Рахиль Гуревич
Костыли за саксофон. Дюжина грустных и весёлых настроений
Костюмы разных лет
Новогоднее настроение с тремя воспоминаниями
Соседка тётя Аида каждый год просит у Васи, Ларисы и их мамы новогодние костюмы для своего сына Альбертика. Иногда эти костюмы помогают Альбертику победить в конкурсе костюмов, а иногда – нет. Всё зависит от образа или… образины.
Рисунок Маргариты Гарнык
1
В дверь истово трезвонили.
– Тётя Аида! – узнала истошный звонок Лариса и стала быстро-быстро собирать кисти, сложила мольберт и поставила его за дверь.
– Да я уж поняла, – обречённо сказала мама и выключила швейную машинку.
«Тук-бам-бух!» – раздавался стук. Потом послышались крики: «Своиии! Своиииии!». Было похоже на «свии-иньи!», «сви-иньи!», «свинЫ!»
– Что-то позарез нужно, – предположила Лариса.
– Известно что. Костюм для Альбертика.
– Я шить не буду, – сказала Лариса. Она в зимне-новогодний аврал часто помогала маме с шитьём.
– Так и я не буду, – сказала мама. – Может, не открывать?
– Не открывай.
– Девочки, откройте! – раздалось из-за входной двери. – Будьте так любезны.
– Не будем, – процедила Лариса сквозь зубы и поплелась открывать.
Соседка тётя Аида, Аида Германовна, находилась при полном параде. Она всегда, даже если весь день из дома не выходила, наряжалась и прихорашивалась. Тётя Аида была очень женственной, стройной, интеллигентной. Были у тёти Аиды и отрицательные качества: она любила пожаловаться на тяжёлую судьбинушку, на нехватку денег, на неблагодарного сыночка-вундеркинда Альбертика, и на то, что в квартире у неё «весь год мошки в паутинках живут». Ещё тётя Аида любила давать всем задания и поручения, выполнить «если не затруднит маленькую просьбу», оказать ей какую-нибудь небольшую любезность. Просьбы оказывались гигантскими, любезности огромными, но тёте Аиде это многочисленные соседи не сообщали – просто начинали от тёти Аиды скрываться, обходить навязчивую соседку стороной.
Вот и сейчас тётя Аида, войдя в комнату и увидев, что мама Ларисы сидит за машинкой, а на коленях у неё – блестящий струящийся атлас, сказала:
– Живут же люди! Какие платья себе позволить могут.
– И не говори, Аид, – сказала мама, включила машинку, продолжила строчить, выныривая из складок материи: – Извини: срочные заказы перед Новым годом, поэтому строчу и разговариваю.
– Поняла… Новогодний бал не только у твоих сытых заказчиц, у наших маленьких (маленькими тётя Аида называла и пятиклассника Васю, и своего семиклассника-сына) тоже в школе бал, Милочка (маму Ларисы звали Мила). Кстати, Ларисочка…
Лариса вздрогнула испуганно.
– Да ты не пугайся, детка. Как твоя учёба в художке?
– Отлично. На следующий год выпускаюсь.
– Выпускаешься? На следующий год?! Как время летит! А почему ты тогда не в художке?
– Сегодня среда, Аида Германовна. Нет занятий.
– И среда, и гололёд, – тётя Аида театрально всплеснула тонкими музыкальными кистями. – А как у Васеньки дела? Где он?
– В бассейне. Скоро придёт.
– И не боитесь отпускать?
– Боимся. А что делать? – заученно повторила слова мамы Лариса. – Ну всё-таки пятый класс, двенадцать лет. Надеемся, что всё будет нормально.
Тётя Аида принялась хвалить Васю, какой Вася самостоятельный, жаловаться, какой у неё Альбертик балбес:
– И зачем только я его в школу рано отдала! Учился бы сейчас вместе с Васей, а так – седьмой класс, и всё такие наглые дети…
Дальше тётя Аида долго рассказывала про первого альбертикового врага Костю Савика, про то, как Костя с детсада над её сыном издевается.
Мама шила и шила, строчила и строчила, не обращая внимания на соседку, и Лариса отключилась, вспомнила «дела давно минувших дней».
2
Первое воспоминание Ларисы
Когда Альбертик был в старшей группе детсада, тётя Аида пришла вот так же под Новый год и стала просить соседку Милочку сшить Альбертику на утренник костюм огурца.
– Огуречик, огуречик, – декламировала тётя Аида. – Не ходи на тот конечек… Альбертик хочет быть только огурцом. Все наши в секонд-хенде костюмы покупают, плюшевые такие, синтетические, электричеством стреляют, а Альберту – подавай овощ. И чтоб обязательно с пупырышками. Я вот тут и ткань купила по дешёвке, в остатках, в отрезах, в лоскуте, вот, вот и вот, – тётя Аида выложила на раскройный стол три маленьких рулончика – изумрудный, травянистый и жёлто-зелёный. – Вот ещё рисунок костюма нарисовала…
– Не рисунок, а эскиз модели, – поправила мама Ларисы и Васи, раздражённо вертя перед собой листок: – Как смотреть-то? Хвостик тут? На мышку похоже, а не на огурец.
– Нет, нет, – запротестовала тётя Аида. – Нет! Мышки не будет! Мышка же огуречику хочет отгрызть хвостик, далее по тексту… А это хвостик у огуречика на голове. – Тётя Аида повернула листок с ног на голову, точнее – с головы на ноги. – Нам ещё шапочку, а на нём хвостик с такой точь-в-точь завитушкой.
– Мда… – сказала мама Мила и покраснела. – Точь-в-точь не получится. Вообще сомневаюсь, что получится.
– А ты, Милочка, проволоку вставь!
– У меня нет проволоки.
– Ну, леску, ты же вставляешь лески по краю в бальных платьях.
Лариса видела, что маме не хочется шить тёте Аиде этот костюм огурца по дружбе, по-соседски – как выражалась тётя Аида. Но Лариса понимала, что мама и отказаться не может. Тётя Аида такая приставучая, она не отстанет, пока костюм не будет готов, будет тут стоять и жаловаться и плакаться, как ей тяжело одной с ребёнком: «Папашка-то наш всё в разъездах»…
Когда тётя Аида ушла, мама Васи и Ларисы расправила на столе «салатное бальное» – так, гундося, называла заказчица своё платье. На столе раскинулись детали шлейфа, свисали вниз, стелились по полу, напоминали быстрый ручей в половодье…
– Мама! – пискнула Лариса. – Мама! Альбертику не нужен этот костюм.
Мама обернулась:
– Ну что ещё?
– Не шей им костюм!
– Кому?
Лариса догадалась, что мама забыла про костюм огурца, она ещё там, в этом «салатном» ручье… Мама часто говорила, что самое сложное – отшивать одновременно несколько заказов. «Тут можно с ума сойти, – говорила мама, – если не научиться переключаться. Когда я научилась, а это не просто, всё пошло на лад. Стало легко. Ведь все думают как? Сидит портниха и шьёт. Шить – это не самое сложное, самое сложное – видеть изделие уже готовым, когда оно ещё в зародыше, самое сложное – видеть вперёд. Без этого портной не может стать асом, а так только – подмастерьем, учеником, стажёром»…
– Мам! – сказала Лариса. – Не шей этого огурца!
– Завтра утром сошью на скорую руку. Там быстро. А ты пока эскиз внимательно рассмотри и постарайся обозначить на ткани крой. Учись, пока я жива.
– Нет, мам. Над Альбертиком будут в группе издеваться.
– Ну что ты! – улыбнулась мама. – Альбертик умный, придумал необычный костюм, чтобы всех поразить. Он вообще-то молодец, костюм оригинальный.
– Мам! Над ним в саду поиздевались. Костя Савик, ну знаешь его…
– Это здоровый такой, коротко стриженный?
– Над Альбертиком Костик этот посмеялся.
– Да, да! – прибежал из другой комнаты Вася. – Ему Большой Костя говорит: «Ты кем на празднике будешь?» Альбертик такой: «Не знаю». А Костик: «Незнайкой я наряжаюсь. А ты нарядись огурцом. Самым крутым тогда будешь, ага?»
– Понимаешь, мама? Вот Альбертик такой несуразный костюм и выбрал, чтобы Косте угодить.
– Ну почему несуразный? Овощной!
– Мама! – крикнул Вася. – У них в старшей группе конкурс костюмов по писателю.
– Да не по писателю. А по героям писателя Носова, – поправила Лариса.
– Большой Костик – Незнайка. А другим незнайками быть запрещает. Всё. Я мультфильмы смотреть, – и Вася выбежал из комнаты.
– И зачем Альбертика в этой группе старшей держат? – сказала мама, выныривая из струящихся атласных волн. – Был бы с Васей в средней, и не издевался бы над ним никто, и конкурсов бы никаких не было.
– Подожди, – усмехнулась Лариса. – То ли ещё будет. Альбертик уже в прогимназию ходит. Я их видела в школе.
– Несчастный ребёнок, – сказала мама. – С пяти лет в школу отдадут. Обязательно надо мученика порадовать, сшить этот овощ в пупырышках.
Утром костюм огурца был быстро-пребыстро сшит. Зелёный овал на резинке с дырками для рук, шапочка зелёная как спортивная, а на макушке хвостик торчит: торчком торчит, завивается. Тётя Аида очень была довольна.
– А пупырышки? – спросила она.
– Пупырышки, Аид, сама нашьёшь. И так я с этим хвостиком провозилась.
– Он на проволоке?
– Нет.
– На леске?
– Нет!
– А как же так? И завивается ещё!
– Секрет фирмы, – подмигнула мама.
На самом деле, секрета никакого не было, просто лень было объяснять: ведь, тётя Аида просто так задавала вопросы, по привычке, а ответы её нисколько не интересовали. Тётя Аида всё не уходила, всё суетилась, обещала маме Ларисы замороженную курицу и три банки горошка. Мама кивнула, чтобы побыстрей отвязаться и выпроводила тётю Аиду за дверь.
– Хорошо хоть Васе ничего шить не надо, – радовалась вечером мама, когда отдала клиентке «салатное» платье и положила в столик деньги за работу. – Как же хорошо, что Вася у нас не огурец и не репка.
– Я воин! Я рыцарь. – Вася побыстрее напялил пластмассовый шлем и пластмассовые же доспехи, замахал пластмассовым мечом.
– Ну и отлично, рыцарь, – сказала мама. – Рыцарь короля Артура. А ты, Лариса, давай уже тоже шить начинай. Чтобы я больше с этими новогодними костюмами не связывалась.
На удивление – приз за лучший костюм по произведением писателя Носова получил в тот далёкий год Альбертик. Вася это взахлёб рассказывал. Правда, так и осталось неизвестным, где у писателя Носова герой – огуречик, в каком произведении, но факт остаётся фактом.
– А этот большой Костик, – смеялся Вася, пересказывая утренник, – стоял весь красный, незнайкина шляпа у него слетела от возмущения.
– Хотел подшутить, а только помог, – радовалась и Лариса.
Тётя Аида ещё три дня ходила гордая-прегордая, и хвалилась всем жителям района грамотой, с печатью Департамента дошкольного образования, подписанной аж самим Дедом Морозом:
– Это всё я. Вот какую я ткань очаровательную выбрала. Вот какой костюм придумала.
Лариса возмущалась:
– Ни слова о тебе, мамочка. И вообще тётя Аида курицу обещала и горошек в банках. Где курица? Где горошек? Ты, мамочка, случайно не видела?
– Нет, не пробегали, – выскакивала мама теперь из серебристого атласного моря. – Ни курица, ни горох.
3
И вот опять эта тётя Аида здесь. Каждый Новый год одно и то же! Неужели опять костюм огурца шить?!
Тётя Аида долго ещё жаловалась Ларисе на Альбертика, на его падающее зрение, на профнепригодность учителей и нерасторопность городских коммунальных служб.
– Аида Германовна! – очнулась Лариса. – Вы, наверное, хотите о чём-то нас попросить?
– Так прошу уже пять минут, – сказала тётя Аида. – Мама твоя сказала, что ты поможешь с новогодним костюмом!
– Нет, тётя Аида! Утренник в школе завтра!
– Да ты выслушай! Не пугайся, не бледней! – В пестренькой свободной длинной блузе с завязками у горловины и присборенными рукавами тётя Аида была похожа на райскую птицу с коробки конфет «Птичье молоко». Лариса решила, что больше в жизни не станет есть этих конфет… – Это у Васеньки завтра, у пятых классов, а у нас, у седьмых-девятых – послезавтра.
– И до послезавтра нет времени.
– Да не волнуйся, – защебетала тётя Аида. – Я пришла попросить вас об одолжении… Вы не можете поделиться со мной прошлогодним Васиным костюмом?
– Конечно можем! – в комнату вбежал Вася.
Вася любил, придя из бассейна, тихо открыть входную дверь ключом, тихо прокрасться и… пугнуть всех домашних!
Тётя Аида охнула, схватилась за сердце, села на табурет, но тут же вскочила – на табурете лежала палитра.
– Ой-ой! Я случайно забыла! Извините, Аида Германовна.
– Ничего. У меня кофта пёстрая, так даже красивей, – мученически улыбнулась тётя Аида и поправила шпильки в причёске, съехавшей набок… Всё-таки тётя Аида была очень светская и воспитанная… В такие минуты она Ларисе даже нравилась. Лариса в очередной раз подумала, что тётя Аида – очень противоречивая натура, но в чём-в чём, а в умении владеть собой ей не откажешь. Лариса однажды в художке тоже села на палитру, так она девочку, которая эту палитру на табурете оставила, чуть не убила, толкнула так, что девочка улетела метра на два и на неё с полки глиняные слоники посыпались…
Вася примчался с мокрой губкой:
– Давайте я вашу кофточку подчищу!
– Ничего, ничего, – уверяла тётя Аида, размахивая аристократически тонкой рукой. – Это же гуашь?
– Да, да гуашь, – закивала Лариса, но не стала добавлять, что гуашь профессиональная и отстирать её будет не совсем просто.
– Так что ничего катастрофического не произошло. Не надо мне Васенька стул. Я постою. Но катастрофическое может произойти, если ты, Вася, не поделишься с Альбертом своим прошлогодним костюмом.
– Да поделюсь. Забирайте. Пожалуйста. Мама! Где он лежит?
– Там же, где ёлочные игрушки.
Договорились, что тётя Аида «заглянет через часок».
Пришлось доставать с антресолей коробки и пакеты. Посыпалась пыль, похожая на серый пушистый снег, вылетела моль, похожая на взбесившуюся снежинку, стала лихорадочно «убегать» от Васиного кулака. Он всё хотел «хапнуть» кулаком эту злую бабочку, но она уворачивалась.
– Юркая моль, натренированная, – злился Вася.
А мама всё строчила и строчила на машинке.
… Лариса подумала, что это хорошо, что тётя Аида пошла кофту отстирывать, а то бы она сейчас запричитала, что теперь ясно, откуда моль по всему подъезду, это, мол, от вас моль, и этим бы точно довела маму до белого каления. А Лариса бы тогда ответила: «А от вас в нашей ванной – пауки!» «Как?» – возмутилась бы тётя Аида. «Так! Паук у нас в ванной завёлся. Это от вас». А тётя Аида бы возмутилась: «Почему от меня? У нас в подъезде тридцать шесть квартир!» А Лариса бы ответила с сарказмом: «Ну так у вас же мошки в паутинках по всей квартире». А тётя Аида бы сказала: «А паук – это хозяин, это не моль, паук вещи не точит зубками!» А Вася бы тогда сказал тёте Аиде что-нибудь умное про зубки, например, что «зубы у хищников, а моль – насекомое холоднокровное, а вещи жуют червяки, дети моли, у них нет зубов». А тётя Аида сказала бы тогда: «Причём тут это? Где логика?» А Лариса бы ответила: «А логика в том, что у теплокровных две кровеносные системы: венозная и артериальная, а у холоднокровных – нет!» Тётя Аида бы попятилась к выходу, Вася открыл бы тёте Аиде дверь, а Лариса бы «добила» тётю Аиду информацией, что у теплокровных, кроме двух кровеносных систем ещё четырёхкамерное сердце»…
После пыли и спущенных с антресолей коробок отыскались, наконец, и костюмы. И Лариса снова стала вспоминать.
4
Второе воспоминание Ларисы
Лариса, когда была маленькая, мечтала о новогоднем костюме. Она представляла себя то Злой Волшебницей Ночью, но не в колпаке как у звездочёта и в плаще с месяцами и звёздами, а такой домашней типа добренькой, но жутко лицемерной Злой Волшебницей в ночном колпаке с нашитыми перекрещенными костями и в пижаме с черепами. Лариса представляла себя и Снежинкой, но не обыкновенной снежинкой – в чешках, воздушной юбке, мишуре и маленькой диадеме, а снежинкой, которая вместе с ледышкой внедрилась в сердце Кая. Злой такой снежинкой, ярко-синей: ледяной, холодной, беспринципной, бесстыдной, жестокой – всё это должны были выразить серебристые кристаллы. Они должны были нашиваться на костюм, а юбка должна была быть не пышная крутящаяся-вертящаяся, как у весёлых озорных снежинок, тыкающихся в окно к ёжику, который встречал Новый Год. Нет! Юбка должна была быть каркасная из прутьев или проволоки. Чтобы прутья были как стрелы – ведь снежинки, если присмотреться очень острые.
В разнообразных костюмах представляла себя Лариса. И в костюме прожорливой улитки с рюкзаком-домиком-ловушкой, и в костюме милой лесной ведьмы, в живописных зелёно-жёлтых лохмотьях-перьях – лохмотья отстёгивались, а под ними – чёрное трико с нарисованным скелетом, как у Кощея Бессмертного. Ещё Лариса представляла себя в костюме вороны, но не Кагги-Карр из «Волшебника Изумрудного города», а вороном смерти из сказки про мельницу, перемалывающую человеческие кости… Но по счастью для гостей детсадовских и школьных утренников, мама Ларисы как раз перед Новым годом ужасно занята. Она сидит и строчит, и строчит, мешая Ларисе засыпать, отпаривает утюгом и отпаривает… – клубы пара казались Ларисе злыми волшебными силами, укравшими у неё все костюмы. Поэтому гости утренника и не догадывались, какие дикие идеи бродят в голове тихой послушной девочки, жавшейся на утреннике в обычном нарядном платье где-нибудь на лавке в углу и даже не смевшей приблизиться к Деду Морозу…
В четвёртом классе Лариса решилась, наконец, сама сшить какой-нибудь простенький костюм. «Допустим, костюм цветка-хищника. С виду – милый. А попадёт ему в соцветие червяк или мушка, цветок – хам! – и сожрёт». Как это было тяжело, обшивать «лепестки» юбки мишурой, на которую должна была «вестись» наивная жертва, как болели пальцы от иголки, а с напёрстком – так советовала мама – пришивать ну никак не получалось, было неудобно. Но Лариса всё-таки закончила юбку с торчащими во все стороны белыми лепестками. К обручу на голове мама прикрепила хищные лепестки в виде зубов… Лепестки могли собираться в бутон или открываться.
На утреннике все просили «хищный цветок» показать жертву. Лариса, улыбающаяся, пригожая, милая, в такой симпатичной цветочной юбке и жизнерадостной беленькой кружевной кофточке, аккуратно снимала с головы «бутон», раздвигала листья и лепестки и… зритель шарахался или вздрагивал – всё зависело от темперамента: в бутоне лежала куча черепков и костей точь-в-точь как на картине Сальвадора Дали. На следующий день у Ларисы от «хищного головного убора» ныла шея, болела спина, а от постоянного открывания-закрывания лепестков – мышцы рук и пальцы. Одноклассники стали обходить Ларису стороной, учителя шушукались в учительской… Когда же, года через два, весь класс увлёкся готическим романтизмом, вампирами и мрачными подземельями, Ларису это нисколько не интересовало. Она уже переболела нуаром.
Когда брат Вася пошёл в школу, Лариса шила вполне себе ничего. Лариса помнила то время, когда ей так хотелось кем-нибудь нарядиться на Новый год. «Сама не смогла в малышовом детстве нарядиться, так пусть хоть Вася будет нарядный». Лариса решила сшить обыкновенный чёрно-белый плащ шахматного короля, сама купила метр чёрной материи, разлиновала её, нашила белые квадраты, две недели провозилась, вдела тесьму в одну из сторон плаща, стянула – получился плащ-идальго как у Дон-Кихота Ломанчского, только клетчатый. Ещё Лариса купила самой-самой широкой капроновой ленты на голландский воротник. Продавец магазина тканей, знакомая мамы, подсказала Ларисе, сколько надо взять метров, объяснила, как собрать в складки. Чернявский, Ларисин друг по классу и тайный поклонник, смастерил Васе корону из проволоки. Только-только успели к утреннику…
5
Всё это вспомнила Лариса, отыскав на антресолях прошлогодний Васин костюм. Отдали его тёте Аиде.
Но на следующий день тётя Аида опять пришла:
– Ми-ил!
Мама Мила выключила машинку и рявкнула:
– Аида! У меня срочный заказ! Тебе же отдали вчера костюм.
– Отдали!
– И чего тебе ещё надо?
– Надо ещё костюм. Срочно!
– Ну извини. Это буржуйство.
– Да ты пойми, Мила. Этот Костик Савик, ну бандит из их класса…
– Огромный такой? Коротко стриженый?
– Да! Так вот он… – тётя Аида всхлипнула. – Он ту детсадовскую историю с огурцом до сих пор Альбертику простить не может. – Тётя Аида высморкалась, надела капюшон модной толстовки, укуталась в этом капюшоне, зажмурила глаза и сказала восторженным голосом: – Шесть лет назад я такая счастливая была в этот день. В последний раз счастливая. – Тётя Аида вытерла слёзы. – Я даже так не радовалась, когда Альбертик на окружной олимпиаде по технологии первое место взял. Та победа в детском саду ему позарез была нужна. В школе-то Альберта за учёбу уважают. А в детском саду ещё все равны, и дураки, и умные, а он самый младший был… Да и сейчас… – тётя Аида окончательно потеряла стройность и прямолинейность мысли, завиляла в потоках сознания как беснующийся шарик в пластиковом коробе-лабиринте. – А сейчас им опять объявили приз за костюм. Просто боятся, что в костюмах никто не придёт, семиклассники ведь, девочки только о женихах и думают, моему Альбертику глазки строят… Вот и объявили конкурс, будь он не ладен. И этот Савик требует с Альбертика костюм. Мне нужен ещё костюм! Для Костика! Пойми ты, Мила! Ты не представляешь, что это такое – быть в одном классе с настоящим бандитом! Ещё какого-нибудь костюма нет? Любого абсолютно! А то Альбертику худо придётся, побить грозится Костик.
Опять полезли на антресоли, опять западал серый пыльный снег, и тётя Аида стала чихать, объясняя, что у неё аллергия на пыль, а пыль бывает и заразная, потому что в ней живут специальные пылевые клещи.
«Почему, – думала Лариса, – когда чихают другие, они просто чихают, а если чихает тётя Аида, то это всегда аллергия: на пыль, на выхлопные газы, на солнце, на ревень, растущий весной у подъезда, на все вместе взятые сорняки и одуваны, и вообще на жизнь в целом и по маленьким микроскопическим отдельностям». Ещё Лариса радовалась про себя, что моль не вылетела, а то бы тётя Аида весь январь-месяц эту злосчастную моль вспоминала и всем бы на несчастную хищную бабочку жаловалась…
Нашли: шляпу шпиона, привезённую Ларисой из Болгарии из социального бесплатного лагеря, кобуру ковбоя, пистолет, ещё пест, и ещё пестик, их Вася в разные годы цеплял на шпионский новогодний пояс; нашли пять поломанных сабель и пять мечей без рукояток – Вася складировал как «трофеи» врага, а также шапочку-беретку, блестящую, из золотой парчи на резиночке и ободок с рожками стрекозы, которые Вася на ёлки разные надевал, когда совсем маленький был – Васе тогда ещё было всё равно, кем на утренниках быть, Васе тогда главное было поноситься вокруг ёлки и вообще по залам, и Дедушку Мороза за халат подёргать: холодный или нет у него халат.
– Нет. Это всё нам не подойдёт, – засуетилась тётя Аида, брезгливо оглядываясь, закапризничала как маленькая девочка, топнула ногой и стала похожа не желающую подчиняться дудке фокусника кобру. – Ми-ил!
– Ларис! – сказала мама. – Помнишь ты в том году себе костюм Глашатого шила. Я тебе ещё колпак с отворотом помогла кроить. Где у тебя этот костюм?
– В шкафу.
– Отдай его, пожалуйста, Аиде Германовне.
Лариса замерла. Нет! Она не отдаст этот костюм никому!
– Отдай его, пожалуйста, – чувствуя настроение дочери, попросила мама. – Отдай! – мама хотела добавить: «И прогони к чертям собачьим тётю Аиду», но сдержалась и спокойно добавила: – С возвратом.
– Конечно с возвратом! – засуетилась тётя Аида, продолжая извиваться как змея, но как змея послушная, пританцовывая на хвосте. – Ах, какой костюмчик! Яркий! Красный! А-ля-рюс! Народный! Нарядный! Вышивка какая.
– Это просто узор из тесьмы настрочен.
– Ну я не разбираюсь, – сморщила носик тётя Аида и стала похожа на жизнерадостную собачку-шарпея.
Лариса в художку опоздала сильно, потому что никогда заранее папки, краски и кисти не собирала – вечно они у неё в разных углах валялись. «Что за соседи нам достались! – бесилась Лариса, бегая по квартире, выслушивая мамины попрёки и вспоминая жалостливо-плаксивые тирады тёти Аиды, утрамбованные в Ларисном мозгу в один сплошной монолог:
– Будьте добреньки уважьте, поделитесь, отдайте то-сё-пятое-десятое, а то папашка наш всё в разъездах, всё деньги на прокорм зарабатывает… А я вам – курицу-жмурицу замороженную взамен костюмчика, нет я бы приготовила, изжарила на вертеле в духовке, да только электричество нынче дорого, а на плите, в сковородке – вредно, канцероген и рак. Вы лучше в пароварке сами сварите, у вас же такая пароварка замечательная, я вот такую позволить себе не могу, отдайте костюмчик! Дайте, а то загрызу!
