Римъ Эдельштейн
Плюшевый мишка
– Извини, сегодня у меня много работы. Никак не получится, – сказал он извиняющимся тоном, но не мог не заметить, как разительно изменилось лицо Светочки – оно мгновенно помрачнело, и на нём читалось то пресловутое выражение, которое он видел уже не единожды у своей жены.
Она всем видом показала, что хочет слезть с его рук, и он не стал её удерживать.
– Но мы обязательно сходим ещё, – тут же залепетала Вероника и попыталась ухватиться за руку своей дочурки, но та ловко скользнула в собственную кровать. – Просто сейчас время такое.
– Я всё понимаю, – ответила дочь чрезвычайно взрослым и серьёзным тоном.
Максим почувствовал горечь, сожаление и стыд… Но ничего больше не сказал. Вышел прочь. Он и так мало разговаривал… Болтать не любил. И все эти объяснения в любви были не для него. Тем более для человека его профессии.
– Во сколько тебя ждать? – спросила Вероника как можно холоднее, будто он всю жизнь ей искалечил, пока Максим натягивал на себя тяжёлые ботинки в прихожей.
– Буду поздно, – ответил он просто и принялся за чёрную куртку, во внутреннем кармане которой уже покоился небольшой ломик с приплюснутым концом.
– Как обычно.
– Да. Надеюсь, ты приготовишь что-нибудь поесть до того, как я вернусь, – ответил он и уже стал отмыкать дверь.
– Ребёнку подарок купи, – сказала она, как тот начал выходить прочь. И это звучало в приказном тоне.
Максим опять замялся… Вряд ли у него это сегодня получится, но и отказать он своей суженой не мог.
– Обещаю, что-нибудь куплю.
Он закрыл дверь, не дожидаясь больше никаких любезностей, и сорвался вниз по ступеням, необычайно легко переставляя свои тяжеленные ботинки.
На улице, конечно, октябрь свирепствовал, поэтому погода оказалась ещё сырее, чем выглядела из окна. Во дворе он не встретил ни единого человека, только грязь, исполосованную протекторами местных автомобилей.
Ветер, завывающий где-то в вышине, заставил его поёжиться и поднять воротник своей куртки. Уши тут же начали замерзать.
Максим вышел к улице, разрезанной посередине большой лужей. Автомобили, впрочем, не думали сбавлять скорость и проезжали по ней с такой силой, какой могли.
Мужчина хмуро покрутил головой по сторонам и подошёл к остановке. Именно тут его и должны подобрать его… Коллеги. Какое-то неприятное чувство висело у него на душе, неприятный осадок.
Неожиданно он заметил в потоке машин серую «Девятку» с тёмными стёклами. Она стала притормаживать и вскоре поравнялась с ним, заскрипев тормозами. Максим заскочил внутрь и хлопнул дверью чуть ли не на ходу. Мотор заревел, и «Девятка» принялась набирать скорость.
Внутри сидело сразу трое: сзади такой же широкий мужик в коричневой куртке, усатый. Спереди – худощавый парень в плаще цвета грязного снега. И водитель в чёрной пухлой ветровке.
– Все в сборе, – сказал худощавый, оборачиваясь к тем, кто сидел сзади. – Сейчас мы быстро пробежимся по сценарию… Макс, ты чего такой хмурый?
– Да так, – отмахнулся тот неопределённо. – Проблемы бытовые.
– Послушай, дружок, – резко начал худощавый, поднимая длинный острый палец. – Ты меня уже достал со своей кислой физиономией. Фарт весёлых любит. Не порти мне настроение, понял?
Максим молчал, продолжая смотреть на худощавого. Взгляд его тяжелел с каждой секундой. Но парень в плаще словно и не замечал. Он снова начал говорить нахраписто и очень важно.
– Я понимаю, что у тебя семья и всё такое, но на работе будь добр думать только о работе. Ты меня понял?
Максим кивнул.
Какое-то время они проехали в тишине, прежде чем заговорил усатый.
– Почему именно сегодня решили? Сначала дата была другая.
– Потому что уже завтра жирный карась уплывает в океан, – отозвался парень, но на этот раз даже не обернулся. – Собирает манатки уже. Полные чемоданы набил и теперь хочет подальше отсюда свалить. Мне позвонил Антонов и сказал, чтоб мы поторопились. И не надо лишний раз бесить меня своими расспросами, ребята.
«Девятка» проехала ещё несколько кварталов, прежде чем опять стала притормаживать. Водитель – его, кстати, звали Николай Константинович Храпов – чётко знал, что их тут ждёт другая машина.
