мой, перенесём нашу беседу на другой случай. Нынешние обстоятельства не позволяют продолжить наше общение. До связи! Крух! – прохрипел ворон и клацнул по клавиатуре.
– До скорой! – поспешно прокричал сокол, сверкнув аспидно-серым оперением. Монитор погас и стал непроницаемо-чёрным.
– И долго ты будешь стоять истуканом, молодой человек? Не надоело? – словно со школяром заговорил с Матфеем ворон.
– Ты умеешь общаться по видеозвонку?! Но как? Как такое возможно? – только и сумел выговорить хозяин спальни, плюхнувшись в кресло.
– Я много чего умею, но хвастать этим сейчас не собираюсь, – невозмутимо ответила птица, важно вышагивая перед сидевшим человеком по матовой поверхности стола.
– Но как же? – пробормотал Матфей. – Ты же – всего лишь птица.
– Ох уж эта мне биологическая дискриминация! – возмутился ворон и зашипел в точности, как Ксафан, когда ему кто-то очень сильно докучал. – Подумать, так только демоны достойны быть лидирующим классом, а зверьё должно ластиться в их ногах и быть благодарным за оказанную честь. Как бы ни так, молодой человек! Проснувшиеся да Спящие убеждены, что они – пик эволюции и кладезь мироздания. Тьфу! Скоро твой привычный мир рухнет и порежет осколками наивное представление обо всём, что тебе ведомо, чему я весьма рад. Крух!
В комнате снова стало душновато, несмотря на распахнутую настежь дверь. Матфей замер в кресле, отчаянно помышляя о побеге из спальни. Вероятно, ворон понял ход его трусливых мыслей и, встав напротив лица собеседника, заговорил уже иначе, более примиряющее.
– Послушай, молодой человек, я не собираюсь ссориться с тобой или пугать тебя. Отныне мы союзники по договору. До смерти одного из нас. Хорошо это или плохо – время покажет. Но с моей стороны, обещаю и гарантирую – нарушений условий не будет. Надеюсь и на твоё понимание этого вопроса.
– Договор? – Матфей посмотрел в сторону неприбранной кровати, тут же уловив на ней взглядом злополучный бумажный свиток.
– Да, возьми уже его и прочти, – одобрительно кивнула птица, – ознакомься с условиями. Давно пора это сделать, Матфей.
– Но там же ничего нет, – слабо возразил молодой человек, но всё же послушно поплелся к постели и изъял из складок-волн шерстяного одеяла бумажную трубочку.
– А ты разверни и посмотри ещё раз, – настойчиво потребовал ворон.
– Ладно, – ответил Матфей, настроенный крайне скептически.
Его глаза округлялись тем сильнее, чем больше он раскрывал лист. Ошеломлённый вконец трясущимися руками он развернул бумагу и замахал её проявившимися письменами перед вороном. Тот по-прежнему сохранял бесстрастный и важный вид.
– Но тут ничего не было! Не было ничего! – Вид у Матфея был самый, что ни есть очумелый и нелепый. Он взирал на чёрную птицу, словно та являла собой Дельфийского оракула или чудного мудреца, знающего все тайны мира. – Но как же так может быть?
– Молодой человек, настоятельно прошу, прикрой дверь, – терпеливо попросил ворон. – Мы рискуем привлечь внимание тех, кто будет лишним в нашей дальнейшей беседе. И прекрати кричать, меня утомил твой удивлённый тон.
Слова пернатого гостя возымели вразумляющее действие и Матфей умолкнув, кинулся к двери, плотно закрыв её. Ещё лихорадочно озираясь по сторонам, он поймал насмешливый взгляд пронзительно-синих птичьих глаз и уставился на ворона, ожидая дальнейших объяснений.
– Пока ты не ознакомишься с договором, я ничего тебе не скажу, – угадывая его мысли, заявила птица, – так и знай.
Матфей послушно кивнул и приблизил к лицу таинственный листок. Теперь, когда первая волна дрожи и потрясения сошла с него, он готов был внимать тому, что несли в себе строки текста, ещё недавно отсутствовавшего на белом развороте бумаги.
Союз верности и равенства
Данный договор, заключён меж Демоном, кто зовётся во миру Матфеем Катунем и Прислужником, вольным вороном Гамаюном из рода Чёрных, Лета 604372 от Времени Трёх Солнц, первого дня октября месяца.
Вступив в силу, соглашение даёт пожизненные гарантии обеим сторонам в честном и равном союзе, где вышеозначенные союзники до конца жизней своих обязаны друг другу: заботиться о взаимном благосостоянии, защищать жизни и не пытаться верховодить в данном союзе, ибо он оговорен на равном житии.
Ежели нарушен будет уговор союза, кровь, пропитавшая бумагу, вскипит и призовёт нарушителя к ответу.
Матфей Катунь Гамаюн Чёрный
Матфей пробежал глазами текст несколько раз, но ничего не понял. Внизу бумага хранила его корявую подпись и рядом смазанный символ в виде птичьей лапки, безусловно, выполненный кровью. Он поморщился, удивлённо хмыкнул, и, наконец, сдавшись, обернулся за ответом к тому, с кем отныне связывал его договор.
– По порядку, молодой человек, не всё разом, – произнёс ворон, видя, как изо рта человека готов вырваться легион вопросов.
– Что это за договор такой? Почему я в нём назван демоном? – вырвалось скороговоркой из уст Матфея. – И что такое прислужник?
– Я же просил по порядку, – досадливо пробурчал Гамаюн и вздохнул, ну совсем как человек. – Я и забыл, как же это нелегко разъяснять Проснувшемуся о сути настоящих вещей.
– Проснувшийся – это я? – догадался Матфей.
– Ну, хоть что-то до тебя доходит, – прохрипел ворон, и как показалось юноше, с явной долей сарказма. – Я уж опасался, что ты только в технических вопросах отлично разбираешься.
– Эй! Не каждый день к тебе в комнату залетает говорящий ворон, болтающий о демонах и соображающий в компьютере, – обижено возразил Матфей.
– Я не болтаю, молодой человек! Крух! Уясни себе раз и навсегда, – довольно резко каркнул Гамаюн.
– А я не тупой, – отозвался Матфей.
Парню тут же спор с птицей представился ещё той дичью, отчего он сконфузился. Препирательство с вороном – это уже тянуло на палату в одном особом учреждении, в котором можно получить прописку на всю жизнь.
– Я не говорил ничего подобного о твоих умственных способностях, – чопорно сообщил ворон, – лишь усомнился в догадливости. Но хватит пререкаться. Я должен успеть посвятить тебя в курс дела до прихода гостей.
– Ты знаешь о вечере? – удивился уже, наверное, в сто первый раз Матфей.
– Я же твой прислужник, вольный, между прочим, – снисходительно пояснил ворон, – и обязан знать о тебе всё.
– А я о тебе ничего не знаю, – вдруг осознал Матфей. – Кто ты и почему говоришь, как человек?
– Придётся начинать с самого начала, – вновь вздохнул Гамаюн и весьма тяжко. – Но прежде, чем мы доберёмся до демонов и прочей нечисти, тебе придётся кое-что принять и возможно с чем-то расстаться.
Левый глаз птицы скрылся под тёмным веком, в то время как правое око в туманной задумчивости взирало на недоумевавшего собеседника. Ворон застыл в раздумье, подбирая соответствующий пролог дальнейшему повествованию. Когда Матфей заподозрил, что пернатый рассказчик мог запросто впасть в дремоту и уже собрался его окликнуть, смеженное веко поднялось, и глухой, каркающий голос изрёк:
– Это тянется уже слишком давно. Так давно, что некому и вспомнить. Ни одна рукописная книга, ни один пергаментный свиток, ни один папирус и берестяное письмо не знают точной даты и причины, когда и от чего Племя разделилось на людиновское и демонское. Близнецами стали те, кто был единым целым. И вражда пролегла меж ними и нетерпимость лютая. Так и дошло до дней наших. Но Творцу, что создал в любви и заботе Племя детей своих, жаль было утерянного прошлого, и тогда одарил Он близнецов слепотой, дабы не поубивали они друг друга. С тех пор живут Разомкнувшиеся вблизи и не зрят о том, кто они, пребывая в наивном неведении. Но Проснувшиеся знают о том и хранят в тайне.
Гамаюн умолк, его правый глаз пристально следил за реакцией Матфея.
– Это был отрывок из работы грандиозного учёного, монаха-отшельника Луки Заокского, – торжественно произнёс ворон. – Бесценный труд, познавательная информация. Рекомендую, молодой человек, настоятельно рекомендую ознакомиться в самое ближайшее время с работой этого выдающегося просветителя. Именно его труды открыли и облегчили дороги последующим поколениям демонов.
– Погоди, погоди, – юноша поспешно оборвал хвалебную речь птицы. – Ты хочешь сказать, что демоны живут среди людей? Демоны? Духи?
– О-хо-хо, – разочарованно выдохнул Гамаюн и посмотрел на новоиспечённого союзника так, как учитель взирает на непонятливого ученика, когда приходится пояснять суть дела более трёх раз. – Молодой человек, главнейшее заблуждение – считать демонов чем-то вымышленным и лишённым физической оболочки. Людины и демоны наделены от природы равными достоинствами и недостатками, отличие же их зиждется на энергетическом уровне. Но об этом попозже. Не нужно считать, что демоны – это злые сущности, обижающие сплошь и рядом людей с тайной целью. Эти байки придумали церковники в стародавние времена, дабы воздействовать на тёмный и впечатлительный народ. И не об этом речь сейчас. Ты, Матфей, самый что ни на есть демон, и родители твои – тоже демоны. Это не так страшно, как кажется.
– Я – демон? – переспросил Матфей, отчего-то вдруг принявшись ощупывать своё лицо и главным образом тормошить светлые, как у матери волосы, при этом с таким видом, будто боясь обнаружить на себе нечто ужасное и противоестественное. – Но как же такое возможно? Я же человек. Я не могу быть демоном!
– Вполне можешь быть и есть, – кивнул ворон, – не ищи рогов и хвоста. Это сказки для малышни. Я же сказал, это демоны и людины отличны энергетически.
– А как же насчёт души? – Матфей ухватился за последний, как ему показалось весомый аргумент. – Что ты можешь сказать о душе?
– Душа, как душа, – прокаркал Гамаюн, – Между прочим, ад не под землёй. Это ещё одна сказочка. Ад на земле. Но как я погляжу, никто не страдает особо от пребывания во владениях Дьявола – ни прислужники, ни демоны.
Юноша нахмурился, нужно узнать больше. И тут одно странное словечко, несколько раз мелькнувшее как бы невзначай в вороньей речи, само напросилось на язык.
– Ты всё как-то странно называешь людей. Кажется, людины. Это что, старомодное название?
– Крух! Людины, ровным счётом, не имеют к человеку никакого отношения. Это зеркальная противоположность демонов, паразиты, вожделеющие занять чужие места. Не приведи Дьявол тебе наткнуться на этого клеща – вопьётся, присосётся и выкинет тебя за пределы, о коих даже мне неизвестно.
По тревожному и несколько сердитому выговору прислужника Матфей благоразумно решил отставить на потом эту информацию, твёрдо пообещав себе разузнать всё, что можно о таинственных паразитах. Но он не собирался так просто сдаваться, продолжая барахтаться в зыбких песках сомнений, коими внезапно стала до поры бывшая твёрдью почва его мирознания.
– А доказательства того, что ты сказал? Чем ты можешь доказать, что я не человек?
– Хорошо, мне даже по душе, что ты слепо на веру не принимаешь слова старого ворона, – с теплотой, столь нежданной Матфеем, произнёс ворон. – Так и быть, одарю тебя книгой. В хорошем состоянии книгой. Береги её, как я берёг.
Ворон развёл в стороны крылья – два шикарных иссиня-чёрных веера – и протяжно каркнув, вытряхнул, казалось из воздуха, прямоугольный предмет, который бесшумно упал в густой и высокий ворс испещрённого геометрическим орнаментом ковра.
Матфей оторопел и замешкался, тогда Гамаюн вновь протяжно прокаркал, чем и вывел из очередного ступора юношу. Тот с опаской дотронулся до таинственной вещи и тут же отпрянул.
– Смелее, молодой человек, – со смешком в голосе прохрипел ворон. – Это всего лишь книга. Она не царапается и не клюётся, в отличие от меня. Мужчина должен быть решительным и отважным. Придётся сильно поработать над этими слабыми сторонами твоей натуры.
Матфею нечего было ответить на это, спрятав от птицы глаза, он тут же подобрал предмет, дивным образом появившийся в его комнате, и внимательно принялся его осматривать. Действительно, это была книга средних размеров в превосходном оформлении: тёмно-бардовая обложка была выполнена из мягкой замшевой кожи, на одной из сторон которой золочёной вязью было выведено следующее название «Демоны и Людины. Крах Племени Творца». Автором значился некий Лука Заокский, о котором Матфей никогда прежде ничего не слышал.
– Страница сорок третья, прошу, – подсказал ворон.
Матфей неохотно откинул тяжелый край обложки, уж больно приятна была поверхность пальцам, они так и норовили ласкать и гладить бархатистую плоскость книги. Листы фолианта приятно удивили белизной, глянцем и отсутствием намёка на помятость. За книжкой следили должным образом, возможно, даже сдували пылинки.
Отыскав под бдительным взором ворона нужную страницу, Матфей обнаружил сверху заголовок «Внешние признаки демоновой сути у отроков». Под заглавием шёл следующий текст: