Павел Сергеевич Иевлев
Хранители Мультиверсума. Книга четвертая: «Безумные дни»
Вот, вроде бы, чушь полнейшая – а зацепило. И кто бы эту дурь ни придумал для ослабления соседа, а вернулась она ему бумерангом очень быстро. Новое учение стремительно захватило мир, и первое следствие из него было вполне логичным – чтобы прожить собирательством, надо радикально сокращать население. К чести аборигенов, сокращали они его ненасильственно, просто прекратив плодиться. Приверженцы новой религии брали обеты полнейшего чайлд-фри. И всё поначалу шло очень даже замечательно – в ожидании прихода золотого века человечество прекратило экспансию и развитие, во благости проедая наследие цивилизации, и даже, как будто, почувствовало себя счастливее. Стремиться и достигать было больше не надо, работать особо незачем, имущество копить ни к чему – ведь оставить его, за неимением детей, некому. Чем дело кончилось, точно неизвестно – в последние годы падения цивилизации записи уже никто не вёл, а города были покинуты. Но можно констатировать, что эти люди последовательно воплотили свою мечту о Золотом Веке в реальность: по миру кочевали племена охотников-собирателей, вооруженных луками и копьями, жрали, что поймают или сорвут с дерева, и отнюдь не оскверняли себя выращиванием даже зелени на гарнир. Правда, стали ли они от этого счастливее – никому не известно, потому что прибора, измеряющего счастье, у коммунарских учёных не было.
– Ну что, идём дальше, на «е восемь»? – спросил Артём, когда видимый внутренним взглядом репер перестал мерцать и совместился в его голове с материальным камнем.
– Нет, – неожиданно ответила Ольга, – надо строить новый маршрут.
– Почему?
– Потому, что мы идём не туда.
– Но Совет… – заикнулся Артём.
– К чертям Совет! – резко ответила Ольга.
– Опа, у нас тут дворцовый переворот? – хмыкнул Борух. – Кто-то решил, что он самый умный и лучше всех знает, как Родину любить?
– Послушайте меня, – сказала Ольга. – В том, что касается внутренней политики Коммуны, Совет хорош, слов нет. Но во внешних делах наши доблестные мудрецы просто некомпетентны. Они никогда не покидали Коммуну, они понятия не имеют, во что превратился материнский мир, они не осознают, насколько мы уязвимы! Люди, с которыми они хотят вступить в контакт, ждут этого не первый десяток лет, у них совершенно точно есть источники информации о нас, они готовы. Их цель – уничтожение Коммуны с захватом её уникальных ресурсов. Это не потенциальные союзники, это ещё один враг! Возможно, даже более опасный…
– Почему бы тебе не сказать это им? – спросил Артём.
– Неужели ты думаешь, что я не говорила? Но Первые слишком давно живут в стерильной атмосфере Коммуны, они уверены, что договориться можно с кем угодно. Я для них вроде отца Олега, который твердит о недопустимости сделок с дьяволом.
– Да, батюшка наш тот ещё инквизитор! – рассмеялся Борух. – Но тут я с ним согласен. С Конторой связываться – себя не любить.
– Так вы со мной? – спросила Ольга.
– Да, – твёрдо ответил Артём. Он давно ждал чего-то такого и много раз все обдумал. Он – с Ольгой, права она или нет.
– Я тоже, – после нескольких секунд размышления сказал Борух. – Совет подставляется. Если приоткрыть дверь, кто-нибудь обязательно всунет в щель ботинок.
Дождь усиливался, и жердяной, покрытый сверху листьями навес начал протекать.
– Так куда идём? – спросил Артём, морщась от упавшей за шиворот холодной капли. Ему было немного грустно – предположение, что Ольге он нужен, прежде всего, в качестве лояльного личного м-опера, перерастало в железную уверенность. Одно дело – догадываться, другое – убедиться.
– Нам нужен репер на срезе альфа-ноль-один.
– Даже не слышал о таком… – удивился Артём. – Странное обозначение.
– Ах, ну да… – Ольга покопалась в карманах и вытащила маленькую записную книжку в дерматиновой обложке с вытесненной облезлым блеском надписью «Телефоны». Пробежавшись пальцем по буквенным вырезам края, она раскрыла ее, и просмотрела пару страниц.
– У тебя это будет репер «эм девять».
Артём достал свою шпаргалку – ученическую тетрадку с вручную разлинованной табличкой. В ней были буквы, цифры и раскрашенные цветным карандашом поля. Против «М9» поле оказалось заштриховано чёрным.
– Это же чёрный репер! – удивленно констатировал он. Чёрными промаркированы точки в непригодных для жизни срезах – с ядовитой атмосферой, высоким уровнем радиации или экстремальной температурой, – Так у Воронцова было написано.
– На заборе тоже написано… – отмахнулась Ольга. – Прокладывай.
Артём встряхнул планшет, сбрасывая накапавшую с навеса воду – круглые капли скатились, не смочив экрана, – и снова вызвал внутреннюю структуру в глубине камня. Через несколько минут он сказал неуверенно:
– Два красных, два зеленых и один желтый.
– Твою дивизию! – выругался Борух. – Надо было больше патронов брать.
– Есть ещё вариант, – Артём покрутил картинку так и этак, убеждаясь, – Зелёный, желтый и…
– Что? – нетерпеливо спросила Ольга.
– Один серый.
– Какой именно?
– Минутку… Да, вот: «Цэ пять».
Ольга пролистала свою книжку, и со вздохом призналась:
– Нет, у меня он тоже серый.
– Русская рулетка, – с досадой сказал Борух.
Серым маркировались реперы, про которые не было ничего известно, кроме факта их существования. Ни где они стоят, ни что их окружает, ни какая обстановка в срезе. Их вычисляли косвенно, сканированием с условно соседних точек, но проверять, что там, было просто некому – мультиверс-операторов в Коммуне можно сосчитать по пальцам и даже разуваться бы не пришлось. Если не было каких-то действительно важных резонов, то рисковать м-опером ради очередного среза никто не позволял. А ну как он не вернется? И не узнаешь ничего, и дефицитнейший специалист потерян. Воронцов как-то рассказал Артёму поучительную историю, как списанный уже в безвозвратные потери оператор вернулся из «серого» спустя год – всё это время он пробивался к реперу, оказавшемуся на глубине более ста метров под ледяной водой горного озера. В общем, «серые» реперы считались почти такими же запретными, как «чёрные».
– Может, лучше через красный? – неуверенно предложил Борух. – Авось отобьемся.
Красная маркировка означала крайне враждебных аборигенов, проживающих прямо на месте расположения репера.
– Что там за обстановка? – спросил он Артёма.
– Без понятия, – пожал плечами тот. – Я ж не таскаю с собой всю базу данных. Может, людоеды с копьями, а может, военная база с танками.
– А зря не таскаешь.
– Меня, между прочим, никто не предупредил, что возможны изменения в маршруте! – возмутился Артём. – Я заранее его проложил и согласовал, по нему у меня всё известно!
– Не ссорьтесь, мальчики! – примирительно сказала Ольга. – Идём через серый, он короче. Времени у нас в обрез.
Артём активировал планшет.
– Поехали!
Македонец
Некоторые думают, что я снайпер. Это не так. Снайпер из меня – как из говна пуля. В снайпинге умение попадать куда целишься – важный, но не главный навык. Снайпинг – это тактика, расчёт, маскировка, умение просчитывать противника, выбор точки и путей прихода-отхода, а главное – море терпения. Это не моя сильная сторона. Я просто попадаю во всё, что вижу. В армии пытались – ну, понятно, парень метко стреляет, куда ж ещё? – но потом более опытные люди, посмотрев на меня, признали – безнадёжен. Не тот склад характера. Так что когда Ингвар наконец вышел из офиса, моё терпение было уже на исходе. Ещё немного – плюнул бы и уехал. Ему подали какой-то лакированный большой джип, и мой старинный приятель гордо влез на заднее сиденье. Начальник, мать его. Пацан пришел к успеху.
По городу я легко держал дистанцию, на трассе чуть не потерял – старая «Нива» не могла тягаться в скорости. К счастью, загруженная узкая трасса не давала разогнаться и им, и я успел увидеть, куда этот внедорожник свернул. Дальше уже не спешил – на пустых сельских дорогах преследование становилось слишком заметным. Не совсем просохшая после дождя грунтовка хранила чёткий след тяжёлой машины, и я ехал, не торопясь. Тем не менее, чуть не попался – когда искомый джип выскочил на пригорок, двигаясь мне навстречу, я успел только свернуть в кусты и встать, надеясь, что грязная «Нива» не бросится в глаза. Автомобиль проехал мимо, но Ингвара в нём не было, только водитель. Ну что же, тем интереснее.
Следы привели меня к дому на окраине полузаброшенной деревеньки, но наблюдение показало, что там никого нет. Место посещаемое, следов много, видно, что дом жилой, но сейчас ни хозяев, ни гостей. Я оставил машину и прогулялся ногами – ничего особенно подозрительного, кроме того, что все свежие следы ведут сюда, и только один – отсюда. Знакомая картина, наводящая на размышления – я не чувствую проходы, как проводники, но готов поспорить, что он тут есть. Сеню надо бы сюда свозить, вот что. А где проход – там и проводник, а проводник у нас кто? А Коллекционер у нас проводник, кто же ещё. Вот, значит, как Ингвар другие миры увидел. А я вот хотел бы увидеть самого Коллекционера.
Неизвестно, куда и насколько их понесло, так что я запомнил место и поехал в город. Вернёмся сюда с Сеней, пусть пощупает насчёт прохода – может, поймёт чего. В городе ощущалась нездоровая суета – ничего конкретного, но как бы напряжённость некая в воздухе. Водители на дороге дёргались, без нужды подрезали и проскакивали «на красный». Куча мелких ДТП создала пробки, и в одной из них уже кого-то били. С обочины кинулся под колёса безумный пешеход, да так, что я затормозил в последний момент, он в капот уже руками уперся. Посмотрел на меня пустыми глазами, буркнул что-то ругательное и дальше побежал. Чувствуют люди, определённо. Хотя, может быть, я под влиянием Сениного предсказания воспринимаю предвзято? Надо будет радио послушать, что ли.
Дома Сеня увлечённо копался в вещах, доставая и перекладывая что-то по своему вкусу. Любопытный, как енот. Я подтолкнул к нему сумку с золотом.
– На, вот тебе весь капитал нашего акционерного предприятия.
Сеня бросил аптечку, которую тщательно инспектировал до этого, и начал, как тот Кощей, над златом чахнуть.
– Надо же… – сказал он, задумчиво перебирая завёрнутые в бумагу стопки монет и мелкие слитки. – А и не скажешь, что такая ценная штука.
– Это, Сень, просто мягкий жёлтый металл. Социальная фикция. Люди договорились считать его ценностью, и, пока эта договоренность соблюдается всеми, за него работают, воюют и убивают. Что не отменяет того факта, что само по себе золото – довольно бесполезная штука.
– Ну… – Сеня упрямо почесал коротко стриженый затылок, – всё-таки, небось не зря оно во всех срезах ценится.
– Во-первых, не во всех, – начал я.
– Ой, вот не надо про всяких там! – отмахнулся Сеня. – Я про нормальные.
– Во-вторых, люди везде примерно одинаковы, а значит, живут в придуманном ими мире.
– Что значит придуманном? – вскинулся Сеня. – Я вот, например, реалист! Я ни в какие придумки не верю!
– Не веришь? – усмехнулся я. – А в деньги?
– А чего в них верить? Вот они! – Сеня достал из одного кармана несколько мятых тысячных бумажек, поковырялся в другом – но извлёк только пустую упаковку от гондона. Неплохо он, похоже, оттянулся этой ночью.
– И что ты про них знаешь?
– Всё, что мне нужно! – решительно сказал мой юный падаван. – На них можно всё купить! Ну, не на эти гроши, понятно, а вообще – на деньги.
– На них можно что-то купить, пока люди тебе готовы что-то продать. Пока люди в них верят. Если мы с тобой задержимся тут дольше, чем следует, ты сам увидишь, как сначала цена денег падает, как люди спешат от них избавиться, пока они ещё чего-то стоят, это ещё больше снижает их цену, и через короткое время за пачку этих бумажек не будут давать и буханки хлеба. Золото – более старый миф, оно продержится дольше, но, в конце концов, даже до самых тупых дойдёт, что его нельзя есть, им нельзя вылечить рану или зарядить пистолет.
– Ну, тогда давай не будем задерживаться! – не стал спорить Сеня. Чёрт его поймешь, что из этих наших разговоров на тему «как устроен мир» застревает в его голове, а что сразу вылетает в другое ухо. Я ж ему не «какотец», пусть сам решает, что важно. – Погнали?
– Экий ты резкий, – засмеялся я, – тебе точно ничего собрать не надо?
– Рюкзак со шмотками я ещё вчера собрал, а всякий хабар – тут я тебе полностью доверяю! – и пошел обуваться, засранец.
Санузел у меня, к счастью, совмещённый, так что запихались вместе с сумками. Закрыли дверь, Сеня засопел, напрягся и сказал:
– Открывай, приехали!
Я повернул ручку, и мы ненадолго оказались обладателями двойного сортира, объединённого общей дверью – мой, с обшарпанным кафелем над ванной с пожелтевшей эмалью и чугунным бачком с цепочкой, и дощатый павильон на две дырки. Когда-то он был разделен на две индивидуальные кабинки фанерной перегородкой, но мы её снесли, освобождая место.
– Быстрее, – с натугой просипел Сеня. – Что-то туго идет, держать тяжело.
Я быстро покидал сумки на скрипучие доски пола того сортира, и мы с Сеней дружно шагнули через порог. Он, обернувшись, захлопнул дверь и облегченно выдохнул. С этой стороны она сколочена из плотно пригнанных некрашеных серых досок. В сортире попахивает – чтобы Сенино колдунство работало, туалетом приходилось периодически пользоваться по назначению. Иначе где-то там, в реестрах Мультиверсума, он перестал бы числиться сортиром и стал бы просто сарайчиком с дырками в полу. Было бы обидно – это, возможно, вообще последний сортир в этом срезе, не будет его – пропала база.
На улице вечерело – я несколько раз пытался понять, как соотносится время наших срезов, но так и не пришёл к определённому выводу. Похоже, что тут сутки не 24 часа, но заниматься прикладной астрономией мне было недосуг. Этот срез – Сенин первый, найденный случайно и не от хорошей жизни. Видимо, он очень хотел оказаться подальше от людей – ни одного живого представителя вида хомо сапиенс здесь нет. На сегодняшний день и радиация почти рассеялась, хотя есть здешние грибы я бы не стал, а животный мир скуден, но причудлив. Тем не менее, здесь безопасно – если, конечно, не соваться туда, где когда-то был город.
Здешний домик, наверное, был чьим-то персональным убежищем – под небольшим деревянным срубом с кровлей из солнечных батарей, изящно стилизованных под черепицу, обнаружился глубокий подвал-бункер, забитый испорченной едой, разряженными аккумуляторами, неработающей оргтехникой, книгами на непонятном языке и относительно бесполезным оружием. Относительно – потому что боеприпасы к нему оказались очень своеобразные, безгильзовые с электродетонацией. Я ради любопытства привел в рабочее состояние один пистоль, зарядив его запальную батарею. Пострелял – пистолет как пистолет, разве что ёмкость магазина большая и нет гильзовыброса – непривычно. Оставил тут, Сене развлекаться, пока патроны не кончатся. Возможно, скоро оружие нашего среза станет таким же бесполезным железом, как это. И чем я тогда буду зарабатывать себе на жизнь?
Шутка. Человек всегда найдет, из чего выстрелить в ближнего.
Тому, кто строил себе этот уединенный лесной схрон, он так и не пригодился – скорее всего, где-то в ближайшем эпицентре его кости вплавлены в бетон вместе с останками других не столь предусмотрительных сограждан. Но Сеня тут неплохо обустроился, благо солнечные батареи до сих пор дают ток на домашние аккумуляторы, обеспечивая подачу воды, свет и холодильник. Когда Сеня в первый раз привёл меня сюда, я ужаснулся тому, что он пьёт здешнюю воду и купается в местной речке, но потом приволок прибор ДП-5, и тот показал, что вода безопасна. Покойный владелец расположил своё убежище грамотно, спасибо ему большое.
– Купаться сгоняем? – предложил беззаботно Сеня, когда мы перетаскали сумки в дом.
– Темнеет… – засомневался я.
– Да мы быстро, туда и обратно!
– Ну ладно, выгоняй моты, я пока вещи раскидаю.
Чего нам стоило перетащить сюда два лёгких кроссача – это отдельная смешная история. Разбирали, просовывали по частям, собирали… Но уж больно Сене хотелось кататься на речку, да и мне было любопытно разведать окрестности. На мотах мы как-то раз и доехали до того, что было ближайшим городом. Зрелище весьма неприглядное, да и фонит там до сих пор прилично, так что играть в сталкеров мы не стали. Трудно сказать, как именно произошёл здешний апокалипсис, и почему совсем не осталось выживших, несмотря на высокую точность поражения местным ОМП – однако факт: мы тут одни.
На улице чихнул, пёрнул и затарахтел сначала один движок, потом второй – Сеня прогревал мотоциклы. Я напихал свежие продукты в холодильник, остальные сумки пока просто убрал с прохода. По крайней мере, что бы ни случилось с нашим срезом, кой-какой стартовый задел у нас есть, первое время не пропадём.
Купались уже в резком свете фар, но вода оказалась тёплой и приятной, как-то даже попустило слегка от дурных мыслей. В реке плескалась рыба – наверное, рыбалка тут была бы отличная, но я всё ещё опасался употреблять в пищу эндемичную фауну. На свет и плеск из леса вышел единорог – забавное местное копытное, ростом с пони, с огромными влажными глазами и крошечным витым рожком на лбу. Ну просто как из мультика для девочек, только не розовый, а палевый, с оттенком в рыжину. Совершенно неагрессивное и бесстрашное существо, очень любопытное. То ли бывшее домашнее животное, то ли удачно мутировал, то ли просто причуда эволюции. Наверное, крупных хищников тут нет: у нас бы его не то что волки – дворовые коты бы загрызли. Плюшевое создание, можно подойти погладить, что Сеня радостно и проделал. Обнимашки закончились вознёй и попытками затащить животное в воду, чему единорог решительно воспротивился, жалобно попискивая смешным голоском. Сеня ржал и искренне веселился – кажется, только здесь становилось заметно, насколько он ещё ребёнок. Тут было его место, его царство и его владения. С единорогами, речкой, лесом и миллионами запечённых в бетон трупов неподалёку.
Его сортирная Нарния.
Вечером раскидывали вещи по встроенным шкафам, записывали забытое, чтобы докупить завтра – раз уж всё равно придется возвращаться.
– Может, хрен с ним, с Коллекционером этим? Ну, сколько там за него заплатят? – соображений морального порядка для Сени не существует.
– Нет, Сень, – строго сказал я. – Это не дело. Наша работа – его найти, значит, будем искать. Раз уж наткнулись на след.
– Так никто же не знает, что наткнулись?
– Я знаю, этого достаточно. Да и есть у меня личный интерес кое-какой.
– А, это то самое «так надо», да? – покивал головой Сеня. – Тогда конечно, тогда не вопрос. Завтра вернёмся.
– Слушай, – спросил я осторожно, – ты никого не хочешь оттуда забрать?
– Зачем? – удивился Сеня.
– Ну, не знаю… Может, девушка у тебя какая завелась, я ж в твою личную жизнь не лезу.
– Не, – мотнул бритой головой Сеня, – я больше по блядям. Куда мне девушку? Я ж на всю башку ебанутый. Вот у тебя, Македонец, почему до сих пор нормальной бабы нет?
– Да примерно по той же причине, – признался я. – Уж больно у меня образ жизни своеобразный. Нормальная женщина такого не поймёт, а ненормальная мне зачем? Я сам ненормальный.
– И что, неужели за всю жизнь никого не нашёл? – удивился Сеня. – Ты ведь старый уже, так и сдохнешь один.
Добрый он, тактичный.
– Помирают все в одиночку, Сень. А так-то да, была одна…
– И что с ней стало?
– А вот найдём Коллекционера – спросим.
– А, вона что! Что ж ты сразу не сказал! Тогда базару нет, месть – дело святое! – Сеня решил, что всё понял, а я не стал разубеждать. Для него сорок лет – уже глубокая старость, столько не живут. А я всё ещё где-то в глубине души надеюсь.
Артём
– Этот обозначен зелёным, – тихо сказал Артём, оглядываясь. Они в большой круглой пещере, слабо освещённой чем-то вроде лампадки – простой глиняной плошкой с фитилем. Она потрескивает и неприятно пахнет горелым салом. Борух включил подствольный фонарь и обежал его лучом помещение.
– Это не пещера, – констатировал он, – это бункер какой-то.
Заросшие влажным мхом стены образовывают идеальную полусферу серого ноздреватого бетона со следами опалубки. В одном месте из стены торчит ржавый кран, из которого тонкой струйкой сочится вода. Судя по тому, что помещение не затопило, куда-то она сливается, но пол покрыт тем же зелёным сырым ковром из мха, и сливного отверстия не видно. Напротив крана в стене вмурована мощная стальная дверь, покрашенная серой краской. Там, где краска отслоилась, махрится пышная рыхлая ржавчина. Рычаги на квадратных осях приводов кремальер отсутствуют.
– Замуровали, демоны! – удивлённо сказал Артём. Подошёл и попинал дверь – она не шелохнулась, и звук был глухой, не дающий надежды, что его услышат снаружи. Он попробовал повернуть ось, обхватив её ладонью, но только руки испачкал в ржавчине. – Надо же!
– Забей, – сказал Борух, – и тут подождём, ничего страшного. Ноги только не промочите.
– Нет, ты не понимаешь, – ответил Артём с досадой, – тут мы ничего не высидим.
– Индекс «Т»? – догадалась Ольга.
– Он самый.
– Эй, алло! Я ваших индексов не знаю! – напомнил Борух.
– «Т» значит «транзитный». Тут два репера, входной и выходной. Мы у входного, нам нужен второй.
– Что за нахер? – возмутился майор. – А если до него три дня на оленях и два на собаках? Куда ты завёл нас, эм-сусанин?
– Нет, тогда он не был бы зелёным. Рядом репер, я его чувствую даже. Может, прямо за этой дверью. Будем ждать или сломаем?
– Чего ждать? Чем сломаем? – недовольно спросила Ольга.
– Ну, кто-то же добавляет в плошку ту вонючую дрянь, которая там горит?
Ольга заглянула в плошку.
– Глубокая, – сказала она, – такая неделю гореть может.
– Можно и не дожидаться, – пожал плечами Артём. – Я бы просто срезал дверь.
– У тебя, что УИн есть? – поразилась Ольга. – Их теперь и м-операм дают?
– Ну, вообще-то мне его выдали не как оператору, а как монтажнику, – скромно ответил Артём. – Но да, он у меня есть.
– Ты вытащил продукцию списка «А» из Коммуны? – Ольга присвистнула. – Ну, ты даёшь, дорогой.
– А что, нельзя было? Мне никто не сказал. Да вон у тебя и винтовка…
– Винтовка по списку «Б», мы их продаём даже… – покачала головой Ольга. – А у тебя УИн в межведомственный зазор проскочил – монтажное управление не знало, что ты оператор, а безопасники – что монтажники выдали тебе прибор. Ты по возвращению, главное, не ляпни, что ты его с собой таскал.
– Позасекретят всё, а потом сами мучаются, – проворчал Борух. – Режь давай, к чёртовой матери, пока у нас тут ласты на ногах не выросли. Примерно… тут, тут и тут. И с другой стороны симметрично. На ладонь глубины.
Борух нацарапал на двери кончиком ножа предполагаемое расположение запорных штырей. Артём достал из поясного чехла серый металлический цилиндр, в торце которого выступает двуцветный клинышек из двух сходящихся в одну грань треугольных призм чёрного и белого камня, и двинул ползунок выключателя. Отрегулировал двумя кольцами язычок рабочего луча в длинное узкое лезвие синего света и без малейших усилий провел им в отмеченных местах по периметру. Уперся в край ладонью и с усилием толкнул от себя. Дверь с неприятным скрипом стронулась и пошла.
– Стоп, погоди! – остановил его Борух. – Дальше я сам, отойди.
Он посветил в щель подствольным фонарём, потом открыл пошире, аккуратно выглядывая в темноту.
– Что-то тут… – сказал он неуверенно. – А, понятно… Долго бы мы его ждали!
– Кого? – спросила Ольга.
– Фонарщика здешнего. Вот он, болезный, лежит.
В тёмном бетонном коридоре с пустыми кабельными крюками по стенам лежит, вытянувшись, тело. Артёму не очень-то хотелось его разглядывать, но он успел заметить в свете фонаря лысину и разбитый кувшин с каким-то жиром. Похоже, человек действительно шёл заправить плошку – но не дошёл.
– Что с ним? – спросила Ольга. Винтовка её была в рабочем положении и взята наизготовку.
– Он умер, – констатировал Борух. – Пулевое в грудь. Лежит не долго, это жир так воняет, не он. Но уже остыл. Несколько часов, должно быть.
Аккуратно обойдя труп, они прошли по коридору вперёд. Метров через десять коридор разветвлялся. Длинная его часть подсвечивалась дневным светом и, очевидно, вела на улицу. А короткий отнорок заканчивался невдалеке такой же железной дверью.
– Скорее всего, там выходной репер, – сказал, прислушавшись к своим ощущениям, Артём. У него как будто потянуло под сердцем лёгоньким сквознячком, хотя воздух в тоннеле был неподвижен. – Да, определённо он там.
– Проверяем, – коротко сказал Борух.
Дверь оказалась открыта, внутри симметричное входному помещение – даже торчащий из стены кран тоже течёт, наполняя купол противной влажностью. В середине торчит из пола черный цилиндр реперного камня.
– Здесь кто-то совсем недавно прошёл… – сказал майор, разглядывая грязный сырой пол. – Несколько человек, у всех ботинки с одинаковой трекинговой подошвой. Прошли к реперу – и ушли через него, обратных следов нет.
– Получается, наши? – неуверенно сказала Ольга. – Ничего не понимаю.
– Не видел у наших такой обуви, – покачал головой Борух. – Они либо в сапогах по привычке, либо в армейских с городского склада. А тут рисунок вообще незнакомый.
– Так репер же… – Артём впервые видел Ольгу в такой растерянности. – Ты не понимаешь! Никто, кроме…
– Этого я не знаю, – сказал, вернувшись в коридор майор. – Это просто следы. Мало ли кто во что обулся.
Он вернулся на развилку, прошёл до входного помещения, ещё раз внимательно проверил труп и дверь.
– Будем снаружи осматриваться или свалим от греха? – спросил он.
– Будем! – твердо ответила Ольга. – Тут творится что-то очень странное.
Проход наружу заканчивается большими железными воротами, створки которых открыты так давно, что уже вросли нижним краем в землю. Густо заплетённый вьющимися растениями входной тамбур выглядит даже симпатично. За ним открылась тенистая аллея, дорожка которой отсыпана мелкими камушками кремового оттенка, ограждена каменными бордюрами и тщательно выметена от листвы. Такая же вполне могла быть где-то в европейском городском парке. Несколько портили благопристойный вид только валяющиеся тут и там трупы людей. Если убитый в тоннеле «фонарщик» был одет во что-то вроде монашеского балахона, то эти выглядели при жизни вполне светски – обычная городская одежда: брюки, рубашки, платья… Сейчас они лежали, нелепо раскинувшись в лужах свернувшейся крови. Женщины, мужчины, несколько детей.
– Кто?.. Зачем?.. – тихо сказала Ольга.
Борух, с пулемётом наизготовку, быстро и тихо пошёл, аккуратно переступая с пятки на носок, к концу аллеи. Ольга в той же манере двинулась за ним, держа прицел винтовки на линии взгляда. Артём просто шагал за ними, сжимая в руках автомат и стараясь не глядеть в лица убитым.
Аллея закончилась на небольшой площади маленького городка. Здесь, видимо, была цыганская ярмарка – шатры, палатки, торговые ряды, пёстро одетые люди, какая-то временная сцена из досок. И много, много убитых. Мёртвая гадалка лицом на столе с картами. Заляпавший наковальню своими мозгами безголовый кузнец. Заваленный пирожками разносчик с подносом. Залитый содержимым бутылок и кровью бармена кафетерий, где осели на своих стульях посетители. Повисший на краю сцены плясун в ярком костюме. И просто лежащие внавал люди, гулявшие тут на городском празднике. Несколько лёгких прилавков перевёрнуты в тщетных попытках скрыться, и на уходящей вдаль мощёной булыжником улочке лежат лицами вниз те, кто сумел убежать с самой площади. Было тихо, только что-то капало и навязчиво жужжали мухи.
Артём отвернулся, борясь с тошнотой. Ольга стояла бледная и только тихо ругалась. Борух зачем-то осматривал прилавки, стену дома и основание памятника какому-то несовременно одетому мужику в середине площади.
Вдали послышались какие-то крики, шум и нечто похожее на отрывистые команды. Майор вскинулся:
– Бегом отсюда, в бункер! Давайте, давайте, не тормози, Артём, а то сам будешь объяснять местным, что не верблюд.
И они побежали.
Запыхавшийся Артём прислонился к выходному реперу, изо всех сил стараясь успокоиться и сосредоточиться на работе со структурой в планшете.
– Я готов! – наконец сказал он. – Следующий – жёлтый!
– Ну-у, если этот был зелёный, – неопределенно протянул Борух, – то я даже не знаю…
– Сдвигай! – решительно скомандовала бледная Ольга, и Артём совместил метки.
В глаза полыхнуло яростным солнцем.
Вокруг торчащего из земли реперного камня были установлены домиком каменные плиты, за которые немедля повалились, выставив оружие, Ольга и Борух.
– Да ложись ты! – зашипел майор Артёму. – Не торчи на виду!
Артём торопливо присел, убирая планшет и путаясь в ремне автомата.
– Сколько ждать? – нетерпеливо спросила Ольга.
– Минут сорок. Я ещё не умею точнее…
– Может, обойдется… – с надеждой сказала она.
– Сплюнь и постучи по дереву! – отреагировал Борух. Ольга послушно сказала «тьфу» и заозиралась.
– Вот как назло, ни кусочка… Трава одна.
Они лежали в траве на вершине пологого холма, и от него до самого горизонта колыхалось выжженное солнцем жёлто-зелёное степное разнотравье.
Несколько минут молчали, приходя в себя, потом Артём не выдержал:
– Кто их всех убил?
– Я не знаю, кто… – начал осторожно Борух. – Но знаю, как. Они вошли, как и мы, через входной репер. Их было пять или шесть человек, не больше. Дверь была открыта, навстречу им шёл по коридору человек с кувшином жира для лампы. Он стал первой жертвой. Выйдя, они закрыли дверь за собой – до этого она не закрывалась много лет. Остались следы на рычагах – вероятно, их пришлось стронуть ударом приклада. Затем они вышли на аллею и начали стрелять. Оружие у них было бесшумное или почти бесшумное, потому что на площади расстрела в аллее не услышали. Оружие с безгильзовым боеприпасом или с гильзосборником – гильз нигде нет. Очень высокая пробивная способность при малом калибре – все тела навылет, деревья насквозь, кирпичные стены очень глубоко или тоже насквозь. Похоже на скорострельный вариант Ольгиной винтовки.
Навскидку я бы сказал, что выпущено более тысячи пуль, так что я ставлю на безгильзовый боеприпас – вряд ли они таскали при этом мешки с гильзами. Пули прошивали по несколько человек, прилавки с товаром, останавливались только в стенах на другой стороне и толстом бетонном постаменте памятника, так что они выкосили всех за пару минут, стоя плотной группой в одной точке. Затем разошлись по площади и тщательно отработали контроль, не оставив в живых никого – добивали одиночными в голову даже детей и женщин. Я видел застреленного в коляске младенца, и это была не случайная пуля, а выстрел сверху, то есть почти в упор, прицельно…
Борух рассказывал нарочито сухо, без эмоций, но Артёма снова замутило.
– Зачем? – бесцветным тихим голосом спросила Ольга.
