Павел Сергеевич Иевлев
Хранители Мультиверсума. Книга четвертая: «Безумные дни»
– Ну их, – сказала Ольга. – Ничего нового не скажут, а табаком все провоняем.
– Кому, может, и ничего нового, – недовольно буркнул Артём, – а кто и вообще не в курсе.
– По ходу поймёшь, – успокоила его Ольга. – Оно тебе и не нужно пока. Давайте к делу.
– Снаряжение на мне, – не то спросил, не то констатировал Борух.
– Да уж, пожалуйста, – подтвердила Ольга. – Проблем не ожидаю, но всё же…
– Понял тебя. Пойду пошуршу в закромах. У тебя размер противогаза какой? – спросил он внезапно у Артёма.
– Чего-о?
– Шучу, – хлопнул майор по плечу Артёма, – не дёргайся ты так, пиджак штатский!
– Ох уж мне твой кирзовый юморок…
Борух, смеясь, удалился в сторону хозчасти.
– Мне проложить маршрут заранее? – спросил Артём, вживаясь в роль действующего м-оператора.
– Обязательно, – подтвердила Ольга. – У тебя что по графику на сегодня-завтра?
– Сегодня планировал проверить установку третьей серверной стойки, вечером – лекция в техникуме, завтра с утра – общий урок в школе… – начал перечислять Артём.
– Отбой, – остановила его Ольга. – На сегодня я всё отменяю, им сообщат. На завтра… Ладно, урок проведи, дети ждут, но сразу после будь готов – часиков в двенадцать стартуем.
– А что сегодня? – удивился Артём.
– А сегодня ты ведёшь меня гулять, в ресторан и в койку! – Ольга засмеялась своим звонким хрустальным смехом, от которого Артём сразу же забыл про все вопросы и все сомнения.
По этому плану остаток дня и прошёл.
День второй
Македонец
Сеня явился ранним утром, пахнущий дешёвыми духами и невыспавшийся, недоуменно оглядел заставленную сумками комнату, пожал плечами и потащил из-за шкафа продавленную раскладушку. Разложил её, кинул спальник и сразу вырубился. Неплохо, видать, погулял.
В сумках была еда, медикаменты, кое-какая одежда и вообще куча нужной мелочёвки на первое время, пока мы не поймём, как жить и чем заниматься дальше. Всё это надо было перекидывать на базу, но пусть Сеня пока отоспится. Я же позавтракал и отправился в банк.
Деньги мне выдали без проблем, разве что персонал был какой-то рассеянный и нервный, да и клиенты в зале непривычно громко спорили о политике. Обычно-то в банке все молчат в тряпочку, сжимая номерок электронной очереди в руке – такое уж это место, не располагает к общению, все о своём думают, о финансовом. Денежки тишину любят. А тут прямо как в очереди за колбасой во времена оны – кто Америку ругает, кто Китай, а кто и своё правительство в полный рост поливает. Я, будучи, как теперь говорят, не в тренде, молчал и слушал, но понял мало. Кто-то проповедовал, что завтра Третья Мировая, кто-то стращал жуткой эпидемией, а кто-то упирал на землетрясения, отчего что-то труднопроизносимое взорвётся и будет как ядерная зима, только не ядерная, и не зима – «ну вы поняли». Если бы не Сенины предсказания, я бы только недоумевал, какой статистической причудой столько параноиков в одно время в одном месте собрались, но сейчас скорее удивлялся тому, как у нас народ умеет грядущие неприятности жопой чуять.
Очередь моя была далеко не первая. Почти все собравшиеся были как раз за обналичкой, так что политинформацию получил по полной, отчего окончательно запутался в версиях и плюнул. Получил на руки кучку перевязанных банковских пачек, сложил их в пакет, да и пошёл себе.
Выходил с опаской, оглядываясь, но желающих меня пограбить больше не нашлось, хотя вот сейчас-то у меня как раз была сумма приличная, плюс Сенины сумки в машине. Квартиру можно купить, и довольно неплохую, даже в центре. «Всё, что нажито непосильным трудом», как в старом кино говорилось. Квартиру я, разумеется, покупать не стал, а поехал вместо этого к Ингвару, которого застал помятым, слегка нетрезвым и каким-то ошарашенным. Даже выпить не предложил, что на него вообще не похоже.
– Люди гибнут за металл,
Раз я золото копал, —
Если б не обрез двустволки
Вообще нахуй бы пропал…
– встретил он меня очередным своим шизотворчеством.
– У вас товар, у нас купец, – ответил я ему в тон.
– Да знаю я, – отмахнулся Ингвар. – В свете вновь открывшихся обстоятельств, я бы, конечно, развернул тебя восвояси, но раз обещал, то золото твое.
Он вытащил из сейфа небольшую черную сумку и весомо брякнул ей об стол.
– Здесь всё. С учётом вчерашних монет и плюс ствол с патронами, с тебя… – и он назвал сумму.
Мда, недолго я с мешком денег проходил, практически все и отдам сейчас. Двинул к нему по столу пакет с пачками.
– Чтобы денежки водились,
Надо денежки любить!
А иначе будешь с голой
Жопой по двору ходить…
– назидательно продекламировал он, быстро пересчитывая упаковки и проверяя их на целостность.
– А что за обстоятельства вдруг? – поинтересовался я больше из вежливости.
Ингвар задумался – руки его, считавшие пачки, на секунду замерли.
– Да общался я этой ночью с одним человечком… – неохотно ответил он, покрутив этак пальцами в воздухе. Стало понятно, что «человечек» ему не очень-то нравится. – Врал он, конечно, много, но кое-что мне кажется довольно правдоподобным. Вот, например…
Он вдруг подался вперед через стол и настойчиво уставился мне в глаза, почти вплотную приблизив лицо.
– Скажи мне, Македонец, правда, что этому миру может пиздец присниться?
Я ненавижу такого рода вторжения в личное пространство, если их совершают не прелестные блондинки с большим бюстом, но сдержался и не сказал в ответ грубость.
– Да, – ответил максимально корректно, – существует такая вероятность.
– Вот же блядь! – выругался Ингвар. – Не соврал, выходит, паскуда.
– Кто паскуда? – осторожно поинтересовался я. Не то, чтобы меня это как-то касалось, но уж больно интересный расклад выходил.
– Да попался мне тут один… вроде проводника. Может, знаешь? «Коллекционер» погоняло его.
– В первый раз слышу, – соврал я, не моргнув глазом. – А откуда у тебя такие знакомства?
– Свела жизнь на узкой дорожке… – отмахнулся он. – Неважно. Как-то конкретизировать можешь? Ну, что случится, когда, как?
– Нет, – ответил я вполне честно, – подробностей не знаю, мне тоже один проводник намекнул. Сам-то я не по этим делам. Я больше насчет пострелять, как всегда. Как там мой ствол, кстати?
– Ах, ну да, – спохватился Ингвар. – Минуту.
Из того же сейфа достал завёрнутый в тряпку ПМ и три коробки патронов, выложил на стол.
– Вот, как ты и просил – болгарский, с глушителем. Чистый, гарантирую.
– Благодарю, – я оттянул затвор, глянул внутрь, выщелкнул магазин, заглянул в ствол, проверил резьбу глушителя и сразу накрутил его.
– А что ты всегда «Макаров» берёшь? – спросил Ингвар. – Не хочешь чего помоднее? «Глоки» есть, «Чезеты». Ну и по нынешним временам, на случай, если дела пойдут совсем плохо, то и посерьёзнее пистолета что-то могу предложить.
– Нет, спасибо, меня устраивает, – вежливо отказался я. – Деньги посчитал, всё нормально?
– С огорченьем смотрит Маня
На помятые рубли.
Сговорили, заплатили,
А ебать – не поебли…
– невесть к чему сказал Ингвар, и я решил считать это за согласие. На этой радостной ноте и расстались.
По-хорошему, надо было бы возвращаться домой, будить Сеню и начинать эвакуацию. Переезд – дело хлопотное. Но упоминание Коллекционера всё меняет – если Ингвар знает, где он, то такой шанс упускать нельзя. Мои работодатели в нём очень заинтересованы, но это не главное. Есть у меня к нему большой личный вопрос. Такой личный, что дальше некуда. Так что, отъехав от его офиса, приткнул «Ниву» неподалеку в пределах видимости и первым делом набил магазин нового пистолета, аккуратно защёлкивая в него короткие бочонки девятимиллиметровых патронов.
Я равнодушен к оружию. Меня устраивает любой пистолет, который выстрелит, когда я нажму на спуск. Всё остальное: точность, скорострельность, удобство хвата и быстрота перезарядки – это для тех, кто промахивается. Мне не надо палить в противника до затворной задержки и перезаряжаться в перестрелке, мне достаточно одного выстрела. Если пуля прилетает вам в лоб, то из какого ствола она была выпущена, уже не имеет значения. Девять на восемнадцать – достаточно убойный патрон, а «макар» – самый распространённый пистолет в наших краях. Он дешёвый, его несложно достать и не жалко выкинуть, его пуля не привлекает внимания экспертов.
Автомат мне тем более ни к чему – я не хожу в атаку в пешем строю и мне не надо палить очередями на подавление. Из двух пистолетов я могу убить шестнадцать человек за несколько секунд, в большинстве жизненных ситуаций этого вполне достаточно.
Поэтому я Македонец.
Артём
Как и многие другие коммунары, Артём проводил в неделю три сборных урока в школе. «Сборных» – значит, на них собирали мужские и женские классы в одну большую аудиторию. Он не ожидал встретить тут раздельное обучение, считая его пережитком царских гимназий, но Ольга просветила, что в СССР его, оказывается, ввели в 1943 году, и, хотя уже в 54-м отменили, в ЗАТО4, который потом стал Коммуной, эту практику сохранили как способствующую лучшей успеваемости. Идея разделить гендерную социализацию и учебу показалась Артёму неожиданной, но он, как ни размышлял, так и не нашёл весомых аргументов против. Сугубо рациональный подход Коммуны учитывал физиологические различия, разные темпы взросления девочек и мальчиков, особенности восприятия и мышления и был нацелен на результат. Иногда Артём думал, как бы тут восприняли модное гендерное безумие его среза с общими туалетами и наряжанием мальчиков в юбки?
Артём не преподавал какую-то конкретную дисциплину – тут вообще школа была устроена не так, как он помнил по своему детству. Первые сорок пять минут он просто рассказывал о своей работе, стараясь не увлекаться техническими подробностями, а как бы набрасывая общие контуры – что представляет собой электронная техника, какое место занимает в жизни, как её проектируют, производят, обслуживают и чинят. Что такое компьютеры и сети, как это работает и какие задачи решает.
Это была стандартная преподавательская нагрузка для всех специалистов Коммуны – как бы ни были они заняты по основной работе, а три часа в неделю будь любезен уделить детям. Иначе откуда возьмутся в твоей профессии новые кадры?
Однако у Артёма, в отличие от них, был и второй академический час – в это дополнительное время он отвечал на вопросы о своём родном срезе – как там живут люди, как всё устроено и почему.
Дети удивлялись. По большей части их шокировала несуразная расточительность – имея почти безграничные человеческие и материальные ресурсы, пережигать их на бытовые мелочи? Многие из них уже проходили практику в утилизационных командах, методично зачищающих перенесённый сюда город (разнообразные трудовые практики занимали большую часть детского досуга), и увиденное там порождало лавину вопросов, на которые было довольно сложно ответить, потому что любой ответ только углублял непонимание.
– Скажите, – спрашивал худой черноволосый мальчик с очень серьёзным лицом, – а почему в городе столько разных автомобилей?
– Каждый автомобиль для своей цели, – назидательно начинал Артём. – Одни для…
– Нет, нет, простите, – вежливо перебивал его мальчик, – я понимаю – грузовики, автобусы, легковые… Но почему все легковые разные? Грузовики одного типа различаются по конструкции? Это же неудобно – для каждой отдельной машины нужно искать свои расходные материалы и запчасти, из-за разного устройства их сложно обслуживать…
– Помните, мы недавно обсуждали концепцию так называемого «личного транспорта»? – вздыхал, предчувствуя очередной сложный разговор Артём. – Когда одна единица транспорта перевозит одного человека туда, куда нужно только ему?
– Да, да, помним! – зашумели дети.
Эта идея была настолько чужеродна здешнему укладу, что вызвала тогда бурную дискуссию, где Артём вынужденно выступал «адвокатом дьявола».
– Тогда мы пришли к выводу, что личный транспорт не всегда является нерациональным методом организации бытовой логистики, так?
– Да, – подхватила дискуссию девочка с белыми хвостиками. – Организация общественного транспорта на малопопулярных маршрутах может оказаться даже более ресурсоёмкой, чем предоставление индивидуального…
«Предоставление, ишь ты… – усмехнулся про себя Артём. – Знала бы ты, белобрысая, чего стоил тот «индивидуальный транспорт!» Но, даже будучи многократно объяснённой, концепция денег плохо укладывалась в голове юных коммунаров. Такой способ распределения общественных благ в социуме казался им чудовищно нерациональным. Пожив тут, Артём начал понемногу их понимать.
– Так вот, – продолжал он свои объяснения, – разнообразие однотипных автомобилей вызвано в первую очередь тем, что они были личные. Как штаны. Вот у тебя, – он кивнул черноволосому, – штаны синие. У тебя – указал на пацана в первом ряду, – жёлтые, а у тебя, – помахал рукой белым хвостикам, – вообще сарафанчик с ромашками. В моём мире личный автомобиль был таким же обычным предметом, как личные штаны и выбирался по принципу «нравится – не нравится». Поэтому производители делали много разных машин, чтобы каждый мог выбрать что-то себе по вкусу.
– Но ведь разноцветные штаны всё равно устроены одинаково – две штанины, карманы, ширинка… – в аудитории кто-то хихикнул, на него недовольно зашикали. – Автомобили можно было бы делать так же – разные снаружи, одинаковые по устройству. Тогда и выбрать можно, и обслуживать удобно!
– Ну, до определенной степени так и было – это называлось «общая платформа». Но здесь вступал в действие другой фактор – автомобили производили разные заводы, и каждый хотел, чтобы тот, кто купил его автомобиль, обслуживал его только у него, поэтому не только делал их не такими, как другие, но и запрещал другим людям их чинить и обслуживать.
– Но это же глупо! – возмутились сразу несколько детских голосов.
– Запомните! – строго сказал Артём. – Никогда не спешите говорить «это глупо» вместо «я не понимаю». Этим вы закрываете себе возможность разобраться. Если что-то кажется вам глупым, то, скорее всего, вы просто не видите причины или не понимаете мотива. Поэтому давайте снова вернёмся к понятиям денег и оплаты товара.
«Но иногда глупость – это просто глупость», – думал он при этом.
Несмотря на непростые вопросы, Артёму нравились эти уроки – здешние дети оказались неожиданно благодарной аудиторией. Им было по-настоящему интересно. Пожалуй, удержать внимание детей его мира, до отрыжки перекормленных легкоусвояемой информацией, так легко не вышло бы. Ему нравились эти дети, они оправдывали даже те странности здешнего социума, которые его настораживали и тревожили. Ради таких детей стоило работать.
На его уроки часто приходили и взрослые коммунары – тихо усаживались на задних рядах, с интересом слушали про чужую странную жизнь, смотрели, удивляясь, картинки на большом экране. В одну из командировок Артём притащил из города цифровой проектор и теперь на каждой лекции показывал десятки обычных бытовых фотографий и видеороликов, найденных на разных компьютерах. На экране автомобильные пробки сменялись витринами магазинов, пёстрые одежды модных премьер шли вслед за толпами противоправительственных демонстраций, давки на распродажах соседствовали с бомжами, роющимися в помойках. Артём не считал нужным ничего скрывать, и старался честно отвечать на все вопросы.
Первое время он удивлялся полному отсутствию внешнего контроля за его лекциями – ведь он, на самом деле, мог бы, при желании, подвести такую идеологическую бомбу под уклад Коммуны! Не это ли мишурное сверкание якобы сладкой жизни подмыло постепенно советское общество? Не захотят ли здешние дети ста сортов колбасы и тысячи фасонов штанов, как бы он ни старался объяснить цену и последствия этого мнимого разнообразия? Тем не менее, никто ему не препятствовал вести лекции на своё усмотрение и никаких ограничений не ставил. То ли коммунары настолько верили в преимущества своего образа жизни, то ли просто недооценивали силу потребительских миражей.
– Всё, коммунары, – сказал Артём, выключая проектор, – на этом сегодня заканчиваем.
– У-у-у… Уже? – послышались разочарованные голоса, так приятные каждому лектору.
– Артём Павлович, у нас из расписания убрали вашу пятничную лекцию, – спросили Белые Хвостики. – Когда мы теперь вас увидим?
– У меня командировка, – ответил ей Артём, сворачивая экран проектора. – Наверное, поэтому и лекцию сняли. К сожалению, я не знаю точно, сколько это займёт времени.
– Привезите нам что-нибудь интересное! – крикнул кто-то из зала. – Да, да, привезите! – подхватило сразу несколько звонких голосов.
– Не обещаю, но постараюсь, – кивнул Артём. – До встречи, коммунары!
На выходе его уже ждала Ольга.
– Интересно рассказываешь, я заслушалась прямо, – похвалила она. – На твои лекции уже очередь, ты знаешь? На свободные места запись.
– Ну, я всё-таки бывший писатель, – смущённо ответил Артём. – Слова складывать умею.
– Тебе бы тут учителем остаться, – сказала женщина с непонятной грустью. – Но, увы, нам пора.
Внизу на ступеньках школы их встретил Борух. Он уже был в походном камуфляже, с рюкзаком и в разгрузке, на которой вызывающе висели банки к ручному пулемёту и несколько гранат. Самого пулемёта, впрочем, при нём не было.
– На стартовой точке всё, – пояснил он. – И твоё тоже. Пока ты детишек развлекал, старый еврей таки за тебя немного работал!
– Боря, не включай Одессу! – усмехнулась Ольга. – Сочтёмся!
До здания, где располагался стартовый репер, было с полчаса неспешной ходьбы, и Артём не понял, почему Борух навьючился снаряжением заранее. Впрочем, может у них, крутых вояк, так принято? Чтобы утряслось или, там, улежалось. На ходу он размышлял о том, каково будет снова увидеть родной срез, и зачем они вообще туда собрались. Вчера с Ольгой так толком и не поговорили. Сначала гуляли вокруг Главного Комплекса, и она рассказывала, как шло формирование Коммуны. Первоначальный фрагмент, который закапсулировался при катастрофе, был совсем невелик, и вскоре они дошли до его нынешней границы – она легко определялась по оборванному асфальту никуда не ведущей улицы. За ней вплотную, без перехода, начинался могучий хвойный лес. Ольга повела его вдоль этого шва, соединяющего лоскуты здешнего мироздания, расписывая в лицах историю борьбы за выживание общины. Это было очень увлекательно, она рассказывала весело и эмоционально, он слушал и любовался ею. В какой-то момент она остановилась, повернулась, пристально посмотрела ему в глаза и очень серьёзно сказала:
– Мне очень дорого всё это, понимаешь? Я никому не дам разрушить то, что построено такой ценой!
Артём поспешно кивнул, но она не ждала от него ответа. Через секунду она уже смеялась и требовала вести её в ресторан.
Здешний Ресторан – он не имеет названия, поскольку один – не слишком-то похож на привычные Артёму заведения. В нём нет роскошного интерьера – обычные деревянные столы и стулья, практически такие же, как в столовых жилого комплекса, разве что стены украшены немудрёными по технике исполнения пейзажами самодеятельных художников. Но здесь заказывают заранее не столики, а поваров. Работающие тут кулинары хорошо известны в общине. Все знают, что Ангелина Давыдовна Ципперман роскошно делает рыбу фиш, хумус и хамин, Елена Петровна Галчок – мастер пельменей и вареников, Леонид Андреевич Петин фантастически готовит блюда из говядины. И, если вы хотите не просто поесть, а провести кулинарный вечер – один, с девушкой или друзьями – то вы записываетесь к повару, кухня которого вам особенно дорога. В зависимости от его расписания и количества людей, которых он готов накормить. В Ресторане проводятся открытые кулинарные семинары с угощениями, тут пробуются начинающие кулинары, организуются конкурсы поваров из столовых… В общем, всё, что касается еды в Коммуне, так или иначе крутится вокруг Ресторана.
Артём в начале своей здешней жизни никак не мог понять – почему Ресторан не бывает постоянно перегружен? Записываться заранее было хорошим тоном, но чаще всего, даже придя без записи, можно было найти свободный стол – разве что повара выбрать не получится. В его мире баланс загрузки между столовыми и ресторанами определялся дороговизной последних, но как это регулировалось в местном странном коммунизме? Если и столовая, и ресторан бесплатны, почему люди не ходили в него постоянно, а ели в столовых?
– Не принято, – кратко объяснила ему тогда Ольга. – В Ресторан приходят отметить какое-то событие – получение диплома, юбилей (ежегодные дни рождения отмечают в столовых, в свободные их часы), свадьбу, трудовые достижения. Считается нормальным привести сюда девушку – как знак серьёзности намерений. Но просто прийти поесть – нет, не принято.
Это «не принято» – было абсолютно дико для него в начале здешней жизни, но постепенно он начал привыкать. В Коммуне вся жизнь была пронизана неписаными общественными договорами, которые, тем не менее, неизменно всеми соблюдались. Никто не спросит у пришедшего в ресторан, есть ли у него достойный повод или он просто проголодался. А если и спросит – то только с целью предложить что-то особенное – игристого вина к помолвке, например. И всё же – всего три десятка столиков единственного ресторана никогда не заняты все. Почему? Потому что, заняв последний столик, коммунар опасался неделикатно лишить кого-то приятно проведенного вечера. Постоянное внутреннее состояние коммунаров – соотнесение своих потребностей с чужими и общественными. Артём этому до сих пор не научился. Скорее, привык обдумывать каждое свое действие, чтобы не поддаться естественному порыву «сделать, как проще и удобнее мне». В местных же эта внутренняя деликатность друг к другу и, что самое удивительное, к общине была каким-то образом прошита на базовом уровне. Как этого удалось добиться – Артём понятия не имел. Сначала ему всё время мерещилась какая-то тайная служба надзора всех за всеми, и потребовалось прожить тут несколько лет, чтобы понять, что она не нужна. Просто приоритет общественного над личным тут был как бы само собой разумеющимся. Сделать удобно себе в ущерб другому не приходило никому в голову. А если такое случалось по недосмотру, все, включая ущемлённых, очень смущались и испытывали сильнейший душевный дискомфорт.
Вчера Ольга заказала столик Вазгена, плотного пожилого армянина, который подал им блюдо толмы, тарелку тонких лавашей, мягкий козий сыр, зелень и кувшин вина. Произнеся цветистый тост в честь такой прекрасной женщины – вах! – порадовавшей его своим визитом, и её мужчины, – несомненно, достойного такой красоты! – Вазген пригубил с ними вина и удалился. Артём с Ольгой пили простенькое домашнее вино, ели поразительно вкусную толму и болтали о ерунде. Ольга рассказала, что Вазген – из первого поколения, бывший администратор ИТИ, формально входит в Совет Первых, но давно утратил интерес ко всему, кроме национальной армянской кухни. Занимается селекцией винограда, вместе с детьми и братом выращивает овец, растит овощи и зелень, ставит сыр, делает вино, на пару с главным инженером экспериментирует с коньяками. Артём поразился – вот так, сколько прожил, а в первый раз столкнулся с тем, что в Коммуне, оказывается, есть частные хозяйства. Он-то был уверен, что всё вокруг только общинно-государственное, а тут такой вот фермер-семейственник.
Потом снова гуляли, уже в сумерках, потом вернулись домой и провели прекрасную ночь, упиваясь друг другом, как новобрачные. Это был отличный день, но о предстоящей экспедиции они так и не поговорили – Ольга умело уходила от вопросов или закрывала ему рот поцелуем. Поэтому теперь Артём шел к стартовой точке в полной уверенности, что всё будет очень, очень непросто. Уж настолько-то он эту женщину изучил.
Стартовый репер находится в полуподвальном помещении небольшого кирпичного домика. Обстановка в стиле минимализма – в середине помещения бетон с пола снят большим неровным кругом, оттуда торчит погруженный в песчаную почву цилиндр матового черного камня. Ряд металлических шкафчиков из цеховой раздевалки, пара деревянных стульев с инвентарными номерами и древний массивный конторский стол с настольной лампой, за которым сидит студенческого возраста девушка, сосредоточенно переписывающая из книги в тетрадь какие-то формулы. Справа от тетради лежит двуствольный дробовик калибра этак десятого – Артём подумал, что при выстреле девушку унесёт отдачей вместе со стулом.
– Здравствуйте, – улыбнулась она пришедшим, – я должна вас отметить. Маршрут, цель, примерное время возвращения.
– Артём, сообщи девушке маршрут, – распорядилась Ольга.
Он достал планшет, провел рукой по неприятно-скользкой поверхности каменного «экрана» и перечислил условные коды последовательности реперов:
– Дэ два, е восемь, эф шесть, бэ один…
– Потоплен! – съехидничал Борух, и девушка прыснула, но сразу сделала серьёзное лицо.
– Записала! Цель выхода?
– Задание Совета, – веско сказала Ольга. – Тревожный срок… Ну, скажем, неделя.
– Семь дней… – сказала девушка, ставя пометку в прошитой разлинованной книге из желтоватой бумаги. – Счастливого пути, удачи в Мультиверсуме!
– Спасибо! – ответила Ольга и велела Артёму. – Переодевайся, ты один не готов ещё. Твой шкафчик первый слева.
Она подошла к следующему шкафчику и достала оттуда небольшой тактический рюкзак современного вида и свою футуристическую винтовку. Борух вытащил из своего шкафчика «Барсука» – ручной пулемет АЕК с массивной банкой глушителя.
В своём шкафчике Артём обнаружил аккуратно сложенный комплект «цифрового» камуфляжа, высокие тактические ботинки незнакомой марки, такой же, как у всех, рюкзак и спецразгрузку – спасательный жилет оператора, в котором чего только нет. Он так и хранится – набитый компактным сухпаем, индпакетами, рацией и прочими необходимыми вещами. В него вшиты пластины композитной брони и даже интегрирован надувной спасжилет – работа мультиверс-оператора чревата неожиданностями.
В качестве оружия Артёму выдали обычный АК-74М в чёрном пластике. Коммуна, получившая в результате реализованной Ольгой сложной интриги отлично укомплектованный военный склад, не скупилась на оснащение разведывательных групп, но Артём предпочитал чего попроще. Борух не раз предлагал загнать его на программу военной переподготовки, но ей руководил лично неприятный ему Карасов. Так что бывший писатель остался таким же глубоко штатским, каким был всегда.
Переодеваться пришлось на виду у всех – студентка за столом так и постреливала в его сторону серым глазом. Разгрузка и рюкзак оказались тяжелыми – но терпимо. Артём не стал проверять комплектность – Боруху в этом отношении он доверял больше, чем себе. Взяв автомат, убедился, что тот стоит на предохранителе, в патроннике нет патрона, магазин полон – и этим ограничился, подтвердив готовность.
– Идем на дэ два? – лишний раз уточнил Артём, активируя планшет.
– Двигай, – подтвердила Ольга. – Крути Мультиверсум!
Хотя Артём много раз тренировался, но вот так, сам, без страховки опытного оператора, активировал резонансную реперную связку впервые. Было немного боязно. Он приложил кончики пальцев к экрану и начал аккуратно, точными короткими движениями проворачивать видимую в глубине камня структуру так, чтобы два репера – здешний и следующий, – как бы наложились друг на друга. Объяснить этот процесс словами невозможно. Более того, никто из присутствующих, кроме Артёма, этой структуры в глубине экрана просто не увидел бы. Борух, увы, оказался в операторы негоден, а Ольга, как большинство коммунаров первого поколения, была к тонким структурам Мультиверсума иммунна.
В какой-то момент планшет в руках дрогнул, в глазах моргнуло, и камень репера сменился другим. Они стояли посреди леса, пахло мокрой листвой – по тонкому жердевому навесу шуршал мелкий дождик. Под навесом, в оплывшей земляной яме, стоял небольшой круг из покосившихся каменных столбов, окружавших реперный камень.
– Дэ два! – облегченно выдохнул Артём. Не то чтобы он в себе сомневался, но всё же – первый успешный перенос группы в полевых условиях. Теперь он настоящий м-опер.
Точка считалась безопасной, но Борух всё равно держал свой пулемет наизготовку и оглядывал края поляны. Люди тут жили далеко и не располагали транспортными средствами, за исключением собственных ног. Тем не менее, случайности бывают самые странные, а получить стрелу из охотничьего лука не намного приятнее, чем пулю. Артём ждал, пока можно будет перемещаться дальше – Мультиверсуму требовалось некоторое локальное время, чтобы осознать, что вот эти ребята теперь в другом срезе и подстроить себя под эту малозначительную, но всё же разницу, – и вспоминал, что ему говорили об этом мире.
Судьба его была с одной стороны типична – падение численности и цивилизационная деградация, – с другой – не без оригинальности. В отличие от многих пустых или почти пустых срезов, этот опустел не в эпидемиях, войнах или природных катаклизмах, а по собственному сознательному выбору жителей. Как один из наиболее «близких» (с точки зрения м-оператора) к Коммуне срезов, он всё же был немного изучен. Разведчики когда-то выходили на контакт с местными, как-то с ними коммуницировали, но недолго – никакой практической пользы в этом не просматривалось. Аборигены активно не любили пришельцев, ничего от них не хотели, знать не желали, а при случае норовили поднять на рогатины. Тем не менее, какие-то археологические поиски проводились, благо покинутые города нынешним населением начисто игнорировались, и всё, что в них было оставлено, пострадало только от времени. Из найденных там записей, расшифрованных учеными Коммуны, следовало, что находящееся на достаточно высоком уровне развития – винтовые самолеты уже летали – местное человечество внезапно воспылало религиозной активностью самого деструктивного толка. Основной исторической версией была следующая: одно из трех доминирующих государств создало синтетическое учение с глубоким учётом открытий весьма развитой тут психологии. Зачем? – А с целью внедрить его в конкурирующих социумах и тем их ослабить. Основной посыл был несложным – «возврат к корням» и прочее опрощение. «Дауншифтинг» – припомнил Артём термин из своей реальности.
От цивилизации, мол, одно расстройство – стресс, конкуренция, нехватка ресурсов и через то взаимная ненависть и падение нравов. А правильно жить надо лишь тем, что природа сама тебе даст – тогда сплошное благолепие и растворение воздухов. И выкладки даже были приложены научные – что золотое время человечества было в эпоху охоты и собирательства, а как только первый огурец в грядку посадили – всё, аграрное рабство, привязка к постылому труду на земле, товарные отношения, жадность и грабеж. От стояния кверху жопой в борозде пошли болезни суставов, от оседлого житья – грязь, от домашнего скота – эпидемии. У охотников-собирателей даже мозг был больше, потому что богатство впечатлений от кочевой жизни. А чем дальше, мол, человек влезал в производственную деятельность, тем сильнее деградировал. И главное – у собирателей-то жизнь была счастливая и беззаботная, потому что никаким трудом они не занимались, ни в чём не конкурировали, стресса не знали, одна сплошная любовь человека к человеку на мягкой травке под кустом.
