А Наследник был скорее более сильной, но при этом гораздо менее обученной версией Беренмут. Пусть её силы не позволяли ей принимать облик гигантского змея, зато этот вот не может стать песчаной бурей или стереть из книги Тота целый лист. Но Беренмут же не перестала быть человеком? Вот и Аменхотеп не перестал.
Ко второму дню принц исправился, вспомнив наконец, что он не бесполезный запертый на лодке вельможа, а повелитель змей. Впрочем новости пока были не утешительными, люди всё ещё верили Бадру, от мест нахождения которого девушке всё сложнее было отводить глаза охотившейся бури. Тем более, что та попробовала крови.
Скотина, дикие животные, неосторожные рыбы и случайные люди составили случайную добычу пришедшей пустыни и вкус их разрываемой плоти слившаяся со стихией жрица чувствовала на своих губах, с трудом сдерживая тошноту. Сестра с тревогой сидела рядом, как и не имеющая право на слабость Бер, отказывающая спать или пить с запертыми людьми, за что жрица была благодарна. Пусть прикосновения почти не ощущаются, слов не слышно и не видно лица волнующейся Нефертити, но лишь знание того, что в этом бесконечном песчаном танце Беренмут не одна, придавало немало сил.
Люди постепенно уставали бояться. Оказавшийся в мнимой безопасности Двор Наследника, видимо от скуки повредившись умом, начал праздновать то ли собственные погребальные обряды, то ли что-то ещё, древнее и дикое, как стихия вокруг. Запершиеся в домах на берегу жители видели, что там, под рукой принца, есть жизнь. Жизнь и безумное, на грани, веселье. Верховный же заперся в храме и молится. Долго, бессмысленно, богам что отвернулись от него. Сет-защитник не трогал тех, кто отправился в «Плаванье клятв», а отрёкшись город трепал без малейшей жалости. Не знак ли это о том, кто на самом деле прав?
Сомнения горожан слышали многие запрятавшиеся в щели и норки змейки, а от них и Наследник, с удовольствием передающий эти шепотки жрице. Хромой крокодил упустил свою добычу и в эту секунду взгляд Беренмут обратился к храму бога Нила, у входа которого, вот уж глупец, стоял скрестив руки Бадру. «Добыча!» радостно взвыл ветер голосами гончих псов. Верховный же не скрываясь смотрел на небо и что-то говорил. На какое-то время Бер послышались какие-то предупреждения, мольбы о Египте и мольбы к тем жрецам, что рискнули отдать свои жизни за это колдовство ради демона, но вскоре свист ветра заглушил крамольные слова Верховного. Песок набросился на мужчину и мир вокруг жрицы померк.
– Беренмут! Просыпайся, пожалуйста, очнись!
Нефертити крепко обнимала младшую сестру, с трудом сдерживая слёзы, что вызывало у пришедшей в себя жрицы лёгкую улыбку. Всё таки старшая всегда слишком сильно волнуется!
– Всё нормально, всё закончилось, Неф. Бадру мёртв, он у храма Себека. А мне… Мне надо просто поспать.
И девушка действительно просто уснула спокойным, мирным сном, не слыша тихого приказа Нефертити к своему крокодилу, не клятв Мемфиса и Двора. А при пробуждении так же тихо и незаметно сбежала, отправившись домой, под сень храма Исиды. И лишь где-то на самой грани слышимости продолжал свистеть ветер, а свора Сета соблазняла девушку пригласить их вновь. Ведь бегать по улицам человеческого города было очень весело, маленькая жрица! Это было очень весело!
Среди множества речей обитателей храмов можно услышать одну и ту же повторяющуюся мысль – боги покинули Египет, оставив мир людям, но люди по прежнему принадлежат богам. Через фараонов, через жрецов, через мольбы и, конечно де, через смерть. Беренмут не возражала, но всегда с недоверием относилась к этим словам. Одно дело верить в магию и заклинания, они вот, рядом, в устах жрецов и рассказах людей. Они и доказывают, что боги были! Но сейчас…
Впервые за много лет жрица закрывала глаза руками, отказываясь видеть мир вокруг. Мысли, навязчивые, липкие, отступающие только под мерным мысленным счётом шагов оседланого верблюда, преследовали девушку, что посчитала себя умнее многих. Тихо, на лапах пустынных волков, резко и громко, в криках осликов уличных торговцев, монотонно, но неизменно, в шорохе пустынных барханов слышались жрице кровавые призывы Сета.
Не смотря на свою самоуверенность, Беренмут отнюдь не считала, что сам бог зла идёт рядом с ней, шепча пугающие строки карающих молитв. Но для слабого человека хватит и мимолётного внимания божества, чтобы оказаться полностью в его власти. И никакие хитрости, что могли спасти жизнь или укрыть от излишнего внимания, тут не помогут. Ах, если бы богов никогда не существовало, был бы мир лучше?
Своды храма Исиды показались её главной жрицей вратами к полям Иалу. Приветственно махнув рукой служительницам, она попрощалась с доставившими её в столицу караванщиками, приказав помолиться за каждого верблюда и осла, что пришли сегодня с ней, и вбежала внутрь, устремившись к собственным покоям. Благословенная тишина монументальных сводов не допускала воя кровавой своры. Разукрашенные незатейливыми сюжетами стены не пропускали постоянно мелькающих перед глазами песчинок. А горячая, пахнущая огнём сила богини-колдуньи смывала запах кровавого песка. Исида не отвернулась от своей жрицы, не смотря на её игры с Сетом.
– Велико милосердие твоё, богиня-мать. Велика щедрость твоя. И да стоит трон твой вечно в чертогах фараона! – шептала девушка, глядя на изображение своей богини. Исида, славящаяся тем, что победила даже смерть, молча смотрела на свою прямолинейную, иногда слишком горячую жрицу.
А рядом с комнатой Беренмут, прислушиваясь к искренним горячим словам жрицы, стояла встревоженная Бенну. Старой служительнице было приятно, что девушка наконец смирилась с тем, что жизнь её принадлежит Исиде, но её тревожили причины. То, что могло заставить сильнейшую жрицу сначала бежать из столицы, не сообщив никому, а потом возвращаться с таким выражением лица, будто бы сама Ам-Мут гналась за ней всё это время.
Не имеющая семьи и детей служительница относилась к каждой девушке в храме как к собсвтенной дочери, будь та даже и главной жрицей. Жрицей, которую приходилось подталкивать к тому, чтобы она переставала действовать в одиночку, чтобы увидела в людях вокруг не цепи долга, но дороги возможностей. Девушкой, которая обожглась о что-то, с чем могла и не справиться.
– Сиятельная Беренмут, с возвращением. Я рада видеть вас вновь. Храмы Ра и Тота просили навестить их в удобное вам время, храм Бастет сообщил, что их служительница благополучно добралась в Иуну со своим мужем. Они посылают вам благодарность за вашу заботу.
– Да, Бенну, благодарю. Я совершу визиты, когда… скоро совершу, – девушка попыталась взять себя в руки, услышав как к ней зашла служительница, но получилось это не сразу. Мысль о том, что вскоре стены храма надо будет покинуть была слишком пугающей для только что обрётшей защиту жрицы.
– Я отошлю положенные дары в храм богини-кошки и пошлю девушек, сообщить искавшим вас, что вы вновь принимаете. Вы ушли, и это ваше право. Как и моё указать вам, что главной жрице не помешало бы побыть в храме своей богини хотя бы месяц! Если вашим товарищам так важен разговор с вами, они могут прийти сюда сами!
Бенну грозно свела брови, закончив отповедь вернувшийся девушки тем самым тоном, которым гоняла излишне ленивых служительниц. Жрица улыбнулась и благодарно прикрыла глаза. Сказать остальным, что её не пускает «гулять» старая Бенну было очень заманчиво. И девушка решила так и сделать.
Первым на встречу с Бер примчался Маду. Как и его подруга, не соблюдая никаких приличий он ворвался в комнату к девушке и тут же осмотрел её с головы до ног, после чего мрачно заключил:
– Плохо!
Та мрачно посмотрела на визитёра, после чего продолжила методично наносить на себя традиционный жреческий макияж. Сегодня был хороший день, дабы благословить рожениц. Обычно для данной церемонии хватало и младших жриц, но раз уж главная всё равно в храме, то почему бы и нет?
– Всё очень-очень плохо, – продолжил ворчать Маду, с размаху падая на лежанку, из-за чего рука жрицы дрогнула и размазала оранжевую краску по щеке. Тяжело вздохнув Бер отложила в сторону тряпицу для рисования и водой из кувшина стала смывать неудачный штрих.
– Сиятельная Беренмут, вы издеваетесь над своим доверчивым другом Маду или ты действительно решила стать благочестивой жрицей Исиды?!
– Что плохого в том, что я стала достойно выполнять свои обязанности? – стараясь скопировать интонации старой Бенну, спросила девушка.
– Ничего плохого, всё просто чудесно. Сначала моя подруга идёт одна в битву с воинством Хромого Крокодила, собираясь совершить невозможное с риском для жизни! Потом возвращается прямиком в родной храм, запирается там, не говоря своим товарищам ничего, и ведёт себя как воплощение порядочности и кротости. А я гадай, это тебя Бадру проклял, это твоя вира от богов, или ты так маскируешься? Тебе нужна помощь или тебя надо не трогать? Что там с Наследником, Верховным и твоей сестрой? Может это вообще у тебя такой траур, потому что открыто пока нельзя, но…
Резко развернувшись Беренмут вскинула полупустой кувшин с водой и швырнула его прямо в голову излишне разболтавшемуся другу. Не хватало ещё, чтобы этот солнечный выкормыш наговорил чего под руку Тоту, неприятного.
– Аааа! Да кто тебя вообще в храм пустил, злую такую! – Возмутился Маду, а после со смехом обнял подругу. Бер особо веселье не поддержала, но от сердца у неё немного отлегло.
– А ты не болтай ерунду всякую. Всё у Нефертити хорошо, Аменхотеп тоже живой и здоровый, Бадру мёртв, его… его высосала пустыня. Вот, – рассказ получился довольно коротким, а к концу взбодрившаяся было девушка опять помрачнела.
– Ну так… это же хорошо, – осторожно заметил жрец Ра. – Наследник с принцессой тебе обязаны, твоя семья жива, место верховного свободно, ты совершила то, что никто не делал до тебя!
– Умные были люди, – буркнула в ответ Беренмут.
Объяснять, почему её так тревожит призрачный вой и кровавые видения, что преследовали жрицу всю дорогу домой, не хотелось. Это было что-то личное и тайное, такое, которое нельзя сказать никому. Проклятье заигравшейся колдуньи, от которого защищает другая, уже божественная колдунья. Это было бы смешно, но у Беренмут не получалось смеяться.
– Ты умираешь? Проклята? Кто-то узнал и теперь будет мстить?
– Да не знаю я, Маду! Если кем я и проклята, так это песчаными псами Сета! Они убили Хромого Крокодила, они плясали на улицах Мемфиса а теперь они пришли со мной, невидимые и неощутимые. Они там, в пустыне за стенами Фив, я вижу их глазами, я слышу их визги и только Исида может меня уберечь!
– Эм… Так тебе надо в храм Сета тогда идти, виру отдавать ослоголовому богу. Наверняка что-то неприятное будет. И долгое наверняка… – Маду как-то неожиданно смутился, а потом еле слышно произнёс, – то есть пока ты на роль Верховной не идёшь, да? А если я им стану, ты ведь если что не будешь нападать на друга, да? А то ты как-то уже двух Верховных той самой своре скормила…
Слова жреца были тихими, но девушка их прекрасно расслышала. То есть она тут страдает от наказания Сета, старается быть хорошей жрицей, а этот так называемый друг пришёл узнавать, не убьет ли она его, если он пойдёт во власть?! Совсем обнаглел!
– То есть я по твоему на Верховных охочусь, так что ли?! А ну иди сюда отрыжка верблюда, я тебя прямо сейчас убью, чтобы потом не мучиться! Стоять я сказала! Друг называется… Не беги туда, там комнаты служительниц! А, поздно…
По храму Исиды резво бежал жрец Ра, сквозь хриплое дыхание выдавая какие-то извинительные фразы, следом неслась главная жрица с одним раскрашенным глазом, и лёгкими остатками краски на второй половине лица. От них прикрывались готовящиеся к церемонии служительницы, совершающие омовения. Мимоходом «благословляли» чем попало младшие и старшие жрицы, коварно стараясь попасть преимущественно в Маду. По тихому ранее храму разносились крики, угрозы и жалобные вопли. Редкие пока посетители втягивали голову в плечи и недоумённо озирались, Бенну хитро улыбалась, убирая осколки кувшина в комнате Беренмут, а погоня тем временем переместилась в сад.
– Не надо меня убивать, я сам сейчас умру! – наконец заявил Маду, падая на траву и судорожно хватаясь за колющий бок. Рядом так же задыхаясь присела девушка, лениво приложив друга валиком для головы.
– Ползи уже отсюда, Верховный. Не буду я тебя убивать, наверное. Ну, пока ты жрец, а не вельможа, или как ты там говорил в своих речах?
– Обнадёживает, – усмехнулся юноша, с трудом поднимая голову. – С возвращением домой, Беренмут! И от всех наших тоже. Там к тебе ещё Озахар собирался, так я ему скажу, что пока не надо, он таких догонялок не переживёт.
– Иди уже. Озахар пусть приходит если что. Я за ним бегать не буду.
– Потому что он старый?
– Потому что он умный! Не то что некоторые!
– Эй!
Возмущался оценкой жрицы гость храма уже в спину удаляющейся Беренмут. Впрочем, она скорее угадала, чем услышала его негодование. Потому что в ушах слышался ещё далёкий, но очень узнаваемый вой.
Со всеми дальнейшими гостями жрица общалась довольно сдержано и кратко. Да, получилось, нет, на место Верховной не претендует, да, она всё ещё вместе с Маду, нет, активно участвовать не будет, некоторое время проведёт в молитвах в храме.
Люди, не плохо знающие девушку, удивлялись, но принимали её решение. Кто-то говорил, что молодая жрица наконец повзрослела, другие наоборот считали что она оказалась слишком юна, чтобы до конца принимать все последствия своих поступков. Старая Бенну и зашедший всё таки проведать девушку Озахар о чем-то долго шептались, скрывшись от посторонних взглядов, но своего мнения публично не высказывали. Постепенно интерес окружающих стал угасать под волнами новых интересов.
Маду триумфально шёл к званию Верховного. Молодой, средней силы жрец, не так давно менявший храм, и на вершину иерархии? Казалось всё было против него. Глупостью, чтобы полагать, что Царственная Чета рассмотрит такую кандидатуру, а без одобрения властителя Египта усилия тщетны. Но бегут гонцы из Мемфиса, и болтливый солнечный жрец объявляется ставленником Наследника.
Опасная роль представителя нелюбимого принца, Фивы не Иуну, жрецы здесь не считали Аменхотепа богом. А вот убийцей… да, убийцей в глазах многих он был, слова Бадрумногим запомнились. Но Сет защитил принца от Хромого, это ли не знак того, что Наследника оговорили?
– Я молод и мне не хватает смиренной мудрости? Вы правы, сиятельные жрецы Амона, ибо как не вам, моим наставникам, знать о моих слабостях? Но старость не достоинство, а лишь цена за опыт. И её заплатил сполна жрец Тота, Озахар, к чьей мудрости я прибегал не раз, и буду прибегать и впредь. Как и к мудрости других старцев. Я слаб и кровь богов во мне почти не слышна?
Голос Маду не был столь же ярок и завораживающе уверенным, как то было у прошлого Верховного. Наоборот, он был вкрадчивым, почти шепчущим, насмешливым. Беренмут лишь раз рискнула выбраться из храма и посмотреть на споры жрецов, и друг показался ей совершенно не подходящим для высшего звания. Слишком простой, не скрываемо хитрый. Очень обычный. Но что-то во всей этой простоте заставляло окружающих слушать его гораздо дольше, чем более подходящих, но каких-то мало запоминающихся кандидатов.
– И вновь вы вещаете правду, прекрасные жрицы Сехмет, но не сила ли затмила прошлым Верховным глаза песком гордыни? А если стране будет грозить беда, то встанут за моими плечами многие и многие. Среди тех, кто выбрал будущее, есть и сильные и слабые, но главное среди нас есть единство. Мы пострадали от многих бед, мы потеряли много божественной крови. Пора прекратить искать виноватых и просто начать жить. Быть жрецами, а не вельможами. Во имя всех богов, хватит готовиться к войне, хватит играть судьбами, хватит искать демонов! Я, мы, весь Египет, стремимся просто спокойно жить! Я младший жрец, я слаб, я не умён, я просто хочу греться в лучах божественного света и благодарить богов за эту милость. Я ничего вам не обещаю, ни богатств, ни влияния, ни игр с богами. Я обещаю быть обычным жрецом. Вести обычных жрецов. И делать всё возможное, чтобы обычные жрецы, служители и посетители храмов не чувствовали себя в сети чужих интриг.
***
Маду был избран Верховным, вопреки пожеланиям Фараона, не смотря на то, что многие старшие жрецы не желали видеть над собой вчерашнего младшего. То, что было в глазах Беренмут слабостью, стало силой Тихого Солнца, как назвали нового Верховного в народе. Тишина, простота и спокойствие, товар, в котором нуждались многочисленные младшие, служители, просто жители. Все те, кто не имел права голоса в выборе Верховного, но зато тихо и планомерно просили о подобном выборе старших. Ведь всё в любом храме, это целостная, единая система.
Даже Беренмут с этим столкнулась, когда до этого редко поднимавшие на свою главную жрицу глаза служительницы подошли к ней сплочённой и решительной кучкой и стали просить отдать свой голос «за нас тоже». Девушка не знала, был ли это тонкий расчёт жреца Тота, на которого ссылался в своих речах Маду, случайное везение или её друг оказался гораздо хитрее, чем она подозревала, но такое давление было сложно воспринимать спокойно. Впервые трон Верховного не был могучим монолитом его собственной силы, а множеством маленьких чаяний и усилий незаметных людей, что собрали его подобно термитам, создающим свои гигантские башни.
А вечером после избрания Маду, оставив где-то свои одежды Веровного, прокрался к Беренмут в сады Исиды и блаженно развалился на траве, глядя на оранжевый закат усталого солнца.
– Ты смотри, получилось! – наигранно развёл руками самый главный жрец страны, указывая на оставшиеся пока на теле иероглифы-пожелания, что нанесли на него сегодня. – Младший жрец на вершине, интересно, что подумают в других городах? Я не могу перестать думать о том, как они все удивятся! А как во Дворе удивились, когда меня увидели, я думал половина вельмож там от собственной злости и подавятся!
– Видели бы тебя сейчас остальные… – пробурчала девушка, аккуратно садясь рядом с другом. Маду не растерялся и тут же уложил свою головы ей на колени.
– Но ты же остальные. Тем более, ты знаешь, а ведь без тебя я так и был бы младшим всеми понукаемым жрецом Амона.
– Ты никогда не был «всеми понукаемым»! Меньше бы ленился, никто бы на тебя не ругался, балбес, – еле сдерживаясь, чтобы не щёлкнуть нового Верховного по носу, усмехнулась Бер. Но не стала. Вообще постоянный хищный вой в ушах, стоит лишь немного расслабиться, очень помогает в сдержанности. Но видимо что-то изменилось в лице девушки, потому что расслабленный взгляд жреца сменился сочувственным.
– Ты была в храме Сета?
– Нет, я туда не дойду. Да и не помогут мне здесь. Местные жрецы ослоголового, чтоб ты знал, все младшие. Главный жрец бога-защитника живёт при храме в Нубете. Я не смогу туда дойти сейчас, может позже. Ты главное не вздумай его сюда тащить, тут жрец действительно опасен.
– Ну раз так, то может и позже… – задумчиво пробурчал мужчина, не решив спорить с подругой. Тем более, что даже Верховному не по праву приказать что-то жрецам Сета. Не силой же тащить, в самом деле.
– Пойдём в храм? Там тихо.
– Пойдём. Тихо, это то, что нам сейчас надо.
– Да уж. «нам, вам и Египту», – слегка изменила подслушанную речь девушка.
– Ты всё-таки пришла меня поддержать! – обрадовался Маду, легкомысленно отбрасывая недавно омрачавшую его грусть.
– О да! Ты выглядел таким несчастным и глупым, что вся столица тебя пожалела и отдала титул. Иначе как ты стал Верховным, я просто ума не приложу!
– А может я просто милый и симпатичный?
Беренмут оценивающе оглядела приятеля.
– Нет, это точно нет. Здесь определённо дело в жалости!
– Жестокая!
Привычная перебранка громким шёпотом разносилась под сводами храма, даря Беренмут ощущение, что всё снова хорошо и привычно. Хотя бы здесь, под тенью трона Исиды, всё было хорошо. Думать о чём-то большем по прежнему было страшно.
Золото – металл, что непрерывно сопровождает каждого, кто поднялся на вершину общества Египта. Солнечный свет, облачённый в твёрдую оболочку. Жёлтый, мягкий, обладающий даром притягивать к себе слабых людей, и озарять счастьем пути сильных.
Солнечные храмы всегда полня этим металлом, им нанесены узоры, украшены статуэтки, его носят на себе все обитатели, от младшего служителя, до главного жреца. И так же полон им дворец Фараона. Беренмут смотрит и видит, как плотные золотые браслеты охватывают могучие руки закалённый в боях генералов, скрывая собой отвратительные следы боевых ошибок. Сегодня их мало, только трое из постоянного десятка. Тяжёлые золотые пояса впиваются в животы супруг вельмож, что возлежат в тени дворцовых стен. Их неожиданно много, хотя приём проводит Фараон, а не его Царица.
По воздуху плывут ароматы свежеприготовленной еды, а жрица борется с подступающей тошнотой. Сегодня всем главным жрецам страны предписано быть при Дворе. Сегодня придётся игнорировать кровавую стаю Сета.
В тайне Беренмут надеялась увидеть здесь Сутеха, нынешнего главного жреца Сета, но тот не пожелал покидать Нубет, привычно сославшись на слабое здоровье. Не было здесь главного жреца Ра, оскорблённого нападением на принца, которому Солечный Город высказал своё доверие. По этой же причине не видно было жреца Атона и Гора. Лишь Амон, Фараоново Солнце, не отвернулся от царственной четы. Не было никого от Яростного Крокодила – предсказатели пока не увидели нового главного. В остальном же приём удался. Судя по пришедшим ко Двору жрецам и вельможам, вся власть по прежнему была в руках нынешнего Фараона.
«Одиннадцать амфор с красным вином, пять с фруктовым. Молоко с мёдом… девять. Блюд с фруктами двадцать два, с мысом всего семь, с рыбой десять, с хлебом шестнадцать. Сейчас в зале сорок три коротких меча, двадцать семь копий, девяносто три кинжала. Всего человек…» Беренмут равнодушным взглядом обводила картину пира, старясь не замечать роящихся песчинок ревущей в глубине души бури. Глупый, немного детский способ справляться со скукой сейчас помогал не сходить с ума от напряжения. Через вой кровожадной своры с трудом проникали слова Фараона и его показавшейся, наконец, супруги.
– Боль родителя, чей сын не оправдал надежд, терзает сердце и печень ядовитыми клыками…
Они всё никак не успокоятся. То Бадру, то Фараон, то Тия… Короткий взгляд на суровую, хладнокровную Царицу, что так похожа на сестрёнку Нефертити внешне, вызвал внутреннее раздражение, на которое с радостью отреагировали поганые песчаные собаки, предлагая разорвать лицемерку на тысячи частиц.
– Лишь ужасными демоническими силами возможно объяснить кровавую бурю Мемфиса!
Да, силы ужасны, Беренмут признаёт это. Но это боги, всего лишь боги, что дают людям играть своими силами. Сила на силу, вы это начали, и вы продолжаете.
– Совратил души жрецов Солнечного Города Иуну, обратив их ко тьме!
Мелькнувшая было мысль почитать количество пустых слов, что произнесёт Фараон, была откинута с долей презрения. Жрица услышала главное, Аменхотепа и Нефертити не оставят в покое, остальное не несёт в себе ничего важного. Забавно, что другие жрецы, особенно из самой столицы, вели себя похоже. Маду, откинувшись на лежанке, казалось пытался уснуть, женщина с храма Менхит посчитала более интересным занятием сдирание шкурки с ничем не повинного винограда, в глазах пристально уставившегося на Фараона жреца Анубиса не было ни капли жизни. Казалось, толкни его, и он упадёт, так и не сменив ни позы, ни выражения лица. Но большинство же просто тихо переговаривалось между собой.
– Верховный, что скажете Вы о демоне, что посмел бросить вызов Египту?
– Мы не вмешиваемся в дела людей, Фараон, – Маду лениво разлепил сомкнутые в дрёме веки. – Боги покарали за это уже двух Верховных и я не хочу быть третьим. Мы выступим против демона… если такова будет воля богов. Если же нет, то боги справятся и без нас. Бог ли принц, или демон, для меня он Наследник Египта, по Ра не велел мне обратного. Но бог-солнце молчит. Жрецы, чьи боги говорят вам о принце?!
– Моя богиня молчит!
– Мой бог ничего не говорил о принце.
– Тишина в моих храмах!
Жрецы один за одним отказывались вступать в бой.
– Вы Фараон, бог Египта. Но кровь богов течёт и в ваших потомках. Мы не можем сражаться за одного бога, против другого, даже если вы того желаете. Стоит продолжить мир, Властитель. Ладье Ра ещё не заплыла в Подземное царство.
Маду вновь откинулся на ложе, подхватив кусочек медовой выпечки. Остальные жрецы так же вернулись к своим делам, как и вельможи, что предпочли отойти от жителей храмов.
– А может вы тоже поддались влиянию демона? Ведь именно он рекомендовал вас на место Верховного? – Холодно спросила Тия, со злостью глядя на расслабившегося жреца.
– Я думаю, что меня рекомендовала принцесса, а Наследник лишь послушал мудрую деву, – усмехнулся он в ответ. – Быть другом сестры жены Наследника бывает полезно. Но всё же, кто бы не дал мне своего разрешения, выбрали меня дети богов. И я отражение их воли. Жрецы устали быть оружием вельмож, Царица. Мы возвращаемся к служению богам.
– Я тебя прибью! – злобно прошипела Беренмут, когда Маду упомянул сестру. Она всё ещё плохо реагировала, когда Нефертити выставляли на первый план.
– О, Сиятельная, дайте хоть год в верховных походить! – так же тихо взмолился жрец, состроив комичную рожу.
– Лааадно, но через год мы вернёмся к этому разговору! – рассмеялась Бер и смех, казалось, немного отпугнул кровожадный вой, сопровождающий сегодняшний день. Обрадованная девушка с улыбкой присоединилась к разговору стоящих неподалёку жрецов, не обращая внимания на ненавидящий взгляд царственной четы. Пир шёл своим чередом, расставив все фигуры перед новой игрой власть имущих и всех, кому не повезло попасть под их внимание.
Мысль о том, что Царская чета проигнорирует события пира была бы очень наивной. Это знали и приглашённые жрецы, и возглавляющий тихий жреческий бунт Маду, но мало кто действительно хотел возвращаться в слуги египетской знати. Во дворце остались только личные жрецы семьи Фараона, но что они могли сделать? Уйдя из храмов под руку «земных богов» они сильно потеряли во влиянии. И пусть слабыми их назвать можно было с трудом, но не посылать же собственную защиту в бой против того, кого не уничтожила и армия жрецов?
Но как бы не были могучи жрецы, они всё ещё смертны. И даже если каждый будет знать, кто виноват в нападениях, разве можно обвинять Фараона? К тому же нынешний правитель был не так уж и глуп. Зачем убивать жрецов, признанных детей богов, если почти у каждого из них остались родные, что были самыми обыкновенными жителями страны? И вот по стране покатился настоящий мор несчастных случаев.
Во время своих собраний группа Детей будущего обсуждала каждый такой случай. Они помогали осиротевшим детям, лечили и спасали то, что можно спасти, но оставались тверды в своих убеждениях. Идея того, что родные могут стать новой удавкой на шее магов прослеживалась в воздухе.
– Идите домой. Каждый, у кого вне храмов есть те, кто важен, идите домой и защищайте близких вам людей. Мы не боги, мы люди, а люди сильны сообща. Покидайте столицу, оставляйте храмы. Пусть сироты и служители остаются совершать молебны. Если в каком-то храме нет тех, кто может вас заменить, говорите. Я знаю, что боги услышат нас и под открытым небом. Храните Египет, а не стены и фрески, – сказал в конце концов печальный, задёрганный противостоянием со Двором Верховный. – Я покину Фивы завтра по утру и солнце уйдёт за мной. Ибо Фараон отверг его, как отверг своего сына.
Новости об уходе жрецов Беренмут узнала от посетившей собрание старшей жрицы своего храма. Не смотря на то, что девушка понимала, зачем всё это делается, и прекрасно помня, что сама первая стала срываться на подобные «вылазки», ей было обидно. Связанная страхом кровавого безумия, ожидающего её за пределами столицы, она рисковала остаться единственной из своих друзей, привязанной к храму. Одинокой и брошенной из-за собственной слабости. А потому зашедшего попрощаться Маду она встретила в весьма раздражённом состоянии.
– Сиятельная моя подруга, если бы я мог, я бы выбрал иной путь, но поверь мне, сколь бы я не размышлял, мы можем сделать только это, – вяло оправдывался Верховный жрец, нервно растирая собственное лицо, будто бы желая сдёрнуть с себя вросшую маску усталости.
– Я знаю, Маду, знаю. Вот только что делать мне? Сидеть здесь на потеху Фараону и его супруге, делая вид, что не хочу уйти к сестре и отцу, или навестить вовремя уехавшую мать? Или может мне претвориться, что к кормилице я чувств не испытываю, а на самом деле предана кровной матери?! Может ещё за титул принцессы побороться? А что, это не властолюбие, он мне от рождения положен!
– Это было бы ослепительно ужасное зрелище, ты и интриги Двора… Подожди! Принцесса… точно, ты же сестра Нефертити, а у неё точно есть королевская кровь! – молодой мужчина торжествующе улыбнулся, еле сдержавшись, что бы не расхохотаться.
– И? Что в этом такого удивительного?
– Я просто забыл, ты представляешь? Я забыл, что ты принцесса крови! Я тут в панике думаю, как мне найти потерянную кровь за одну ночь, а ответ в двух шагах и моей преступной невнимательности! Слушай, подруга, сейчас мы с тобой сделаем то, что и должны делать жрецы, но сделаем это так, как посоветовала очень заботящаяся о благополучии Фив принцесса Нефертити.
– Ты полез в интриги? – подозрительно прищурилась жрица. – Даже если это моя сестра, тебе не стоит ей помогать. Это неправильно, хотя бы по отношению к другим, верящим тебе жрецам
– Может и так, но не только же тебе разгребать после прошлых Верховных? А если они вскроются, нам будет сложнее оставаться в стороне. Это не борьба за власть, это плата за нашу прошлую слабость.
– Рассказывай, – тяжело вздохнула Беренмут. И почему смерть врага только в сказках решает все проблемы?
Рассказ на удивление плодотворно обменивающегося информацией с Нефертити и Аменхотепом Маду вновь окунул Беренмут в ненавидимую ей среду людей, для которых хитрость, обман и взаимная ненависть были образом жизни. И да, в этом действительно были частично виноваты жрецы, а именно бывшая главная жрица Исиды и Верховная – Хатшепсут.
О том, что именно эта женщина заменила второму принцу отца и мать, леча его от страшной болезни и обучая премудростям жизни, ни для кого не было секретом. Её подопечные, а ныне личные жрицы Нефертити, Тефия и Тирия, рассказали принцессе, что их наставница мечтала обрести среди династии фараонов того, кто сможет внушать Двору желания жрецов. И вот попавший в её руки Аменхотеп, больше привычный к диалогам с храмовыми служащими, чем к интригам Двора, во многом слушал её.