Рина Храновская
Сын Нила
Но стоило Аменхотепу обратить внимание на достойнейшую Нефертити, как то ли беспечно влюблённая в принца, то ли почувствовавшая в девушке силу, способную вырвать Аменхотепа из её рук, Хатшепсут придала его вместе с преданными ей жрецами. И пусть вскоре боги покарали изменницу, но она успела оставить многое после себя. Например, подаренную ему рабыню, Аи, юную но смелую девушку, что влезла в ложе принца чуть ли не раньше супруги. В страхе, что Аи подосланный мёртвой ныне Верховной скорпион, что ужалит при первой же возможности, принц направил на неё Глаз Уаджит, дабы он следил за опасностью. Благо единственное за что мужчина был благодарен своей наставнице, так это невиданные ранее силы, что она пробудила в нём. Не такие податливые как жреческие, да и не был он жрецом, но великие. Принц, рождённый богом, стал им на самом деле, а потому верил, что артефакт в его руках станет ещё сильнее, точно обезопасив его от любого предательства.
Но с тех пор, как принц всё сильнее отрывается об бывших пут семьи и жрецов, с тех пор как он действительно становится богом не по названию, а по сути, что-то начинает происходить с ним. Нефертити пишет, что многие королевские артефакты не слышат её супруга. И не удивительно, ведь если он Себек, или же Атон, а может воплощённый отец фараонов – Гор, то он уже не человек. А артефакты… они созданы богами для людей, в руках же своих создателей это были обыкновенные предметы.
Это не пугает крокодилью принцессу, своего супруга она примет и поддержит любым, но то, что Царственная чета не оспаривает силы принца, не говорит, что он обманщик и богохульник, а утверждает что Аменхотеп является демоном, говорит о том, что они знают о способностях Наследника. Может Хатшепсут действовала с подачи Фараона или Тии, может уже Бадру, что тоже клеймил Наследника демоном, разглядел божественные силы в своём противнике. А может не стоило показательно мешать Апопу поглощать солнце, и благословлять воды Нила везде, где проходило традиционное плаванье, да так, что с подобным не справилась бы и сотня жрецов Себека. Так или иначе они знают, что Аменхотеп больше не человек.
Не плохо разбирающаяся в интригах Нефертити, да ещё на пару с личной свитой Наследника, опасаются удара именно с этой стороны. Тем более что Маду не дал им поднять против Аменхотепа возмущения жрецов, сказав, что это всё дела Двора, а не храмов. А значит… значит будет что-то другое. Аменхотеп опасается, что его не примет корона Египта, а вот его супруга вспомнила о «подарке» мёртвой Верховной. Всё ли ещё глаз Уаджит следит за ней или девчонка свободна? Через неё проходит много повелений Наследника с супругой, именно она, как самое доверенное лицо следит за дворцом и общается с теми представителями свиты и их родными, что остались в Фивах. Маленькая, юная, с невинным коровьим взором, но знающая невероятно много тайн своего господина и аккумулирующая вокруг себя множество ресурсов, да ещё и возможно носящая под сердцем ребёнка Наследника, ведь до Нефертити стали долетать слухи о плохом самочувствии девушки, подозрительно похожие на всем известные симптомы… Опасная. Очень опасная ситуация. Вот и следующий вероятный наследник, если родиться мальчик, и клинок прямо у горла принца.
– Так что меня попросили проверить, а слушается ли ещё Аменхотепа Глаз Уаджит. И ничего более, нам не надо даже говорить с этой рабыней, идти куда-то с кем-то договариваться о слежке или ещё что-то подобное. Просто Нефертити вспомнила, что ранее я был жрецом Амона. Да и видимо говоря о «возьми известного тебе человека с царской кровью, чтобы артефакт отозвался» она имела в виду тебя, это я панику развёл. Говорю же, забыл, – закончил свой рассказ Маду, как бы в извинении разводя руками.
– Интриги… о великая Исида, тебе не кажется, что моей сестре это всё доставляет даже какое-то удовольствие? Вот ты бы догадался следить за здоровьем рабыни, с которой провёл бы, допустим, несколько ночей?
– Ну, я же не принц, мои дети сама понимаешь, никому не нужны. А вот за твоими детьми пригляд очень бы даже не помешал, не признанная ты наша принцесса.
– Ха! Я, как ты надеюсь ещё не забыл, жрица! Дети не появятся, если я того не захочу. А зная всё, что твориться в моей семье, и не захочу.
– Кто знает, строки Тота неизвестны нам, пока их не прочтёшь… Впрочем хватит рассуждать. Выдержишь поход до храма Амона?
– Да, по столице я уже могу ходить. И, друг мой, раз ты всё равно уходишь, не дойдёшь ли до главного храма Сета?
– Конечно, я туда и собирался, сразу после того как навещу Наследника с его свитой в Мемфисе. Ты не веришь в меня, о сиятельная? Жестокая женщина, я захватил власть над всеми жрецами, я противостоял Фараону, а ты думаешь, что я не смогу дойти до Нубета и забоюсь пообщаться с Судией жрецов? Хотя… страшнова-то, даже идти как-то расхотелось.
Иногда Нефертити задумывалась, почему любой разговор с Маду заканчивается тем, что ей хочется побить его головой и пальму? Может это кара богов за что-нибудь, просто толстокожая жрица заметила недовольство только когда её уже выть в уши стали, а болтуна просто игнорировала?
Девушка задумчиво посмотрела на друга, что шёл к храму Амона лёгкой походкой, и отвлекался по пути чуть ли не на каждого прохожего, чтобы что-то ему сказать. Горожане улыбались такому дружелюбному Верховному, воспринимая его внимание чуть ли не личной удачей, а Маду купался в этих лучах народной любви. «Нет, – решила девушка, – такую кару даже богам не придумать!». Еле слышный пока ещё вой казалось подтвердил эти мысли.
Глаз Уаджит, стоило Беренмут взять его в руку, послушно показал Аи, за которой продолжал следить. Но стоило жрице попытаться приказать артефакту подчиниться, как советовала в переданных табличках Неф, и всё наблюдение тут же слетело с рабыни. Артефакт был готов служить новой хозяйке, забыв все прошлые приказы. И пусть опасность от Аи оставалась, но радовало, что пара жрецов успела вовремя. Ведь все жрецы Амона видели, как принц подчиняет рабыню глазом, и соверши она любой проступок, и виноват бы оказался её «абсолютно контролирующий жизнь» хозяин.
– Господа, я когда уходил из храма, забыл сделать запись о том, что принц снял контроль с Глаза Уаджит, – не желая раскрывать особенности Наследника, взял вину на себя бывший жрец Амона, возвращая артефакт на место. – Сейчас вот вспомнил, даже проверить сходил. Запишите что ли, а то не порядок!
– Маду! До сих пор не понимаю, как такой легкомысленный, безответственный, ленивый жрец как ты смог… – зло прищурил глаза сегодняшний следящий за артефактами, немолодой полноватый мужчина, явно привычно покрывающий руганью своего некогда подчинённого, однако не забывая сделать пометку о освободившемся амулете. Маду с лицом городского простофили извиняюще разводил руками. Беренмут вздохнула, покачав головой. Она тоже до сих пор не понимала «как». Хотя польза несомненно была. Вот, например, опасность для сестры заранее предупредили, разве плохо. Так что Маду стоил того, чтобы в этот раз его спасти.
– Уважаемый, вам не кажется что такое отношение к Верховному весьма подозрительно? – начала она. Старший жрец Амона, или это был главный из них, девушка честно говоря не особо интересовалась этим вопросом, лишь рукой махнул, сообщив, что этого лентяя с младых лет ростил как сына, а потому имеет своё отцовское право.
– Ладно, с него действительно Веровный как с верблюда скаковая лошадь, – согласилась девушка, вызвав от Маду недовольный возглас. – Но ещё он мой лучший друг. Вот возьму и разозлюсь на вас, что вы его обижаете!
– Тьфу, нашлись на мою голову… – буркнул жрец Амона и официально попросил гостей прочь. Они и не стали задерживаться, Беренмут отправилась в храм, а Маду ускакал собираться к великому исходу жрецов. На следующее утро многие храмы Фив опустели, а на город опустили серые тучи, не проливающие тем не менее, не капли воды. Лишь самые внимательные видели в этих тучах взвившийся к небесам песок, скрывающий солнце от горожан.
«Солнце покинуло столицу, изгнанное злой волей, подобно солнечным бликам растворилось оно во лжи и коварстве» передал вскоре Верховный. В городе стало непривычно холодно и мрачно. Фараон и вельможи закрыли двери дворцов, скрывшись от гнева простого народа. Беренмут же приказала открыть двери храма для каждого, кто будет искать тепла и крова, став наравне с простыми служительницами помогать прихожанам с едой, дровами и недорогими тёплыми тканями. Девушка подозревала, что тучи печка не столько вина Фараона, сколько следствие её собственного проклятья, что обрело силу в отсутствии молебнов и служб, а потому не могла оставаться в стороне. Но для людей она стала истиной матерью Фив, живым воплощением Исиды в забытом богами городе.
Предсказания
Нет ничего более однообразного, чем ритуалы в радости и ритуалы в горе. Лишь в спокойствии мы даём себе право оглянуться и увидеть те мельчайшие оттенки и узоры, что делают наш мир живым и объёмным. Но сейчас не то время. Двадцать три человека обратилось за помощью, лишь девяти из них удалось помочь сразу. Только двое пришло помочь. Ещё три жреца покинуло Фивы, начали уходить и служители. Личные жрецы вельмож Двора просили о помощи в ритуалах, на четыре Беренмут согласилась, ещё два в рассмотрении, на остальные отказ.
Собственные мысли девушки напоминали ей бормотания караванщиков в торговые дни или приказы царедворцев при подготовке к приёмам. Важно, нужно и скучно. С каждым таким днём жрица чувствовала, что отстаёт от своих друзей, застряв в зыбучих песках страха и долга.
Даже небольшие победы, послабления, что жрица Исиды вырывала из кровавых пастей своры Сета, приносили всё меньше радости. Теперь из храма можно было выйти на весь день, если не забывать ежечасно молить Исиду о милости. Постепенно и другие боги стали оказывать покровительство, и чужие храмы стали спокойным и тихим местом, дозволяя девушке навещать редких оставшихся в городе друзей. Но всё это лишь небольшое ослабление удавки на шее запертой в клетке пленницы. Характер Беренмут с каждым днём портился, заставляя служительниц чуть ли не бегом проноситься мимо комнат главной жрицы, лишь бы она не обратила на них внимание.
В конце концов всё это надоело Бенну, к которой и бегали жаловаться девушки храма и старая служительница стала каждый вечер приходить и выговаривать, выговаривать, выговаривать… Спокойным доброжелательным тоном, неизбежно вежливо и без осуждения, всем видом показывая, что желает лишь помочь. Беренмут злилась, кричала, по комнатам летали вещи, а в центральном зале сами собой загорались жертвенные чаши, но древнейшую жительницу храма не брало ничего. И вот в какой-то момент жрица просто не выдержала и ушла. Домой. К маме.
Родное поместье встретило зеленью, свежестью и светом. Сад, что некогда вырастила девочка, ещё ребёнком, разросся. Под неустанной заботой слуг он становился лишь прекраснее, а с помощью господина Эйе, что не забывал привозить своей возлюбленной супруге разнообразные редкие растения, сад стал по настоящей драгоценностью. Не смотря на раздражение, что испытывала девушка, буквально выжитая из собственного храма коварной Бенну, сад всё равно вызывал улыбку и тёплые чувства. На минутку остановившись и прошептав молитву Анукет, благословляя сад на дельнейший рост, жрица отправилась искать Теи, которую вскоре обнаружила что-то рисующей в собственных комнатах. Мама же, встретив дочь, радостно обняла её, отложила все дела и приказала слугам обустроить комнату гостье, не слушая никаких заверений, о том, что Бер здесь не на долго. Здесь ей были рады.
Большие гулкие пространства, веранды и арки, в которых гулял ветер, грубые полы из светлого камня в саду и гладкая мозаика в комнатах хозяев. Разнообразные росписи на стенах, украшения и ткани, всё было так же, как в храме и не так совершенно. Люди на изображённых сюжетах не смотрели в самое нутро проходящего мимо человека, цвета переходили один в другой, создавая радующее душу разнообразие, а слуги и рабы громко переговаривались между собой, не боясь нарушить тишину святого места. Беренмут не знала сколько здесь барельефов и какова длина дорожек в саду, не рассматривала пристально лица приветствующих её людей и даже не обращала внимание на время, вспоминая о собственном проклятье лишь когда яростный кровожадный вой перекрывал собой шелест листвы.
Спрятаться в собственном доме, в своих же детских комнатах, в объятьях матери, не лучший ли это вариант на свете? Жрица продолжала ходить на обряды, помогать горожанам и посещать службы богине, но вечерами шла домой и рассказывала Теи обо всём. О том, как страшно не держать бурю. О интригах сестры и принце, что сам наверное не знает что же он такое. О Маду, простои, но очень хитром и о Фараоне, что никак не отстанет от жрецов. А мама делилась грустью от долгой разлуки с Эйе и из-за Нефертити, что совсем забыла родные стены. Но тут же веселела, благодаря Беренмут за благословения дому и саду, и показывая маленький след детской ножки на куске папируса, что прислал её племянник Гипсей, променявший Двор на семью и спокойствие.
Всё происходящее напоминало Беренмут детство и глупую уверенность, что если спрятаться в кусты и сидеть тихо, то никто тебя не найдёт. Но так не бывает, пусть и Теи, казалось, именно так и живёт. Не удивительно что отец уже столько лет предан супруге, пусть и не одарившей его потомками. Сюда хотелось возвращаться и не хотелось уходить. Глупая-глупая Нефертити, и как она этого не понимает? Девушке очень хотелось, чтобы Неф, тоже оказалась здесь и пусть сгорят в солнечном огне все приказы фараона и амбиции наследного принца!
Но Нефертити была в Мемфисе и ни как не могла бы внезапно прийти к своей сестре. Зато одной не самой прекрасной ночью в сады поместья пришёл Змей.
Вот уж кого жрица видеть рядом с собой, а тем более рядом с матерью не желала, так это змеиное воплощение Наследника. Особенно если вспомнить, что в этой форме он обычно убивал,, при чём далеко не самых слабых жрецов. Тоже то ещё положение, все всё знают, но ничего доказать не могут, ибо мало ли змей в Египте? И зло и добро переплелось в этой рептилии, и лишь из-за формы нельзя поднимать руку на земного бога. Даже если уверен, что Змей убивает. Но Змей и принц одно ли, бог, демон или человек с неизвестной силой? Тема для бесконечных споров мудрейших и совершенно не уместная сейчас.
От гигантской змеи веяло теплым солнечным светом. Пугающий божественный холод сырых пещер ощущался на фоне, как звук порванной струны мизмора. Пусть и в теле бога, но сегодня в этом саду гостил человек. Если бы другие жрецы чаще смотрели на души людей, вопросов у них бы не осталось. Но почему-то, хотя Бер и не понимала до конца почему, мало кто решался окунуться в Ба своего собеседника.
– Приветствую Наследника. Однако видеть вас Фивах удивительно. Владыка Египта запретил вам и ногой ступать на земли столицы, все об этом знают.
– Смеёшься ли ты, жрица Исиды? Я выполнил волю своего отца, и ноги мои остаются в Мемфисе. Но я пришёл сюда не за беседой, а за помощью.
Девушка пристально уставилась на змеиную морду Наследника, с трудом заставляя себя не отворачиваться от немигающего холодного взгляда смертельно опасной гадины. Увы, читать эмоции и намеренья по чешуе и вертикальным зрачкам она не умела. Но просьба её насторожила. Самоуверенный бунтарь, считающий себя богом и с детства привыкший со всем бороться сам, просит помощи. Отлично, совсем не подозрительно. Да как он вообще узнал где её сегодня искать?
Перед глазами как живое встало видение, как десятиметровая рептилия вползает в комнату старой Бенну и дружелюбно шипя интересуется, где можно найти главную жрицу Исиды. А то сегодня её отчего-то не наблюдается в кровати, а ему ну очень уж надо. И совершенно хладнокровная Бенну, погладив Змея по голове, направляет его в поместье господина Эйе… Бред, какой же бред лезет в голову! Вот бы и Наследник оказался таким же видением, но как на зло именно он и был настоящим.
– В стенах храма Исиды любому страждущему будет оказана помощь. Но мы не там, – попыталась избежать последующего разговора жрица. Вот только и девушка и незванный гость понимали, что это лишь ничего не значащие слова. Было бы глупостью считать, что принц извинится и уползёт в ночь. Он и не уполз.
– Мне не нужна помощь Исиды. Она мне и не поможет, ведь не её дело учить магии. Но вы, сиятельная, сможете. Я прошу у вас наставничества, – традиционная фраза необученного жреца, ловушка и для наставника и для ученика. Первый не мог отказать учить, а второй не мог отказать учиться. Даже если задания наставника смертельно опасны. Даже если признание наследника жрецом лишит его планов на трон. И всё же он её произнёс.
– Зачем? Вы с ума сошли, бог Нила, солнца, плодородия и чего там ещё вы можете? Вы пролили столько крови, а теперь решили сдаться?!
Грань, ещё чуть-чуть и будет оскорбление Наследника. Конечно, не в интересах Аменхотепа устраивать по этому поводу шум, но ведь запомнит и отомстит. Такие как он всегда мстят, в этом жрица была уверена. Но ведь… ну дурак же!
От принца на мгновение пахнуло затхлым сырым воздухом, но тёплый свет быстро разогнал его.
– Тсссс… Мы… Я никогда не сдаюсь. И я могу многое, как бог. Но бог я не всегда, – принц вздохнул, глядя на непонимание в глазах жрицы. – Когда-то ты сказала мне, что я человек…
– Вы человек, – пожала плечами Беренмут, решив не обращать внимание на снижение протокольности в словах принца.
– И что я должен взять под контроль свою силу. И я пришёл именно за этим. Змей, а не я, благословил Египет. Змей, а не я управляет крокодилами. Я с трудом смог договориться с единственной змейкой и более года учился менять форму. Я пытался учиться по храмовым свиткам, но боги не слышат моих молитв. Я пытался говорить со жрецами и повторять их заклятья, но ничего не выходит. Змей может потопить половину страны, а всё что я могу, это ненадолго его приглушить, – речь принца была злой, будто бы он ненавидел и Змея и себя и вообще всё вокруг, но при этом не сдавался. Это была его единственная, как считала Беренмут, положительная черта.
И всё же, какие силы в руках такого как он. Сколько лет он уже обращается в Змея и лишь сейчас созрел научиться хоть чему-то! Ишь, «могу только шепот приглушить». Конечно, с такими темпами… Стоп! Шёпот? Какой шепот?
Девушка вспоминала свои нечастые разговоры с принцем. Змей, который одновременно и он и не он. Она считала его силой самого принца, с которой он не может совладать, но что если это проклятье, похожее на её? Вдруг кровавая стая, что призывает её перемолоть в клыках пустыни всех врагов и шёпот Змея, что о чём-то рассказывает принцу имеет одну природу. Если это так, то Аменхотеп действительно очень сильный человек, ведь он способен жить в этом аду. Вот только жрице помогают боги, а ему… Нет, бросать его нельзя, даже если он глупый разбалованный балбес. Даже для врага милостивее смерть, а не сводящее с ума проклятье. А Наследник врагом не был. Так, просто не особо нравился.
– Хорошо, я помогу тебе. Не как Наследнику Египта, но как Аменхотепу. Змей не будет против? Я чувствую его силу и видела, что он чуть не вырвался ранее. И уверен ли ты, что учить должна я? Рядом должны быть и более опытные жрецы.
– Мне не интересно, будет ли он против. И я хочу учиться у той, кто увидела во мне человека, на что оказались не способны эти мудрые старцы. Я рад что ты будешь со мной, но на сегодня мне надо идти. Я приду следующей ночью.
– Иди, Аменхотеп. После вечерней звезды и до полуночи я буду ждать тебя.
Наследник ушёл, чтобы прийти на следующую ночь и многие ночи позже. С трудом сдерживающий свой непростой характер, часто прибегающий к заученным дворцовым фразам, запутанный в самом себе и самим же собой запуганный – Аменхотеп раздражал, веселил, злил и вызывал уважение. Чем-то он напоминал Беренмут её друга Маду, вот только солнечный жрец, не смотря на леность и легкомысленность, был гораздо увереннее в собственном будущем. Он мог теряться в моменте, проигрывать и быть слабым, но всегда знал куда идёт.
С Аменхотепом куда идти не знала даже Беренмут. Его действительно не слышали боги, и даже благословения, накладываемые полноценным кругом молитв Исиде сползали со скользкой чешуи, как речная грязь, оставляя непонятные разводы. Но при этом ветер, огонь, и тем более вода слушались принца как продолжения его рук, если у принца получалось настроиться. А вот с этим у мужчины были проблемы, высотой с погребальные пирамиды. И всё из-за Змея.
Особенно запоминающимся была первая учебная ночь. Вспомнив, что большинство чудес наследник являл возле воды, Беренмут повела того в заросли, близ рыбацких пристаней. Тихое и достаточно укромное место не самого богатого квартала надёжно скрывало нестандартный вид спутника, а раздражённое шипение о «улице выгребных ям» можно было и потерпеть. Не хочет учиться здесь, пусть учится у себя!
И вот, ночь, тишина, почти полное отсутствие лунного диска и мерный плеск волн. «Остановись. Замри. Ты вода, ты спокоен и подвластен руслу. Но ты разумен, а значит русло можно изменить». Простая инструкция, почти детское упражнение, маленькое тёплое солнце принца резко гаснет, окружённое сырым холодом подземелий, а речная вода бурлит в стремительном потоке, грозя унести находящихся на берегу магов. Остановить же незапланированное затопление удалось лишь хлёстким ударом женской ладошки по вытянутой физиономии принца.
– Ты что себе позволяешь?! – возмутился моментально пришедший в себя Аменхотеп. Бурлящая вода, почти подобравшаяся к его ногам схлынула и вновь прикинулась спокойным речным течением.
– Я? Ты зачем русло поднял? Я же сказала изменить, а не вот это всё! Я кому говорю, спокоен, как вода.
– Где ты видела спокойную воду, дурная ты девка, ты знаешь как она по излучинам несётся? Русло я должен изменить, ага, камень пробить, скалы поменять, места под землёй и так мало, чтобы водой пустые каверны затапливать.
– Вон сколько места, вот спокойная река! С чего ты вообще мыслями под землю сунулся? – жрица изо всех сил пыталась сдерживаться и не кричать слишком громко, но чувствовала, что не на долго.
Амехотеп послушно развернулся, смотря на мерно текущий Нил, на который и показывала жрица.
– Сложно забыть потоки подземного Нила, в котором живёшь сотни лет, жрица. Эта река чужда мне… – тихий голос с шипящими нотками и вновь вся та же холодная темнота, затапливающая слабый свет.
– Ты всю жизнь жил на берегу этой реки, Амнхотеп. Ты сын Египта, а не подземного царства. Я пришла сюда учить тебя, но ты должен мне помочь. Гони прочь проклятье своего бога.
– Это не легко, Апоп и я одно целое, я же говорил! Да, я человек, но не только, я ещё и он, и не смотри на меня так недоверчиво, я сам ничего не понимаю! – разозлённый неудачей принц резко замолчал.
– Чушь, ты свет, он тьма, ты тепло, а он холод, ты человек, а он змей. Ты сам говорил, что ты бог. А Апоп демон. Кстати, а моя сестра знает, что её любимое воплощение Себека сам себя считает демоном Апопом?
Ишь, любитель тайн, боится что проболтался. Хоть вопросы исчезли, боги по прежнему не вернулись в Египет. А демоны всегда были проще, глупее и предсказуемее. Во всех историях, легендах и храмовых песнях демоны были злобными животными. Но никогда они не были столь же опасны, как боги. Ибо боги властолюбивы, хитры и предприимчивы. Будучи жрицей Исиды, пусть и выбранной не добровольно, Беренмут искренне уважала свою богиню именно за эти качества. Исида не сильна? Ну и пусть, зато она добилась всего чего хотела, вопреки небесным и земным законам. А демоны… Они всегда проигрывали. И будут проигрывать до конца времён.
– Я… жрица, ты думаешь я умалишённый? Признать, что тебе о чём-то говорит демон, это подписать смертный приговор. Сказать что я сам демон… есть менее болезненные способы быть отторгнутым обществом. Я вообще удивлён, что ты так спокойна.
– Я догадывалась и меня это не волнует. Боги ушли с земли, а демоны на неё никогда и не приходили. То, что ты слышишь не сам Апоп, а лишь его проклятье. Мне жаль, что ты стал его жертвой, но бороться с этим можешь только ты. Итак, принц, вы вода, тихая и спокойная, никаких подземных русел, никаких стремнин и пещер. Ты сын Нила, услышь его, стань им и Нил станет тобой…
Сложная ночь, постоянная настороженность и не отступающий холод тьмы. Иногда эта темнота казалась разумной и коварной, но всё же она раз за разом проигрывала и отступала. Наследник возвращался каждую свободную ночь, его силы и умения росли, а беседы в моменты отдыха становились интереснее и разнообразнее. Маленькое тёплое солнце начинало светить все сильнее и ярче, а сила, что с собой приносило «демоническое проклятье» подчинялась и становилась всё более смирной.
Теи, конечно же заметила ночные отлучки дочери и даже начала шутить про таинственного ночного ухажёра. Беренмут отмахивалась, рассказывая что тайно учит одного балбеса, дурного, скользкого и наивного, даром что упорства не занимать. Мама же улыбалась, предлагала пригласить «трудолюбивого юношу» в гости и просила познакомить, чтобы «оценить потенциал». Девушка даже представлять себе не хотела, как это знакомство могло бы выглядеть. «Знакомься, мама, это Аменхотеп в виде Змея. Нет, мам, я не отбиваю мужа у сестры, ей нравится Змей, только в образе Аменхотепа…»
– Сиятельная Беренмут, присутствующие жрицы, вам послание из храма Анубиса!
Жрица очнулась, собралась, напомнив что сейчас не время для глупых мыслей, а время дневной молитвы в храме, и посмотрела на вошедшего в большой зал служителя из храма стража мёртвых, что склонился в поклоне трону Исиды.
– Сегодняшней ночью было явлено жрецам Грозного Анубиса пророчество! Видели они как тёмный змей выпускает из пасти солнечный диск, что несёт в небеса птица, озарённая светом золотого трона! И видели этот сон трижды за ночь, три разных человека. Сказано это будет вам, и сказано это будет жрецам солнца. Есть ли что вам сказать, о жрицы, ибо мы не ведаем о сути этого ведения?
– Есть, – улыбнулась Беренмут непривычно ласково и довольно. – И пусть жрецы Анубиса, Ра, Амона, и прочих солнечных богов не волнуются, ибо нет в этом предсказании зла. Это знак, что всё мы делаем верно. И птица Исиды сможет исправить чужую ошибку. Идите и делайте то, что должны, нет пути более верного, чем этот.
– Пусть так, сиятельная Беренмут. И пусть я не знаю деталей, но благодарен вам за старания. Я лишь служитель, но могу обещать, что коль даже боги отметили ваши труды, то и наш храм не будет стоять в стороне!
– Пусть так, – согласилась жрица.
К вечеру многие храмы прислали гонцов, чтобы сообщить, что так же раскрывают двери страждущим и достают сохранённые запасы. Не многие из оставшихся были детьми Будущего, но богам не противоречил никто. А вскоре и в других городах повторили эту практику. Бежавших жрецов и их семьи стали скрывать в ранее нейтральных храмах, а вести о «тьме, что остановила птица Исиды» стала ползти по стране от храмов Анубиса, что так же видели пророческий сон. Не смотря на избрание Маду, на силу и уверенность победившей группы жрецов, на радость простых служителей, многие жрецы не одобряли «тихого бунта Маду», отказа сотрудничать со знатью и Фараоном, молчаливую поддержку бунтующего Наследника и спокойное отношение к его чудесам.
Но с богами не спорят, они и так слишком редко являют свою волю. За Беренмут закрепилось имя «птицы Исиды», солнечным диском считали кто Египет, кто жрецов, ибо их возглавлял жрец Ра, кто Аменхотепа, что прославлял Атона, тут споры были, а с птицей нет. И лишь сама Беренмут знала, что не открытые и помогающие храмы, не политика Маду и даже не её сила стали источником будущей победы над тьмой. Солнечный диск и сам хорошо справлялся, а птица не тащила его на себе, а лишь показывала путь.
Сестра, что чувствовала величие Змея оказалась слепой. Ведь как можно было не разглядеть это прекрасное сияющее солнце?